Толмачев В.М. «Потерянное поколение» и творчество Э. Хемингуэя

Толмачев В.М. – "Зарубежная литература ХХ века" – 2-е изд. – М., 2000

1920-е годы - период «сменовеховства» в литературе США. Он отмечен как разносторонним осмыслением историко-культурного сдвига, так и вступлением в права новой литературной генерации, представление о которой так или иначе ассоциировалось с образом «потерянного поколения». Эти слова (произнесенные по-французски, а затем переведенные на английский язык) приписываются писательнице Г. Стайн и были адресованы молодым людям, побывавшим на фронтах первой мировой войны, потрясенным ее жестокостью и не сумевшим в послевоенное время на прежних основаниях «войти в колею» мирной жизни. Прославил же сентенцию Стайн («Все вы - потерянное поколение») Э. Хемингуэй,

Вынесший ее в виде одного из эпиграфов на титульный лист своего первого романа "И восходит солнце " (1926).

Однако смыслу этой, как оказалось, эпохальной характеристики суждено было перерасти «гамлетизм» неприкаянных молодых людей. «Потерянность» в широком смысле - это следствие разрыва и с системой ценностей, восходящих к «пуританизму», «традиции благопристойности» и т. д., и с довоенным представлением о том, какими должны быть тематика и стилистика художественного произведения. В отличие от поколения Б. Шоу и Г. Уэллса, «потерянные» проявляли ярко выраженный индивидуалистический скепсис в отношении любых проявлений прогрессизма. Вместе с тем мучительное осмысление «заката Запада», собственного одиночества, равно как и проснувшаяся ностальгия по органической цельности мира, привели их к настойчивым поискам новой идеальности, которую они формулировали прежде всего в терминах художественного мастерства. Отсюда и тот резонанс, который получила в Америке элиотовская «Бесплодная земля». Жестокости и хаосу мира способна противостоять «ярость» творческого усилия - таков подтекст хрестоматийных произведений «потерянного поколения», общими чертами которых являются трагическая тональность, интерес к теме самопознания, а также лирическое напряжение.

Мотивы «потерянности» по-разному заявили о себе в таких романах, как «Три солдата» (1921) Дж. Дос Пассоса, «Громадная камера» (1922) Э. Э. Каммингса, «Великий Гэтсби» (1925) Ф. С. Фицджеральда, «Солдатская награда» (1926) У. Фолкнера, «И восходит солнце» (1926), «Прощай, оружие!» (1929) Э. Хемингуэя . К ним следует отнести и романы, изданные в Европе, но имевшие большой успех в США: «На западном фронте без перемен» (1929) Э. М. Ремарка, «Смерть героя» (1929) Р. Олдингтона.

Не все названные писатели приняли участие в войне (в частности, Фицджеральд, Фолкнер), но и для них «потерянность» - факт более чем весомый: показатель заброшенности человека в историю, лишившуюся привычных контуров, и обостренной артистической восприимчивости.

Жестокость современности не могла не облечься в метафору войны. Если в начале 1920-х годов она трактуется достаточно конкретно, то к концу десятилетия становится олицетворением важнейшего измерения человеческого существования вообще. Подобное сцепление военного и послевоенного опыта под общим трагическим знаком в особенности показательно для романов, изданных в 1926-1929 гг., т. е. тогда, когда события прошлого состоялись как художественное событие и получили, по выражению одного из современников, статус трагического «алиби»: человек постоянно находится в состоянии «военных» действий с враждебно-равнодушным к нему миром, главные атрибуты которого - армия, бюрократия, плутократия. «Я рос с моими сверстниками под

Бой барабанов первой мировой войны, и наша история с тех пор не переставала быть историей убийств, несправедливости или насилия»,- писал позже А. Камю, словно видя в американских писателях 1920-х годов литературных предшественников экзистенциализма. Наиболее ярко о протесте против «норм» цивилизации в свете опыта Соммы и Вердена говорит Хемингуэй устами лейтенанта Фредерика Генри, центрального персонажа романа «Прощай, оружие!»: «Абстрактные слова, такие, как «слава», «подвиг», «доблесть» или «святыня», были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами».

Выражая неприятие системы ценностей, которая допустила бойню, и выспренности соответствующего этим ценностям литературного словаря, Хемингуэй намеренно проводит апологию своего рода примитива и нередко заявляет п себе как антиромантике. Однако подобная характеристика не должна ставить под сомнение его «антиромантический романтизм». В пользу этого говорят историко-литературные контексты его творчества.

С одной стороны, Хемингуэй, с одинаковым успехом творивший миф отверженного обществом героя и в своих сочинениях, и в жизни, бесспорно выступает фигурой байроновского масштаба и стиля. С другой - трагические «поиски абсолюта», о которых идет речь в хемингуэевском творчестве, разворачиваются не в свойственной для классического романтизма ситуации «двоемирия», а в постницшевском посюстороннем мире.

Познание через отрицание, поиск идеала в разочаровании, иллюзия «соловьиной песни» сквозь «дикий голос катастроф» (Ходасевич), - вот те романтические приметы мировидения «потерянного поколения», которые помогают понять творческую зависимость писателей США 1920-х годов от их старших английских современников (Р. Киплинг, Дж. Конрад). Признание долга перед конрадовскими идеями «победы в поражении» и живописности стиля - лейтмотив творческой эстетики не только Хемингуэя, но и Фиццжералда.

Сопоставление романов этих писателей позволяет понять, каким образом разворачивался спор между двумя влиятельными версиями романтического мышления.

В восприятии современников Френсис Скотт Фицджеральд (1896-1940) Стал одним из летописцев «века джаза», эпохи, непосредственно предшествовавшей временам «великой депрессии». Практически на всю жизнь Фицджеральд, родившийся в Сент-Поле (католической столице Среднего Запада), сохранил по-детски наивное и отчасти «карнавальное» представление об успехе - о том, что «все возможно». Мотив богатства - центральный в Фицджеральдовских произведениях, но отношение писателя к двум наиболее

Интересующим его символам благосостояния (роковая женщина, нувориш) неоднозначно, пропущено через собственный опыт мечтавшего о славе подростка, безнадежно влюбленного в Джиневру Кинг (девочку из состоятельной сент-полской семьи), затем молодого человека, бракосочетание которого с южной красавицей Зель-дой Сейр стало возможным из-за сенсационного успеха его первого романа «По ту сторону рая» (1920), но в конечном счете не принесло ему счастья. К концу 1920-х годов у Зельды открылась душевная болезнь.

В своих лучших произведениях - романах «Великий Гэтсби», (1925), «Ночь нежна» (1934) -Фицджеральд стремится быть флоберианцем, но по темпераменту он слишком лирик, слишком очарован поэзией материальной избыточности мира. Поэтому самый близкий писателю персонаж - он сам, Фицджеральд, а мир богатых - кровно родственный ему мир. Этим проникнут и смысл его заявления: «Мы обязаны своим появлением на свет благосостоянию общества. Все самое лучшее создается тогда, когда правят богатые». Так родилось романтическое родство, которое установил Фицджеральдовский Дик Дайвер между другом писателя, состоятельным экспатриантом Джералдом Мэрфи, и автором романа «Ночь нежна».

В попытке быть «не собой» Фицджеральд в своей прозе всегда терпел поражение, что крайне возмущало Хемингуэя с его лозунгом «правдивости письма». Он считал, что Мэрфи никогда не стал бы вести себя по-Фицджеральдовски, а потому еще раньше обвинил своего друга в «дешевой ирландской влюбленности в поражение», в «идиотическом сусальном романтизме».

Впрочем, красота, реализованная в богатстве (рэгтайм, сверкающий никелем паккард, фешенебельный бар), интересует Фицджеральда не сама по себе, а в своей непрочности. Писатель сквозь призму своего представления об изменчивости успеха чересчур внимателен к красоте, чтобы не замечать ее двойственности: тайны, блеска и рока, проклятия. Контрасты красоты как материал современной трагедии - находка Фицджеральда. Богатство у него подвержено закону своего рода спенсеровского равновесия. Дик Дайвер и Николь меняются местами с той же непреложностью, что и Герствуд с Керри у Драйзера.

Закономерно, что оды Китса задевали самые сокровенные струны писательской души. Он признавался, что никогда не мог читать «Оду соловью» без слез на глазах, и строка из этого стихотворения («Как ночь нежна!») составила заглавие романа о трагедии четы Дайверов. В свою очередь, «Ода греческой вазе» прочитывалась Фицджеральдом в плане неумолимого романтического вопроса - как попытка объяснить противоречие между реальностью, увяданием (преходящим) и нетленным (вечностью красоты и воображения). «Ты видел, ты погиб!» - мог бы сказать Фицджеральд вместе с лирическим героем китсовской оды. У американского писателя романтический скепсис по этому поводу приобретает образ «прекрасных и проклятых» (название второго романа), «всех грустных молодых людей».

Столкновение статики и динамики, переживание жизни как рокового предназначения в духе Уайльда, намерение увидеть «я» в зеркале «другого» - все это делает творческий метод Фицджеральда достаточно целостным. «Мне так хотелось бы, чтобы читатели восприняли мой новый роман как очередную вариацию на тему иллюзии (она, пожалуй, будет самой главной в моих серьезных вещах),- вариацию, куда более... в романтическом ключе продуманную, чем составившую содержание "По эту сторону рая"»,- писал он в связи с выходом в свет «Великого Гэтсби». В проспекте к роману «Ночь нежна» Фицджеральд еще сильнее подчеркивает романтический акцент, называя своего протагониста Идеалистом и «Священником».

Богатство в подобной перспективе неожиданно становится фицджераддовским эквивалентом стоического кодекса у Хемингуэя. Его честолюбцы, влекомые возможностью утвердить себя в «воле к обладанию», - парадоксальная аналогия хемингуэевским бедным (матадорам, гангстерам, барменам и т. д.),- пример того, что «поиски Грааля», какой бы вид они ни приобретали в грубую и безыдеальную эпоху, всегда перекликаются с трагедией.

Сопоставление композиционных принципов повести «Сердце тьмы» и «Великого Гэтсби» (Ник Каррауэй выполняет у Фицджеральда такую же функцию, какую у Конрада - фигура Марлоу) помогает понять, в чем именно американский писатель сходен, а в чем разительно отличается от прозаиков, которые тяготеют, подобно английским неоромантикам, к живописному показу мира в разрезе «здесь и сейчас». Стержень лучшего фицджераддовского романа образует не фактическая сторона достаточно традиционной американской мелодрамы - описания попытки таинственным образом разбогатевшего Гэтсби вернуть прошлое, связать свою судьбу с женщиной, союз с которой ранее был немыслим из-за социального и материального мезальянса. Превращают же роман из водевиля в трагедию темы самопознания и истории, прежде всего связанные с судьбой Ника Каррауэя.

Ник - не только рассказчик, собирающий информацию о своем таинственном друге Гэтсби, но и писатель, постепенно начинающий сочинять автобиографическое произведение, в котором Гэтсби -самый надежный ориентир, или, в согласии со словарем Г. Джеймса, «точка зрения». Линия Каррауэя (проверка собственных взглядов на жизнь, своей честности, а также приверженности традиционалистской системе ценностей Среднего Запада) развивается параллельно с линией Гэтсби, коллизии кото-

Рой вскрывают неразрешимое противоречие между платонической мечтой - в следовании ей Гэтсби действительно незауряден, «велик» - и грубо материалистическими, «великими» разве что в сугубо ироническом смысле, средствами ее достижения.

Благодаря этому параллелизму выясняется, что Ник -единственный персонаж романа, характер и взгляды которого меняются по ходу действия. Познавательное свойство «Великого Гэтсби» является как бы лирическим ферментом этого романа. Романтическая неудовлетворенность по поводу поисков Эльдорадо, фатальной запоздалости и неутешительности самоопределения выдает в Фиц-джералде не столько ученика Конрада, сколько продолжателя традиции Г. Джеймса. Именно способность к глубокому пониманию делает в конечном счете из Ника не пытливого «натуралиста» (подобно собирателю бабочек Штейну из конрадовского романа «Лорд Джим»), а «последнего пуританина».

Путь Каррауэя - от жесткости к гибкости, от слишком безапелляционных суждений в духе джеймсовского Уинтерборна к неясным сожалениям и душевной теплоте. Он становится невольным свидетелем вульгаризации как платонического начала в человеке и его стремления к идеалу, так и магии богатства, этого единственного вида «религии», на которую способно общество изобилия. «Роман воспитания» Каррауэя исподволь соотнесен Фицджераддом с темой Америки.

«Вина» Гэтсби -общая, родовая вина всех американцев, утративших детскость и чистоту, которые были в целом свойственны первым новоанглийским поселенцам. На последних страницах романа истинное лицо «мечты» представлено воспоминаниями повествователя о праздновании Рождества в снежных глубинах Америки. И Каррауэй, и Гэтсби, и Дэзи - все они «блудные дети» Среднего Запада, заблудившиеся в Вавилоне Северо-Востока.

Эрнест Хемингуэй (1899-1961) Учился писать приблизительно у тех же литературных наставников, что и Фицджеральд. В своем творчестве он коснулся примерно тех же проблем, которые затронул и его друг-соперник, однако дал им в корне иное прочтение. Обвиняя Фицджеральда во влюбленности в рок и творческой недисциплинированности, а также декларируя свою неприязнь ко всему возвышенно-«романтическому», Хемингуэй создал концепцию принципиально «некнижного» стиля. Антитеза Фицджеральд/Хемингуэй позволяет вспомнить ситуацию в английской литературе рубежа веков. Смена героя - уайльдовского художника-прерафаэлита на солдата колониальной армии у Киплинга - говорила о снижении интереса к сравнительно традиционному типу романтической личности и внимании к символике практически сформулированного вопроса «как жить?». Лаконично это новое настроение отражено в киплинговском стихотворении «Королева» (1896): «Романтика, прощай навек!»

Тематически Хемингуэй очень многим обязан Конраду. И у того и у другого писателя персонаж заброшен, как об этом говорит Хемингуэй, в «другую страну»,- помещен независимо от своей воли в условия, когда человек проходит проверку на прочность на подмостках некоего космического театра (глубины Африки, гражданская война в Латинской Америке, тайфун; арена боя быков, Латинский квартал в Париже, гражданская война в Испании), но сталкивается прежде всего в поединке с самим собой.

«Победа в поражении», по Конраду и по Хемингуэю,- это стоическое следование лично сформулированному представлению о чести, которое по большому счету не может принести никаких практических преимуществ в мире, утратившем координаты общезначимого смысла. Сравнение произведений Конрада и Хемингуэя указывает на то, что американский прозаик гораздо последовательнее своего предшественника работал над идеей стиля, который бы передавал представление о жестокости мира не прямо, а по-символистски суггестивно. Хемингуэй с эмоциональной стороны глубоко знал то, о чем писал.

В 1917 г. он, не пройдя военную комиссию, отправился в Италию, был шофером санитарного автомобиля на итало-австрийском фронте, оказался тяжело раненным. По окончании войны Хемингуэй некоторое время являлся корреспондентом «Торонто стар» на Ближнем Востоке. 1920-е годы он провел преимущественно в Париже среди артистической богемы (Г. Стайн, Дж. Джойс, Э. Паунд) и целеустремленно учился искусству прозы. Крайне тяжело писатель пережил самоубийство отца.

Тема войны образует нерв первых книг рассказов Хемингуэя «В наше время» (1925), «Мужчины без женщин» (1927). Композиция книги «В наше время» указывает на явное знакомство ее автора с «Уайнсбургом, Огайо» Ш. Андерсона. Однако линия «романа воспитания» проведена Хемингуэем гораздо решительнее, чем его наставником. Главное открытие, которое совершается Ником Адамсом и ему подобными юношами, вернувшимися с германской войны в провинциальную тишь Америки (Кребс в рассказе «Дома »),- это открытие того, что война для побывавшего на ней в определенном смысле никогда не кончается. Самые знаменитые хемингуэевские новеллы («Кошка под дождем », «На Биг-Ривер », «Белые слоны ») строятся на одинаковом эффекте: главное в них с эмоциональной точки зрения не проговаривается, вынесено за скобки; это ядро содержания то приходит в противоречие с импрессионистическим описанием текущих событий, то ему соответствует. Наличие «двойного виденья» иронически отражено в заглавии «В наше время», которое состоит из фрагмента молитвы о «мире всего мира». Главный урок воспитания Ника Адамса сводится к тому, что ломкость бытия и человеческая жестокость, свойственные для «нашего времени», стирают грань между «войной» и «миром».

Хемингуэй любил сравнивать принципы экспрессивности текста с айсбергом, только на одну восьмую возвышающимся над поверхностью воды: при реальном знании писателем своей темы практически любой фрагмент повествования может быть опущен без ущерба для общего эмоционального воздействия. Хемингуэевский иллюзионизм во многом опирается на идею отказа от «риторики», в свое время провозглашенную французскими поэтами-символистами. Писатель предпочитает не описывать, а называть; он не столько воссоздает реальность, сколько описывает условия ее существования. Фундамент подобного описания составляют глаголы движения, существительные, однотипные ремарки, многократное употребление соединительного союза «и». Хемингуэй создает как бы схему восприятия элементарных раздражителей (жар солнца, холод воды, вкус вина и т. д.), которые лишь в читательском сознании становятся полновесным фактом чувственного опыта. Увлечение писателя в связи с этим Сезанном и другими постимпрессионистами закономерно.

Как известно, зрелый Сезанн стремился к созданию полотен, раскрывавших бы в несколько утрированной плоскостности не импрессионистическую текучесть жизни, а ее «структуры», не подвластные переменам. Сезанновское художественное пространство (к примеру, «Мост через реку Кретее») - чуть тяжеловатое, почти намеренно спрессованное - находится в недвижном покое. Создается это впечатление не тематически. Естественные краски природы (зеленые, желтые, голубые), словно расчертив объем строгим узором, «останавливают мгновение» - начинают символизировать Форму, своего рода легкую тяжелую вещность, но не эфемерную, а замкнутую в себе, холодновато-блестящую, кристальную, Особая вещность Сезанна, которую он сам облек в формулу «природа-в-глубине», оказалась близкой творческим намерениям американского прозаика: «Живопись Сезанна учила меня тому, что одних настоящих простых фраз мало, чтобы придать рассказу ту объемность и глубину, какой я пытался достичь. Я учился у него очень многому, но не мог бы внятно объяснить, чему именно». Думается, важен для Хемингуэя и другой императив Сезанна: «Импрессионизму следует придать нечто... музейное».

Подобно почерку Вердена, хемингуэевский стиль разряжен. В какой-то мере это достигается за счет того, что персонажи Хемингуэя как бы не имеют души. Их сознание представлено декоративно, растворяется в «узорах» внешнего мира (стойка бара, город под Дождем, сетка парижских улиц). Нанизывание фактов, собирание их в «пейзаж» подчинено достаточно жесткой логике, которая указывает на ограниченность удовольствий (бар должен быть закрыт, перно выпито, а поездка в горы закончена), что сообщает несколько монотонной, монохромной натурализации внутреннего мира у Хемингуэя трагический характер. Яркость красок, осязаемость форм («аполлонийское») выступают оборотной стороной «ничто» («дионисийского» начала), у которого нет очертаний,- которое может быть представлено только в отраженном виде и образует разновидность черной подкладки для узора слов-камушков.

В суггестивном описании смерти, в воссоздании силуэта явления на фоне «черного квадрата» - одна из броских черт хемингуэевского примитивизма как стилистики современной трагедии.

В сущности, в трактовке «ничто» Хемингуэй выступает как писатель, «от противного», в пародийном аспекте подступающийся к христианской проблематике. Это не ускользнуло от внимания Дж. Джойса: «Застрелит ли меня Хемингуэй или нет, но рискну сказать... что я всегда считал его глубоко религиозным человеком». Также и известный американский критик М. Каули подчеркнул в предисловии к первому изданию хемингуэевского «Избранного» (1942), что его современник дает в романе «И восходит солнце» трактовку той же проблеме, которая занимала Т. С. Элиота в «Бесплодной земле».

Хемингуэевский эквивалент «поискам Грааля» (лейтмотив «Бесплодной земли») парадоксален. Способы преодоления «размыва контуров» и «болезни» (это также и тема «Волшебной горы» Т. Манна) намеренно даются американским писателем в ряду сниженном, «бытовом»: профессиональной выучки матадора или репортера, отношений между мужчиной и женщиной и т. д.-в ряду фактов, право на реальное, а не «книжное» знание которых способно по логике творчества Хемингуэя обеспечить лишь одно: переживание смерти как главного удела человеческого существования, как религиозного феномена.

«И восходит солнце» - роман о поисках именно абсолютного смысла. На это указывают два спорящих между собой эпиграфа. Автор одного - Г. Стайн, другой представлен стихом из Екклезиаста о вечно заходящем и восходящем солнце.

Джейк Барнс, повествователь и центральное действующее лицо романа, выступает принципиальным «антиромантиком». На войне ему нанесено мучительное увечье - Барнс оскоплен «оружием». Он трагически жаждет любви, которую не в состоянии разделить с близкой ему женщиной. Стремясь к трезвости и боясь самообмана, Барнс пытается строжайше контролировать свои эмоции. На фоне стоического кодекса его поведения, которое в романе последовательно характеризуется как должное, постепенно становится очерченной и позиция, воспринимаемая «недолжной», «романтической».

Фальшь, позы, многословие в романе представляет Роберт Кон. Субъектом приложения должного и недолжного делается роковая дама Брет Эшли, а ареной столкновения - «другая страна» испанской фиесты. Верх романтизма Кона в оценке Барнса проявляется в склонности к самодраматизации, в мечтах о фатальной любви. Малопривлекательные для Барнса черты Кона подчеркнуты его неумением быть ироничным и соблюдать стиль жизни американских экспатриантов в Париже 1920-х годов: если женщина покидает мужчину, то требовать объяснений по этому поводу несерьезно; если вести разговор, то непременно сдержанно, на языке водителей такси или жокеев и т. д. Право Джейка и его друзей на особый кодекс поведения выстрадано. В отличие от Кона, никогда не сталкивавшегося с серьезными жизненными испытаниями, они покалечены войной, что в некоторой степени спасает их от «праздника» вольной жизни в его сугубо буржуазном варианте.

Трагическая тональность повествования не скрадывается даже во второй, казалось бы, пасторальной части романа, где рассказывается о поездке Барнса со своим другом Биллом Гортоном на рыбную ловлю в испанские горы. Нельзя не заметить, что для Джейка важна не столько безмятежность природы, сколько участие в ней человека - посвященного, знатока, получающего удовольствие от пребывания в горах никак не «естественно», а согласно системе правил. Поэтому все же не красота ручьев, а присутствие близкого Барнсу друга дарует временное - тщательно просчитанное по часам и минутам, количеству съеденного и выпитого,- раз-два в год, преодоление одиночества.

Джейк сумел бы стать счастливым и в Париже, если бы постоянно был подле отчаянно любимой им Брет. Его особое чувство эстетического способно извлекать такое же чистое удовольствие из обеда в ресторане, как и из рыбной ловли: суть дела не во влиянии среды - среда не оказывает решающего воздействия на индивидуалистическое сознание, хотя человек биологически от нее неотторжим и страдает от своей биологической «неполноценности»,- а в сугубо личном решении вопроса («Мне все равно, что такое мир. Все, что я хочу знать, это - как в нем жить») об «искусстве жизни».

Красота природы в Бургете несколько несовременна, слишком безмятежна, вряд ли способна удовлетворить до конца человека, побывавшего на передовой и столкнувшегося там с «разгулом» природы, со стихией, квинтэссенция которой - «ничто». Именно поэтому главным ценностным ориентиром романа выступает реалия искусства, а не природы - эстетические принципы боя быков. Коррида - центральный символ романа, в ней объединены традиция, канон (абсолютная чистота приема) и новаторство. Матадор постоянно обязан изобретать новые ходы, иначе его поединок начнет лишь имитировать опасность (история матадора Бельмонте).

Накал же этому до мелочей ритуализованному действу придает близость смерти. Матадор ведет бой в «зоне быка». Стоит ему на мгновение отступить от правил спектакля - позволить обреченному животному «очаровать», загипнотизировать себя,- и гибели не миновать. Таким образом, коррида и поведенческий кодекс матадора символизируют в романе все главные грани преодоления потерянности.

В этом ракурсе блестящий матадор Ромеро вовсе не народный герой, а герой искусства, к постижению принципов которого стремится повествователь и которое изначально недоступно для понимания Кона, скучающего и в горах на лоне природы, и на поединке, но зато без конца бегающего в парикмахерскую. Варне явно привносит в свое восприятие корриды нечто такое, что вряд ли понимают простые испанцы, любители тонкостей боя быков.

Джейк считает себя мистиком в свете близкого столкновения со смертью на войне. В отличие от передовой смерть на арене стадиона заключена в рамки «театра», где абсурдная жестокость жизни отрицается системой правил и условно побеждается искусством. Существенно заметить, что коррида для жителей Памплоны не самоценна, а является составной частью семидневного католического праздника. Повествователя же в праздничных событиях интересуют лишь «карнавальные» аспекты. Другими словами, рассказчик намерен различать в происходящем не традиционное (обряд церковного праздника, который отчасти ассоциируется Барнсом с общественным лицемерием), а нетрадиционное - ситуацию переоценки ценностей. Доведение корриды до религиозного образца становится очевидным в романе тогда, когда речь заходит о христианстве, которое привлекательно для Барнса прежде всего как «форма», наполняемая сугубо личным содержанием.

Испанский опыт поэтому вряд ли что-то изменил в жизни повествователя. Пребывание на «празднике в празднике» (жрицей которого выступает Брет Эшли) лишь укореняет его в «искусстве» страдать. Стоический кодекс Барнса еще раз проходит проверку во все более жестокой «любви-муке». Пожертвовав Брет Эшли матадору Ромео в соответствии с артистическим духом дионисийско-карнавального веселья, Варне не может не сознавать, что способен обретать, лишь постоянно трагически утрачивая. Соответственно и Брет Эшли жертвует своим увлечением «мастером красоты» ради «жестокой» любви к Джейку Барнсу. Заключительные строки романа (вновь встретившиеся Варне и Эшли кружат в автомобиле по площади) намекают на «вечное возвращение» -неисчерпаемое страдание физического бытия, от глубины осознания которого зависят всходы красоты отчаяния.

«Выбор» Барнса - безусловно, свободный по экзистенциалистским понятиям выбор, «безнадежный» оптимизм которого предвосхищает ту концепцию действия, которая философски и эстетически была обоснована во Франции только на рубеже 1930-1940-х годов. Далеко не произвольно Ж.-П. Сартр (отказ от любви в концовке «Тошноты» и фигура Самоучки позволяют вспомнить заключительные главы «И восходит солнце» и фигуру Кона), анализируя «Постороннего» Камю, счел возможным назвать Хемингуэя в числе предшественников своего собрата по перу.

Роман «Прощай, оружие!» можно считать прологом к той ситуации, которая выведена в «И восходит солнце». И в этом произведении Хемингуэй использовал в названии своей книги цитату. Она взята из поэмы английского драматурга и поэта конца XVI в. Джорджа Пила, написанной по поводу ухода на покой прославленного воина. Ирония Хемингуэя очевидна: в его романе показана не слава оружия, а трагическое поражение. О каком же «оружии» идет речь? Прежде всего о романтической идее войны, связанной с фигурой Наполеона, войны планомерных наступлений и отходов, с торжественной сдачей городов, освященной ритуалом,- словом, об идее, содержание которой блестяще обыграно Л. Н. Толстым в «Войне и мире». Нелогичность, жестокая абсурдность современной бойни (расстрел под Капорето) разрушает иллюзию лейтенанта Фредерика Генри о долге по отношению к системе военных и социальных отношений, дозволяющих торжество хаоса, но вместе с тем освящаемой громкими, но малозначащими лозунгами о «героизме».

По замыслу автора, «Прощай, оружие!» не является антимилитаристским романом наподобие «Огня» А. Барбюса. Лейтенант Генри не против войны как таковой,- война в его представлении является мужественным ремеслом настоящего мужчины. Однако, как показывает Хемингуэй, этот ритуал полностью теряет общезначимый смысл на фоне сражений, которые убийственно нелогичны и играют людьми, как марионетками. Линия фронта на этой «новой» войне, где по сути дела нет ни своих, ни чужих (австрийцы в романе практически не персонифицированы), сугубо условна. Открытие этого измерения войны происходит и под влиянием ранения, и в результате разговоров лейтенанта с простыми людьми, которые, как это часто случается у Хемингуэя, выступают знатоками самых надежных истин («Войну не выигрывают победами»). Оно не дает Фредерику ничего, кроме урока самопознания: война становится неоспоримым, экзистенциальным событием его внутреннего мира. С этой войны, разумеется, дезертировать уже невозможно, что лишний раз подчеркивает ироническую многозначность названия романа.

По мере того как война начинает отождествляться с абсолютной жестокостью мира, на первый план повествования выдвигается любовь, которая до этого считалась для настоящего мужчины в отличие от «славных ратных дел» биологической ловушкой. Ринальди, друг Фредерика, к примеру, болен сифилисом. В результате развития темы любви роман с полным правом мог быть назван и «Прощай, любовь!». То есть прощай «романтическая», возвышенная любовь, столь же невозможная в современном мире, как и романтическая война. Фредерик и Кэтрин сознают это, когда рассуждают о том, как безличная машина войны («они») убивает наиболее достойных. Не строя никаких иллюзий относительно своего будущего, хемингуэевские герои обречены, как и в романе «И восходит солнце», на любовь-муку, любовь-утрату.

Меняются декорации, мрачная гора (возвышающаяся над передовой) и буря уступают место залитой солнцем Швейцарии, но это не упраздняет трагическую закономерность: Кэтрин погибает во время исполнения исключительно мирного долга, в родах. Следование драме рока превращает персонажей Хемингуэя в искателей откровения, суть которого определима ими только «от противного». «Утрачивая - обретаю» - этот традиционный для произведений американского писателя парадокс указывает на намерение Хемингуэя сделать смыслом само отсутствие смысла: чем горше поражение, тем настойчивее заявляет о себе стремление человека во что бы то ни стало утвердить свое достоинство.

Лучшие произведения Хемингуэя - о метафизическом голоде. Эта тема в первых двух романах помещена в контекст проблем искусства и любви. В романе «По ком звонит колокол» (1940) традиционный хемингуэевский индивидуалист проходит испытание политикой.

Книга Хемингуэя об Испании , быть может, и не столь с творческой точки зрения совершенна (в ней заметны элементы самоповторения), но это компенсируется емкостью ее обобщений. Если персонажи раннего Хемингуэя ощущали невозможность уйти от наваждения войны даже в мирной жизни, то герои «Колокола», наверное, согласились бы со словами Т. С. Элиота из эссе о Мильтоне: «Гражданская война никогда не кончается...» Как очевидец испанских событий, Хемингуэй счел возможным поставить эпиграфом к роману сходный по содержанию с элиотовской формулой фрагмент из проповеди Джона Донна. «...Я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе» - в этом утверждении поэта Хемингуэй нашел подтверждение своим наблюдениям о гражданской войне в Испании: человеческое в человеке важнее его политической принадлежности. Писатель словно предвидел критику советской пропаганды за беспристрастное изображение в романе испанских коммунистов и руководителей Интербригад, когда устами своего персонажа, советского журналиста Каркова (его прототипом был М. Кольцов), обвинил Роберта Джордана в «слабом политическом развитии». В 1960-е годы Д. Ибаррури направила специальное письмо в Политбюро КПСС, где говорила о нежелательности публикации хемингуэевского романа в СССР. Как следствие, отечественные читатели до сих пор по инерции знакомятся с переводом, который полон цензурных пропусков.

Глубина «Колокола» в том, что это роман и антифашистский, и антитоталитарный. Антифашизм в нем прежде всего не политическая позиция, а проявление личного мужества и категория личной свободы. Противопоставление франкистов и республиканцев Хемингуэй моментами делает условным: и те и другие отличаются жестокостью. Демагогию, трусость, пропагандистскую фальшь писатель достаточно привычно для себя сталкивает со стоическим мужеством простых людей (Эль Сордо, Ансельмо), которые воюют, как пашут землю, и убивают, ненавидя убийство. Внимательный читатель не может пройти мимо двойного парадокса заключительных страниц повествования. С позиции военной стратегии гибель Джордана - он прикрывает в одиночку отход партизан - не имеет большого смысла, но, как и в аналогичных романах А. Мальро («Удел человеческий»), которые посвящены «странным» гражданским войнам, герой побеждает тогда, когда отказывается от любых форм «корыстолюбия» и жертвует собой ради других. Но у моста должны погибнуть двое в разной степени достойных людей: как «республиканец» Джордан, так и первый, кто по трагической иронии попадет в прицел его автомата,- роялист лейтенант Беррендо.

Центральную тему романа, каким его видел автор, следует поэтому сформулировать как познание человеком себя вопреки обществу, которое предлагает ему лишь видимость решения проблемы свободы. В «Колоколе» речь идет фактически о двух войнах: войне идеологий (на равнине) и войне партизанской (в горах). Именно двойная жертва - «горнее» испытание смертью, а также любовью испанской девушки - показывает цену истинного мужества, позволяет американскому мечтателю-интеллигенту, попавшему в Испанию добровольцем, уйти от прекраснодушного («книжного») идеализма и утвердить себя, как сказал бы Мальро, в идеализме «антисудьбы». В своем художественном видении испанских событий Хемингуэй был не одинок. В чем-то сходные акценты характерны для творчества Дж. Оруэлла («Дань Каталонии», 1938), поэзии У. Х. Одена рубежа 1930-1940-х годов.

Послевоенное творчество Хемингуэя (роман "За рекой, в тени деревьев ", 1950; повесть "Старик и море ", 1952) уступают по уровню его произведениям 1920-1930-х годов. Однако это обстоятельство Уже не могло изменить репутацию Хемингуэя (Нобелевская премия 1954 г.) как одного из главных создателей художественной мифологии современного индивидуализма.

Богемные чудаки, истинные гении или тронувшиеся умом наркоманы? К сожалению или к счастью, все эти слова относятся к таинственным «битникам». Движение, возникшее в конце 50-х в Америке, сумело полностью «перевернуть игру». Писатели, поэты, музыканты, относящие себя к «разбитому поколению», раскрыли в искусстве совершенно новые методы, удивительные по своему исполнению. Читая или слушая их произведения, мы погружаемся в потоки сознания самих авторов, невольно чувствуем через строки малейшие мысленные импульсы, которые испытывали Керуак, Гинзберг или Берроуз. Смелые поступки, путешествия, свобода во всех смыслах – все это неотъемлемые части их насыщенной событиями жизни. И все это мы можем найти в их творчестве. Недооцененные и непонятые, многие из них выросли и стали теми «порядочными» американцами, против которых они так отчаянно боролись.

«Beat» – что в переводе с английского означает «разбитый», вполне характеризует суть этого движения. История битников фактически началась тогда, когда они пришли на смену «потерянному поколению», куда входили такие знаменитые писатели, как Эрнест Хемингуэй, Френсис Скотт Фицджеральд, Эрих Мария Ремарк. Битники сформировались из подростков, которым хотелось пойти против системы и высказать свой протест господствующему в то время конформизму. Удивительно, что многие из них воспитывались в довольно обеспеченных семьях. Но эта культура «мнимого счастья» рождала в подрастающем поколении острое чувство несовершенства окружающего мира.

Возникновение термина «битники»

Термин «битники» появился случайным образом. Колумнист Герб Кэин писал в одной из статей о довольно странной молодежной вечеринке и употребил слово «beat» с русским суффиксом «-ник» от названия советского «Спутника-1», который был запущен в 1957 году. Автор ссылался на то, что информация о «Спутнике» была тогда на слуху, и слово само родилось у него в голове. Это обозначение не несло в себе положительной окраски, скорее, отражало тот негатив, с которым общество относилось к участникам движения. Бородатые бездельники и любители джаза мало у кого вызывали симпатию.

Часто создание термина «битники» приписывается Джеку Керуаку, но он лишь единожды упомянул его и был против подобного обозначения. Во всяком случае, он придавал этому слову совершенно иной смысл и заявлял, что бит – это не разбитость, а музыкальный ритм, импульс.

Идеология

Битники никого не призывали громить существующий порядок, у них был иной подход. Уйти от реальности – вот лекарство. Бери с собой рюкзак, блокнот, бутылку чего-нибудь горячительного и отправляйся путешествовать. Смотри на людей, общайся, забудь о работе и обязательствах, живи ради того, чтобы жить. И у битников неплохо получалось влиять на сознание читателей. После выхода романа Джека Керуака «В дороге» тысячи молодых людей отправились путешествовать автостопом.

Битников не устраивал существующий жизненный порядок, и они решили создать собственный. Они отвергали устоявшиеся моральные ценности, не интересовались политикой и всячески игнорировали навязанные обществом поведенческие каноны.

Субкультура битников была очень насыщенной. У понятия «нормальность» постепенно начали стираться границы. Точнее, битники вовсе стремились избегать её. Это движение двигалось по направлению к полной отрешенности от внешнего мира: они были целиком погружены в книги, работали над собственными произведениями, слушали джаз и пробовали различные виды наркотиков. Как правило, все они были безработными. В одежде были непритязательны, носили старые, часто поношенные вещи, огромные свитера, джинсы. Образ дополнялся наличием бороды и очков. Традиция собираться в кофейнях или клубах и там читать свои произведения под музыку приобрела особенное значение для творческих людей той эпохи.

Причины появления

Подобное поведение не являлось массовым, но плоды творчества битников сыграли большую роль в распространении основной протестной идеи. Главной предпосылкой к возникновению битничества стали события, которые происходили на тот момент по всему миру. Постоянные угрозы ядерных взрывов, война во Вьетнаме, цветные революции и гонения инакомыслящих способствовали нарастающему волнению среди молодого поколения. Вера в счастливое будущее постепенно угасала. Наступил век полного внедрения технического прогресса в жизнь человека. И битники были первыми, кто осознал весь ужас этого события, ведь полная механизация убивала все человеческое. Конечно, все эти события способствовали зарождению протестных мыслей.

Философия

Культура битников была основана на страстном увлечении дзен-буддизмом. В его основе лежит идея о просветлении человека. Это нельзя назвать религией, скорее, это просто образ жизни, который проповедует доброту и смирение, чтобы достичь нирваны. Также основные постулаты буддизма сосредоточены на полном углублении в собственный внутренний мир, чтобы научиться понимать потоки собственного сознания. Все эти идеи были интересны и близки битникам, поэтому заповеди буддизма буквально стали их манифестом.

Именно из-за увлечения буддизмом о битниках нельзя судить, как об агрессивно настроенном протестном явлении. Сам Керуак говорил, что основывал своё движение на доброте, любви и наслаждении. А все агрессивные лозунги в газетах были провокацией, чтобы настроить общество против них.

Чуть позже представители битников открыли для себя ЛСД. Кен Кизи был первым, кто нашел ему немедикаментозное применение. После этого каждый творческий человек «был обязан» поставить над собой эксперимент и расширить границы сознания. Собственно, очень многие произведения битников написаны именно под влиянием наркотических веществ.

Литература

Основными мотивами в творчестве битников были:

• Призывы к путешествиям;
• Освобождение от условностей и рамок;
• Истории о собственной жизни или жизни людей, которыми писатели могли восхищаться.

Битники утверждали, что в литературе жизнь должна изображаться сплошным потоком, чтобы максимально соответствовать действительности. Но на практике авторы не были столь радикальны. Также они затрагивали такие темы как…

• Скитания;
• Добровольная бедность;
• Свободная любовь.

Битники в своих произведениях очень ярко выделяли собственную позицию отчужденности, соотнося себя с главными или второстепенными героями произведений.

Поэзия битников была наполнена анархическими настроениями. Эти стихи оказывали наибольшее воздействие, если их читали вслух. Именно этим и занимались поэты-битники, устраивая живые выступления в кафе, где читали свои стихотворения под джазовый аккомпанемент.

Наибольшее влияние на произведения битников оказали такие авторы как Перси Биши Шелли, Уильям Карлос Уильямс, Уолт Уитмен и Марсель Пруст.

Поэзия

Список поэтов-битников:

• Лоуренс Ферлингетти – основатель издательства City Lights, в котором печатались все книги битников. Его книжный магазин в Сан-Франциско стал местом собраний для культурных сообществ той эпохи.
• Аллен Гинзберг – самый значительный поэт в среде битников, а его поэма «Вопль» стала своеобразным манифестом. Он по праву считается идеологом бит-поколения, наравне с Керуаком.
• Питер Орловски – сын белогвардейского эмигранта, был активистом антиядерного движения. К нему пришла скандальная известность благодаря тому факту, что на протяжении 30 лет он был любовником Аллена Гинзберга.
• Гэри Снайдер – получил Пулитцеровскую премию за сборник стихотворений «Turtle Island». Позже, когда битничество начало постепенно исчезать, стал преподавать в Калифорнийском университете в Дэвисе.
• Грегори Корсо – один из ключевых авторов бит-поколения. Не любил рассуждать на тему политики, в отличие от Гинзберга. Он не был таким уж харизматичным и не любил привлекать к себе внимание, но его творчество могло все рассказать и без этого.

Стихотворения битников (примеры произведений):

• Аллен Гинзберг, «Вопль» – самое известное и важное произведение поколения битников. В 1956 году поэму опубликовали впервые, и это привело к настоящей революции в истории современной литературы. До этого момента никто и подумать не мог, что настолько экспрессивное и освобожденное от всяческих рамок и условностей произведение могло выйти в свет. Читать…
• Аллен Гинзберг, «Песня» — оригинальное стихотворение о любви. В нем чувство предстает тяжелым грузом, в котором каждый человек, в конце концов, найдет себе покой. Лирический герой ищет укрытия от мира в глубинах женского лона, возвращаясь в тело, «в котором был рожден». Читать…
• Лоуренс Ферлингетти, «Дельфийскому оракулу» — послание к пророческой Сивилле, где автор вопрошает, как людям спастись от самих себя и от власти, которая «творит плутократию из демократии». Он просит дельфийского оракула дать человечеству «новые мифы для жизни». Читать…
• Питер Орловски, «Первая поэма» — поток сознания, где воедино смешиваются сновидения, галлюцинации и фантазии автора. Предметы становятся живыми, лирический герой – наоборот, залетает в дуло, «чтобы сцепиться с пулей». В финале он взывает к архангелу Гавриилу и впадает в экстаз. Читать…
• Грегори Корсо, «Сумасшедший як» — стихотворение от лица яка, который гадает, как используют его тело после смерти. Люди делают из костей его собратьев пуговицы, а из хвостов – шнурки. Он сожалеет о судьбе своего грустного и усталого дяди, которого гоняет священник. Читать…

Проза

Список писателей-битников:

• Кен Кизи – первый автор, который начал экспериментировать с психоделиками, чтобы раскрыть собственное подсознание. Был создателем коммуны для битников под названием «Веселые проказники». Считается одним из главных писателей бит-поколения, оказал большое влияние на культуру этого движения.
• Джек Керуак – заслуженно имеет титул «короля битников». Именно он ввел в литературу метод джазовой импровизации. Это вдохновляло многих других писателей. Почти всю жизнь провел в путешествиях, либо жил в доме со своей матерью. Отчаянно пытался найти свое место в жизни, но те изменения, которые происходили в его стране, привели его к отрицанию новых ценностей.
• Уильям Берроуз – многие не верили, что этот приличный с виду человек может быть представителем битников. Но все же именно он являлся одной из ключевых фигур движения. Начал свою литературную карьеру в возрасте 39 лет. Благодаря Берроузу мир узнал о технике нарезок. Он часами сидел и вырезал фразы из газет, а затем перемешивал их и составлял готовые тексты. Эта техника существенно повлияла на его творчество.

Книги битников (примеры произведений):

• Кен Кизи, «Пролетая над гнездом кукушки». Был опубликован в 1962 году. К. Кизи написал его после того, как работал санитаром в одном из госпиталей. Он часто общался с пациентами, в том числе и во время своих экспериментов с наркотиками. Больные вовсе не казались ему «ненормальными», и он был первым, кто задумался о том, что этих людей отвергло общество, потому что они не вписывались в него. В сюжете его романа мы видим такую же историю. Глазами индейца Бромдена освещается жизнь Патрика Макмёрфи, которого перевели в психиатрическую больницу из тюрьмы. Он пытается нарушить существующий порядок, при этом губит себя, но дает свободу всем остальным пациентам.
• Джек Керуак, «В дороге». Этот роман неоднократно отвергался издателями, но в 1951 году все же был опубликован. Книга произвела фурор и стала бестселлером американской прозы. Керуак посвятил свой рассказ путешествию. Повествование ведется от лица Сала Парадайза – писателя, который скитается по Америке со своими друзьями. Основное его внимание сосредоточено на Дине Мориарти – его лучшем друге, с которым он совершает большую часть поездок. Образ Дина Мориарти имеет прототип: реально существующего друга Керуака – Нила Кэссиди. После смерти матери Нил с отцом-алкоголиком переезжает в Денвер. С 14 лет он неоднократно привлекался за различные мелкие преступления, а затем стал воровать, угонять автомобили и употреблять большое количество наркотиков. «В дороге» читатель может заметить полное соответствие жизни Дина с биографией Кэссиди.
• Уильям Берроуз, «Голый завтрак» — один из самых скандальных романов бит-поколения. Первое крупное произведение, написанное по методу нарезок. Долгое время находился под запретом из-за обильной нецензурной лексики и гомосексуальной направленности. Роман начал свободно издаваться только после двух громких судебных процессов. В защиту «Голого завтрака» выступали Норман Мейлер и Аллен Гинзбер, сравнивая роман с произведениями Марселя Пруста и Джеймса Джойса. Сюжет в книге практически отсутствует. Берроуз создавал его из выдержек писем к Гинзбергу и ранее неопубликованной прозы автора.

Музыка

Протестные идеи среди молодёжи совпали с музыкальными веяниями 40-х. Джазовая революция практически сформировала разбитое поколение. Ведь джаз – музыка интеллектуалов, людей ориентированных на индивидуальность, и поэтому у неё нашлись слушатели в лице разочарованных в жизни молодых людей. Многие произведения писателей появились именно благодаря вдохновению, полученному от сумасшедших джазовых ритмов. Музыка и творчество битников очень тесно переплетались друг с другом, образуя единую квинтэссенцию – странную, но весьма привлекательную для многих.

Русская

Самой главной и легендарной русской бит-группой, конечно же, является «Кино». Изначально они пришли в мир музыки под названием «Гарин и гиперболоиды». Но затем познакомились с легендой рок-андерграунда Борисом Гребенщиковым, и тот посоветовал им заменить название на более лаконичное. Виктор Цой хотел назвать группу кратко, для легкого запоминания и произношения. В итоге название само нашло их. Они увидели его на вывеске по дороге к станции метро «Технологический институт» и решили, что оно является подходящим.

Стиль исполнения группы очень близок к постпанку, но Цой, который писал музыку сам, отождествлял её с бит-звучанием. Виктор был очень заинтересован развитием музыкальных исполнителей на Западе и стремился выйти с ними на один уровень.

Главными источниками вдохновения для «Кино» стали такие группы, как: The Smiths, Duran Duran, The Cure, R.E.M.. Вокал самого Цоя чем-то отдаленно напоминает Иэна Кёртиса, вокалиста группы «Joy Division». А на его стиль, конечно же, повлияли музыканты «Аквариума», «Зоопарка» и «Алисы».

Для русских людей песни группы «Кино» очень значимы. А фигура трагически погибшего Виктора Цоя со временем стала культовой. Именно поэтому возник такой феномен как «Киномания», который до сих пор распространен среди молодежи.

Кроме того, с данным течением ассоциируются такие исполнители, как Егор Летов, Александр Башлачев и Янка Дягилева.

Зарубежная

За рубежом с бит-музыкой все было гораздо сложнее. После второй мировой войны у афроамериканцев появилось гораздо больше свободы и шансов для самореализации. Именно это и стало одной из причин музыкальной революции, во главе которой были «черные» музыканты. Многие из них считали, что исполнители джаза не пытаются передать в своих выступлениях энергетику этой музыки. Обстановка накалялась и многие из них начали покидать укоренившиеся составы и создавать собственные группы.

Основные представители: Чарли Паркер, Кенни Кларк, Чарльз Мингус, Кенни Дорэм, Бад Пауэлл.

Также музыка Тома Уэйтса является ярким отражением эстетики разбитого поколения.

Затем из джаза родилось совершенно новое звучание – появилась рок-музыка. Её прародителями стали Джими Хендрикс и Дженис Джоплин. Тогда впервые произошло слияние музыки «белых» и «черных», что стало настоящим переворотом.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Тема войны в творчестве Э. Хемингуэя

«Lost Generation» «Потерянное поколение» - определение, применяемое по отношению к группе зарубежных писателей, выступивших в 20 годы ХХ века с серией книг, выражавших разочарование в капиталистической цивилизации, обостренное трагическим опытом I мировой войны. Выражение "потерянное поколение" впервые употребила американская писательница Гертруда Стайн(Gertrude Stein) в беседе с Э.Хемингуэем. Затем "потерянным поколением" начали называть людей, прошедших через первую мировую войну, духовно травмированных, разуверившихся в ура-патриотических идеалах, некогда их увлекавших, подчас внутренне опустошенных, остро ощущающих свою неприкаянность и отчужденность от общества. «Потерянное поколение» потому и названо так, что, пройдя круги ненужной, бессмысленной войны, разуверилось в природной необходимости продолжения рода своего, разуверилось в жизни своей и будущей. [ 29;17]

Демократически настроенные интеллигенты Америки, Франции, Англии, Германии, России и других стран, втянутых в войну, были внутренне убеждены: неправая, ненужная, не своя война. Ощущалось это многими, вот откуда эта душевная близость между людьми, стоявшими во время войны по разные стороны баррикад.

Люди, прошедшие сквозь мясорубку войны, те, кому удалось ее пережить, вернулись домой, оставив на полях сражений не только кто руку, кто ногу - физическое здоровье -, но и нечто больше. Утрачены были идеалы, вера в жизнь, в будущее. То, что казалось прочным и незыблемым - культура, гуманизм, разум, индивидуальная свобода личности, - развалилось, как карточный домик, обернулось пустотой.

Цепь времен была разорвана и одним из самых значительных и глубоких перемен морально-психологической атмосферы было появление "потерянного поколения" - поколения, утратившего веру в те высокие понятия и чувства, в уважении к которым оно было воспитано, отвергнувшего девальвированные ценности. Для этого поколения "все боги умерли, все сражения" остались позади, всякая "вера в человека была подорвана".

Хемингуэй взял слова " "You are all a lost generation!" эпиграфом к своему роману «Fiesta (The Sun Also Rises)», и формула пошла гулять по свету, постепенно утрачивая реальное свое содержание и становясь универсальным обозначением времени и людей этого времени. Но между людьми, испытавшими один и тот же жизненный опыт, пролегла резкая межа. Внешне все выглядели одинаково: демонстративный цинизм, лица, искривленные в иронической усмешке, разочарованные, усталые интонации. Но то, что для одних было истинной трагедией, для других стало маской, игрой, распространенным стилем поведения.

Они были травмированы, по-настоящему переживали утрату идеалов, в которые прежде всего свято верили, как личную, неутихающую боль, испытывали неустроенность, разлад современного мира. Но бережно лелеять это свое душевное состояние не собирались; они хотели работать, а не праздно толковать об утратах и нереализованных замыслах.

Общий смысл творческих усилий представителей "потерянного поколения" - писателей можно определить, как стремление вывести человека из-под власти этической догмы, требующей тотального конформизма и практически уничтожающей ценность человеческой личности. Для этого требовалось найти, выработать, создать новый нравственный принцип, новую этическую норму и даже новую философию бытия. Их объединяло лютое отвращение к самой войне и к тем устоям и принципам (социальным, экономическим, политическим, идеологическим, нравственным), которые в своем развитии с неизбежностью привели к вселенской трагедии. Они их просто ненавидели и отметали с порога. В сознании писателей "потерянного поколения" вызревала мысль о необходимости отгородиться от означенных принципов, вывести человека из стадного состояния, чтобы он мог осознать себя как личность и выработать собственные жизненные принципы, не подчиненные "устоявшимся ценностям" антагонистического общества. Герои этих писателей никогда не напоминают покорных чужой воле марионеток - живые, независимые характеры, со своими особенностями, со своими интонациями, чаще всего мнимо равнодушными и мнимо ироническими. Каковы черты тех, кого называют "потерянным поколением"? Представители "потерянного поколения" - это, в подавляющем большинстве, - молодые люди, только что окончившие школу, а иногда и не успевшие ее закончить. [ 20; 65]

Честные и немного наивные юноши, поверив в громкие слова своих учителей о прогрессе и цивилизации, начитавшись продажной прессы и наслушавшись шовинистических речей, пошли на фронт с сознанием, что они выполняют высокую и благородную миссию. Многие шли на войну добровольно. Прозрение было ужасным; столкнувшись с неприкрытой действительностью, разбились вдребезги хрупкие юношеские идеалы. Жестокая и бессмысленная война сразу рассеяла их иллюзии, показала пустоту и фальшь высокопарных слов о долге, справедливости, гуманизме. Но отказываясь верить шовинистической пропаганде, вчерашние школьники не понимают смысла происходящего. Им непонятно, почему люди разных национальностей должны убивать друг друга. Они начинают постепенно освобождаться от националистической ненависти к солдатам других армий, видя в них таких же несчастных простых людей, рабочих, крестьян, какими являлись сами. В мальчишках пробуждается дух интернационализма. Послевоенные встречи с бывшими противниками еще больше укрепляют в "потерянном поколении" интернационализм. [ 18; 37]

В результате долгих рассуждений солдаты начинают понимать, что война служит средством обогащения некоторых людей, они понимают ее несправедливый характер и приходят к отрицанию войны. Опыт тех, кто прошел через мясорубку первой мировой войны, на всю жизнь определил роднящую их ненависть к милитаризму, к жестокому, бессмысленному насилию, презрение к государственному устройству, которое порождает и благословляет смертоубийственные бойни. Писатели "потерянного поколения" создали свои антивоенные произведения, полагая эту работу своим нравственным долгом не только перед павшими и оставшимися в живых, но и перед будущими поколениями. [ 18; 43]

Лучшие представители "потерянного поколения" проявляют твердость и мужество во всех жизненных испытаниях, будь то военные будни с ужасными обстрелами, взрывами мин, холодом и голодом, смертью товарищей в окопах и лазаретах или трудные послевоенные годы, когда нет работы, нет денег, нет самой жизни. Герои встречают все трудности молча, поддерживая друг друга, борясь всеми силами за свою жизнь. Сочетание "потерянности" и личного мужества в сопротивлении враждебным обстоятельствам составляет зерно того мироощущения, которое лежит в основе их характера. "Точка опоры" людей, искалеченных войной - фронтовое товарищество, дружба. Товарищество - единственная ценность, порожденная войной. Перед лицом смертельной опасности и лишений, товарищество остается прочной силой. Солдаты держатся за это товарищество, как за единственную нить, связывающую их с довоенным прошлым, с мирной жизнью.

После же возвращения к мирной жизни, где бывшие фронтовики по-разному ищут "дорогу к новой жизни" и где обнаруживаются сословные и другие различия между ними, постепенно выявляется вся иллюзорность этого понятия.

Но те, кто остался верен фронтовой дружбе, укрепили и обогатили ее в тяжелые годы мирной и предвоенной жизни. Товарищи по первому зову бросались на помощь своим друзьям в борьбе с нарождающимся фашизмом.

После возвращения с войны бывшие солдаты чувствуют растерянность. Многие из них ушли на фронт со школьной скамьи, у них нет профессии, им трудно найти работу, они не могут устроиться в жизни. Бывшие солдаты никому не нужны. В мире царит зло и царствию его нет конца. Раз обманувшись, они уже не способны поверить в добро. Окружающая действительность воспринимается бывшими воинами мозаикой больших и малых человеческих трагедий, в которой воплощалась бесплодная погоня человека за счастьем, безнадежный поиск гармонии внутри себя, обреченные на поражение попытки человека отыскать некие непреходящие духовные ценности, нравственный идеал. [ 20; 57]

Поняв, что в мире ничего не изменилось, что все красивые лозунги, призывающие их умирать за "демократию", "родину", были ложью, что они обмануты, - растерялись, потеряли веру во что бы то ни было, утратили старые иллюзии и не обрели новых, и, опустошенные, стали прожигать свою жизнь, разменивать ее на беспробудное пьянство, разврат, поиски все новых и новых ощущений. Все это породило одиночество отдельного человека среди людей, одиночество как следствие неосознанного стремления выйти за пределы мира конформистов, приемлющих современный порядок вещей как норму или универсальную неизбежность. Одиночество трагично, это не просто жить в одиночку, но невозможность понимать другого и быть понятым. Одинокие люди как бы окружены глухой стеной, сквозь которую невозможно достучаться ни изнутри, ни снаружи. Многие из "потерянных" не выдержали борьбы за жизнь, кто-то покончил жизнь самоубийством, кто-то попал в сумасшедший дом, кто-то приспособился и стал пособником реваншистов.

В 1929 году вышел роман Э.М.Ремарка (Erich Maria Remarque 22 июня 1898, Оснабрюк - 25 сентября 1970) «All Quiet on the Western Front», в котором автор искренне и взволнованно поведал правду о войне. И до настоящего времени это одна из наиболее ярких антивоенных книг. Ремарк показал войну во всех ее страшных проявлениях: картины атак, артиллерийских дуэлей, множество убитых и искалеченных в этой адской мясорубке. Эта книга соткана из личного жизненного опыта писателя. Вместе с другими юношами 1898 года рождения Ремарк был призван в армию в 1916 году со школьной скамьи. Ремарк, участвовавший в боях во Франции и на других участках Западного фронта, был ранен несколько раз. [ 11; 9] В августе 1917 года он попал в лазарет в Дуйсбурге и в письмах, посланных оттуда в свою часть фронтовым товарищам, запечатлел невеселые картины, подготовившие почву для создания через десяток лет таких запоминающихся эпизодов романа. В этом романе содержится решительное и безоговорочное осуждение духа милитаризма, царившего в кайзеровской Германии и способствовавшего развязыванию войны в 1914 году. Эта книга о недавнем прошлом, но обращена она в будущее: сама жизнь превратила ее в предостережение, ибо революция 1918 года, свергнувшая кайзеровский режим, дух милитаризма не искоренила. Более того, националистические и прочие реакционные силы использовали поражение Германии в I мировой войне для пропаганды реваншизма.

С антивоенным духом романа «All Quiet on the Western Front» тесно связан его интернационализм. Все чаще задумываются солдаты, герои романа, над тем, что (или кто) заставляет их убивать людей другой национальности. Многие сцены романа рассказывают о товариществе и дружбе солдат. На фронт попали семь одноклассников, они воюют в одной роте, вместе они проводят редкие часы отдыха, вместе обучают новобранцев, чтобы уберечь их от неминуемой гибели в первые же минуты боя, вместе переживают ужасы войны, вместе ходят в атаки, сидят в окопах во время артиллерийских обстрелов, вместе хоронят погибших товарищей. И вот из семерых одноклассников - герой остается один. [ 18; 56]

Смысл его раскрывается в первых строках эпилога: когда был убит главный герой, на всем фронте было так тихо и спокойно, что военные сводки состояли из одной только фразы: «All Quiet on the Western Front» . С легкой руки Ремарка эта проникнутая горьким сарказмом формула приобрела характер фразеологического оборота. Емкое, с глубоким подтекстом заглавие романа позволяет читателю расширить рамки повествования и домыслить авторские идеи: если в дни, когда с "высокой" точки зрения главного командования, на фронте все остается без перемен, происходит столько ужасного, то что же сказать тогда о периодах ожесточенных, кровопролитных сражений? [ 19; 12]

Основные романы Ремарка внутренне связаны между собой. Это как бы продолжающаяся хроника единой человеческой судьбы в трагическую эпоху, хроника во многом автобиографическая. Как и его герои, Ремарк прошел через мясорубку 1-ой мировой войны, и этот опыт на всю жизнь определил роднящую их ненависть к милитаризму, к жестокому, бессмысленному насилию, презрение к государственному устройству, которое порождает и благословляет смертоубийственные бойни.

Ричард Олдингтон (Richard Aldington 8 июля 1892 - 27 июля 1962) принадлежал к послевоенному или "потерянному" поколению писателей, так как расцвет его творчества относится к 20-30-ым гг. ХХ в. Поэт, новеллист, романист, биограф, переводчик, литературовед, критик, Олдингтон был выразителем настроений "потерянного поколения", духовного смятения, вызванного войной. значение сыграла в творчестве Олдингтона Первая мировая война. [ 30; 2] « Death of a Hero» (1929)- первый роман писателя, который сразу же получил известность далеко за пределами Англии. Внешне, по сюжетному замыслу, роман укладывается в рамки биографического романа (это история жизни отдельного человека от рождения до смерти), а по своей проблематике относится к антивоенному роману. Вместе с тем роман ломает рамки всех привычных жанровых дефиниций. Так, рассматривая проблему военной катастрофы, докапываясь до ее причины, можно заметить, что собственно фронтовым сценам отведено в нем менее половины места. Историю же жизни своего героя автор разбирает фрагментарно, пробираясь ощупью сквозь разрозненные влияния, но прослеживает ее от начала до конца, заранее предупреждая о трагическом исходе. Однако индивидуальная история предстает как история типическая, как судьба поколения. Основные этапы этого развития, сложный процесс формирования характера, путь индивидуальной судьбы, взятой во взаимосвязях, представлены как пример отнюдь не частного случая. [ 9; 34]

Герой романа - молодой человек Джордж Уинтербуорн, в 16 лет прочитавший всех поэтов, начиная с Чосера, индивидуалист и эстет, который видит вокруг себя лицемерие «семейной морали», кричащие социальные контрасты, декадентское искусство. Попав на фронт, он становится порядковым номером 31819, убеждается в преступном характере войны. На фронте не нужны личности, не нужны таланты, там нужны лишь послушные солдаты. Герой не смог и не захотел приспособиться, не научился лгать и убивать. Приехав в отпуск, он смотрит на жизнь и общество совершенно иначе, остро чувствуя свое одиночество: ни родители, ни жена, ни подруга не смогли постичь меру его отчаяния, понять его поэтическую душу или хотя бы не травмировать ее расчетом и деловитостью. Война надломила его, пропало желание жить, и в одной из атак, он подставляет себя под пулю. Мотивы «странной» и совсем негероической смерти Джорджа малопонятны для окружающих: о его личной трагедии мало кто догадывался. Его смерть была скорее самоубийством, добровольным выходом из ада жестокости и бессовестности, честным выбором бескомпромиссного таланта, не вписавшегося в войну. Олдингтон стремится как можно глубже анализировать психологическое состояние героя в основные моменты его жизни, чтобы показать, как он расстается с иллюзиями и надеждами. Семья и школа, основанные на лжи, пытались сформировать Уинтербуорна в духе воинственного певца империализма. Военная тема и последствия войны красной нитью проходят через все романы и рассказы Олдингтона. Все герои их связаны с войной, на всех отражено ее пагубное воздействие.

Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд (Francis Scott Key Fitzgerald, 1896-1940) - американский писатель, известный своими романами и рассказами, описывающими так называемую американскую «эпоху джаза» 1920-х годов. Творчество Ф. С. Фицджеральда - одна из самых замечательных страниц американской литературы 20 века поры её высшего расцвета. Его современниками были Драйзер и Фолкнер, Форест и Хемингуэй, Сэндберг и Т. Вульф. В этой блестящей плеяде, усилиями которой американская литература в 20-е - 30-е годы двадцатого столетия превратились в одну из крупнейших литератур мира, Фицджеральду принадлежит яркая роль. Писатель необычайного тонкого склада, он хронологически открыл новую эпоху в развитии отечественной литературы, первым заговорив от лица поколения, вступавшего в жизнь после глобальной катастрофы первой мировой войны, запечатлев в глубоко поэтичных, исполненных в то же время большой выразительности образах не только его мечты и разочарования, но и неизбежность краха идеалов, далёких от подлинных гуманистических ценностей.[ 31; 8]

Литературный успех Фицджеральда вправду был ранним и шумным. Первый роман «This Side of Paradise» (1920) он написал сразу по окончании армейской службы в Алабаме.Роман выразил настроения тех, кто, не успев попасть на фронт, тем не менее пережил войну как переломное событие в истории, затронувшее всех, кому выпало жить в эти годы, когда были подорваны привычный порядок вещей и традиционная система ценностей. Книга повествовала о «потерянном поколении», для которого «все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера исчезла». Сознавая, что после исторической катастрофы стали невозможными прежние формы человеческих отношений, персонажи первых романов и рассказов Фицджеральда чувствуют вокруг себя духовный вакуум и им передается свойственная «веку джаза» жажда интенсивной эмоциональной жизни, свободы от традиционных нравственных ограничений и табу, но также и душевная ранимость, неуверенность в будущем, очертания которого теряются за стремительностью перемен, происходящих в мире. [ 31; 23]

Джон Родериго Дос Пассос (John Roderigo Dos Passоs; 14 января 1896, Чикаго - 28 сентября 1970, Балтимор) - американский писатель. Был санитаром в годы Первой мировой войны. Участвовал в войне 1914-1918 во французской, итальянской и американской армиях, где выявил себя как пацифист. В своем произведении «Three Soldiers» (1921) автор выступает как крупный художник-реалист. Он дает глубокий анализ психологии американцев в военную эпоху, с особой убедительностью обрисовывая то состояние социального кризиса, которое стало типичным для передовых элементов армии к концу войны. Его героями стали музыкант, фермер и продавец линз – люди из разных социальных слоев, с различными взглядами и понятиями, жившие в разных концах страны и объединенные страшными армейскими буднями. Каждый из них так или иначе восставал против своего удела, против насильственной смерти, бесправия и унижений, против подавления индивидуальной воли мощной армейской машиной. В их лице страдало целое поколение. Трагическое «я», звучавшее со страниц книг современников Дос Пассоса, оборачивалось у писателя трагическим «мы». [ 18; 22]

Лучшие представители "потерянного поколения" не утратили гуманистических чувств: совести, человеческого достоинства, обостренного чувства справедливости, сострадания, верности любимым, самопожертвования. Эти черты "потерянного поколения" проявлялись в обществе во все критические моменты истории: во время II мировой войны и после нее, во время "локальных войн" .Ценность произведений о "потерянном поколении" огромна. Писатели рассказали правду об этом поколении, показали своих героев такими, какими они были на самом деле со всеми их положительными и отрицательными чертами. Писатели воздействовали на мировоззрение читателей, они осуждали устои антагонического общества, решительно и безоговорочно осуждали милитаризм, призывали к интернационализму. Своими произведениями они хотели предотвратить новые войны, предупредить людей об их исключительной опасности для человечества. В то же время творчество писателей "потерянного поколения" исполнено гуманистических стремлений, они призывают человека в любых условиях оставаться человеком с высокими моральными качествами: вера в силу мужества, честности, в ценность стоицизма, в благородство духа, в силу высокой идеи, верной дружбы, непреложных этических норм. [ 22; 102]

Эрнест Хемингуэй как представитель «потерянного поколения»

Эрнест Миллер Хемингуэй (Ernest Miller Hemingway1899 – 1961) - американский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1954 года. Эрнест Хемингуэй неоднократно принимал участие в военных действиях. Эрнест Хемингуэй участвовал в I мировой войне, на которую пошел добровольцем. В те годы, когда Европа была уже охвачена войной, в США сознание своей мощности и неуязвимости порождало настроение самодовольного изоляционизма и лицемерного пацифизма. С другой стороны, в рабочей, в интеллигентской среде нарастал и сознательный антимилитаризм. [ 16; 7] Однако США уже с начала века стали империалистической и даже колониальной державой. Как правительство, так и крупнейшие монополии были заинтересованы в рынках, ревниво следили за переделом колоний, сфер влияния и т. п. Крупнейшие капиталисты осуществляли усиленный экспорт капитала. Дом Моргана совершенно неприкрыто был банкиром Антанты. Но официальная пропаганда, этот рупор монополий, обрабатывая общественное мнение, все громче кричала о немецких зверствах: нападение на маленькую Сербию, разрушение Лувена, наконец, подводная война и потопление «Лузитании». Газеты все настойчивее требовали, чтобы США приняли участие в «войне за спасение демократии», в «войне, чтобы прикончить войны». Хемингуэй, как и многие его сверстники, рвался на фронт. Но в американскую армию его упорно не принимали, и поэтому вместе с товарищем он в апреле 1918 года завербовался в один из санитарных отрядов, которые США направили в итальянскую армию. [ 33; 10]

Это был один из самых ненадежных участков западного фронта. И так как переброска американских частей шла медленно, эти добровольные санитарные колонны должны были также демонстрировать американскую форму и тем самым поднимать дух неохотно воевавших итальянских солдат. Вскоре автоколонна Хемингуэя попала на участок близ Фосс альты, на реке Пьяве. Но он стремился на передовую, и ему поручили раздавать по окопам подарки - табак, почту, брошюры. В ночь на 9 июля Хемингуэй выбрался на выдвинутый вперед наблюдательный пост. Там его накрыл снаряд австрийского миномета, причинивший тяжелую контузию и много мелких ранений. Два итальянца рядом с ним были убиты. Придя в сознание, Хемингуэй потащил третьего, который был тяжело ранен, к окопам. Его обнаружил прожектор и задела пулеметная очередь, повредившая колено и голень. Раненый итальянец был убит. При осмотре тут же на месте у Хемингуэя извлекли двадцать восемь осколков, а всего насчитали их двести тридцать семь. В Милане, где он лечился, Хемингуэй пережил и первое серьезное чувство к Агнес фон Куровски, высокой черноволосой медсестре, уроженке Нью-Йорка. Агнес фон Куровски во многом послужила "моделью", с которой была списана медсестра Кэтрин Баркли (Catherine Barkley) в романе " A Farewell to Arms!" Выйдя из госпиталя, Хемингуэй добился назначения лейтенантом в пехотную ударную часть, но был уже октябрь, и скоро было заключено перемирие - Хемингуэй был награжден итальянским военным крестом и серебряной медалью за доблесть. Тогда, в Италии 1918 года, Хемингуэй был еще не писателем, а солдатом, но, несомненно, что впечатления и переживания этого полугода на фронте не только наложили неизгладимую печать на весь его дальнейший путь, но и непосредственно отразились в ряде его произведений.В 1918 году Хемингуэй возвращался домой в Соединенные Штаты в ореоле героя, одним из первых раненых, одним из первых награжденных. Может быть, это некоторое время и льстило самолюбию молодого ветерана, но очень скоро он разделался и с этой иллюзией. [ 33; 11]

Позднее он не раз возвращался к войне, перебирая в памяти пережитые ощущения. Пережитое на фронте оставило в памяти писателя, в самом мироощущении незаживающую рану. Хемингуэя всегда влекло изображение людей в экстремальных ситуациях, когда проявляется истинный человеческий характер, в "момент истины", как он любил говорить, высшего физического и духовного напряжения, столкновения со смертельной опасностью, когда с особой рельефностью высвечивается подлинная сущность человека.

Он утверждал, что война - самая благодатная тема, ибо в ней концентрируется. Мысль о том, что военный опыт крайне важен для писателя, что несколько фронтовых дней могут быть весомей многих "мирных" лет, неоднократно им повторялась. Однако процесс обретения им ясности понимания истинного характера и природы разразившейся катастрофы не был для него быстрым и простым. Он происходил постепенно, на протяжении всего первого послевоенного десятилетия, и во многом стимулировался размышлениями над судьбой фронтовиков, тех, кого назовут "потерянным поколением". Он постоянно думал о пережитом на фронте, оценивал, взвешивал, давал своим впечатлениям "остыть", старался быть максимально объективным. [ 16; 38] Далее тема Первой Мировой войны прослеживается в его творчестве - он много работает в Германии, Франции, Лозанне. Он пишет о беспорядках, наводимых фашистским режимом, о смирившейся Франции. Позже автор романов «Прощай, оружие!» и «По ком звонит колокол» примет участие во Второй Мировой войне, в английской авиации, боровшейся с пилотами «самолетов-смертников» ФАУ-1, возглавит движение французских партизан и будет активно сражаться против Германии, за что в 1947 г. ему вручат бронзовую медаль. Таким образом, журналист с таким богатым военным опытом смог гораздо глубже по сравнению с многими своими современниками вникнуть в международную проблему.

Отважный репортер, более известный как талантливый писатель Эрнест Хемингуэй писал свои репортажи из горячей точки - Испании, охваченной гражданской войной. Часто он удивительно точно подмечал все особенности хода войны и даже предсказывал возможное её развитие. Он проявил себя не только как автор впечатляющих пейзажей, но и как способный аналитик.

Проблема "потерянного поколения" развернута в полную силу в романе Э.Хемингуэя «Fiesta (The Sun Also Rises)», вышедшем в свет в 1926 году. Написать роман в столь крайний срок можно было, только обладая невероятной работоспособностью Хемингуэя. Но было и другое обстоятельство, еще более значительное, - он писал роман о своем поколении, о людях, которых он знал до последней черточки их характера, которых наблюдал в течение нескольких лет, живя рядом с ними, выпивая с ними, споря, развлекаясь, бывая вместе на корриде в Испании. Он писал и о себе, вложив в образ Джейка Барнса (Jake Barnes)свой личный опыт, многое пережитое им самим. Одно время Хемингуэй решил отказаться от названия романа "Фиеста" и решил назвать его "Потерянное поколение", но затем передумал, поставил слова о "потерянном поколении" эпиграфом, а рядом с ним поставил другой - цитату из Екклезиаста о земле, которая пребывает вовеки. [ 17; 62]

Работая над романом, Хемингуэй шел от жизни, от живых характеров, поэтому герои его романа не одноплановы, не мазаны одной краской - розовой или черной, это живые люди, имеющие и положительные и отрицательные черты характера.В романе Хемингуэя запечатлены характерные черты известной части "потерянного поколения", той его части, которая действительно была нравственно разрушена войной.Но себя самого, да и многих близких ему по духу людей, Хемингуэй не хотел причислять к "потерянному поколению".Но "потерянное поколение" неоднородно.

На страницах романа возникают персонажи - названные и безымянные, - которые бесспорны и определимы с первого взгляда. Те самые - модничающие своей "потерянностью", напоказ выставляющие "мужественную" безыдеальность, "солдатскую" прямоту, хоть о войне они знают только понаслышке.Герои романа Хемингуэя вобрали в себя черты многих знакомых ему людей; в романе возник многоликий и прекрасный образ земли, образ Испании, которую он знал и любил. [ 14; 76]

Все творчество Хемингуэя автобиографично и собственные переживания, волнения, мысли и взгляды на события в мире выражены в его произведениях. Так, роман «A Farewell to Arms!» посвящен событиям Первой Мировой войны, в котором главный герой дезертирует, но не из-за своих человеческих качеств, а потому что война ему противна, все чего он хочет - это жить со своей любимой женщиной, а в войне он только калечит себя. Лейтенант Фредерик Генри (Frederic Henry), - лицо во многом автобиографическое. Создавая этот роман, Хемингуэй был в высшей степени самокритичен, непрерывно правил, переделывал написанное. Он сделал 32 варианта финала романа, пока не остановился на удачной концовке. Это была, по его признанию, мучительная работа. Немало усилий было затрачено на придумывание названия. [ 15; 17]

Сразу же после выхода роман возглавил список бестселлеров. Роман знаменовал начало мировой славы Хемингуэя. Это одно из самых читаемых произведений литературы XX века. Роман "Прощай, оружие!" с одинаковым интересом читают люди всех поколений. Война занимала значительное место в творчестве Хемингуэя. Отношение писателя к империалистическим войнам было недвусмысленным. В своем романе Хемингуэй показывает все ужасы войны, являющейся мозаикой больших и маленьких человеческих трагедий. Повествование ведется от лица Генри и начинается с описаний фронтовой жизни в дни затишья. В этом образе много личного, испытанного и пережитого Хемингуэем. Лейтенант Генри не против войны как таковой. Более того, в его представлении это мужественное ремесло настоящего мужчины. Попав на фронт, он переживает утрату иллюзий, глубокое разочарование в войне. Личный опыт, дружеское общение с итальянскими солдатами и офицерами пробуждают его от шовинистического угара и приводят к пониманию того, что война - это бессмысленная, жестокая бойня. Беспорядочное отступление итальянской армии символизирует отсутствие гармонии в мире. Чтобы избежать расстрела по нелепому приговору, нацарапанному равнодушной рукой в карманном блокноте, Фредерик предпринимает попытку спастись бегством. Ему это удается. Бегство Генри - это решение выйти из игры, разорвать нелепые связи с обществом. Он нарушает присягу, но его воинский долг изображается в книге как долг перед подчиненными. Но ни сам Фредерик, ни его подчиненные так и не осознали собственного долга по отношению к войне вообще, не увидели в ней смысла. Их сплачивают лишь чувство локтя и подлинное взаимоуважение. О чем бы ни писал Хемингуэй, он всегда возвращался к главной своей проблеме - к человеку в трагических испытаниях, выпавших на его долю. Хемингуэй исповедовал философию стоицизма, отдавая должное человеческому мужеству в самых бедственных обстоятельствах.[ 21; 16]

Тема Гражданской войны в творчестве Хемингуэя возникла неслучайно. Она выросла из репортажей об Италии на почве ненависти автора к фашистскому режиму и стремлении противостоять ему любым доступным способом. Удивительно, что американец, на первый взгляд - сторонний наблюдатель, так глубоко и искренне воспринял менталитеты совершенно разных народов. Опасность националистских идей фашистских Италии и Германии ему стала понятна с самого начала. Близким сделалось стремление к освобождению своей территории патриотами Испании, и очевидным - меньшая угроза для человечества со стороны коммунизма.

Испания необычная страна. Собой она представляет известную всему миру разрозненность - Каталония, Валенсия, Андалузия - все жители провинций на протяжении длительной истории соперничают друг с другом и всячески подчеркивают собственную независимость. Но в ходе гражданской войны, как пишет Хемингуэй, это сыграло значимую роль. Казалось бы - подобное деление должно влиять отрицательно на ход военных действий, невозможность связаться с соседними провинциями обычно пугает и снижает энтузиазм бойцов. Но в Испании этот факт сыграл диаметрально противоположную роль - даже в войне представители разных провинций соперничают друг с другом и это приводит к тому, что оторванность областей друг от друга придавала лишь силы боевому духу - каждому хотелось проявить свой героизм, которому нет равных среди героизма его соседей. Об этом факте Эрнест Хемингуэй упоминает в серии испанских репортажей посвященному Мадриду. Он пишет о возникшем у офицеров энтузиазме, после того как противник отрезал их от соседних участков фронта. Гражданская война в Испании началась в ходе конфликта между коммунистической партией поддерживаемой двумя великими державами - Советским Союзом и США и партией во главе с генералом Франко - заручившейся поддержкой Германии и Италии. И фактически это стало первым открытым противостоянием фашистскому режиму. Хемингуэй, люто ненавидевший эту идеологию, и, боровшийся против нее, мгновенно встал на сторону своих единомышленников. Уже тогда писатель понимал, что эти действия в последствии не обернутся «маленькой победоносной войной», борьба против фашизма не закончится на территории Испании, и развернутся гораздо более масштабные военные действия. [ 25; 31]

В пьесе «The Fifth Column» и романе «For Whom the Bell Tolls» автор открыто критикует фашизм. Хемингуэй критикует в диктаторе все - от решений во внешнем виде до решительных действий, принимаемых в управлении народом. Он делает из него человека, читающего французско-английский словарь вверх ногами, актерствующего перед крестьянками дуэлянта.В своих статьях писатель неоднократно призывал мир обратить внимание на возникший феномен, дабы обрубить его на корню. Ведь американец, понимал, что фашистский режим не исчезнет за год-полтора, как считали многие его современники. Писатель смог адекватно оценить политику Муссолини и Адольфа Гитлера. Он ненавидел фашизм и боролся против него всеми возможными способами - и как журналист, и как добровольный участник военных действий. В своей борьбе против фашизма он даже дошел до того, что присоединился к коммунистической партии, не разделяя ее взглядов. Поскольку коммунизм рассматривался как единственная равносильная оппозиция агрессору, выступать на его стороне предполагало наибольший успех в таком сражении. В этом гражданская война носила для него драматический характер - он вынужден встать на сторону чужих взглядов, отойдя от своих собственных. Такие же противоречивые чувства писатель переносит на Роберта Джордана (Robert Jordan)- основного персонажа романа «For Whom the Bell Tolls». Его герой получает задание перейти линию фронта и, когда начнется наступление республиканской армии, с помощью партизанского отряда взорвать мост в тылу у фашистов, чтобы помешать им подбросить подкрепления. Казалось бы, сюжет слишком прост и незамысловат для большого романа, но Хемингуэй в этом романе решал ряд нравственных проблем, решал их для себя по–новому. И в первую очередь это была проблема ценности человеческой жизни в соотнесении с нравственным долгом, добровольно на себя принятым во имя высокой идеи. Роман пронизан ощущением трагедии. С этим ощущением живет его герой Роберт Джордан. Угроза смерти витает над всем партизанским отрядом то в виде фашистских самолетов, то в облике фашистских патрулей, появляющихся в расположении отряда. Но это не трагедия беспомощности и обреченности перед лицом смерти, какой она была в романе " A Farewell to Arms!"

Понимая, что выполнение задания может кончиться гибелью Джордан, тем не менее, утверждает, что каждый должен выполнять свой долг н от выполнения долга зависит многое - судьба войны, а может быть, и больше. " Так на смену индивидуализму Фредерика Генри, думающему только о том. чтобы сохранить свою жизнь и свою любовь, у нового героя Хемингуэя в условиях ивой воины, не империалистической, а революционной, главным оказывается чувство долга перед человечеством, перед высокой идеей борьбы за свободу. Да и любовь в романе поднимается до иных высот, сплетаясь с идеей общественного долга. [ 33; 30]

Идея долга перед людьми пронизывает все произведение. И если в романе " A Farewell to Arms!" Хемингуэй устами своего город отрицал "высокие" слова, то в применении к войне в Испании эти слова вновь обретают свою первородную ценность. Трагическое звучание романа получает свое завершение в эпилоге - Джордан выполняет задание, мост взорван, но сам он получает тяжелое ранение.

Первая Мировая Война оставила неизгладимый след на судьбах многих поколений, изменила моральный устой многих стран и национальностей, но не обошла стороной и те земли, которые находились далеко от очага боевых действий. Война, разгоревшаяся за океаном, шокировала молодое поколение американцев тысячами смертей и ужасающими разрушениями, поразила своей бессмысленностью и варварским оружием, которое применялось против всего живого. Послевоенная страна, которую они раньше считали своим домом, надежным бастионом, построенном на чувстве патриотизма и веры, рухнула, как карточный домик. Осталась лишь горстка молодых людей, столь ненужных и разрозненных, проживающих бесцельно отведенные им дни.

Такие настроения наводнили многие культурные аспекты жизни 1920-х годов, в том числе и литературу. Многие писатели осознали, что былые нормы больше неуместны, а прежние критерии письма изжили себя полностью. Они критиковали страну и правительство, потеряв остатки надежды на войне среди прочих ценностей, и в итоге сами почувствовали себя потерянными. Искать смысл в чем-либо для них стало неразрешимой проблемой.

Термин потерянное поколение

Понятие «потерянное поколение» принадлежит авторству Гертруды Стайн, представительнице американского модернизма, жившей в Париже. Считается, что некий автомеханик был крайне недоволен своим молодым помощником, который ремонтировал авто Гертруды Стайн. В момент порицания он сказал следующее: «Вы все потерянное поколение», тем самым объясняя неспособность своего помощника качественно выполнить его работу.

Эрнест Хемингуэй, близкий друг Гертруды Стайн, перенял это выражение, включив его в эпиграф своего романа « ». На самом же деле, термин потерянное поколение относится к тем молодым людям, которые повзрослели во времена , а в последствии разочаровались в столь чуждом послевоенном мире.

В отношении литературы, потерянным поколением считается группа американских писателей, большинство из которых эмигрировали в Европу и работали там в период между окончанием Первой Мировой Войны и . В итоге, Америка взрастила поколение цинично настроенных людей, которые едва ли могли представить свое будущее в этой стране. Но что же в итоге их подвигло перебраться за океан? Ответ довольно прост: многие из этих писателей поняли, что их дом и жизнь вряд ли подлежат восстановлению, а те Соединенные Штаты, которые они знали раньше, исчезли бесследно.

Богемный образ жизни в среде интеллектуалов оказался гораздо ближе и приятнее, нежели жалкое существование в обществе, лишенном веры, а наличие морали находилось под большим сомнением. Таким образом, писатели-эмигранты, жившие в Европе, писали об испытаниях и невзгодах этого самого потерянного поколения, будучи, что самое интересное, неотъемлемой частью этого поколения.

Выдающиеся деятели потерянного поколения

Среди самых знаменитых представителей потерянного поколения стоит отметить таких, как Эрнест Хемингуэй, Скотт Фицджеральд, Джон Дос Пассос, Гертруда Стайн и . Этими именами не ограничивается весь список, можно также упомянуть Шервуда Андерсона и других, которые относятся к потерянному поколению, но в меньшей степени, нежели их товарищи. Для того, чтобы получить более подробное представление об этом феномене, взглянем детальнее на некоторых из этих писателей.

Гертруда Стайн родилась и выросла в Соединенных Штатах, но переехала в Париж в 1903 году. Она была
большим знатоком и любителем живописи и литературы, многими (и собой лично) считалась настоящим экспертом этого искусства. Она начала проводить собрания в своем доме в Париже, наставляя молодых писателей и критикуя их работы. Вопреки ее устоявшемуся авторитету среди деятелей модернизма, она не входила в когорту самых влиятельных писателей того времени. В то же время многие писатели считали великой удачей стать частью ее клуба.

Эрнест Хемингуэй служил водителем скорой помощи на итальянском фронте во времена Первой Мировой Войны, где и был ранен. Он женился и переехал в Париж, где очень скоро стал частью сообщества экспатриантов. По большей же мере он известен благодаря своему необычному способу письма, будучи первым, кто отошел от стандартных норм ведения повествования. Скупой на красноречия, но умелый в использовании диалогов, Хемингуэй сделал осознанный выбор, отказавшись от красок речевых оборотов, которые преобладали в литературе до него. Конечно же, его наставником была Гертруда Стайн.

Скотт Фицджеральд был младшим лейтенантом; но как бы это странно не звучало, он никогда не служил
на чужбине. Наоборот, он женился на богатой девушке из Алабамы, которую он повстречал во время своей службы. Фицджеральда, как писателя, поразила послевоенная культура Америки, в итоге став основой его творчества, что так притягивало новое молодое поколение. Добившись известности, он постоянно находится в разъездах между Европой и Америкой и становится важной составляющей литературной общины, возглавляемой Гертрудой Стайн и Эрнестом Хемингуэем. Во многом Фицджеральд повторил судьбу описываемых в его работах людей: его жизнь была наполнена деньгами, гулянками, бесцельностью и алкоголем, который и погубил великого писателя. Хемингуэй в своих мемуарах «Праздник, который всегда с тобой» с невероятной теплотой отзывается о трудах Фицджеральда, хотя известно, что в определенный период их дружба приобрела оттенок враждебности.

На фоне вышеперечисленных деятелей несколько выделяется фигура Эриха Марии Ремарка . Его история отличается тем, что будучи немцем, он тяжело переживал последствия Первой Мировой Войны, на себе лично ощутив всю тягость и бессмысленность ужасающих событий тех времен. Военный опыт Ремарка несравним ни с одним из уже упомянутых писателей, а его романы вовек остаются лучшей иллюстрацией антифашистской литературы. Преследуемый на родине за свои политические взгляды, Ремарк был вынужден эмигрировать, но это не заставило его отказаться от своего языка на чужбине, где он и продолжал творить.

Тематика потерянного поколения

Литературный стиль писателей потерянного поколения на самом деле очень индивидуален, хотя общие черты прослеживаются как в содержании, так и в форме выражения. Полные надежд и любви истории времен викторианской эпохи ушли бесследно. Тональность и настроение письма изменились кардинально.

Теперь читатель может прочувствовать всю циничность жизни сквозь текст и те чувства, которые наполняют бесструктурный мир, лишенный веры и целенаправленности. Прошлое же рисуется яркими и счастливыми красками, творя практически идеальный мир. В то время, как настоящее выглядит некой серой средой, лишенной традиций и веры, а каждый пытается найти свою индивидуальность в этом новом мире.

Многие писатели, подобно Скотту Фицджеральду в его произведении « », освещали поверхностные аспекты жизни вместе с затаенными темными чувствами молодого поколения. Их характеризует, зачастую, избалованный стиль поведения, материалистический взгляд на жизнь и полное отсутствие ограничений и самоконтроля. В работах Фицджеральда можно увидеть, как писатель критикует природу такого образа жизни, как избыток и безответственность приводят к разрушению (пример романа «Ночь нежна»).

В итоге, чувство неудовлетворенности традиционной моделью ведения повествования овладело всей литературной общиной. Например, Хемингуэй отрицал необходимость использования дескриптивной прозы для передачи эмоций и понятий. В подтверждение этому он предпочел писать в более сложной и сухой манере, уделяя огромное внимание диалогам и молчанию как содержательным приемам. Другие писатели, например Джон Дос Пассос, экспериментировали с внедрением абзацев, исполненных в стиле потока сознания. Такие приемы письма были применены впервые, в большей мере будучи отражением влияния Первой Мировой Войны на молодое поколение.

Тематика Первой Мировой Войны зачастую находит применение в работах писателей потерянного поколения, которые непосредственно побывали на ее полях сражений. Иногда произведение буквально отражает характер участника Войны (например, «Три солдата» Дос Пассоса или « » Хемингуэя), или же передает абстрактную картину того, во что превратилась Америка и ее граждане после войны («Бесплодная земля» Томаса Элиота или «Уайнсбург, Огайо» Шервуда Андерсона). Зачастую действия сопряжены с отчаянием и внутренними сомнениями с редкими искорками надежды со стороны главных персонажей.

Подводя итоги следует отметить, что термин потерянное поколение относится к тем молодым писателям, которые повзрослели во времена Первой Мировой Войны, что тем самым, напрямую или опосредованно, повлияло на становление их творческих идеалов. Понимая, что Соединенные Штаты уже не могут быть надежным домом как раньше, многие из них переезжают в Европу, формируя литературную общину писателей экспатриантов во главе, пусть и несколько спорно, Гертруды Стайн. Как нечто щемящее из прошлого, их работы наполнены тяжелыми потерями, а главной идеей стала критика материализма и безнравственности, наводнивших послевоенную Америку.

Нововведением сформировавшейся общины стал разрыв с традиционными литературными формами: многие писатели экспериментировали со структурой предложений, диалогов и повествования в целом. Тот факт, что писатели потерянного поколения сами были частью испытываемых ими перемен и поиска смысла жизни в новом для них мире, качественно выделяет их на фоне многих других литературных течений. Потеряв смысл жизни после войны и находясь в постоянном его поиске, эти писатели явили миру неповторимые шедевры словотворческого искусства, а мы, в свою очередь, в любую минуту можем обратиться к их наследию и не повторить ошибки прошлого, ибо история циклична, а в столь непостоянном и изменчивом мире нам необходимо постараться не стать очередным потерянным поколением.

Он жил в неустойчивую эпоху. К чему пытаться что-то строить, если вскоре всё неминуемо рухнет?
Э.М.Ремарк

В западноевропейской и американской литературе первой половины 20 века одной из центральных стала тема первой мировой войны (1914 – 1918) и её последствий – как для отдельного человека, так и для всего человечества. Эта война по своей масштабности, жестокости превосходила все предыдущие войны. К тому же в ходе мировой войны очень сложно было определить, на чьей стороне правда, ради какой цели ежедневно гибли тысячи людей. Неясным оставалось и то, чем должна была завершиться война «всех против всех». Одним словом, мировая война поставила целый ряд сложнейших вопросов, заставила переоценить представления о совместимости понятий войны и справедливости, политики и гуманизма, интересов государства и судьбы личности.

К произведениям писателей, отразившим трагический опыт первой мировой войны, стали применять определение литература «потерянного поколения» . Выражение «потерянное поколение» («lost generation») впервые использовала американская писательница Гертруда Стайн , которая большую часть своей жизни прожила во Франции, а в 1926 году Эрнест Хемингуэй процитировал это выражение в эпиграфе к роману «И восходит солнце», после чего оно стало общеупотребительным.

«Потерянное поколение» - это те, кто не вернулся с фронта или возвратился духовно и физически искалеченным. К литературе «потерянного поколения» относятся произведения американских писателей Эрнеста Хемингуэя («И восходит солнце», «Прощай, оружие!»), Уильяма Фолкнера («Шум и ярость»), Фрэнсиса Скотта Фицджеральда («Великий Гэтсби», «Ночь нежна»), Джона Дос Пассоса («Три солдата»), немецкого писателя Эриха Марии Ремарка («На Западном фронте без перемен», «Три товарища», «Возлюби ближнего своего», «Триумфальная арка», «Время жить и время умирать», «Жизнь взаймы»), английского писателя Ричарда Олдингтона («Смерть героя», «Все люди – враги»). Литература «потерянного поколения» - явление весьма неоднородное, однако можно выделить её характерные черты.

1. Главным героем этой литературы является, как правило, человек, пришедший с войны и не находящий себе места в мирной жизни. Его возвращение оборачивается осознанием пропасти между ним и теми, кто не воевал.

2. Герой не может жить в спокойной, безопасной обстановке и выбирает профессию, связанную с риском, или ведёт «экстремальный» образ жизни.

3. Герои писателей «потерянного поколения» часто живут вне своей родины, само понятие родного дома для них как бы не существует: это люди, утратившие чувство стабильности, привязанности к чему бы то ни было.

4. Поскольку ведущим жанром литературы «потерянного поколения» является роман, герои обязательно проходят через испытание любовью, но отношения влюблённых обречены: мир нестабилен, неустойчив, поэтому и любовь не даёт героям ощущения гармоничного бытия. С темой любви связан также мотив обречённости человечества: у героев нет детей, т. к. либо женщина бесплодна, либо влюблённые не хотят впускать ребёнка в жестокий и непредсказуемый мир, либо один из героев умирает.

5. Моральные и нравственные убеждения героя, как правило, небезупречны, однако писатель не осуждает его за это, т. к. для человека, прошедшего через ужасы войны или изгнания, многие ценности утрачивают свой традиционный смысл.

Литература «потерянного поколения» была очень популярной в 1920-е гг., но во второй половине 30-х утрачивает свою остроту и обретает второе рождение после второй мировой войны (1939 – 1945). Её традиции были унаследованы писателями так называемого «разбитого поколения», более известными в США как «битники» (от англ. beat generation), а также группой английских писателей, выступивших в
50-е гг. под знаменем объединения «Angry Young Men» («Рассерженные молодые люди»).