«…и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Трусость самый страшный порок (ЕГЭ по русскому)

В отличие от других героев это достоверная историческая личность. Место действия "новозаветных" глав - Иудея I века нашей эры. За Ершалаимом легко угадываются очертания исторического Иерусалима - центра Иудеи в эпоху римского императора Тиберия (14 - 37г. н.э.). Синедрион осуществлял местную власть, в то время как верховная власть принадлежала наместнику императора - прокуратору. Пилат - точное историческое имя римского прокуратора, Пилата Понтийского, управлявшего Иудеей (Палестиной) как частью Римской провинции Сирии. Это был пятый правитель Иудеи. Согласно христианской традиции, ко времени его правления относятся главные евангельские события.

Два Пилата, «литературный» и «исторический», никак не различаются между собой; они составляют единый образ, объективированный в повествовании. «Литературный» Прокуратор, сотворенный Мастером, не плод художественной фантазии; он «угадан» таким, каким был на самом деле, и поэтому полностью совпадает с «историческим», о котором рассказывает Баланд в разговоре с Берлиозом и Иваном Бездомным на Патриарших прудах. Тождество обоих Пилатов подтверждает сам Воланд, единственный живой свидетель, присутствовавший инкогнито во дворце Ирода Великого во время разговора Понтия Пилата с Иешуа Га-Ноцри

Понтий Пилат, моральный суд над которым как будто заранее предрешён, рассмотрен Булгаковым изнутри как сложная и в своём разе драматическая фигура. Он не чужд раздумий, человеческих чувств, живого сострадания. Ему явно не хочется губить попусту жизнь Иешуа. Бродячий философ нравится ему, он готов спасти его от фанатизма своих соотечественников. Но решение Понтия Пилата резко меняется, как только речь Иешуа касается власти, верховной власти, которой всесильный прокуратор боится. Трусость - главная беда Понтия Пилата. Она привела прокуратора к жестокости и предательству.

Давно разошлась толпа любопытных, солдаты истомились от жары и скуки, солнце спускалось над Лысой горой, а на столбе, распятый и сжигаемый солнцем, доживает последние свои минуты Иешуа Га-Ноцри, так безрассудно веривший в добро. Бессильно свесив набок голову в размотавшейся чалме, мучимый слепнями, умирает не всесильный и наутро воскресший Бог, но смертный, немощный человек, пошедший за свои убеждения, принявший за них крестную муку и тем придавший им непобедимую силу.

Содержание этого образа всё растёт, поднимается в своём значении, и за той позорной казнью в Ершалаиме мы различаем в тумане двух тысячелетий взошедшего на костёр Джордано Бруно, и казнённую Жанну д,Арк, и пять теней повешенных декабристов, и длинный ряд жертв, принесённых человечеством на его пути к справедливости и истине. Эти люди хотели остаться верными себе и своей идее, которая казалась их современникам слишком новой, дерзкой или опасной, и они должны были заплатить за неё своей жизнью и тем обеспечить своему делу посмертную славу. В финале романа, отпуская на свободу своего героя, Мастер одновременно освобождает «библейского» Пилата, на протяжении двух тысяч лет терзаемого муками совести.

В процессе создания образа прокуратора Булгаков использовал несколько источников. Первыми по значимости были канонические евангелия, в которых писатель почерпнул главные сюжетные обстоятельства: Понтий Пилат не находит вины в действиях и словах Иисуса, пытается спасти его, но на Пилата оказывают давление первосвященники и возбужденный ими народ, вопящий «Распни его!», и, наконец, окончательное решение о казни прокуратор принимает из страха перед кесарем: «Иудеи же кричали: «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю»». Вероятным источником образа послужила книга немецкого историка Г.А.Мюллера «Пон-тий Пилат, пятый прокуратор Иудеи, и судья Иисуса из Назарета» (1888).

…и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок.

Но почему? Почему страх, или, по-научному, инстинкт самосохранения, по мнению Булгакова (и не только), — самый страшный порок? Ведь, на первый взгляд, он выполняет функцию защиты устойчивого существования особи вида от всевозможных опасностей, исходящих как из внешней среды, так и из внутреннего мира.

Всё это справедливо до тех пор, пока живая особь не становится на путь к Человечности. Т.е. если психика индивида подчинена диктату инстинктов (животное), культуры (зомби), либо индивид самопревозносится в своём интеллекте (демон), страх — неотъемлемое, «невыкручиваемое» его свойство.

Но если индивид встал на путь к Человечности (что и должно происходить с человечеством по замыслу Создателя), страх для него — первое, что должно быть устранено из алгоритмики функционирования психики. Почему? Потому, что Человеком можно назвать только того, кто реализовывает свой познавательно-творческий потенциал, проявляет свободу воли (не путать с силой воли), и, в свою очередь, воля и познавательно-творческий потенциал его подчинены диктатуре совести. Страх же полностью блокирует/парализует все эти 3 компоненты. Есть все основания полагать, что, в оригинале (до цензурирования Откровения), первой заповедью, данной Моисею, была «Не бойся».

Но чтобы устранить страх, сначала необходимо разобраться, из-за чего он возникает. Если предельно обобщить, есть всего 2 причины страха:

незнание «поля деятельности»,
привязанность к чему-либо.

Именно поэтому, Человек остаётся Человеком только до тех пор, пока постигает новые знания. В идеале, он должеть делать это на протяжении всей своей сознательной жизни.

С привязанностями немного сложнее. Все мы являемся «продуктами системы», культура которой целесообразно сформирована в т.ч. и для того, чтобы формировать в нас множество разного рода зависимостей. Таким образом, наша самооценка во многом, если не полностью, зависит от чего-то вне нас (например, от того, что о нас говорят и думают другие люди). Первым шагом освобождения тут будет перенос зависимости от других людей на, например, своё дело, т.е. необходимо всё больше ассоциировать свою самооценку с тем, что мы реально можем контролировать и что от нас зависит. В идеале, в конечном итоге Человек должен полностью избавиться от любого рода зависимостей и ассоциировать себя и свою самооценку со своей душой, как частичкой Бога. Тогда страху места не будет.

В итоге, если Человек идёт по жизни, действуя по совести, постоянно и осознанно ведёт искренний и сокровенный диалог с Богом, постигает новые знания, соблюдая Человеческую этику их применения, тогда страх ему неведом, ибо:

«Вседержитель безошибочен: всё, что ни делается, - делается к лучшему; всё, что свершилось и свершается, - свершилось и свершается наилучшим возможным образом при той реальной нравственности и производных из неё намерениях и этике, носителями которых являются индивиды, в совокупности составляющие общество; Вседержитель велик и всемогущ, и милость Его безгранична.»

«дурное настроение, эмоциональная подавленность, раздражённость или откровенные озлобленность и злорадство - знаки того, что необходимо выявить что-то в своей деятельности, в намерениях на будущее, в своём отношении к происходящему - такое, что необходимо переосмыслить; но выявлять и переосмыслять что-либо конкретное можно только после того, как будет возобновлено ладное Жизни единство эмоционального и смыслового строя психической деятельности.»

Свободного времени было столько, сколько надобно, а гроза будет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок.

Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоявеликана. Но, помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?

- Да, да, - стонал и всхлипывал во сне Пилат.

Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача!

- Мы теперь будем всегда вместе, - говорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с золотым копьем. - Раз один - то, значит, тут же и другой! Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя! Меня - подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя - сына короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы.

- Да, уж ты не забудь, помяни меня, сына звездочета, - просил во сне Пилат. И, заручившись во сне кивком идущего рядом с ним нищего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне.

Все это было хорошо, но тем ужаснее было пробуждение игемона. Банга зарычал на луну, и скользкая, как бы укатанная маслом, голубая дорога перед прокуратором провалилась. Он открыл глаза, и первое, что вспомнил, это что казнь была. Первое, что сделал прокуратор, это привычным жестом вцепился в ошейник Банги, потом больными глазами стал искать луну и увидел, что она немного отошла в сторону и посеребрилась. Ее свет перебивал неприятный, беспокойный свет, играющий на балконе перед самыми глазами. В руках у кентуриона Крысобоя пылал и коптил факел. Держащий его со страхом и злобой косился на опасного зверя, приготовившегося к прыжку.

- Не трогать, Банга, - сказал прокуратор больным голосом и кашлянул. Заслонясь от пламени рукою, он продолжал: - И ночью, и при луне мне нет покоя. О, боги! У вас тоже плохая должность, Марк. Солдат вы калечите…

В величайшем изумлении Марк глядел на прокуратора, и тот опомнился. Чтобы загладить напрасные слова, произнесенные со сна, прокуратор сказал:

- Не обижайтесь, кентурион, мое положение, повторяю, еще хуже. Что вам надо?

- К вам начальник тайной стражи, - спокойно сообщил Марк.

- Зовите, зовите, - прочищая горло кашлем, приказал прокуратор и стал босыми ногами нашаривать сандалии. Пламя заиграло на колоннах, застучали калиги кентуриона по мозаике. Кентурион вышел в сад.

- И при луне мне нет покоя, - скрипнув зубами, сам себе сказал прокуратор.

На балконе вместо кентуриона появился человек в капюшоне.

- Банга, не трогать, - тихо сказал прокуратор и сдавил затылок пса.

Прежде чем начать говорить, Афраний, по своему обыкновению, огляделся и ушел в тень и, убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет, тихо сказал:

- Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы. Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку.

Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза - собачьи и волчьи.

Афраний вынул из-под хламиды заскорузлый от крови кошель, запечатанный двумя печатями.

- Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвященника. Кровь на этом мешке - кровь Иуды из Кириафа.

- Сколько там, интересно? - спросил Пилат, наклоняясь к мешку.

- Тридцать тетрадрахм.

Прокуратор усмехнулся и сказал:

- Мало.

Афраний молчал.

- Где убитый?

- Этого я не знаю, - со спокойным достоинством ответил человек, никогда не расстававшийся со своим капюшоном, - сегодня утром начнем розыск.

Прокуратор вздрогнул, оставил ремень сандалии, который никак не застегивался.

- Но вы наверное знаете, что он убит?

На это прокуратор получил сухой ответ:

- Я, прокуратор, пятнадцать лет на работе в Иудее. Я начал службу при Валерии Грате. Мне не обязательно видеть труп для того, чтобы сказать, что человек убит, и вот я вам докладываю, что тот, кого именовали Иуда из города Кириафа, несколько часов тому назад зарезан.

- Простите меня, Афраний, - ответил Пилат, - я еще не проснулся как следует, отчего и сказал это. Я сплю плохо, - прокуратор усмехнулся, - и все время вижу во сне лунный луч. Так смешно, вообразите. Будто бы я гуляю по этому лучу. Итак, я хотел бы знать ваши предположения по этому делу. Где вы собираетесь его искать? Садитесь, начальник тайной службы.

Афраний поклонился, пододвинул кресло поближе к кровати и сел, брякнув мечом.

- Я собираюсь искать его недалеко от масличного жома в Гефсиманском саду.

- Так, так. А почему именно там?

- Игемон, по моим соображениям, Иуда убит не в самом Ершалаиме и не где-нибудь далеко от него. Он убит под Ершалаимом.

- Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет. Объясните, почему?

- Ни в коем случае не допускаю мысли, - говорил негромко Афраний, - о том, чтобы Иуда дался в руки какими-нибудь подозрительным людям в черте города. На улице не зарежешь тайно. Значит, его должны были заманить куда-нибудь в подвал. Но служба уже искала его в Нижнем Городе и, несомненно, нашла бы. Но его нет в городе, за это вам ручаюсь, если бы его убили вдалеке от города, этот пакет с деньгами не мог бы быть подброшен так скоро. Он убит вблизи города. Его сумели выманить за город.

- Не постигаю, каким образом это можно было сделать.

- Да, прокуратор, это самый трудный вопрос во всем деле, и я даже не знаю, удастся ли мне его разрешить.

- Действительно, загадочно! В праздничный вечер верующий уходит неизвестно зачем за город, покинув пасхальную трапезу, и там погибает. Кто и чем мог его выманить? Не сделала ли это женщина? - вдруг вдохновенно спросил прокуратор.

Афраний отвечал спокойно и веско:

- Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенно исключена. Надлежит рассуждать логически. Кто был заинтересован в гибели Иуды? Какие-то бродячие фантазеры, какой-то кружок, в котором прежде всего не было никаких женщин. Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщины не было в этом деле, прокуратор. Более того скажу, такое толкование убийства может только сбивать со следу, мешать следствию и путать меня.

- Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, - говорил Пилат, - и я лишь позволил себе высказать свое предположение.

- Оно, увы, ошибочно, прокуратор.

- Но что же, что же тогда? - воскликнул прокуратор, с жадным любопытством всматриваясь в лицо Афрания.

- Я полагаю, что это все те же деньги.

- Замечательная мысль! Но кто и за что мог предложить ему деньги ночью за городом?

- О нет, прокуратор, не так. У меня есть единственное предположение, и если оно неверно, то других объяснений я, пожалуй, не найду, - Афраний наклонился поближе к прокуратору и шепотом договорил: - Иуда хотел спрятать свои деньги в укромном, одному ему известном месте.

Кто же будет спорить с тем, что трусость – это порок? Вот только литературный материал для рассуждения на данную тему выбран такой, что из любви к авторам и их творчеству ни в коем случае не хотелось бы коснуться их поверхностно, вскользь. «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, книги С. Довлатова – это вечные, философские произведения, заслуживающие многократного прочтения на протяжении всей жизни.

Слова о том, что трусость – один из самых страшных пороков, принадлежат Иешуа Га-Ноцри, герою романа Мастера. Они были адресованы Понтию Пилату в связи с тем, что последний не решился рискнуть своей карьерой и послал на смерть невинного человека, лишь бы не пойти наперекор толпе.

Малодушными можно назвать всех людей, кто во многом не согласен с действиями какого-либо руководства, власти в целом, но не будет говорить об этом во всеуслышание, только в своём узком кругу. Это те, кто не согласен, но будет выполнять, недоволен, но не протестует. А таких большинство. Трусость опасна тем, что очень распространена и, в общем-то, ненаказуема.

Что касается зарисовки С. Довлатова о ситуации в нью-йоркском метро, следует отличать испуг от трусости. Испуг – внезапное ощущение страха, вызванное возможной опасностью. Трусость – черта характера, душевная слабость, выражающаяся в неспособности противостоять страху. Шутя, я бы даже сказала, что трусость - это гипертрофированное чувство самосохранения.

С. Довлатов, писатель-диссидент, бывший лагерный надзиратель, конечно же, трусом не был. Нередко ему приходилось сдерживать эмоции, проявлять осторожность в отношениях с людьми, потому что когда он об этом забывал, получался скандал и даже драка. Но в тот раз в метро он ехал с женой и дочерью. В отличие от советских хулиганов, у американских вполне могло оказаться огнестрельное оружие, и что бы он сделал против них одними кулаками.

В чужой стране, не зная языка, порядков, он чувствовал себя менее уверенно, не знал, как уместно себя вести. Оказалось, так же.

Страх трусливому человеку может перечеркнуть всю жизнь. Из страха неудач он может никогда не предпринять то, на что был способен. От страха можно стать предателем. Страх – инструмент, посредством которого управляют большими группами людей, держа их в повиновении. Безусловно, трусость является одним из самых зловещих пороков. Хуже только зависть. (по тексту С. Довлатова "Рассказывают, что писатель Владимир Набоков...")

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку

Обновлено: 2017-12-11

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Из предисловия к «Мастеру и Маргарите» * - «Мариэтта Чудакова. «Закатный» роман М. Булгакова» :

«В конце марта 1930 года Булгаков написал обширное письмо Правительству. В начале апреля они вместе с Е. С. Шиловской разнесли его по семи адресам – и стали ждать ответа от кого-либо. Булгаков сказал возлюбленной, что если никто ему не ответит – он покончит с собой. Пистолет был приготовлен.

Письмо было весьма резким в советских условиях. «…Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что если бы кто-либо из писателей задумывал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода». Обращаясь к «гуманности советской власти», автор письма просил: «…Меня, писателя, который не может быть полезен у себя в отечестве, великодушно отпустить на свободу» (эти слова – «на свободу» - были для адресатов, пожалуй, особенно убийственными).

Во внезапном для Булгакова телефонном разговоре со Сталиным <18 апреля> 1930 года писатель, ошеломленный неожиданным звонком и коварной формулировкой первого же вопроса («…Отпустить вас за границу? …Очень мы вам надоели?» - Курсив наш), отказался от своей просьбы об отъезде. Скорей всего это произошло под влиянием «припадка нежданной, налетевшей как обморок робости» - он «проклинает» его год спустя, в письме П. С. Попову».

Слова писателя из его письма В. В. Вересаеву: «Год я ломал голову, стараясь сообразить, что случилось. <…> Что произошло? Ведь он же хотел принять меня?..»

«Знакомство Булгакова со С. состоялось после булгаковского письма от 28 марта 1930 г., адресованного Правительству СССР. Писатель просил, обращаясь "к гуманности советской власти", "великодушно отпустить на свободу", поскольку он "не может быть полезен у себя в отечестве"…

Об обстоятельствах создания этого письма и его последствиях вспоминала третья жена писателя Е. С. Булгакова. 4 января 1956 г. она сделала в своем дневнике следующую мемуарную запись: "Когда я с ним познакомилась (28 февраля 1929 года) - у них было трудное материальное положение. Не говорю уж об ужасном душевном состоянии М. А. - все было запрещено (то есть "Багровый" и "Зойкина" уже были сняты, а "Турбиных" сняли в мае 1929 г.). Ни одной строчки его не печатали, на работу не брали не только репортером, но даже типографским рабочим. Во МХАТе отказали, когда он об этом поставил вопрос.

Словом, выход один - кончать жизнь. Тогда он написал письмо Правительству. Сколько помню, разносили мы их (и печатала ему эти письма я, несмотря на жестокое противодействие Шиловского) по семи адресам. Кажется, адресатами были: Сталин, Молотов, Каганович, Калинин, Ягода, Бубнов (нарком тогда просвещения) и Ф. Кон. Письмо в окончательной форме было написано 25 марта, а разносили мы его 31-го и 1 апреля (1930 года)…

А 18-го апреля часов в 6-7 вечера он прибежал, взволнованный, в нашу квартиру (с Шиловским) на Большом Ржевском и рассказал следующее.

Он лег после обеда, как всегда спать, но тут же раздался телефонный звонок и Люба (вторая жена писателя Л. Е. Белозерская, упомянутая в письме от 28 марта 1930 г.) его подозвала, сказав, что из ЦК спрашивают.

М. А. не поверил, решил, что розыгрыш (тогда это проделывалось), и взъерошенный, раздраженный взялся за трубку и услышал:

Михаил Афанасьевич Булгаков?
- Да, да.
- Сейчас с вами товарищ Сталин будет говорить.
- Что? Сталин? Сталин?

Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков (или Михаил Афанасьевич - не помню точно).
- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
- Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь... А может быть, правда - вас пустить за границу? Что - мы вам очень надоели?

М. А. сказал, что он настолько не ожидал подобного вопроса (да он и звонка вообще не ожидал) - что растерялся и не сразу ответил:

Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
- Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
- Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
- А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами...
- Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить.
- Да, нужно найти время и встретиться обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего.

Но встречи не было. И всю жизнь М. А. задавал мне один и тот же вопрос: почему Сталин раздумал? И всегда я отвечала одно и то же: а о чем он мог бы с тобой говорить? Ведь он прекрасно понимал, после того твоего письма, что разговор будет не о квартире, не о деньгах, - разговор пойдет о свободе слова, о цензуре, о возможности художника писать о том, что его интересует. А что он будет отвечать на это?» (http://www.bulgakov.ru/s/stalin/2/).

«…произошло под влиянием «припадка нежданной, налетевшей как обморок робости» - он «проклинает» его год спустя» . Сразу вспомнила Жанну д"Арк:

«…“Спрошенная, слышала ли она после четверга свои голоса, отвечала, что да. Спрошенная, что они ей сказали, отвечала, что Господь передал через святых Катерину и Маргариту, что Он скорбит о предательстве, которое она совершила, согласившись отречься, чтобы спасти свою жизнь, и что она проклинает себя за это” . Потом она сказала, что отреклась из-за страха перед костром.

Вечером в доме епископа собрались секретари трибунала. Они обработали записи утреннего допроса, выправили, не слишком исказив смысл, кое-какие фразы и, переписав весь текст набело, скрепили его своими подписями. Так появился протокол последнего допроса Жанны - трагический документ, в котором сама Жанна рассказывает обо всем, что она пережила после отречения: об отчаянии, которое охватило ее, когда она поняла, что ее обманули, о презрении к самой себе из-за того, что она испугалась смерти, о том, как она проклинала себя за предательство, - она сама произнесла это слово, - и о победе, которую она одержала, - о самой, пожалуй, трудной из всех ее побед, потому что это была победа над страхом смерти. На полях протокола, против того места, где говорилось, что Жанна проклинает себя за отречение, кто-то из судей сделал пометку: responsio mortifera - "ответ, ведущий к смерти" . Судя по этой пометке, трибунал усмотрел в словах Жанны свидетельство "рецидива ереси". Но вовсе не эти слова решили участь подсудимой. Судьба Жанны была окончательно предрешена в тот самый момент, когда она снова надела мужскую одежду. Именно тогда она вторично впала в ересь, т. е. совершила преступление, которое неминуемо влекло за собой смерть на костре»**.

Вот откуда появились эти слова в «Мастере и Маргарите» :

«- Единственное, что он сказал, - это что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость…

Казни не было! Не было! Вот в чем прелесть этого путешествия вверх по лестнице луны.

Да, это страшная вещь. Вот, к примеру, героини и герои фантастических романов Джоан Роулинг. Петтигрю струсил, когда увидел, что Темный Лорд побеждает в магической войне, перешел на темную сторону, предал Лили и Джеймса. Дамблдор из страха услышать от Гриндельвальда, что это именно он, Альбус, убил Ариану, позволил тому захватить власть и испортить жизнь многим людям. Гермиона из страха, что ее и дальше будут дразнить «неликвидной» уродиной, из желания доказать Гарри, Рону и остальным, что это не так, пошла вместе с Крамом на бал и целовалась с ним. Рон по той же причине поигрался с Лавандой, а Джинни встречалась с парнями, которые были ей не особенно интересны. Чтобы «потренироваться». Колдун из сказки Джоан «Волосатое Сердце Колдуна» из того же страха, из тщеславия погубил себя и девушку (). Фадж из страха за свою карьеру отправил в Азкабан невиновного Хагрида, чтобы угодить людям, отказался признавать возвращение Темного Лорда, отдал Хогварц на растерзание Амбридж. Северус струсил и не смог объясниться с Лили в самый судьбоносный момент. Люпин из страха остаться в одиночестве закрыл глаза на то, как жестоко поступают его друзья. Хелена Равенкло из страха встретиться со своей умирающей мамой, у которой она украла волшебный девайс, отказалась вернуться вместе с Кровавым Бароном домой. А Кровавый Барон, который пришел в ярость из-за этого и ударил ее кинжалом, из того же страха, из страха встретиться с умирающей ведьмой и рассказать ей, что он натворил, убил себя…

Тщеславие (= болезненная зависимость от мнения окружающих) и вызываемый им страх осуждения, насмешек и другого неприятного отравляют жизнь. Иногда жизненно необходимо юродствовать. Под злые насмешки людей.

*Мастер и Маргарита / Михаил Булгаков. – Москва: Эксмо, 2015.

**В. И. Райцес. Процесс Жанны д"Арк. - М.-Л.: Изд. "Наука", 1964.