Древние скульптуры Греции сделали вместе с храмами, поэмами Гомера, трагедиями афинских драматургов и комедиографов культуру эллинов великой. Но история пластического искусства Греции не была статичной, а прошла несколько этапов в развитии.
Скульптура Архаики Древней Греции
В темные века греки делали культовые изображения богов из дерева. Они назывались ксоаны . О них известно из сочинений античных писателей, образцы ксоанов не сохранились.
Кроме них в XII-VIII веках греки делали примитивные статуэтки из терракоты, бронзы или слоновой кости. Монументальная скульптура появилась в Греции в начале VII века. Статуи, которые использовались для украшения фризов и фронтонов древних храмов, деланы из камня. Отдельные скульптуры делались из бронзы.
Самые ранние скульптуры Архаики Древней Греции найдены на Крите . Их материал – известняк, и в фигурах чувствуется влияние Востока. Но к этому региону относится бронзовая статуя «Криофор », изображающая юношу с бараном на плечах.
Скульптура архаики древней Греции
Выделяют два основных вида статуй эпохи Архаики – куросы и коры . Курос (переводится с греческого как «юноша») представлял собой стоящего обнаженного юношу. Одна нога статуи выдвигалась вперед. Уголки губ куросов часто делали немного приподнятыми. Это создавало так называемую «архаическую улыбку».
Кора (переводится с греческого как «дева», «девушка») – скульптура женская. Древняя Греция VIII-VI веков оставила изображения кор в длинных хитонах. Мастера Аргоса, Сикиона, Кикладских островов предпочитали делать куросов. Скульпторы Ионии и Афин – кор. Куросы не были портретами конкретных людей, а представляли обобщенный образ.
Скульптура женская древняя Греция Архитектура и скульптура Древней Греции начали взаимодействовать в эпоху Архаики. В начале VI века в Афинах существовал храм Гекатомпедон. Фронтон культового здания украшало изображения поединка Геракла с Тритоном.
На акрополе Афин найдена статуя Мосхофора (человека, несущего теленка), сделанная из мрамора. Она была выполнена около 570 года. Посвятительная надпись сообщает, что она – дар богам от афинянина Ронба. Другая афинская статуя – курос на могиле афинского воина Кроисоса . Надпись под статуей говорит, что он поставлен в память о юном воине, погибшем в первых рядах.
Курос, Древняя Греция Классическая эпоха
В начале V века в греческой пластике растет реалистичность фигур. Мастера тщательнее воспроизводят пропорции человеческого тела и его анатомию. Скульптуры изображают человека в движении. Преемники прежних куросов – статуи атлетов .
Скульптуры первой половины V столетия иногда относят к «суровому» стилю. Самый яркий пример работ этого времени – скульптуры в храме Зевса в Олимпии . Фигуры там реалистичнее, чем куросы Архаики. Скульпторы пытались изобразить эмоции на лицах фигур.
Архитектура и скульптура древней Греции Скульптуры сурового стиля изображают людей в более расслабленных позах. Это удалось сделать за счет «контрапоста», когда тело слегка повернуто в одну сторону, а его вес лежит она одной ноге. Голову статуи делали немного повернутой в отличие от смотрящих вперед куросов. Пример такой статуи – «Мальчик Крития ». Одежда женских фигур в первой половине V века делается проще по сравнению со сложными одеждами кор эпохи Архаики.
Вторую половину V века называют эпохой Высокой Классики для скульптуры. В эту эпоху продолжали взаимодействовать пластика и архитектура. Скульптуры Древней Греции украшают храмы, созданные в V веке.
В это время в Афинах был построен величественный храм Парфенон , для украшения которого использовали десятки статуй. Фидий при создании скульптур Парфенона отказывался от прежних традиций. Человеческие тела на скульптурных группах храма Афины более совершенны, лица людей – бесстрастнее, одежды изображаются более реалистичными. Мастера V века уделяли основное внимание фигурам, но не эмоциям героев скульптур.
Дорифор, Древняя Греция В 440-е годы аргосский мастер Поликле т написал трактат, в котором изложил свои эстетические принципы. Он описал цифровой закон идеальных пропорций человеческого тела. Своеобразной иллюстрацией к нему стала статуя «Дорифор » («Копьеносец»).
Скульптуры древней Греции В скульптуре IV века шло развитие прежних традиций и создание новых. Статуи стали более натуралистичными. Скульпторы старались изображать на лицах фигур настроение и эмоции. Некоторые статуи могли служить персонификациями понятий или эмоций. Пример, статуя богини мира Эйрены . Скульптор Кефисодот создал ее для афинского государства в 374 году вскоре после заключения очередного мира со Спартой.
Раньше мастера не изображали богинь обнаженными. Первым, кто это сделал, стал скульптор IV века Пракситель, создавший статую «Афродиты Книдской ». Работа Праксителя погибла, но сохранились ее поздние копии и изображения на монетах. Чтобы объяснить наготу богини, скульптор говорил, что изобразил ее купающейся.
В IV веке творили три скульптора, работы которых были признаны величайшими – Пракситель, Скопас и Лисипп . С именем Скопаса, уроженца острова Парос, античная традиция связывала изображение на лицах фигур душевных переживаний. Лисипп был уроженцом пелопонесского города Сикион, но много лет жил в Македонии. Он дружил с Александром Великим и делал его скульптурные портреты. Лисипп уменьшил голову и туловище фигур по сравнению с ногами и руками. Благодаря этому его статуи были более эластичными и гибкими. Лисипп натуралистично изображала глаза и волосы статуй.
Скульптуры Древней Греции, названия которых известны всему миру, относятся к Классической и Эллинистической эпохам. Большинство из них погибли, но сохранились их копии, созданные в эпоху Римской империи.
Скульптуры древней Греции: названия в эллинистическую эпоху
В эпоху Эллинизма развивается изображение эмоций и состояний человека – старость, сон, тревога, опьянение. Темой скульптуры может быть даже уродство. Появились статуи усталых борцов, охваченных яростью гигантов, дряхлых стариков. Одновременно развивался жанр скульптурного портрета. Новым был тип – «портрет философа».
Статуи создавались по заказу граждан греческих полисов и эллинистических царей. Они могли иметь религиозные или политические функции. Уже в IV веке греки почитали с помощью скульптур своих полководцев. В источниках сохранились упоминания о статуях, которые жители городов воздвигали в честь спартанского полководца, победителя Афин Лисандра . Позднее афиняне и граждане других полисов воздвигали фигуры стратегов Конона, Хабрия и Тимофея в честь их военных побед. В Эллинистическую эпоху число таких статуй выросло.
Одна из самых известных работ эпохи Эллинизма – Ника Самофракийская . Ее создание относят ко II веку до н.э. Статуя, как предполагают исследователи, прославляла одну из морских побед царей Македонии. В какой-то мере, в эпоху Эллинизма скульптура Древней Греции – презентация силы и влияния правителей.
Древняя Греция скульптура: фото Среди монументальных скульптурных групп Эллинизма можно вспомнить Пергамскую школу . В III и II веках до н.э. цари этого государства вели долгие войны против племен галатов. Около 180 года до н.э. в Пергаме был завершен алтарь Зевса. Победа над варварами была представлена там аллегорически в виде скульптурной группы сражающихся богов-олимпийцев и гигантов.
Древние скульптуры Греции создавались для разных целей. Но, начиная с эпохи Возрождения, они привлекают людей своей красотой и реалистичностью.
Скульптуры древней Греции: презентация
В Древней Греции люди чрезвычайно ценили красоту. Особенно греки предпочитали скульптуру. Однако очень многие шедевры великих скульпторов погибли и не дошли до нашего времени. Например, Дискобол скульптора Мирона, Дорифор Поликлета, «Афродита Книдская» Праксителя, Лаокоон скульптора Агесандра. Все эти скульптуры погибли, и тем не менее... мы их прекрасно знаем. Как же могли сохраниться исчезнувшие скульптуры? Только благодаря многочисленным копиям, которые находились в домах богатых древних коллекционеров и украшали внутренние дворики, галереи и залы греков и римлян.
Дорифор - «Копьеносец» на многие столетия стал образцом мужской красоты. А «Афродита Книдская» - одна из самых известных обнаженных женских скульптур Древней Греции - стала образцом красоты женской . Чтобы полюбоваться Афродитой, древние греки приезжали из других городов и, увидев, как она прекрасна, заказывали безвестным скульпторам сделать точно такую же копию, чтобы поставить Афродиту на городской площади или же во внутреннем дворике своего богатого жилища.
Дискобол - утраченная бронзовая статуя атлета, который собирается бросить диск , создан был Мироном около V века до н. э. - это первая в искусстве Греции попытка изваять человека в движении, и попытка более чем удачная. Молодой атлет застыл на долю секунды, а в следующее мгновение он начнет раскручиваться, чтобы изо всех сил швырнуть диск.
Лаокоон - скульптурная группа страдающих людей, которая показана в мучительной борьбе. Лаокоон - это был жрец, который предупреждал жителей города Трои - троянцев - о том, что город может быть сражен благодаря деревянному коню. За это бог морей Посейдон послал из моря двух змей, и они задушили Лаокоона и его сыновей. Статуя была найдена относительно недавно, в XVII веке. А великий скульптор эпохи Возрождения Микеланджело говорил, что Лаокоон - это лучшая статуя в мире. Если бы в древности не было любителей и собирателей образцов прекрасной скульптуры, современное человечество не знало бы и этого шедевра.
До нас дошли также многочисленные римские и греческие гермы - головы и бюсты людей на подставках. Искусство создания герм берёт своё начало в создании ритуальных столбов поклонения Гермесу, на верхней подставке которых располагалась лепная голова божества торговли, науки и путешествий. По имени Гермеса и столбы стали называться гермами. Такие столбы располагались на перекрёстках дорог, у въезда в город или посёлок или у входа в дом. Считалось, что такое изображение отпугивает злые силы и недобрых духов.
Примерно с IV века до нашей эры гермами стали называть все портретные изображения людей, они стали частью внутренней обстановки дома, а богатые и знатные греки и римляне обзаводились целыми портретными галереями, создавая своего рода выставки семейных герм. Благодаря этой моде и традиции мы знаем, как выглядели многие древние философы, полководцы, императоры, жившие тысячелетия назад.
Древнегреческая живопись до нас практически не дошла , однако сохранившиеся образцы доказывают, что эллинское искуство достигло высот как реалистической, так и символической живописи. Трагедия засыпанного пеплом Везувия города Помпеи сохранила до нынешнего времени блестящие картины, которыми были покрыты все стены общественных и жилых помещений, в том числе и дома в бедных кварталах. Настенные фрески посвящались самым разным сюжетам, в живописном мастерстве художники античности достигли совершенства, и лишь спустя века этот путь повторили мастера Ренессанса.
Историки свидетельствуют, что в Древней Греции при Афинском храме была пристройка, которую называли Пинакотека, и там хранились древнегреческие картины. Древнее предание гласит, как появилась первая картина. Одна греческая девушка очень не хотела расставаться со своим возлюбленным, который должен был идти на войну. Во время их ночного свидания была полная луна. На белой стене появилась тень юноши. Девушка взяла кусочек угля и обвела его тень. Это свидание оказалось последним. Юноша погиб. Но осталась на стене его тень, и эта теневая картина ещё долго хранилась в одном из храмов города Коринфа.
Многие картины древних греков создавались по принципу заполнения силуэта - сначала на картине рисовался контур фигуры, почти так же, как сказано в легенде, и лишь потом контур начинали раскрашивать. Красок поначалу у древних греков было всего четыре - белая, черная, красная и желтая. Они основывались на цветных минералах и замешивались на яичном желтке или на растопленном воске, разводились водой. Дальние фигуры на картине могли быть больше передних, древние греки использовали как прямую, так и обратную перспективу. Картины писались на досках или на сырой штукатурке.
Изобразительное искусство проникло и в прикладные области. Разрисованные греческие сосуды, амфоры и вазы хранятся во многих музеях мира и доносят до нас красоту повседневности, свойственную античным цивилизациям.
Особым античным искусством, донесшим до нас всю красоту древней живописи, является мозаика - колоссальные картины, выложенные из кусочков цветных камней и, в поздние периоды, стекла, создавались по живописным эскизам и оказались своего рода вечным искусством. Мозаиками украшали полы, стены, фасады домов, они играли и эстетическую, и практическую роль в создании гармоничной и красивой среды обитания.
Эпоха античности стала расцветом искусства создания красоты и гармонии в любых проявлениях. Упадок и забытие античной культуры привели к возврату человечества к философиям негативизма и торжества нелепых предрассудков. Утрата эстетики любования прекрасным, отрицание природной красоты человеческого тела, разрушение античных храмов и произведений искусства стали наиболее заметным следствием крушения античного мира. Понадобились века, чтобы идеалы античности вернулись и начали творчески переосмысливаться художниками Ренессанса, а затем и мастерами Нового времени.
Д ля скульптуры Древней Греции эпохи классики, периода расцвета полиса, характерны следующие особенности. Главным объектом изображения по-прежнему остается человеческая фигура. Но по сравнению с архаической скульптурой изображение становится более динамичным и анатомически правильным. Но фигуры и лица скульптур по прежнему лишены индивидуальных черт: это обобщенные, абстрактные образы тяжеловооруженных воинов, атлетов, спортсменов, богов и героев.
Знаменитые скульпторы Древней Греции
Развитие скульптуры напрямую связано с именами трех знаменитых скульпторов Древней Греции — Мирона, Поликлета и Фидия.
Мирон — скульптор Древней Греции V в. до н.э. работавший в бронзе. Как художник он ставил своей главной задачей запечатление моментов перехода от одного движения к другому, подметить кульминационные моменты в этих движениях. Для своего знаменитого «Дискобола» , с которым мы знакомы по поздней римской мраморной копии, характерна тщательная, но несколько обобщенная передача анатомии человеческого тела, холодная красота линий фигуры. В ней Мирон полностью отказался от торжественной неподвижности своей модели.
Другая работа Мирона — групповая композиция «Афина и Силен Марсий» , установленная на Афинском акрополе. В ней художник попытался передать кульминационные точки движения человеческого тела: Афина стоящая в спокойной позе, бросает изобретенную ей флейту, а дикий лесной демон показан в движении, он хочет схватить флейту, но Афина его останавливает. Динамика движения тела Марсия подавляется неподвижностью и скованностью позы фигуры богини Афины.
Поликлет — другой древнегреческий скульптор живший тоже в V веке до н.э., он работал в Аргосе, Афинах и Эфесе. Ему принадлежат многочисленные изображения атлетов-победителей в мраморе и бронзе. Поликлет в своих скульптурах смог передать облик идеализированных и мужественных воинов-гоплитов, членов гражданского ополчения полиса. Поликлету принадлежит также «Диадумен» — статуя юноши, обвязывающего голову повязкой победителя.
Другая тема его творчества — изображения юношей-воинов, воплощавших представление о доблести гражданина. Для герайона в Аргосе он создал изображение богини Геры из слоновой кости. Для скульптур Поликлета свойственна пропорциональность, признанная современниками эталоном.
Фидий — знаменитый скультор Древней Греции V века до н.э. Он работал в Афинах, и . Фидий принимал активное участие в реконструкции в Афинах. Он был одним из руководителей строительства и украшения Парфенона. Он создал для Парфенона статую Афины высотой 12 метров. Основ статуи деревянная фигура. На лицо и обнаженные части тела накладывались пластинки из слоновой кости. Одежда и вооружение были покрыты почти двумя тоннами золота. Это золото служило неприкосновенным запасом на случай непредвиденных финансовых кризисов.
Вершиной творчества Фидия стала его знаменитая статуя , высотой 14 метров. Она изображала громовержца, сидящим на богато украшенном троне, его верхняя часть торса обнажена, а нижняя закутана в плащ. В одной руке Зевс держит статую Ники, в другой символ власти — жезл. Статуя была выполнена из дерева, фигуру покрывали пластины слоновой кости, а одежду тонкие золотые листы. Теперь вы знаете какие были скульпторы в Древней Греции.
Любопытную гипотезу относительно античного греческого чуда нашла в блоге скульптора Найджела Констама (Nigel Konstam): он считает, что античные статуи являлись слепками с живых людей, поскольку иначе невозможно объяснить столь быстрый переход от изготовления статичных статуй египетского типа к совершенному реалистическому искусству передачи движения, который происходит в промежутке от 500 до 450 года до н.э.
Свою гипотезу Найджел подтверждает исследованием ступней античных статуй, сравнивая их с гипсовыми отпечатками и восковыми отливками, сделанными со стоящих в заданной позе современных натурщиков. Деформация материала на ступнях подтверждает его гипотезу, что греки не делали статуи, как раньше, а стали использовать вместо них слепки с живых людей.
Впервые об этой гипотезе Констама узнала из фильма "Афины. Правда о демократии", поискала материал в интернете и вот что нашла.
Найджел снял видео с объяснением своей гипотезы относительно античных слепков и его можно посмотреть здесь http://youtu.be/7fe6PL7yTck на английском языке.
Но давайте сперва посмотрим на сами статуи.
Античная статуя куроса архаичной эпохи примерно 530 год до н.э. кажется скованной и напряженной, тогда еще не был известен контрапост - свободное положение фигуры, когда равновесие покоя создается из противоположных друг другу движений.
Курос, фигура юноши, начала V века до н.э. выглядит чуть более динамично.
Воины из Риаче, статуи второй четверти V века до н.э. 197 см высотой - редчайшая находка оригинальной греческой скульптуры классического периода, большая часть которой известна нам по римским копиям. В 1972 году занимавшийся сноркелингом римский инженер Стефано Мариоттини нашел их на дне моря у побережья Италии.
Эти бронзовые фигуры отлиты не целиком, их детали скреплялись как конструктор, что позволяет узнать гораздо больше о технике создания скульптур того времени. Их зрачки сделаны из золотой пасты, ресницы и зубы из серебра, губы и соски из меди, а глаза с использованием техники инкрустации костью и стеклом.
То есть в принципе, несколько раз измененные, как выяснили ученые, некоторые детали статуй слепками с живых моделей, пусть и увеличенными и усовершенствованными, вполне могли быть.
Именно в процессе исследований деформированных силой тяжести ступней Воинов из Риаче скульптору Констаму в голову пришла эта идея слепков, которыми, возможно, пользовались античные скульпторы.
При просмотре фильма "Афины. Правда о демократии" меня заинтересовало, как чувствовал себя достаточно пушистый натурщик, с которого снимали гипсовую форму, ведь многие, кому приходилось носить гипс жаловались, что его больно снимать, потому что приходится отдирать волосы.
С одной стороны, имеются источники, из которых известно, что в Древней Греции не только женщины, но и мужчины-атлеты удаляли волосы на теле.
С другой, именно волосатостью они отличались от женщин. Недаром в комедии Аристофана "Женщины в народном собрании" одна из героинь, решивших отобрать у мужчин власть говорит:
- А я так первым делом бритву бросила
Подальше, чтоб шершавой и кудлатой стать,
Не походить ни чуточки на женщину.
Получается, что если волосы мужчины и удаляли, то скорее всего те, кто профессионально занимался спортом, а именно такие натурщики и нужны были скульпторам.
Почитала, тем не менее, о гипсе и выяснила, что еще в древности существовали способы борьбы с этим явлением: когда делали маски и слепки, тело натурщиков намазывали специальными масляными мазями, благодаря которым гипс снимали безболезненно, даже если на теле были волосы. То есть техника слепков не только с мертвого, но и с живого человека в древности действительно была хорошо известна еще в Египте, однако, именно передача движения и копирование человека не считалось там красивым.
Но для эллинов прекрасное человеческое тело, совершенное в своей наготе, представлялось величайшей ценностью и объектом поклонения. Возможно поэтому в использовании слепков с такого тела для изготовления произведений искусства они не видели ничего предосудительного. 
Фрина перед ареопагом. Ж.Л.Жером. 1861, Гамбург, Германия.
С другой стороны, вполне могли обвинить скульптора в нечестии и оскорблении богов потому, что для статуи богини в качестве натурщицы он использовал гетеру. В случае с Праксителем обвинили в безбожии Фрину. Но разве ему бы согласилась позировать не-гетера?
Оправдал ее ареопаг в 340 г. до н.э., впрочем, после того, как во время речи в ее защиту оратор Гиперид предъявил оригинал - обнаженную Фрину, сдернув с нее хитон и риторически вопросив, как может такая красота быть виновна. Ведь греки считали, что прекрасное тело обладает не менее прекрасной душой.
Возможно, что и до него Праксителя богинь изображали обнаженными, а нечестием судьи могли посчитать то, что слишком уж богиня похожа на Фрину, как бы один в один, а обвинение самой гетеры в безбожии было только предлогом? Может, они знали или догадывались о возможностях работы с гипсовыми слепками с живого человека? И тогда мог возникнуть ненужный вопрос: кому они поклоняются в храме - Фрине или богине.
С помощью работы с фотографией современный компьютерный художник "оживил" Фрину, то есть, конечно, статую Афродиты Книдской, а конкретнее - ее копию, поскольку оригинал до нас не дошел.
А, как нам известно, статуи древние греки раскрашивали, так что вполне может быть, что гетера могла бы так выглядеть, если бы кожа у нее была чуть желтоватой, за что ее по некоторым источникам и прозвали Фриной.
Хотя в данном случае наш современник соревнуется с Никием, художником, конечно, а не полководцем, на которого ведет неверная ссылка в Википедии. Ведь на вопрос, какие свои произведения Пракситель считает самыми лучшими, он по легенде отвечал, что те, которые раскрашены Никием.
Кстати, эта фраза оставалась долгие века загадочной для тех, кто не знал или не верил в то, что законченные греческие скульптуры не были белыми.
Но мне кажется, что сама статуя Афродиты вряд ли была раскрашена именно так, потому что ученые утверждают, что греки их раскрашивали достаточно пестро.
Скорее, примерно так, как раскрашен Аполлон с выставки Пестрые боги "Bunte Götter".
И представьте, как странно чувствовал себя натурщик, когда видел, как ему в образе бога поклоняются люди.
Или не ему, а его копии, которую художник пропорционально увеличил, ярко раскрасил и исправил мелкие физические несоответствия и недостатки в соответствии с каноном Поликлета? Это твое тело, но больше и лучше. Или уже не твое? Мог ли он верить, что сделанная с него статуя - это статуя бога?
В одной из статей прочитала также об огромном количестве гипсовых заготовок в античной греческой мастерской для копий, приготовленных для отправки в Рим, которые обнаружили археологи. Может, это были в том числе и слепки с людей, а не только со статуй?
Не стану настаивать на заинтересовавшей меня гипотезе Констама: конечно, специалистам виднее, но то, что слепками с живых людей и частей их тела античные скульпторы, как и современные, пользовались сомнения не вызывает. Неужели можно подумать, что древние греки были такие глупые, что, зная о том, что такое гипс, не догадались бы?
Но как вы думаете, делать копии живых людей - это искусство или обман?
Классический период древнегреческой скульптуры приходится на V -- IV вв.до н.э. (ранняя классика или «строгий стиль» - 500/490 - 460/450 гг. до н.э.; высокая -- 450 -- 430/420 гг. до н. э.; «богатый стиль» -- 420 -- 400/390 гг. до н. э.; поздняя классика -- 400/390 - ок. 320 гг. до н. э.). На рубеже двух эпох -- архаической и классической -- стоит скульптурный декор храма Афины Афайи на острове Эгина. Скульптуры западного фронтона относятся ко времени основания храма (510 -- 500 гг. до н. э.), скульптуры второго восточного, заменившие прежние, -- к раннеклассическому времени (490 -- 480 гг. до н. э.). Центральный памятник древнегреческой скульптуры ранней классики -- фронтоны и метопы храма Зевса в Олимпии (около 468 -- 456 гг. до н. э.). Другое значительное произведение ранней классики -- так называемый «Трон Людовизи», украшенный рельефами. От этого времени дошел также ряд бронзовых оригиналов -- «Дельфийский возничий», статуя Посейдона с мыса Артемисий, Бронзы из Риаче. Крупнейшие скульпторы ранней классики -- Пифагор Регийский, Каламид и Мирон. О творчестве прославленных греческих скульпторов мы судим, главным образом, по литературным свидетельствам и поздним копиям их произведений. Высокая классика представлена именами Фидия и Поликлета. Ее кратковременный расцвет связан с работами на афинском Акрополе, то есть со скульптурной декорацией Парфенона (дошли фронтоны, метопы и зофор, 447 -- 432 гг. до н. э.). Вершиной древнегреческой скульптуры были, no-видимому, хрисоэлефантинные статуи Афины Парфенос и Зевса Олимпийского работы Фидия (обе не сохранились). «Богатый стиль» свойственен произведениям Каллимаха, Алкамена, Агоракрита и других скульпторов к. V в. до н. э.. Его характерные памятники -- рельефы баллюстрады небольшого храма Ники Аптерос на афинском Акрополе (около 410 г. до н. э.) и ряд надгробных стел, среди которых наиболее известна стела Гегесо. Важнейшие произведения древнегреческой скульптуры поздней классики -- декорация храма Асклепия в Эпидавре (около 400 -- 375 гг. до н. э.), храма Афины Алей в Тегее (около 370 -- 350 гг. до н. э.), храма Артемиды в Эфесе (около 355 -- 330 гг. до н. э.) и Мавзолея в Галикарнассе (ок. 350 г. до н. э.), над скульптурной декорацией которого работали Скопас, Бриаксид, Тимофей и Леохар. Последнему приписываются также статуи Аполлона Бельведерского и Дианы Версальской. Имеется и ряд бронзовых оригиналов IV в. до н. э. Крупнейшие скульпторы поздней классики -- Праксителъ, Скопас и Лисипп, во многом предвосхитившие последующую эпоху эллинизма.
Греческая скульптура частично уцелела в обломках и фрагментах. Большинство статуй известно нам по римским копиям, которые исполнялись во множестве, но не передавали красоты оригиналов. Римские копиисты их огрубляли и засушивали, а переводя бронзовые изделия в мрамор, уродовали их неуклюжими подпорками. Большие фигуры Афины, Афродиты, Гермеса, Сатира, которые мы сейчас видим в залах Эрмитажа,-- это только бледные перепевы греческих шедевров. Проходишь мимо них почти равнодушно и вдруг останавливаешься перед какой-нибудь головой с отбитым носом, с попорченным глазом: это греческий подлинник! И поразительной силой жизни вдруг повеет от этого обломка; сам мрамор иной, чем в римских статуях,-- не мертвенно-белый, а желтоватый, сквозистый, светоносный (греки еще натирали его воском, что придавало мрамору теплый тон). Так нежны тающие переходы светотени, так благородна мягкая лепка лица, что невольно вспоминаются восторги греческих поэтов: действительно эти скульптуры дышат, действительно они живые* * Дмитриева, Акимова. Античное искусство. Очерки. - М., 1988. С. 52.
В скульптуре первой половины века, когда шли войны с персами, преобладал мужественный, строгий стиль. Тогда была создана статуарная группа тираноубийц: зрелый муж и юноша, стоя бок о бок, делают порывистое движение вперед, младший заносит меч, старший заслоняет его плащом. Это памятник историческим лицам -- Гармодию и Аристогитону, убившим несколькими десятилетиями раньше афинского тирана Гиппарха,-- первый в греческом искусстве политический монумент. Он вместе с тем выражает героический дух сопротивления и свободолюбия, вспыхнувший в эпоху греко-персидских войн. «Не рабы они у смертных, не подвластны никому»,-- говорится об афинянах в трагедии Эсхила «Персы».
Сражения, схватки, подвиги героев... Этими воинственными сюжетами переполнено искусство ранней классики. На фронтонах храма Афины в Эгине -- борьба греков с троянцами. На западном фронтоне храма Зевса в Олимпии -- борьба лапифов с кентаврами, на метопах -- все двенадцать подвигов Геракла. Другой излюбленный комплекс мотивов -- гимнастические состязания; в те далекие времена физическая тренированность, мастерство телодвижений имели решающее значение и для исхода битв, поэтому атлетические игры были далеко не только развлечением. Еще с 8 века до н. э. в Олимпии проводились раз в четыре года гимнастические состязания (начало их впоследствии стали считать началом греческого летосчисления), а в V веке они праздновались с особой торжественностью, причем теперь на них присутствовали и поэты, читавшие стихи. Храм Зевса Олимпийского -- классический дорический периптер -- находился в центре священного округа, где происходили состязания, они начинались с жертвоприношения Зевсу. На восточном фронтоне храма скульптурная композиция изображала торжественный момент перед началом конских ристалищ: в центре -- фигура Зевса, по сторонам от нее -- статуи мифологических героев Пелопа и Эномая, главных участников предстоящего состязания, по углам -- их колесницы, запряженные четверкой коней. Согласно мифу, победителем был Пелоп, в честь которого и были учреждены Олимпийские игры, возобновленные потом, как гласило предание, самим Гераклом.
Темы рукопашных схваток, конных состязаний, состязаний в беге, в метании диска научили ваятелей изображать человеческое тело в динамике. Архаическая застылость фигур была преодолена. Теперь они действуют, движутся; появляются сложные позы, смелые ракурсы, широкие жесты. Ярчайшим новатором выступил аттический скульптор Мирон. Главнейшей задачей Мирона было выразить возможно полно и сильно движение. Металл не допускает такой точной и тонкой работы, как мрамор, и, быть может, потому он обратился к изысканию ритма движения. (Под именем ритма подразумевается совокупная гармония движения всех частейтела.) И действительно, ритм был превосходно уловлен Мироном. В статуях атлетов он передавал не только движение, но переход от одной стадии движения к другой, как бы останавливая мгновение. Таков его знаменитый «Дискобол». Атлет наклонился и размахнулся перед броском, секунда - и диск полетит, атлет выпрямится. Но на эту секунду его тело замерло в положении очень сложном, однако зрительно уравновешенном.
Равновесие, величавый «этос», сохраняется в классической скульптуре строгого стиля. Движение фигур не бывает ни беспорядочным, ни чрезмерно возбужденным, ни слишком стремительным. Даже в динамических мотивах схватки, бега, падения не утрачивается ощущение «олимпийского спокойствия», целостной пластической завершенности, самозамкнутости. Вот бронзовая статуя «Возничего», найденная в Дельфах,-- один из немногих хорошо сохранившихся греческих подлинников. Она относится к раннему периоду строгого стиля -- примерно около 470 года до н. э.. Этот юноша стоит очень прямо (он стоял на колеснице и правил квадригой коней), ноги его босы, складки длинного хитона напоминают о глубоких каннелюрах дорических колонн, голова плотно охвачена посеребренной повязкой, инкрустированные глаза смотрят как живые. Он сдержан, спокоен и вместе с тем исполнен энергии и воли. По одной этой бронзовой фигуре с ее крепкой, литой пластикой можно почувствовать полную меру человеческого достоинству как его понимали древние греки.
В их искусстве на этом этапе преобладали образы мужественные, но, по счастью, сохранился и прекрасный рельеф с изображением Афродиты, выходящей из моря, так называемый «трон Людовизи» -- скульптурный триптих, верхняя часть которого отбита. В его центральной части богиня красоты и любви, «пенорожденная», поднимается из волн, поддерживаемая двумя нимфами, которые целомудренно ограждают ее легким покрывалом. Она видна до пояса. Ее тело и тела нимф просвечивают сквозь прозрачные хитоны, складки одежд льются каскадом, потоком, как струи воды, как музыка. На боковых частях триптиха две женские фигуры: одна обнаженная, играющая на флейте; другая, закутанная в покрывало, зажигает жертвенную свечу. Первая -- гетера, вторая -- жена, хранительница очага, как бы два лика женственности, обе находящиеся под покровительством Афродиты.
Поиски уцелевших греческих подлинников продолжаются и сейчас; время от времени счастливые находки обнаруживаются то в земле, то на дне моря: так, в 1928 году в море, близ острова Эвбеи, нашли превосходно сохранившуюся бронзовую статую Посейдона.
Но общую картину греческого искусства эпохи расцвета приходится мысленно реконструировать и дорисовывать, нам известны только случайно сохранившиеся, разрозненные скульптуры. А они существовали в ансамбле.
Среди известных мастеров имя Фидия затмевает собой всю скульптуру последующих поколений. Блестящий представитель века Перикла, он сказал последнее слово пластической техники, и до сих пор никто еще не дерзал с ним сравниться, хотя мы знаем его только по намекам. Уроженец Афин, он родился за несколько лет до Марафонской битвы и, следовательно, стал как раз современником празднования побед над Востоком. Сперва выступил он в качестве живописца, а затем перешел на скульптуру. По чертежам Фидия и его рисункам, под личным его наблюдением, воздвигались перикловские постройки. Исполняя заказ за заказом, он создавал дивные статуи богов, олицетворяя в мраморе, золоте и кости отвлеченные идеалы божеств. Образ божества вырабатывался им не только сообразно его качествам, но и применительно к цели чествования. Он глубоко проникался идеей того, что олицетворял данный идол, и ваял его со всею силой и могучестью гения.
Афина, которую он сделал по заказу Платеи и которая обошлась этому городу очень дорого, упрочила известность молодого скульптора. Ему была заказана для Акрополя колоссальная статуя Афины-покровительницы. Она достигала 60 футов высоты и превышала все окрестные здания; издали, с моря, она сияла золотой звездой и царила надо всем городом. Она не была акролитной (составной), как Платейская, но вся литая из бронзы. Другая статуя Акрополя, Афина-девственница, сделанная для Парфенона, состояла из золота и слоновой кости. Афина была изображена в боевом костюме, в золотом шлеме с горельефным сфинксом и грифами по бокам. В одной руке она держала копье, в другой фигуру победы. У ног ее вилась змея -- хранительница Акрополя. Статуя эта считается лучшим уверением Фидия после его Зевса. Она послужила оригиналом для бесчисленных копий.
Но верхом совершенства из всех работ Фидия считается его Зевс Олимпийский. Это был величайший труд его жизни: сами греки отдавали ему пальму первенства. Он производил на современников неотразимое впечатление.
Зевс был изображен на троне. В одной руке он держал скипетр, в другой -- изображение победы. Тело было из слоновой кости, волосы -- золотые, мантия -- золотая, эмалированная. В состав трона входили и черное дерево, и кость, и драгоценные камни. Стенки между ножек были расписаны двоюродным братом Фидия, Паненом; подножие трона было чудом скульптуры. Общее впечатление было, как справедливо выразился один немецкий ученый, поистине демоническое: целому ряду поколений истукан казался истинным богом; одного взгляда на него было достаточно, чтобы утолить все горести и страдания. Кто умирал, не увидав его, почитал себя несчастным* * Гнедич П.П. Всемирная история искусств. - М., 2000. С. 97...
Статуя погибла неизвестно как и когда: вероятно, сгорела вместе с олимпийским храмом. Но, должно быть, чары ее были велики, если Калигула настаивал во что бы то ни стало перевезти ее в Рим, что, впрочем, оказалось невозможным.
Преклонение греков перед красотой и мудрым устройством живого тела было так велико, что они эстетически мыслили его не иначе как в статуарной законченности и завершенности, позволяющей оценить величавость осанки, гармонию телодвижений. Растворить человека в бесформенной слитной толпе, показать его в случайном аспекте, удалить вглубь, погрузить в тень -- противоречило бы эстетическому символу веры эллинских мастеров, и они никогда этого не делали, хотя основы перспективы были им понятны. И скульпторы и живописцы показывали человека с предельной пластической отчетливостью, крупным планом (одну фигуру или группу из нескольких фигур), стремясь расположить действие на переднем плане, как бы на узких подмостках, параллельных плоскости фона. Язык тела был и языком души. Иногда говорят, что греческое искусство чуждалось психологии или не доросло до нее. Это не совсем так; может быть, искусство архаику еще было внепсихологично, но не искусство классики. Действительно, оно не знало того скрупулезного анализа характеров, того культа индивидуального, который возникает в новейшие времена. Не случайно портрет в Древней Греции был развит сравнительно слабо. Но греки владели искусством передачи, если так можно сказать, типовой психологии,-- они выражали богатую гамму душевных движений на основе обобщенных человеческих типов. Отвлекаясь от оттенков личных характеров, эллинские художники не пренебрегали оттенками переживаний и умели воплощать сложный строй чувств. Ведь они были современниками и согражданами Софокла, Еврипида, Платона.
Но все же выразительность заключалась не столько в выражениях лиц, сколько в движениях тела. Глядя на таинственно-безмятежных мойр Парфенона, на стремительную резвую Нику, развязывающую сандалию, мы чуть ли не забываем, что у них отбиты головы,-- так красноречива пластика их фигур.
Каждый чисто пластический мотив -- будь это грациозное равновесие всех членов тела, опора на обе ноги или на одну, перенесение центра тяжести на внешнюю опору, голова, склоненная к плечу или откинутая назад,-- мыслился греческими мастерами как аналог духовной жизни. Тело и психика осознавались в нераздельности. Характеризуя в «Лекциях по эстетике» классический идеал, Гегель говорил, что в «классической форме искусства человеческое тело в его формах уже больше не признается только чувственным существованием, а признается лишь существованием и природным обликом духа».
Действительно, тела греческих статуй необычайно одухотворены. Французский скульптор Роден сказал об одной из них: «Этот юношеский торс без головы радостнее улыбается свету и весне, чем могли бы это сделать глаза и губы»* * Дмитриева, Акимова. Античное искусство. Очерки. - М., 1988. С. 76.
Движения и позы в большинстве случаев просты, естественны и не обязательно связаны с чем-то возвышенным. Ника развязывает сандалию, мальчик вынимает занозу из пятки, юная бегунья на старте готовится к бегу, дискобол Мирона мечет диск. Младший современник Мирона, прославленный Поликлет, в отличие от Мирона, никогда не изображал быстрых движений и мгновенных состояний; его бронзовые статуи молодых атлетов находятся в спокойных позах легкого, размеренного движения, волнообразно пробегающего по фигуре. Левое плечо слегка выдвинуто, правое отведено, левое бедро подалось назад, правое приподнято, правая нога стоит твердо на земле, левая -- несколько позади и чуть согнута в колене. Это движение или не имеет никакого «сюжетного» предлога, или предлог незначителен -- оно самоценно. Это пластический гимн ясности, разуму, мудрому равновесию. Таков Дорифор (копьеносец) Поликлета, известный нам по мраморным римским копиям. Он как бы и шагает, и одновременно сохраняет состояние покоя; положения рук, ног и торса идеально сбалансированы. Поликлет был автором трактата «Канон» (не дошедшего до нас, о нем известно по упоминаниям античных писателей), где он и теоретически устанавливал законы пропорций человеческого тела.
Головы греческих статуй, как правило, имперсональны, то есть мало индивидуализированы, приведены к немногим вариациям общего типа, но этот общий тип обладает высокой духовной емкостью. В греческом типе лица торжествует идея «человеческого» в его идеальном варианте. Лицо делится на три равные по длине части: лоб, нос и нижняя часть. Правильный, нежный овал. Прямая линия носа продолжает линию лба и образует перпендикуляр линии, проведенной от начала носа до отверстия уха (прямой лицевой угол). Продолговатый разрез довольно глубоко сидящих глаз. Небольшой рот, полные выпуклые губы, верхняя губа тоньше нижней и имеет красивый плавный вырез наподобие лука амура. Подбородок крупный и круглый. Волнистые волосы мягко и плотно облегают голову, не мешая видеть округлую форму черепной коробки.
Эта классическая красота может показаться однообразной, но, являя собой выразительный «природный облик духа», она поддается варьированию и способна воплощать различные типы античного идеала. Немного больше энергии в складе губ, в выступающем вперед подбородке -- перед нами строгая девственная Афина. Больше мягкости в очертаниях щек, губы слегка полуоткрыты, глазные впадины затенены -- перед нами чувственный лик Афродиты. Овал лица более приближен к квадрату, шея толще, губы крупнее -- это уже образ молодого атлета. А в основе остается все тот же строго пропорциональный классический облик.
Однако в нем нет места чему-то, с нашей точки зрения, очень важному: обаянию неповторимо индивидуального, красоте неправильного, торжеству духовного начала над телесным несовершенством. Этого древние греки дать не могли, для этого первоначальный монизм духа и тела должен был нарушиться, и эстетическое сознание вступить в стадию их разъединения -- дуализма,-- что произошло гораздо позже. Но и греческое искусство постепенно эволюционировало в сторону индивидуализации и открытой эмоциональности, конкретности переживаний и характерности, что становится очевидным уже в эпоху поздней классики, в IV веке до н. э.
В конце V века до н. э. пошатнулось политическое могущество Афин, подорванное длительной Пелопоннесской войной. Во главе противников Афин стояла Спарта; ее поддерживали другие государства Пелопоннесса и оказывала финансовую помощь Персия. Афины проиграли войну и были вынуждены заключить невыгодный для себя мир; они сохранили самостоятельность, но Афинский морской союз распался, денежные запасы иссякли, усилились внутренние противоречия полиса. Демократия афинская сумела устоять, однако демократические идеалы потускнели, свободное волеизъявление стало пресекаться жестокими мерами, пример тому--суд над Сократом (в 399 г. до н. э.), вынесший философу смертный приговор. Дух сплоченной гражданственности ослабевает, личные интересы и переживания обособляются от общественных, тревожнее ощущается неустойчивость бытия. Растут критические настроения. Человек, по завету Сократа, начинает стремиться «познать самого себя» -- себя, как личность, а не только как часть общественного целого. К познанию человеческой природы и характеров устремлено творчество великого драматурга Еврипида, у которого личностное начало гораздо более акцентируется, чем у его старшего современника Софокла. По определению Аристотеля, Софокл «представляет людей такими, какими они должны быть, а Еврипид такими, каковы они в действительности».
В пластических искусствах обобщенные образы все еще преобладают. Но духовная стойкость и бодрая энергия, которыми дышит искусство ранней и зрелой классики, постепенно уступают место драматическому пафосу Скопаса или лирической, с оттенком меланхолии, созерцательности Праксителя. Скопас, Пракситель и Лисипп -- эти имена связываются в нашем представлении не столько с определенными художественными индивидуальностями (их биографии неясны, а их подлинных произведений почти не сохранилось), сколько с главными течениями поздней классики. Так же, как Мирон, Поликлет и Фидий олицетворяют черты зрелой классики.
И вновь показателями перемен в мироощущении являются пластические мотивы. Меняется характерная поза стоящей фигуры. В эпоху архаики статуи стояли совершенно прямо, фронтально. Зрелая классика оживляет и одушевляет их сбалансированными, плавными движениями, сохраняя равновесие и устойчивость. А статуи Праксителя -- отдыхающий Сатир, Аполлон Сауроктон -- с ленивой грацией опираются на столбы, без них им пришлось бы упасть.
Бедро с одной стороны выгнуто очень сильно, а плечо опущено низко навстречу бедру -- Роден сравнивает это положение тела с гармоникой, когда мехи сжаты с одной стороны и раздвинуты с другой. Для равновесия необходима внешняя опора. Это поза мечтательного отдыха. Пракситель следует традициям Поликлета, использует найденные им мотивы движений, но развивает их так, что в них просвечивает уже иное внутреннее содержание. «Раненая амазонка» Поликлетай тоже опирается на полуколонну, но она могла бы устоять и без нее, ее сильное, энергичное тело, даже страдая от раны, прочно стоит на земле. Аполлон Праксителя не поражен стрелой, он сам целится в ящерицу, бегущую по стволу дерева,-- действие, казалось бы, требует волевой собранности, тем не менее тело его неустойчиво, подобно колеблющемуся стеблю. И это не случайная частность, не прихоть скульптора, а своего рода новый канон, в котором находит выражение изменившийся взгляд на мир.
Впрочем, не только характер движений и поз изменился в скульптуре 4 века до н. э. У Праксителя другим становится круг излюбленных тем, он уходит от героических сюжетов в «легкий мир Афродиты и Эрота». Он изваял знаменитую статую Афродиты Книдской.
Пракситель и художники его круга не любили изображать мускулистые торсы атлетов, их влекла нежная красота женского тела с мягкими перетеканиями объемов. Они предпочитали тип отрока, - отличающийся «первой младости красой женоподобной». Пракситель славился особенной мягкостью лепки и мастерством обработки материала, способностью в холодном мраморе передавать теплоту живого тела2.
Единственным уцелевшим подлинником Праксителя считают мраморную статую «Гермес с Дионисом», найденную в Олимпии. Обнаженный Гермес, облокотившись на ствол дерева, куда небрежно брошен его плащ, держит на одной согнутой руке маленького Диониса, а в другой -- гроздь винограда, к которой тянется ребенок (рука, держащая виноград, утрачена). Все Очарование живописной обработки мрамора есть в этой статуе, особенно в голове Гермеса: переходы света и тени, тончайшее «сфумато» (дымка), которого, много столетий спустя, добивался в живописи Леонардо да Винчи.
Все другие произведения мастера известны только по упоминаниям античных авторов и позднейшим копиям. Но дух искусства Праксителя веет над IV веком до н. э., и лучше всего его можно почувствовать не в римских копиях, а в мелкой греческой пластике, в танагрских глиняных статуэтках. Они выделывались в конце века в большом количестве, это было своего рода массовое производство с главным центром в Танагре. (Очень хорошая их коллекция хранится в ленинградском Эрмитаже.) Некоторые статуэтки воспроизводят известные большие статуи, другие просто дают разнообразные свободные вариации задрапированной женской фигуры. Живая грация этих фигур, мечтательных, задумчивых, шаловливых,-- эхо искусства Праксителя.
Почти так же мало осталось подлинных произведений резца Скопаса, старшего современника и антагониста Праксителя. Остались обломки. Но и обломки говорят много. За ними встает образ художника страстного, огненного, патетического.
Он был не только скульптором, но и архитектором. Как архитектор, Скопас создал храм Афины в Тегее и он же руководил его скульптурным убранством. Сам храм разрушен давно, еще готами; некоторые фрагменты скульптур найдены при раскопках, среди них замечательная голова раненого воина. Подобных ей не было в искусстве V века до н. э., не было такой драматической экспрессии в повороте головы, такого страдания в лице, во взоре, такого душевного напряжения. Во имя его нарушен гармонический канон, принятый в греческой скульптуре: глаза посажены слишком глубоко и излом надбровных дуг диссонирует с очертаниями век.
Каким был стиль Скопаса в многофигурных композициях, показывают частично сохранившиеся рельефы на фризе Галикарнасского мавзолея -- сооружения уникального, причисляемого в древности к семи чудесам света: периптер был водружен на высокий цоколь и увенчан пирамидальной крышей. Фриз изображал битву греков с амазонками -- воинов-мужчин с женщинами-воительницами. Скопас работал над ним не один, сообща с тремя скульпторами, но, руководствуясь указаниями Плиния, описавшего мавзолей, и стилевым анализом, исследователи определили, какие части фриза сделаны в мастерской Скопаса. Более других они передают хмельной пыл сражения, «упоение в бою», когда и мужчины, и женщины отдаются ему с равной страстью. Движения фигур порывисты и почти утрачивают равновесие, направлены не только параллельно плоскости, но и вовнутрь, в глубину: Скопас вводит новое ощущение пространства.
Большой славой у современников пользовалась «Менада». Скопас изобразил бурю дионисийской пляски, напрягающей все тело Менады, конвульсивно выгибающей торс, запрокидывающей голову. Статуя Менады не рассчитана на фронтальное обозрение, ее нужно смотреть с разных сторон, каждая точка зрения открывает что-то новое: то тело уподобляется своим выгибом натянутому луку, то кажется изогнутым по спирали, подобно языку пламени. Невольно думается: должно быть, нешуточными были дионисийские оргии, не просто увеселения, а действительно «безумящие игры». Мистерии Диониса разрешалось устраивать только раз в два года и только на Парнасе, но уж зато в это время неистовые вакханки отбрасывали все условности и запреты. Под удары бубнов, под звуки тимпанов они неслись и кружились в экстазе, доводя себя до исступления, распустив волосы, разрывая на себе одежду. Менада Скопаса держала в руке нож, а на плече у нее был растерзанный ею козленок 3.
Дионисийские празднества были обычаем очень древним, как и сам культ Диониса, однако в искусстве дионисийская стихия раньше не прорывалась с такой силой, с такой открытостью, как в статуе Скопаса, и это, очевидно, симптом времени. Теперь над Элладой сгущались тучи, и разумная ясность духа нарушалась стремлениями забыться, сбросить путы ограничений. Искусство, как чуткая мембрана, откликалось на изменения общественной атмосферы и преобразовывало ее сигналы в свои звучания, свои ритмы. Меланхолическая томность созданий Праксителя и драматические порывы Скопаса -- лишь разная реакция на общий дух времени.
Кругу Скопаса, а возможно, и ему самому, принадлежит мраморное надгробие юноши. Справа от юноши стоит его старик отец с выражением глубокого раздумья, чувствуется, что он задается вопросом: зачем ушел в расцвете юности его сын, а он, старик, остался жить? Сын же смотрит перед собой и уже как бы не замечает отца; он далеко отсюда, в беспечальных Елисейских полях -- обители блаженных.
Собака у его ног -- один из символов загробного мира.
Здесь уместно сказать о греческих надгробиях вообще. Их сохранилось сравнительно много, от 5-го, а главным образом, от 4 века до н. э.; создатели их, как правило, неизвестны. Иногда рельеф надгробной стелы изображает только одну фигуру -- умершего, но чаще рядом с ним изображены его близкие, один или двое, которые с ним прощаются. В этих сценах прощания и расставания никогда не выражается сильная скорбь и горе, а только тихая; печальная задумчивость. Смерть -- это покой; греки олицетворяли ее не в страшном скелете, а в фигуре мальчика -- Танатоса, близнеца Гипноса -- сна. Спящий малыш изображен и на скопасовском надгробии юноши, в уголке у его ног. Оставшиеся в живых родственники смотрят на умершего, желая запечатлеть в памяти его черты, иногда берут его за руку; сам он (или она) на них не смотрит, и в его фигуре чувствуется расслабленность, отрешенность. В известном надгробии Гегесо (конец 5 в. до н. э.) стоящая служанка подает своей госпоже, которая сидит в кресле, ящичек с драгоценностями, Гегесо берет из него ожерелье привычным, машинальным движением, но вид у нее отсутствующий и поникший.
Подлинное надгробие 4 века до н. э. работы аттического мастера можно увидеть в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Это надгробие воина -- он держит в руке копье, рядом с ним его конь. Но поза совсем не воинственна, члены тела расслаблены, голова опущена. По другую сторону коня стоит прощающийся; он печален, однако нельзя ошибиться в том, какая из двух фигур изображает умершего, а какая -- живого, хотя они, казалось бы, похожи и однотипны; греческие мастера умели дать почувствовать переход умершего в долину теней.
Лирические сцены последнего прощания изображались и на погребальных урнах, там они более лаконичны, иногда просто две фигуры -- мужчина и женщина,-- подавшие друг другу руки.
Но и тут всегда видно, кто из них принадлежит царству мертвых.
Какая-то особенная целомудренность чувства есть в греческих надгробиях с их благородной сдержанностью в выражении печали, нечто совершенно противоположное вакхическому экстазу. Надгробие юноши, приписываемое Скопасу, не нарушает эту традицию; оно выделяется из других, помимо своих высоких пластических качеств, лишь философской углубленностью образа задумавшегося старца.
При всей противоположности художественных натур Скопаса и Праксителя им обоим свойственно то, что можно назвать нарастанием живописности в пластике,-- эффекты светотени, благодаря которым мрамор кажется живым, что и подчеркивают всякий раз греческие эпиграмматисты. Оба мастера предпочитали мрамор бронзе (тогда как в скульптуре ранней классики бронза преобладала) и в обработке его поверхности достигали совершенства. Силе производимого впечатления содействовали особые качества сортов мрамора, которыми пользовались ваятели: сквозистость и светоносность. Паросский мрамор пропускал свет на 3,5 сантиметра. Статуи из этого благородного материала выглядели и человечески-живыми и божественно-нетленными. Сравнительно с произведениями ранней и зрелой классики, позднеклассические скульптуры что-то утрачивают, в них нет простого величия дельфийского «Возничего», нет монументальности Фидиевых статуй, зато они выигрывают в жизненности.
История сохранила еще много имен выдающихся ваятелей 4 века до н. э. Иные из них, культивируя жизнеподобие, доводили его до той грани, за которой начинается жанровость и характерность, предвосхищая тем тенденции эллинизма. Этим отличался Деметрий из Алопеки. Он придавал мало значения красоте и сознательно стремился изображать людей такими, какие они есть, не скрывая больших животов и лысин. Его специальностью были портреты. Деметрий сделал портрет философа Антисфена, полемически направленный против идеализирующих портретов 5 века до н. э.,-- Антисфен у него старый, обрюзгший и беззубый. Одухотворить некрасивость, сделать ее обаятельной скульптор не мог, такая задача была неосуществима в границах античной эстетики. Некрасивость понималась и изображалась просто как физический недостаток.
Другие, напротив, старались поддержать и культивировать традиции зрелой классики, обогащая их большим изяществом и сложностью пластических мотивов. Этим путем шел Леохар, создавший статую Аполлона Бельведерского, ставшую эталоном красоты для многих поколений неоклассицистов вплоть до конца ХХ века. Иоганн Винкельман, автор первой научной «Истории искусства древности», писал: «Воображение не сможет создать ничего, что превзошло бы ватиканского Аполлона с его более чем человеческой пропорциональностью прекрасного божества». Долгое время эта статуя оценивалась как вершина античного искусства, «бельведерский кумир» был синонимом эстетического совершенства. Как это часто бывает, чрезмерно высокие хвалы со временем вызвали противоположную реакцию. Когда изучение античного искусства продвинулось далеко вперед и было открыто много его памятников, преувеличенная оценка статуи Леохара сменилась преуменьшенной: ее стали находить помпезной и манерной. Между тем Аполлон Бельведерский - произведение действительно выдающееся по своим пластическим достоинствам; в фигуре и поступи повелителя муз сочетаются сила и грация, энергия и легкость, шагая по земле, он вместе с тем парит над землей. Причем его движение, по выражению советского искусствоведа Б. Р. Виппера, «не сосредоточивается в одном направлении, а как бы лучами расходится в разные стороны». Чтобы достичь такого эффекта, нужно было изощренное мастерство ваятеля; беда лишь в том, что расчет на эффект слишком очевиден. Аполлон Леохара словно приглашает любоваться его красотой, тогда как красота лучших классических статуй не заявляет о себе во всеуслышание: они прекрасны, но не красуются. Даже Афродита Книдская Праксителя хочет скорее скрыть, чем продемонстрировать чувственное очарование своей наготы, а более ранние классические статуи исполнены спокойного самодовления, исключающего всякую демонстративность. Следует поэтому признать, что в статуе Аполлона Бельведерского античный идеал начинает становиться уже чем-то внешним, менее органичным, хотя в своем роде эта скульптура замечательна и знаменует высокую ступень виртуозного мастерства.
Большой шаг в сторону «натуральности» сделал последний великий скульптор греческой классики -- Лисипп. Исследователи относят его к аргосской школе и уверяют, что у него было совсем иное направление, чем в школе афинской. В сущности, он был прямым ее последователем, но, восприняв ее традиции, шагнул дальше. Ему в молодости художник Евпомп на его вопрос: «Какого выбрать учителя?» -- ответил, указывая на толпу, теснившуюся на горе: «Вот единственный учитель: натура».
Слова эти запали глубоко в душу гениального юноши, и он, не доверяя авторитету Поликлетова канона, взялся за точное изучение природы. До него лепили людей, сообразуясь с принципами канона, то есть в полной уверенности, что истинная красота состоит в соразмерности всех форм и в пропорции людей среднего роста. Лисипп предпочел высокий, стройный стан. Конечности у него стали легче, стан выше.
В отличие от Скопаса и Праксителя, он работал исключительно в бронзе: хрупкий мрамор требует устойчивого равновесия, а Лисипп создавал статуи и статуарные группы в состояниях динамических, в сложных действиях. Он был неистощимо разнообразен в изобретении пластических мотивов и очень плодовит; говорили, что после окончания каждой скульптуры он клал в копилку золотую монету, и всего таким образом у него набралось полторы тысячи монет, то есть он якобы сделал полторы тысячи статуй, некоторые очень больших размеров, в том числе 20-метровую статую Зевса. Не сохранилось ни одного его произведения, но довольно большое количество копий и повторений, восходящих или к оригиналам Лисиппа, или к его школе, дают приблизительное представление о стиле мастера. В плане сюжетном он явно предпочитал мужские фигуры, так как любил изображать трудные подвиги мужей; любимым героем его был Геракл. В понимании пластической формы новаторским завоеванием Лисиппа явился разворот фигуры в пространстве, окружающем ее со всех сторон; иными словами, он мыслил статую не на фоне какой-либо плоскости и не предполагал одну, главную точку зрения, с которой она должна смотреться, а рассчитывал на обход статуи кругом. Мы видели, что уже «Менада» Скопаса была построена по такому же принципу. Но то, что у прежних скульпторов являлось исключением, у Лисиппа стало правилом. Соответственно, он придавал своим фигурам действенные позы, сложные развороты и обрабатывал их с равной тщательностью не только с лицевой стороны, но и со спины.
Кроме того, Лисипп создал новое ощущение времени в скульптуре. Прежние классические статуи, даже если их позы были динамическими, выглядели не затронутыми потоком времени, они были вне его, они пребывали, они покоились. Герои Лисиппа живут в том же реальном времени, что и живые люди, их действия включены во время и преходящи, представленный момент готов смениться другим. Конечно, у Лисиппа и здесь были предшественники: можно сказать, что он продолжал традиции Мирона. Но даже Дискобол последнего настолько уравновешен и четок в своем силуэте, что представляется «пребывающим» и статичным по сравнению с Лисипповым Гераклом, борющимся со львом, или Гермесом, который на минуту (именно на минуту!) присел отдохнуть на придорожный камень, чтобы потом продолжать полет на своих окрыленных сандалиях.
Принадлежали ли оригиналы названных скульптур самому Лисиппу или его ученикам и помощникам, не установлено точно, но бесспорно им самим была сделана статуя Апоксиомена, мраморная копия которой находится в музее Ватикана. Молодой обнаженный атлет, вытянув вперед руки, счищает скребком налипшую пыль. Он устал после борьбы, слегка расслабился, даже как бы пошатывается, раздвинув для устойчивости ноги. Пряди волос, трактованных очень естественно, прилипли к потному лбу. Скульптор сделал все возможное, чтобы в рамках традиционного канона дать максимум натуральности. Впрочем, и самый канон пересмотрен. Если сравнить Апоксиомена с Дорифором Поликлета, видно, что пропорции тела изменились: голова меньше, ноги длиннее. Дорифор более тяжеловесен и коренаст по сравнению с гибким и стройным Апоксиоменом.
Лисипп был придворным художником Александра Македонского и выполнил ряд его портретов. Льстивости или искусственной героизации в них нет; сохранившаяся в эллинистической копии голова Александра исполнена в традициях Скопаса, чем-то, напоминая голову раненого воина. Это лик человека, живущего напряженно и трудно, которому нелегко достаются его победы. Губы полуоткрыты, как при тяжелом дыхании, на лбу, несмотря на молодость, пролегли морщины. Однако сохранен классический тип лица с узаконенными традицией пропорциями и чертами.
Искусство Лисиппа занимает пограничную зону на рубеже эпох классики и эллинизма. Оно еще верно классическим концепциям, но уже подрывает их изнутри, создавая почву для перехода к чему-то иному, более раскованному и более прозаическому. В этом смысле показательна голова кулачного бойца, принадлежащая не Лисиппу, а, возможно, его брату Лисистрату, который тоже был скульптором и, как говорили, первым стал пользоваться для портретов масками, снятыми с лица модели (что было широко распространено в Древнем Египте, но греческому искусству совершенно чуждо). Возможно, с помощью маски была сделана и голова кулачного бойца; она далека от канона, далека и от идеальных представлений о физическом совершенстве, которое эллины воплощали в образе атлета. Этот победитель в кулачном бою нимало не похож на полубога, просто развлекатель праздной толпы. Лицо его грубо, нос расплющен, уши распухли. Такого типа «натуралистические» изображения стали впоследствии распространенными в эллинизме; еще более неприглядного кулачного бойца изваял аттический скульптор Аполлоний уже в I веке до н. э.
То, что заранее бросало тени на светлый строй эллинского миросозерцания, наступило в конце 4 века до н. э.: разложение и гибель демократического полиса. Начало этому было положено возвышением Македонии, северной области Греции, и фактическим захватом всех греческих государств македонским царем Филиппом II. B битве при Херонее (в 338 г. до н. э.), где были разгромлены войска греческой антимакедонской коалиции, участвовал 18-летний сын Филиппа -- Александр, будущий великий завоеватель. Начав с победоносного похода на персов, Александр продвигал свою армию далее на восток, захватывая города и основывая новые; в результате десятилетнего похода была создана огромная монархия, простиравшаяся от Дуная до Инда.
Александр Македонский еще в юности вкусил плоды самой высокой греческой культуры. Его воспитателем был великий философ Аристотель, придворными художниками -- Лисипп и Апеллес. Это не помешало ему, захватив персидскую державу и заняв трон египетских фараонов, объявить себя богом и потребовать, чтобы ему и в Греции оказывали божеские почести. Непривычные к восточным обычаям, греки, посмеиваясь, говорили: «Ну, если Александр хочет быть богом -- пусть будет» -- и официально признали его сыном Зевса. Ориентализация, которую стал насаждать Александр, была, однако, делом более серьезным, чем прихоть завоевателя, опьяненного победами. Она была симптомом исторического поворота античного общества от рабовладельческой демократии к той форме, которая издревле существовала на Востоке,-- к рабовладельческой монархии. После смерти Александра (а умер он молодым) его колоссальная, но непрочная держава распалась, сферы влияния поделили между собой его военачальники, так называемые диадохи -- преемники. Вновь возникшие под их правлением государства были уже не греческими, а греко-восточными. Наступила эпоха эллинизма -- объединение под эгидой монархии эллинской и восточной культур.
