• Было написано и переписано 26 сценариев по книге «Первая кровь», и всё это время - все 70-е годы - шёл поиск актера на главную роль. Предложения получали Клинт Иствуд, Аль Пачино, Роберт Де Ниро, Дастин Хоффман и даже Джон Траволта. Когда очередь дошла до молодого и модного Сильвестра Сталлоне, тот отказался: после стольких неудачных сценариев и кастингов этот проект, по его мнению, был обречен. Но три с половиной миллиона долларов гонорара смогли каким-то чудом изменить его отношение.
• Стартовая серия кровавой франшизы являлась адаптацией повести Дэвида Моррелла «Первая кровь». Писатель долго мучился с именем для героя и в очередном припадке творческого ступора стал грызть аппетитные яблоки. «Что это за сорт?» - поинтересовался Дэвид у супруги, на что она ответила: «Рэмбо!». Тотчас в голове запустилась цепочка ассоциаций. Писатель вспомнил о французском поэте Артюре Рембо, у которого имелось стихотворение «Одно лето в Аду». Все сходилось: и ад, и Рембо, и даже каким-то образом яблоки (не спрашивай нас, как). Так было придумано новое героическое имя.

Дэвид Моррелл и Сталлоне-Рэмбо



• Рэмбо не убивает ни одного человека в первом фильме. Так, просто калечит слегка. Довольно любопытно ещё, что в этом фильме нет сюжетных женских персонажей - дивная редкость для Голливуда.
• Оригинальную версию сценария для сиквела «Рэмбо: Первая кровь, Часть 2» писал никому неведомый молодой Джеймс Кэмерон. Он занимался этим параллельно с сочинением «Терминатора» и «Чужих». К тому моменту сам Кэмерон успел снять всего один всеми забытый, но забавный кинофильм «Пираньи 2: Нерест».



Кэмерон и камера (они не однофамильцы!)



• «Рэмбо: Первая кровь, Часть 2» - единственный фильм серии «Рэмбо», который номинировался на «Оскар». Само собой, в категории «Лучшее отрезание голов на втором плане»… Шутим, на самом деле в номинации «Звуковые эффекты». Он проиграл этот конкурс ленте .
• Культовая сцена из второй серии, где Рэмбо долго и старательно обвешивает своё тело оружием и амуницией, на самом деле родилась вследствие стихийного бедствия. В Мексике (которая изображала Вьетнам) случился страшный ураган, съёмки были сорваны, и чтобы не терять время и деньги, было решено отснять побольше сцен в помещении отеля. И эту, со сборами, в первую очередь.
• Во втором фильме Рэмбо самолично убил 57 человек, всего же на экране насчиталось 67 умерщвлений.
• Посреди второго фильма есть диалог, где Чо Бао спрашивает у Рэмбо, почему тот согласился участвовать в это самоубийственной операции. На что Рэмбо ответил, что он просто расходный материал, пушечное мясо: «I"m expendable». Именно эта фраза и породила десятилетия спустя инфернально потешный киноцикл The Expendables, паршиво переведённый прокатчиками как «Неудержимые».



«Пушечное мясо»



• «Рэмбо 3» был самым дорогим фильмом в истории на тот момент - он обошёлся в 63 миллиона долларов. По современным меркам это примерно 126 миллионов - можешь сам проверить на инфляционном калькуляторе .
• Современная видеоверсия третьего «Рэмбо» заканчивается сообщением «Этот фильм посвящен бравым людям Афганистана». Однако исходный вариант 1988 года гласил «Этот фильм посвящен бравым воинам-моджахедам Афганистана». Изменения пришлось внести после событий 11 сентября, когда американские спецслужбы выявили связь моджахедов с организацией Аль-Каида.
• Третий «Рэмбо» попал в книгу рекордов «Гиннесса» (издание за 1990 год) как самый жестокий фильм. Педантичная комиссия с удовольствием насчитала 221 акт насилия и более 108 смертей.
• «Рэмбо IV» ещё бодрее, можно сказать - живительнее! На экране в среднем убивается 2,6 человека в минуту. Всего 236 трупов, что рекорд для этого славного сериала!


• Четвёртый «Рэмбо» вполне мог стать самым последним фильмом для Сильвестра Сталлоне. Во время съёмок в Бирме (она же Мьянма) всю съёмочную группу чуть не перестреляли местные военные. Сталлоне вспоминал о Бирме как об адовой дыре, и говорил вот что: «Поверх наших голов стреляли. И мы видели повсюду выживших людей с отрезанными ногами, повреждениями от противопехотных мин, ранами с личинками и отрезанными ушами»… Да, похоже, не следует проводить следующий конкурс Miss MAXIM в Мьянме, как предлагает наш редактор по фитнесу!

Примчался вихрь сырой,
Он с юга жар и влагу нес.
Он тучи гнал перед собой,
Как гонит волк овец иль коз.
Подмел равнины, с мерзлых вод
Сорвал враждебный жизни лед.

И на горах растаял снег,
Разливом залило поля.
Река, забыв свой мирный бег,
Помчалась, яростно бурля.
И, словно щепки, глыбы льда
Крутила шумная вода.

Громадным черным горбылем
Вздымался мост над глубиной.
И жил таможенник на нем:
С дочуркой маленькой, с женой
В хибарке коротал свой век.
"Беги, несчастный человек!"

Это был последний неприятельский выстрел. Канонада стихла. Слышнее стали крики людей. И что было особенно удивительно - раздавались голоса уток. Истомленные неволей в тесной клетке на корабле, эти птицы очутившись на просторе, крякали с какой-то особенной радостью, не подходящей к этим жутким минутам гибели людей. Вода, приносившая всем страдания и мучения, была для уток родной стихией.
... А кругом, выбиваясь из сил и дрожа от холода, люди прощались друг с другом, молились богу, проклинали свою судьбу. Сильные и крепкие моряки, легко держась на воде, помогали спасаться товарищам и передавали им более надежные средства для плавания. Некоторые неунывающие люди даже и в эти страшные минуты сохраняли присутствие духа, шутили, смеялись над своим бедственным положением. Один из матросов плавал с папироской за ухом.
- Братцы, нет ли у кого спички закурить? - спрашивая он матросов с такой мольбой, как будто от этого зависело его спасение.
Из воды вдруг высунулись босые ноги. Сгибаясь в коленях, они дрыгали, как будто делали гимнастические упражнения. Первым подплыл к ним машинист Григорий Скопов. Он без труда выправил потерявшего равновесие человека. Это оказался опрокинувшийся вниз головой кочегар Семен Минеев, у которого спасательный нагрудник был подвязан слишком низко. Вместе они поплыли дальше.
Только через два часа подошли два японских крейсера : "Ивате" и "Якумо". Спустив шлюпки, они приступили к спасанию людей. К этому времени пловцов разнесло волнами в разные стороны, далеко от места затопления «Ушакова». Пока подбирали из воды людей, стемнело. Последних пловцов, еле живых и окоченевших, искали уже лучами прожекторов. Этим несчастным в темноте было тяжелее, чем на броненосце в боях. Там снаряд мог пролететь и мимо, а здесь они уже захлебывались в холодной пучине моря. Каждому хотелось, чтобы именно на него скорей упал луч прожектора, а луч скользил по сторонам, оставляя многих незамеченными. Ужасала мысль, что они не попадут на шлюпку.
Спасение закончилось в полной темноте около девяти часов вечера. Из четырехсот сорока двух человек всего экипажа «Ушакова» на оба крейсера попало живыми триста тридцать девять человек. Среди них не было доблестного командира. Он остался в море и умер как герой.

Борис Бочаров

Ты что же бабушке наябедничал на меня? – спрашивает дед своего внука.
- Дедушка, но ты ведь курил? – в свою очередь переспрашивает внук.
- Курил, и что? Я же взрослый.
- Взрослый, а хуже маленького…, тебе доктор, что сказал, будешь курить – умрёшь. А я не хочу, что б ты умирал, мне тебя жалко.
- А бабушку не жалко? Ты же её расстроил, а у неё сердце больное. Видишь, пошла капли пить. Ты думал, она сейчас как задаст мне, и я испугаюсь так, что курить сразу и брошу, да?
- Да, ты угадал. Ты же доктора не слушаешься, а меня подавно…, сколько я тебе говорил, что курить тебе запретили, а с тебя как с гуся вода, всё куришь и куришь…, а бабушку ты боишься. Боишься ведь, правда?
- Никого я уже не боюсь. Просто не хочу причинять ей боли. Она переживает за всех нас – за тебя, за твоих родителей, теперь вот за моё здоровье, а своё не бережёт. Расстраивается по всяким пустякам, а потом за сердце хватается.
- Дедушка, не кури, тогда никто расстраиваться не будет.
- А ты не будь энкэвэдэшником…
- А кто такой энкэвэдэшник?
- Это такой человек, у которого всякие ябеды в почёте, да и сам он на них похож.
- А он курит?
- Еще как курит, но больше прикурить даёт и папиросами угощает, - рассмеялся дед. Потом он погладил внука по голове, ласково потрепал его за кудряшки и стал оправдываться:
- Тебе бабушка говорила, наверное, что я добрый, непутёвый и последнюю рубашку с себя готов отдать совсем чужому человеку?
- Да, было такое, - ответил внук.
- Ну, так вот, в каждом человеке всегда есть доброе начало и злое. Если доброго начала больше, то в целом этот человек хороший, потому что добрый. Если в нём больше зла, то этот человек злой. Но может быть и так, что того и другого поровну. Тогда получается, что этот человек никакой, и в каждом конкретном случае поступки его будут нести то, что в нём самом победит – добро или зло. Мне моё добро уже стало вредить, вот поэтому я добавляю немного яду, как бы разбавляю добро злом. Никотин ведь это яд, вам, наверное, в школе уже объясняли. Вот я этого зла чуть-чуть и добавляю.
- Дед, все ты выдумываешь…, я не такой маленький, что бы меня обманывать такими сказками.
- Ну, хорошо. Курить я пока не брошу. Это единственное удовольствие, которое у меня осталось в жизни. Да и жить-то осталось…, но обещаю тебе, что папиросами буду себя ограничивать. Сегодня 20 штук в день, через месяц - 19, через два - 18 и так далее, понимаешь меня, надеюсь. А придёт время - и совсем брошу.
- Дедушка, а когда это время придёт, ну…, тогда, когда ты совсем курить бросишь?
- Когда, когда…, заладил..., вот почую, что помирать пора, и брошу…, тогда и курить не захочется.
- Нет, дедушка, не помирай…, тогда уж лучше кури, только живи, я бабушке больше ничего про тебя не скажу.
- Вот те и н-а-а, – проворчал, улыбаясь, дед, - а говорят, что стар да млад, по-мужски договориться не смогут.
Прошло несколько лет. Внук подрос и превратился в смышленого старшеклассника, а дед его еще больше постарел, и болеть стал чаще. Особенно мучил его кашель, приступы которого просто изводили и не давали уснуть по ночам. В одну из таких ночей внук как-то заходит в его комнату и спрашивает:
- Дедуль, что совсем плохо?
- Да, как-то не очень…видать, вот она пора и пришла…, уже и курить бросил, а кашель всё давит и давит, дышать совсем нечем, - ответил дед и печально усмехнулся.
- Дедуль, может воды…, таблетку какую-нибудь от кашля…, я мигом. Только не умирай…, подожди, я сейчас бабулю разбужу.
- Не надо, она и не спит, скоро сама пришмыгает…, лучше присядь и послушай. Ты, не переживай за меня..., мне умирать не страшно …, а потом, я всегда буду с тобой рядом, хочешь ты этого или нет…. Особенно тогда, когда задумаешь что-то совершить, и не дай тебе Бог, плохое... Я буду наблюдать за тобой "оттуда"…, и удерживать от дурного, и помогать в добром…, ты сам это почувствуешь, а теперь иди, мне надо побыть одному.
- Хорошо, дедуль. Только давай об этом пока не будем, а лучше попытайся уснуть, - произнес внук и, поправив одеяло, потихонечку вышел из комнаты.
А утром деда не стало. Потом прошли годы и десятилетия, и внук сам стал дедом. Вот только ни один из трёх внуков ему не может сказать: «Дедушка, не кури». Младшие говорить пока не научились, а старшему внуку - это и вовсе не к чему, так как дед ещё после армии сам курить бросил. Говорит, что знак ему подал дед его..., якобы "оттуда", чтобы жить долго и не расстраивать внуков. А вообще-то и вы бросайте, ничего в этой дурной привычке хорошего нет, а польза для здоровья большая, да и расстраивать никого не надо - ни родных..., ни близких.

Москва, май 2009.

Рецензии

В дидактическом плане ты убедителен - бросайте курить!!
А меня задело другое: умейте любить дедов!!
Как же ты хорошо это передал..
Санькин (сын) дед курил до 82. бабушка до 80...Причём до последних дней Беломорканал. Когда отец лежал в больнице, я рыскала по городу в поисках этих папирос..Я понимала это его последняя радость.Врачи мне разрешали..
И тот и другой бросали недели за две до смерти..И становилось страшно...
Ни я, ни брат никогда не курили. А сын увы! курит...
Когда очень прошу..ответ один: помнишь, как бабушка тебя просила о последней затяжке...
Боря! Ты, конечно, прав, абсолютно прав. Но если бы разум мог разрулить все наши пороки.
Давай зачётку: отл. Д.ИВАН,
Очень понравился рассказ.
Повезло-то как мне сегодня.
Всё в яблочко!!
Пока.

Стоит ли жениться и венчаться, если твоя злокачественная опухоль прогрессирует? А если рак у обоих? Александр Бочаров познакомился со своей женой в московском онкоцентре и проводил ее в последний путь в немецком.

Не ждать выздоровления

Со своей супругой я познакомился в больнице, где проходил химиотерапию из-за саркомы. Она тоже болела саркомой – только другого типа и очень сложной локализации. Я впервые услышал Аню по телефону и сразу понял: это моя жена. А когда впервые ее увидел, то в этом внутреннем ощущении утвердился.

Наши отношения сразу стали складываться ближе, чем дружеские. Она из Красноярска, к тому времени уже лечилась около полугода, у нее был свой опыт болезни. Не было понимания, как будут идти эти отношения, но на расстоянии, в моменты разлуки, они только крепли.

За время нашего знакомства я несколько раз побывал на грани жизни и смерти. А в такие моменты вся чешуя отваливается, и ты видишь жизнь ясно. Аня во все эти трудные моменты была рядом, и я почувствовал, что хочу видеть ее рядом всегда: и в тяжелые дни, и в радостные.

Уже было понятно, что нужно жениться. С другой стороны, ничего понятно не было: непонятно, как я буду жить, если из-за вырезанного легкого, например, не могу в метро ездить - там душно, да и в другом общественном транспорте тоже.

Потом я понял: чтобы жениться, не нужно ждать выздоровления, а то можешь не дождаться. Брак и семья – логичный этап отношений между расположенными друг к другу мужчиной и женщиной - я и это понимал, и с духовником советовался, и владыку Панкратия, игумена Валаамского монастыря, однажды спрашивал. Все благословили, обещали за нас молиться, но я еще несколько месяцев собирался. Собрался.

Предложение я делал интересным способом. Долго выбирал красивое место и романтичные обстоятельства… А когда Аня приехала из Красноярска, я заболел. Когда у тебя вырезано одно легкое, любая простуда может закончиться летальным исходом, и я бы унес предложение с собой. В итоге пришлось плюнуть на романтику и лежа у себя дома, едва дыша, сказать обо всем. Она, не раздумывая, сразу согласилась. «Я давно знала, что он сделает предложение, и просто терпеливо ждала», — сказала Аня подругам потом.

Моих родителей я поставил перед фактом. Мы поехали в Красноярск говорить Аниным родителям и расписываться. И мои родители, и ее реагировали одинаково: мамы опешили, а папы отнеслись нормально. Ее мама спрашивала, куда мы торопимся, но не остановила.

Негде жить – будем лечиться в Германии

Пожениться надо было за десять дней, потому что появилась возможность обследоваться и полечиться в Германии.

Если есть угроза жизни одного из супругов, можно расписаться быстро. В ЗАГСе сотрудница сначала говорила, что это невозможно - зря, мол, самый загруженный ЗАГС города выбрали. Но когда узнала нашу историю, так расчувствовалась, что даже уговаривала срочно сделать торжественную регистрацию.

На все про все неделя – а мы только платье выбирали четыре дня, да еще родители сказали, что без банкета дело не пойдет. Потом и венчание в Москве организовывали не без искушений, и банкет на 60 человек устраивали в трапезной Николо-Кузнецкого храма. На Крестовоздвижение мы расписались, а на Веру, Надежду и Любовь в воскресенье венчались. На свадьбу нам подарили машину - так решилась моя проблема с метро.

Был вопрос, где жить – в Москве или в Красноярске, но уже через две недели после венчания проблема решилась. Мы улетели в Германию на обследование и лечение, которое решили проводить Ане. За нее врачи уже тогда волновались больше, чем за меня. Мы госпитализировались ровно в ту ночь, когда у нее начались сильные боли – это было резкое прогрессирование.

Немцы, без шуток, сотворили чудо. Кроме химиотерапии, у них была и лучевая. Как Аня выдержала это после стольких курсов лечения в России? Но они дали нам еще одну ремиссию, пусть и недлинную.

Мы жили в общежитии при больнице, мы были вдвоем и были счастливы, хотя Аня очень тяжело переносила терапию, собирала все побочные эффекты – и те, которые называются частыми, и редкие, и «ультраредкие». Мы утешались тем, что если она собрала «ультраредкие» осложнения, то, может, войдет и в маленький процент излечений. Наша начавшаяся совместная жизнь нас очень вдохновила, Господь нас как-то покрывал, мы переносили все нельзя сказать что «легко», но сил хватало.

За время нашего знакомства и общения Аня, которая до этого не задумывалась о вере, воцерковилась. Это было непросто, были периоды от принятия веры до жесткого отрицания, но в итоге она стала исповедоваться и причащаться.

В Германии мы тоже познакомились с батюшкой и часто исповедовались и причащались. Мы нашли там и новых друзей – и из числа русских, и из числа немцев. Нас очень поддержала прекрасная немецкая пара – дедушке 85, а бабушке 74, у них шестеро детей. Аня лежала в одной палате с бабушкой, и они стали называть Аню своей седьмой дочерью. Мы до сих пор общаемся – я недавно встречался с Герхардом. Вообще за границей психологически тяжелее, чем в России: друзья далеко, языковой барьер, родственники к тебе приедут, но не столько и не так надолго, как в России. Поддержки мало, и та, которая есть, становится еще дороже.

В Москве и Красноярске мы после лечения в Германии успели побывать только один раз – у Ани была короткая ремиссия, она даже сделала ремонт в своей комнате. Я снова поступил в университет на специальность, связанную с экономикой. Пришлось сдавать ЕГЭ, причем много, потому что я поступал в три института сразу, и два экзамена там совпадали, а третий в каждом был свой.

Пока я летом летал на сессию, Аня была в Красноярске с родителями. Потом мы съездили в Дивеево, а потом – вернулись на проверку в Германию и обнаружили у Ани прогрессирование опухоли.

Умирать и не жалеть

Дело шло к паллиативу. Аня не хотела умирать в Германии, но мы снова уехали туда на «экспериментальное лечение» – больше для успокоения Аниной мамы. Мы понимали, что уже не вернемся вдвоем - для Ани это будет последним лечением… Но ее мама была нецерковная и не могла принять ее умирания, хотела, чтобы мы использовали все возможности лечения, даже призрачные, а профессор из Германии сам вышел на связь и предложил поучаствовать в его эксперименте.

Несмотря на все сложности в начале Аниного воцерковления, в конце именно она поддерживала меня, хотя в последние месяцы ей пришлось много претерпеть. Я знаю, как проходили этот путь многие мои друзья – и они показывали огромное мужество. Сама Аня тоже вряд ли думала, что сможет быть такой твердой в конце. Но она знала, что Господь встретит, что там не будет боли, что там будет хорошо, что наше общение не кончается здесь, а продолжается в молитве, и что там мы не потеряемся и будем вместе.

Ее тело потихоньку отказывало. В последний месяц она могла говорить и все понимала, но глотательного рефлекса уже не было, она могла дышать только ртом, все пересыхало… В целом ей было очень больно и трудно.

Мы с ней много говорили о смерти, и в какой-то момент духовник нас даже останавливал: не нужно бравировать этим, не нужно забалтывать. Пока ты себя чувствуешь хорошо, ты можешь легко говорить, но чуть ты чувствуешь себя хуже – и сразу ой как страшно становится. Только вера может дать силы, чтобы все принять и претерпеть. Конечно, страх полностью не уйдет, но Бог дает силы его понести.

По ночам мы с ее родителями менялись рядом с Аней в палате, однажды батюшка даже служил Литургию в больнице. Из запасных Даров у него было только Тело, а Ане можно было только провести лжицей с Кровью под языком. Своего храма в том немецком городе у православных нет, православная служба проходит не чаще раза в месяц в католических часовнях. Чтобы причастить Кровью, пришлось служить прямо в больнице. Врач – сам атеист – разрешил.

В предпоследнюю ночь мы обсудили, на каком кладбище Аню нужно хоронить, в каком храме отпевать. Не без сложностей, но все в последний момент удавалось организовать. Господь учил доверять Ему, хотя неоднократно бывало, что руки опускались. Мы видели участие Бога в нашей жизни – Он вмешивается не тогда, когда ты сидишь, опустив руки, а когда ты делаешь все возможное и даже чуть больше, делаешь даже тогда, когда понимаешь, что не получится.

Мы с Аней в последнее время часто говорили, что ни о чем не жалеем и бесконечно рады – не смерти, конечно, а тому, что встретились и поженились, что были вместе эти два года, несмотря на болезнь. В предпоследнюю ночь она говорила, что бесконечно счастлива и нисколько не жалеет, что мы поехали в Германию, что она всем благодарна. «Я не жалею о том, что я заболела, я не представляю, как сложилась бы моя жизнь, если бы этого не случилось», — говорила она.

Все фото из архива Александра Бочарова