Это подборка коротких философских рассказов от Кривина Феликса Давидовича, который необычно описывает обычные и до боли знакомые каждому вещи, в его рассказах-полусказках вещи оживают, живут своей жизнью, спорят, болеют, сплетничают, влюбляются, вообщем почти, как люди...

АДМИНИСТРАТИВНОЕ РВЕНИЕ

Расческа, очень неровная в обращении с волосами, развивала бурную деятельность. И дошло до того, что, явившись однажды на свое рабочее место, Расческа оторопела:

Ну вот, пожалуйста: всего три волоска осталось! С кем же прикажете работать?

Никто ей не ответил, только Лысина грустно улыбнулась. И в этой улыбке, как в зеркале, отразился результат многолетних Расческиных трудов на поприще шевелюры.

СЕКУНДА

Был большой разговор о том, что нужно беречь каждую секунду.

Сначала выступал Год. Он подробно остановился на общих проблемах времени, сравнил время в прошлые времена со временем в наше время, а в заключение, когда время его истекло, сказал, что нужно беречь каждую секунду.

День, который выступал вслед за ним, вкратце повторил основные положения Года и, так как времени на другое у него не оставалось, закончил свое выступление тем, что надо беречь каждую секунду.

Час во всем был согласен с предыдущими ораторами. Впрочем, за недостатком времени, ему пришлось изложить свое согласие в самом сжатом виде.

Минута успела только напомнить, что нужно беречь каждую секунду.

В самом конце слово дали Секунде.

Нужно беречь... - сказала Секунда и - кончилась.

Не уберегли Секунду, не уберегли. Видно, мало все-таки говорили об этом.

НАУЧНЫЙ СПОР

Спросите у Половой Тряпки, кто самый умный и образованный у нас в передней. Она вам сразу ответит: Калоша и Босоножка.

Калоша и Босоножка отличаются тем, что как только оказываются рядом, тотчас заводят ученые споры.

Какой мокрый этот мир, - начинает Калоша. - Идешь, идешь - места сухого не встретишь.

Да что вы! - возражает Босоножка. - В мире совершенно сухо.

Да нет же, мокро!

Именно сухо!

Их споры обычно разрешает Комнатная Туфля:

Коллеги, оставьте бесполезные споры. Мир бывает и мокрым и сухим: мокрым - когда хозяйка моет пол, сухим - все остальное время.

СНЕЖИНКИ

Снежинку потянуло к Земле - очевидно, она слышала о Земле немало хорошего.

И вот Снежинка отправилась в путь. Она двигалась не так быстро, как ей хотелось, потому что ее останавливали другие снежинки, и каждой нужно было рассказать о Земле - самой лучшей в мире планете.

Снежинки медленно опускались на Землю, словно боясь ее раздавить: ведь Земля одна, а снежинок собралось слишком много.

Снежинки доверчиво припали к Земле, поверяя ей свои мечты, свои планы на будущее...

И тогда на них наступил Сапог, толстокожий тупой Сапог, который хотя и был на правильном пути, но очень мало понимал в жизни.

Один Сапог - это еще не вся Земля, по сравнению с Землей он ничего не значит. Но разве могли снежинки в этом разобраться? Раздавленные сапогом, они превратились в лед и больше ни о чем не мечтали.

И на этом льду поскользнулось немало разной обуви, шедшей по следу тупого Сапога, раздавившего маленькие снежинки...

КАРАНДАШ И РЕЗИНКА

Поженились Карандаш и Резинка, свадьбу сыграли - и живут себе спокойно.

Карандаш-то остер, да Резинка мягка, уступчива. Так и ладят.

Сплоховал ты, брат! Резинка тобой как хочет вертит. Ты еще и слова сказать не успеешь, а она его - насмарку. Где же твое мужское самолюбие?

А подружки Резинки, бритвы, ее донимают:

Много воли даешь своему Карандашу. Гляди, наплачешься с ним из-за своей мягкости. Он тебе пропишет!..

Такие наставления в конце концов сделали свое дело. Карандаш, чтоб отстоять свое мужское самолюбие, стал нести всякую околесицу, а Резинка, в целях самозащиты и укрепления семьи, пошла стирать вообще все, что Карандаш ни напишет. И разошлись Карандаш и Резинка, не прожив и месяца.

Перья и бритвы очень остро переживали разлад в семье Карандаша. Единственным утешением для них было то, что все случилось именно так, как они предсказывали.

СИЛЬНЫЙ АРГУМЕНТ

Мелок трудился вовсю. Он что-то писал, чертил, подсчитывал, а когда заполнил всю доску, отошел в сторону, спрашивая у окружающих:

Ну, теперь понятно?

Тряпке было непонятно, и поэтому ей захотелось спорить. А так как иных доводов у нее не было, она просто взяла и стерла с доски все написанное.

Против такого аргумента трудно было возражать: Тряпка явно использовала свое служебное положение. Но Мелок и не думал сдаваться. Он принялся доказывать все с самого начала - очень подробно, обстоятельно, на всю доску.

Мысли его были достаточно убедительны, но - что поделаешь! - Тряпка опять ничего не поняла. И когда Мелок окончил, она лениво и небрежно снова стерла с доски все написанное.

Все, что так долго доказывал Мелок, чему он отдал себя без остатка...

ПРОБОЧНОЕ ВОСПИТАНИЕ

В семье Сверла радостное событие: сын родился.

Родители не налюбуются отпрыском, соседи смотрят - удивляются: вылитый отец!

И назвали сына Штопором.

Время идет, крепнет Штопор, мужает. Ему бы настоящее дело изучить, на металле себя попробовать (Сверла ведь все потомственные металлисты), да родители не дают: молод еще, пусть сперва на чем-нибудь мягоньком поучится.

Носит отец домой пробки - специальные пробки, утвержденные министерством просвещения, - и на них учится Штопор сверлильному мастерству.

Вот так и воспитывается сын Сверла - на пробках. Когда же приходит пора и пробуют дать ему чего-нибудь потверже (посверли, мол, уже научился) - куда там! Штопор и слушать не хочет! Начинает сам для себя пробки искать, к бутылкам присматриваться.

Удивляются старые Сверла; и как это их сын с дороги сбился?

НА СТРАЖЕ МОРАЛИ

Ломик приблизился к Дверце сейфа и представился:

Я - лом. А вы кто? Откройтесь! Дверца молчала, но Ломик был достаточно опытен в таких делах. Он знал, что скрывается за этой внешней замкнутостью, а потому без лишних церемоний взялся за Дверцу...

Отстаньте, хулиган! - визжала Дверца.

Брось выламываться! Знаем тебя!

За этой сценой с интересом наблюдала Телефонная Трубка. Первым ее движением было позвонить и сообщить куда следует, но потом она подумала, что не стоит связываться, да к тому же интересно было узнать, чем кончится эта история.

А когда все кончилось, Телефонная Трубка принялась всюду звонить:

Наша-то недотрога! Делает вид, будто так уж верна своему Ключу, а на самом деле...

СПЛЕТНЯ

Очки это видели своими глазами...

Совсем еще новенькая, блестящая Пуговка соединила свою жизнь со старым, потасканным Пиджаком. Что это был за Пиджак! Говорят, у него и сейчас таких вот пуговок не меньше десятка, а сколько раньше было - никто и не скажет. А Пуговка в жизни своей еще ни одного пиджака не знала.

Конечно, потасканный Пиджак не смог бы сам, своим суконным языком уговорить Пуговку. Во всем виновата была Игла, старая сводня, у которой в этих делах большой опыт. Она только шмыг туда, шмыг сюда - от Пуговки к Пиджаку, от Пиджака к Пуговке, - и все готово, все шито-крыто.

История бедной Пуговки быстро получила огласку. Очки рассказали ее Скатерти, Скатерть, обычно привыкшая всех покрывать, на этот раз не удержалась и поделилась новостью с Чайной Ложкой, Ложка выболтала все Стакану, а Стакан - раззвонил по всей комнате.

А потом, когда Пуговка оказалась в петле, всеобщее возмущение достигло предела. Всем сразу стало ясно, что в Пуговкиной беде старый Пиджак сыграл далеко не последнюю роль. Еще бы! Кто же от хорошей жизни в петлю полезет!

ГВОЗДИК

Гвоздик высунулся из туфли, чтобы посмотреть, как поживает его Хозяин, и сразу услышал:

Гвоздик разволновался. Очевидно, у Хозяина какие-то неприятности? И Гвоздик высунулся еще больше.

Ой! Ой! - вскрикнул хозяин, а потом снял туфлю и забил Гвоздик молотком.

Хозяин рассердился, взял клещи и вытащил Гвоздик из туфли. Лежа в чулане среди ненужных вещей, Гвоздик думал:

"Гордый человек! Не хочет, чтобы другие видели, как ему тяжело живется!"

ОКУРОК

Попав на тротуар, Окурок огляделся по сторонам и, не найдя ничего примечательного, недовольно подумал: "Обстановочка! И надо же было моему болвану выплюнуть меня именно в этом месте!"

Окурок занялся рассматриванием прохожих, и настроение его значительно улучшилось.

Отстаньте, нахал! - возмутилась Туфелька. - Я вас совсем не знаю!

Хе-хе-хе! - ухмыльнулся Окурок. - Можно и познакомиться.

А когда Туфелька его стряхнула, Окурок прицепился к старому Ботинку:

Все еще скрипишь, папаша? Не пора ли на свалку?

Окурок вовремя вспомнил о свалке: Метла его уже заметила.

НЕВИННАЯ БУТЫЛКА

Бутылку судили за пьянство, а она оказалась невинной.

Суд, конечно, был не настоящий, а товарищеский, - за пьянство, как известно, не судят. Но для Бутылки и этого было достаточно.

Больше всех возмущались Бокал и Рюмка. Бокал призывал присутствующих "трезво взглянуть на вещи", а Рюмка просила скорей кончать, потому что она, Рюмка, не выносит запаха алкоголя.

А потом вдруг выяснилось, что Бутылка - не винная. Это со всей очевидностью доказала свидетельница Соска, которой приходилось постоянно сталкиваться с Бутылкой по работе.

Все сразу почувствовали себя неловко. Никто не знал, что говорить, что делать, и только Штопор (который умел выкрутиться из любого положения) весело крикнул:

Братцы, да ведь нужно отметить это событие! Пошли, я угощаю!

И все от души радовались тому, что Бутылка, которую они еще недавно так строго судили за пьянство, - совершенно невинная...

ОПЫТ

Каких только профессий не перепробовал Пузырек!

Был медиком - устранили за бессодержательность. Попытал себя в переплетном деле - тоже пришлось уйти: что-то у него там не клеилось. Теперь Пузырек, запасшись чернилами, надумал книги писать. Может, из него писатель получится?

Должен получиться: ведь Пузырек прошел такую жизненную школу!

ЗАПОНКИ

Запонки очень изящны, они придают Рубашке элегантный и даже изысканный вид.

Но они мешают ей засучить рукава. А это в жизни так необходимо...

ЗАНАВЕС

Всякий раз, когда спектакль близился к концу, Занавес очень волновался, готовясь к своему выходу. Как его встретит публика? Он внимательно осматривал себя, стряхивал какую-то едва заметную пушинку и - выходил на сцену.

Зал сразу оживлялся. Зрители вставали со своих мест, хлопали, кричали "браво". Даже Занавесу, старому, испытанному работнику сцены, становилось немного не по себе от того, что его так восторженно встречают. Поэтому, слегка помахав публике, Занавес торопился обратно за кулисы.

Аплодисменты усиливались. "Вызывают, - думал Занавес. - Что поделаешь, придется выходить!"

Так выходил он несколько раз подряд, а потом, немного поколебавшись, и вовсе оставался на сцене. Ему хотелось вознаградить зрителей за внимание.

И тут - вот она, черная неблагодарность! - публика начинала расходиться.

ФОНАРНЫЙ СТОЛБ

Закончив высшее образование в лесу, Дуб, вместо того чтобы ехать на стройку, решил пустить корни в городе. И так как других свободных мест не оказалось, он устроился на должность Фонарного Столба в городском парке, в самом темном уголке - настоящем заповеднике влюбленных.

Фонарный Столб взялся за дело с огоньком и так ярко осветил это прежде укромное место, что ни одного влюбленного там не осталось.

И это молодежь! - сокрушался Столб. - И это молодежь, которая, казалось бы, должна тянуться к свету! Какая темнота, какая неотесанность!

РЕШЕТКА

Тюремная Решетка знает жизнь вдоль и поперек, поэтому она так легко все перечеркивает.

Конечно, к ней тоже нужно иметь подход. Если вы подойдете к ней снаружи, она перечеркнет свою камеру, а если, не дай бог, подойдете к ней изнутри - она перечеркнет весь мир, и с этим вам нелегко будет примириться.

Удивительно устроена эта Решетка: она может перечеркивать все, что угодно, и при этом твердо стоять на своих позициях.

КОПИЛКА

Учитесь жить! - наставляла глиняная Копилка своих соседей по квартире. - Вот я, например: занимаю видное положение, ничего не делаю, а деньги - так и сыплются.

Но сколько бы денег ни бросали в Копилку, ей все казалось мало.

Еще бы пятачок! - вызвякивала она. - Еще бы гривенник!

Однажды, когда Копилка была уже полна, в нее попытались засунуть еще одну монету. Монета не лезла, и Копилка очень волновалась, что эти деньги достанутся не ей. Но хозяин рассудил иначе: он взял молоток и...

В один миг лишилась Копилка и денег и видного положения: от нее остались одни черепки.

КРАПИВА

Ах, как возмущалась Крапива, когда мальчишки рвали цветы! И не из-за цветов, нет, - просто Крапиве было досадно, что ее никто не пытался сорвать... А между тем Крапива ничего бы не имела против этого.

Но однажды и ей улыбнулось счастье. Поймав за шиворот вора, Садовник - понятно, взрослый, умный мужчина - потянулся не за каким-то цветком, а за ней, Крапивой. И с каким наслаждением стегала Крапива зазевавшегося любителя цветов! Она понимала, что хорошие вкусы надо воспитывать с детства.

РТУТЬ

Услышала Ртуть, как люди железо плавят, и теперь к ней прикоснуться нельзя: убегает, не дается. Все боится, как бы и ее не взяли в переплавку. Даже на работе, в термометре, не может Ртуть избавиться от страха. Едва лишь почувствует тепло - как припустит по столбику! А потом спохватится, остановится и показывает как ни в чем не бывало: "Температура нормальная - тридцать шесть и шесть".

ГРОМ И МОЛНИЯ

Грому - что, Гром не боится Молнии. Правда, с глазу на глаз переговорить с ней у него все как-то не получается. Больно уж горяча эта Молния: как вспыхнет!

В это время Гром и носа на свет белый не показывает. Ни видать его, ни слыхать. Но зато как заметит, что Молнии нет на горизонте, - тут уж его не удержишь.

До каких пор, - гремит, - терпеть все это?! Да я за такое дело!..

Так разойдется, так разбушуется - только послушайте его! Уж он не смолчит, уж он выложит все, так и знайте!

Жаль, что Молния слышать его не может.

ПУГАЛО

Обрадованное своим назначением на огород, Пугало созывает гостей на новоселье. Оно усердно машет пролетающим птицам, приглашая их опуститься и попировать в свое удовольствие. Но птицы шарахаются в сторону и спешат улететь подальше.

А Пугало все стоит и машет, и зовет... Ему очень обидно, что никто не хочет разделить его радость.

ВЕЧНОСТЬ

Когда Гранитной Глыбе исполнилось два миллиона лет, рядом с ней - возможно, для того, чтобы ее поздравить, - появился только что родившийся Одуванчик.

Скажите, - спросил Одуванчик, - вы никогда не думали о вечности? Гранитная Глыба даже не пошевелилась.

Нет, - сказала она спокойно. - Жизнь так коротка, что не стоит тратить время на размышления.

Не так уж коротка, - возразил Одуванчик. - Можно все успеть при желании.

Зачем? - удивилась Глыба. - От этих размышлений одни расстройства. Еще заболеешь на нервной почве.

Не сваливайте на почву! - рассердился Одуванчик. - Почва у нас хорошая - чистый чернозем...

Он до того вышел из себя, что пух его полетел по ветру.

Тоненький стебелек упрямо качался на ветру, но уже не мог привести ни одного убедительного аргумента.

Вот тебе и вечность. Утешение для дураков. Нет уж, лучше совсем не думать, - сказала Глыба и задумалась.

На каменном лбу, который не могли избороздить тысячелетия, пролегла первая трещина...

ЯБЛОКО

Яблоко пряталось среди листьев, пока его друзей срывали с дерева.

Ему не хотелось попадать в руки человека: попадешь, а из тебя еще, чего доброго, компот сделают! Приятного мало.

Но и оставаться одному на дереве - тоже удовольствие небольшое. В коллективе ведь и погибать веселее.

Так, может быть, выглянуть? Или нет? Выглянуть? Или не стоит?

Яблоко точил червь сомнения. И точил до тех пор, пока от Яблока ничего не осталось.

БЕРЕГ

Ты не боишься утонуть? - спросила у Волны Щепка.

Утонуть? - встревожилась Волна. - Ты сказала - утонуть?

И Волне впервые захотелось на берег.

Она прибежала как раз вовремя, чтобы захватить на берегу местечко получше, и осела на мягком песке, собираясь начать новую жизнь - без тревог и волнений.

И тут она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.

Тону! - всхлипнула Волна и ушла под землю.

ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД

Овца стоит перед парикмахерской и с завистью поглядывает на стригущуюся публику.

Если б у Овцы были деньги, она обязательно зашла бы постричься!

ВЕЧЕРНИЙ ЧАЙ

Когда Чайник, окончив свою кипучую деятельность на кухне, появляется в комнате, на столе все приходит в движение. Весело звенят, приветствуя его, чашки и ложки, почтительно снимает крышку Сахарница. И только старая плюшевая Скатерть презрительно морщится и спешит убраться со стола, спасая свою незапятнанную репутацию.

РАКОВИНА

Испорченный Кран считал себя первоклассным оратором. Круглые сутки он лил воду, и даже ведра, кастрюли и миски, которым, как известно, не привыкать, сказали в один голос: "Нет, с нас довольно!"

Но у Крана была Раковина - верная подруга его жизни. Она исправно поглощала все перлы его красноречия и прямо-таки захлебывалась от восхищения. Правда, удержать она ничего не могла и оставалась пустой, но ведь и это было следствием ее исправности.

СВЕТИЛО

В магазине электроприборов Люстра пользовалась большим уважением.

Ей бы только добраться до своего потолка, - говорили настольные лампы. - Тогда в мире сразу станет светлее.

И долго еще, уже заняв места на рабочих столах, настольные лампы вспоминали о своей знаменитой землячке, которая теперь - ого! - стала большим светилом.

А Люстра между тем дни и ночи проводила в ресторане. Устроилась она неплохо, в самом центре потолка, и, ослепленная собственным блеском, прожигала за вечер столько, сколько настольным лампам хватило бы на всю жизнь.

Но от этого в мире не стало светлее.

ШКАТУЛКА

Эх ты, Шкатулка, - говорит Шкатулке Настольная Лампа, - посмотри-ка, что написано на бумажках, которые ты сохраняешь.

Но Шкатулка, сколько ни пытается заглянуть в себя, так ничего прочесть и не может.

Что же там написано? - спрашивает она.

Да вот - самые противоречивые вещи. На одной бумажке "Я тебя люблю", на другой, наоборот, - "Я не люблю тебя". Где же твоя принципиальность после этого?

Шкатулка задумывается. Действительно, она никогда не вникала в содержание бумажек, которые ей приходится сохранять. А там, оказывается, бог весть что такое написано. Надо будет разобраться в этом деле!

Потом в комнату входит хозяйка. Она садится к столу, раскрывает шкатулку, и вдруг - кап, кап, кап - из глаз ее капают слезы.

Увидев, что хозяйка плачет, бедная Шкатулка совсем расстраивается.

"Конечно, - решает она, - это все из-за моей непринципиальности".

КОСТЕР В ЛЕСУ

Костер угасал.

В нем едва теплилась жизнь, он чувствовал, что не пройдет и часа, как от него останется горка пепла - и ничего больше. Маленькая горка пепла среди огромного дремучего леса.

Костер слабо потрескивал, взывая о помощи. Красный язычок лихорадочно облизывал почерневшие угли, и Ручей, пробегавший мимо, счел нужным осведомиться:

Вам - воды?

Костер зашипел от бессильной злости. Ему не хватало только воды в его положении! Очевидно, поняв неуместность своего вопроса, Ручей прожурчал какие-то извинения и заспешил прочь.

И тогда над угасающим Костром склонились кусты. Не говоря ни слова, они протянули ему свои ветки.

Костер жадно ухватился за ветки, и - произошло чудо. Огонь, который, казалось, совсем в нем угас, вспыхнул с новой силой.

Вот что значит для костра протянутая вовремя ветка помощи!

Костер поднялся, опершись на кусты, встал во весь рост, и оказалось, что он совсем не такой уж маленький. Кусты затрещали под ним и потонули в пламени. Их некому было спасать. А Костер уже рвался вверх. Он стал таким высоким и ярким, что даже деревья потянулись к нему: одни - восхищенные его красотой, другие - просто, чтобы погреть руки.

Дальние деревья завидовали тем, которые оказались возле Костра, и сами мечтали, как бы к нему приблизиться.

Костер! Костер! Наш Костер! - шумели дальние деревья. - Он согревает нас, он озаряет нашу жизнь!

А ближние деревья трещали еще громче. Но не от восхищения, а оттого, что Костер пожирал их своим пламенем, подминал под себя, чтобы подняться еще выше. Кто из них мог противиться дикой мощи гигантского Костра в лесу?

Но нашлась все-таки сила, которая погасила Костер. Ударила гроза, и деревья роняли тяжелые слезы - слезы по Костру, к которому привыкли и который угас, не успев их сожрать.

И только позже, гораздо позже, когда высохли слезы, деревья разглядели огромное черное пепелище на том месте, где бушевал Костер.

Нет, не Костер - Пожар. Лесной пожар. Страшное стихийное бедствие.

ДОРОГА

Прибежала Тропинка к Дороге и остановилась в восхищении.

Теть, а, теть, откуда ты такая большая?

Обыкновенно, - нехотя объяснила Дорога. - Была малой, вроде тебя, а потом выросла.

Вот бы мне вырасти! - вздохнула Тропинка.

А чего тут хорошего? Каждый на тебе ездит, каждый топчет - вот и вся радость.

Нет, не вся, - сказала Тропинка. - Пока я маленькая, меня далеко не пускают, а тогда бы я... ух, как далеко ушла!

Далеко? А зачем далеко? Я вот до города дошла, и все, с меня хватит...

Поникла Тропинка и обратно в лес побрела. "С меня хватит!" Стоит ли ради этого быть дорогой? Может, лучше остаться Тропинкой, навсегда затеряться в лесу?

Нет, не лучше, совсем не лучше. Просто Тропинка ошиблась на этот раз, просто она вышла не на ту дорогу.

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Почему вы не носите очки? - спросили у Муравья.

Как вам сказать... - ответил он. - Мне нужно видеть солнце и небо, и эту дорогу, которая неизвестно куда ведет. Мне нужно видеть улыбки моих друзей... Мелочи меня не интересуют.

КАРТИНА

Картина дает оценку живой природе:

Все это, конечно, ничего - и фон, и перспектива. Но ведь нужно же знать какие-то рамки!

ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД

Среди цветов - спор о прекрасном.

Слово берет Колючка:

Я никак не могу согласиться с творческим методом Розы. Острота - это да! Проникновение до самых глубин - это я понимаю! Но представлять все в розовом свете...

СИЛА УБЕЖДЕНИЯ

Помещение должно быть открыто, - глубокомысленно замечает Дверная Ручка, когда открывают дверь.

Помещение должно быть закрыто, - философски заключает она, когда дверь закрывают.

Убеждение Дверной Ручки зависит от того, кто на нее нажимает.

ЗАНОЗА

Нам, кажется, по пути, - сказала Заноза, впиваясь в ногу. - Вот и хорошо: все-таки веселее в компании. Почувствовав боль, мальчик запрыгал на одной ноге, и Заноза заметила с удовольствием:

Ну вот, я же говорила, что в компании веселее!

ЗАПЛАТА

Новенькая Заплата достаточно ярка, и она никак не может понять, почему ее стараются спрятать. Ведь она так выделяется на этом старом костюме!

РАЗГОВОР С КОЛЕСОМ

Трудно нашему брату, колесу. Всю жизнь трясись по дороге, а попробуй только перевести дух, такую получишь накачку!

Значит, спуску не дают?

Ох, не дают! Да еще того и гляди - под машину угодишь. Вот что главное.

Под машину? Разве ты не под машиной работаешь?

Еще чего придумаете! Я пятое колесо, запасное...

ПАРУС

Опять этот ветер! - сердито надувается Парус. - Ну разве можно работать в таких условиях?

Но пропадает ветер - и Парус обвисает, останавливается. Ему уже и вовсе не хочется работать.

А когда ветер появляется снова. Парус опять надувается:

Ну и работенка! Бегай целый день, как окаянный. Добро бы еще хоть ветра не было...

ЮБИЛЕЙ

Юбилей Термоса.

Говорит Графин:

Мы собрались, друзья, чтобы отметить славную годовщину нашего уважаемого друга! (Одобрительный звон бокалов и рюмок.) Наш Термос блестяще проявил себя на поприще чая. Он сумел пронести свое тепло, не растрачивая его по мелочам. И это по достоинству оценили мы, благодарные современники: графины, бокалы, рюмки, а также чайные стаканы, которые, к сожалению, здесь не присутствуют.

ЧАСЫ

Понимая всю важность и ответственность своей жизненной миссии, Часы не шли: они стояли на страже времени.

ПРЫЩ

Сидя на лбу низенького человека, Прыщ с завистью поглядывал на лбы высоких людей и думал: "Вот бы мне такое положение!"

ПЕНЬ

Пень стоял у самой дороги, и прохожие часто спотыкались об него.

Не все сразу, не все сразу, - недовольно скрипел Пень. - Приму сколько успею: не могу же я разорваться на части! Ну и народ - шагу без меня ступить не могут!

НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

Работаешь с утра до вечера, - сокрушался Здоровый Зуб, - и никакой тебе благодарности! А Гнилые Зубы - пожалуйста: все в золоте ходят. За что, спрашивается? За какие заслуги?

ПОДСВЕЧНИК

Старый Подсвечник, немало поработавший на ниве освещения, никак не может понять новых веяний.

Конечно, сегодняшние лампочки - светлые головы, - соглашается он. Но в наше время свечи жили иначе. Они знали свое место, не рвались на потолок, а между тем буквально заплывали жиром...

ВОПРОС ЖИЗНИ

Плащ-дождевик недоволен жизнью.

В ясную, солнечную погоду, когда только бы и гулять, его держат под замком, а когда выпускают из дому - обязательно дождь припустит.

Что это? Случайное совпадение или злой умысел?

На этот вопрос не может дать ответа Плащ-дождевик, хотя проницательность его всем хорошо известна.

ПЛОМБА

Свинцовая Пломбочка и мала, и неприметна, а все считаются с ней. Даже могучие стальные замки нередко ищут у нее покровительства.

И это понятно: у Пломбочки хоть и веревочные, но достаточно крепкие связи.

ГИРЯ

Понимая, что в делах торговли она имеет некоторый вес, Гиря восседала на чаше весов, иронически поглядывая на продукты.

"Посмотрим, кто перетянет!" - думала она при этом.

Чаще всего вес оказывался одинаковым, но иногда случалось, что перетягивала Гиря. И вот чего Гиря не могла понять: покупателей это вовсе не радовало.

"Ну, ничего! - утешала она себя. - Продукты приходят и уходят, а гири остаются!".

В этом смысле у Гири была железная логика.

ГЛИНА

Глина очень впечатлительна, и всякий, кто коснется ее, оставляет в ней глубокий след.

Ах, сапог! - киснет Глина. - Куда он ушел? Я не проживу без него!

Но проживает. И уже через минуту:

Ах, копыто! Милое, доброе лошадиное копыто! Я навсегда сохраню в себе его образ...

МОДНИЦЫ

Мухи - ужасные модницы. Они останавливаются возле каждого куска приглянувшейся им узорчатой паутины, осматривают ее, ощупывают, спрашивают у добродушного толстяка Паука:

Почем миллиметр?

И платят обычно очень дорого.

ПОРТЬЕРА

Ну, теперь мы с тобой никогда не расстанемся, - шепнула Гвоздю массивная Портьера, надевая на него кольцо.

Кольцо было не обручальное, но тем не менее Гвоздь почувствовал, что ему придется нелегко. Он немного согнулся под тяжестью и постарался поглубже уйти в стенку.

А со стороны все это выглядело довольно красиво.

СОФА ДИВАНОВНА

По происхождению она - Кушетка, но сама ни за что не признается в этом. Теперь она не Кушетка, а Софа, для малознакомых - Софа Дивановна. Отец ее - простой Диван - всю жизнь гнул спину, но теперь это не модно, и Софа отказалась от спинки, а заодно и от других устаревших понятий. Ни спинки, ни валиков, ни прочной обивки... Таковы они, диваны, не помнящие родства...

* ЧУТЬ-ЧУТЬ ЛИРИКИ *

Отвертки крутят головы винтам,

На кухне все от примуса в угаре,

Будильнику не спится по ночам -

Он все мечтает о хорошей паре.

Дрова в печи поют, как соловьи,

Они сгореть нисколько не боятся,

И все пылинки только по любви

На этажерки и шкафы садятся.

НОЧЬ

Я встаю, а она еще не ложилась. Она стоит под окном, как стояла с вечера.

Уходи! - гоню я ее. - Мне надо работать. Ночь уходит не очень охотно. И не успеешь оглянуться - снова стоит под окном.

Чего тебе не спится? - спрашиваю я не слишком строго.

Холодно, - отвечает Ночь. - Разве тут уснешь, разве согреешься?

Тогда я гашу свет и впускаю Ночь в комнату.

Ладно, грейся. Только это в последний раз. Завтра же ты должна оставить меня в покое. Ночь обещает, но я знаю, что это - только слова. Куда она денется среди зимы, не ночевать же ей под открытым небом!

Завтра и послезавтра все повторяется снова. Чуть стемнеет, Ночь приходит в мою комнату и уходит только на рассвете. Мне не хочется ее тревожить.

А время идет, и ничего я не успеваю сделать. Ночи этого не объяснишь - она темная, разве она понимает?..

ЛЮБОВЬ

Былинка полюбила Солнце...

Конечно, на взаимность ей трудно было рассчитывать: у Солнца столько всего на земле, что где ему заметить маленькую неказистую Былинку! Да и хороша пара: Былинка - и Солнце!

Но Былинка думала, что пара была б хороша, и тянулась к Солнцу изо всех сил. Она так упорно к нему тянулась, что вытянулась в высокую, стройную Акацию.

Красивая Акация, чудесная Акация - кто узнает в ней теперь прежнюю Былинку! Вот что делает с нами любовь, даже неразделенная...

ТЕНЬ

Что и говорить, этот Фонарь был первым парнем на перекрестке. К нему тянулись провода, тоненькие акации весело купались в его свете, прохожие почтительно сторонились, проходя мимо него. А Фонарь ничего этого не замечал. Он смотрел вверх, перемигиваясь со звездами, которые по вечерам заглядывали к нему на огонек.

Но однажды Фонарь случайно глянул вниз, и это решило его судьбу. Внизу он увидел странную незнакомку. Одетая во все черное, она покорно лежала у ног Фонаря и, казалось, ждала, когда он обратит на нее внимание.

Кто вы? - спросил Фонарь. - Я вас раньше никогда не видел.

Я Тень, - ответила незнакомка.

Тень... - в раздумье повторил Фонарь. - Не приходилось слышать. Вы, видно, не здешняя?

Я твоя, - прошептала Тень, этим неожиданно смелым ответом кладя предел всем дальнейшим расспросам.

Фонарь смутился. Он хоть и был первым парнем на перекрестке, но не привык к таким легким победам.

И все же признание Тени было ему приятно. Приятность тут же перешла в симпатию, симпатия - в увлечение, а увлечение - в любовь. В жизни так часто бывает.

И опять-таки, как это бывает в жизни, вслед за любовью пришли заботы.

Почему ты лежишь? - тревожно спросил Фонарь. - Тебе нездоровится?

Нет, нет, не волнуйся, - успокоила его Тень. - Я совершенно здорова.

Но я всегда буду лежать у твоих ног.

Милая! - умилился Фонарь. - Я не стою такой любви.

Ты яркий, - сказала Тень. - Я всегда буду с тобой. С одним тобой.

Дальнейший разговор принял характер, представляющий интерес только для собеседников.

Они встречались каждую ночь - Фонарь и его Тень - и, по всем внешним признакам, были довольны друг другом. Фонарь давно забыл о звездах и видел только свою Тень - больше его в мире ничего не интересовало. Даже закрыв глаза (а это бывало днем, потому что все фонари спят днем), он любовался своей Тенью.

Но однажды в полдень, когда Фонарю не очень спалось, он вдруг услышал голос Тени. Фонарь прислушался и вскоре сообразил, что Тень говорит с Солнцем - большим и ярким светилом, о котором Фонарь знал только понаслышке.

Я твоя, - говорила Тень Солнцу. - Ты видишь - я у твоих ног... Я твоя...

Фонарю захотелось немедленно вмешаться, но он сдержал себя: было как-то неловко заводить разговор при постороннем Солнце. Зато вечером он выложил ей все. Ему ли, Фонарю, бояться собственной Тени!

Уходи сейчас же! - заявил он. - Я не хочу тебя знать!

Знай меня, знай! - захныкала Тень. - Я не могу от тебя уйти.

И она говорила правду: разве может Тень уйти от такого яркого Фонаря?

Не сердись на меня! - ныла Тень. - Давай помиримся...

Фонарь покачал головой.

О, напрасно он это сделал! Он покачал головой слишком категорически и - разбился. Многие потом судачили о том, что Фонарь покончил с собой от любви. А между тем это произошло только от его принципиальности.

Вот теперь Тень не пришлось упрашивать. Что ей оставалось делать возле разбитого Фонаря? Она прицепилась к пробегавшему мимо Автобусу и - была такова.

Так и бродит Тень по свету, липнет ко всем, каждому предлагает свою дружбу. Возможно, она и за вами увяжется.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

Старенький толстячок Паучок, которого уже не держали ноги, свалился со стены прямо в бочку с медом.

Пока он барахтался, стараясь как-то выбраться, к бочке подлетела молоденькая Муха. Решив, что Паук - хозяин этих богатств, она сразу же начала плести свою невидимую мушиную паутину. И Паук, которого мед и старость окончательно лишили сил и сообразительности, конечно, не смог устоять.

Да, это был медовый месяц!

Много соков вытянул Паук из мух за свой долгий век, но это был первый случай, когда муха тянула из него соки. Паук отощал, сгорбился, и когда соседские тараканы заглядывали в бочку с медом, они всякий раз удивленно качали головами:

Вот так история! Влип Паук на старости лет!

КУРИЦА

А наутро пошел дождь.

Эй, хохлатка! Вон и твой долгожданный! - крикнула Наседка. - Беги скорее, пока не прошел!

Курица выскочила из курятника, но тотчас же влетела обратно.

Да он мокрый! - кудахтала она, отряхивая крылышки. - Какой невежа, грубиян! И что в нем могли найти Травинка и Ромашка?

Когда молодой Петух подошел к ней, чтобы выразить свое сочувствие - он показался ей значительно интересней. "Это ничего, что у него немножко кривые ноги. Это даже красиво", - решила она про себя.

Через несколько дней они поженились и отправились в свадебное путешествие - через двор к дровяному сараю и обратно.

Как это было интересно! Петух оказался очень галантным кавалером и так потешно кричал "Ку-ка-ре-ку!", что Курице не приходилось скучать.

Но вот в пути новобрачные встретили Травинку и Ромашку. Курицыному удивлению не было границ, когда она увидела, что Травинка и Ромашка поднялись, посвежели - одним словом, выглядели отлично. От былой грусти не осталось и следа.

Ну, как дождь? - спросила Курица не без ехидства.

Хороший дождь. Такой сильный! Он недавно прошел - вы разве не встретились?

"Какое лицемерие! - подумала Курица. - Радуются они, конечно, не приходу дождя, а его уходу. Я-то знаю, чего он стоит!"

И, подхватив своего Петуха, Курица заспешила прочь: все-таки Петух был недурен собой, хоть у него и были кривые ноги.

Но ему она ничего не сказала об истории с дождем. Во-первых, она слишком любила своего Петуха, чтобы его расстраивать, а во-вторых, в глубине души, Курица рассчитывала как-нибудь, при удобном случае, еще раз выскочить под дождь. Просто из любопытства.

Остановилась Лужица посреди дороги и ждет, чтоб на нее обратили внимание.

Прежде всего ее, конечно, нанесут на карту. Лужица будет выглядеть на карте неплохо - у нее такие ровные берега! Вот здесь, на этом берегу, наверно, построят санаторий. На том берегу - порт или еще что-нибудь. Да, кстати, почему в нее никто не впадает?

Дым уже начал было дышать - спокойно, размеренно, по всем правилам медицины, - но вдруг что-то сдавило ему дыхание. Даже посторонний наблюдатель сразу бы заметил, что с Дымом происходит неладное: он словно замер на месте и неотрывно смотрел в одну точку... Собственно говоря, это была не точка, а тучка, маленькая белая тучка на ясном весеннем небе. Она была очень красива, эта Тучка, кудрявая и пушистая, в голубой небесной шали и ожерелье из солнечных лучей. Так что нечего удивляться, что Дым на нее загляделся.

Говорят, нет дыма без огня, и наш Дым вовсе не был исключением из общего правила. При виде Тучки он почувствовал в себе огонь и - устремился к ней.

А вот и я! - выпалил Дым с бухты-барахты, примчавшись к Тучке и глядя на нее во все глаза. - Хотите со мной познакомиться? Тучка поморщилась.

Вы что - пьяны? - спросила она. - Что вы ко мне пристаете?

Но она не была внимательной, эта белая Тучка. Она привыкла парить в небесах, и какое ей было дело до Дыма с его заводом, с его будничными заботами?.. Она прижималась к Ветру и уже совсем забыла о Дыме.

А Дым все таял и таял. И вот уже он исчез, как дым, - то есть, как и всякий другой дым исчез бы на его месте.

И только теперь Тучка о нем пожалела. Только теперь она почувствовала, что свежесть Ветра - еще не все, что он слишком резок и вообще у него ветер в голове.

Дым был другим. Он был серьезней и мягче, он смущался, робел, он хотел что-то рассказать Тучке о своем заводе... Теперь Тучка никогда не узнает, что он хотел ей рассказать.

От одной этой мысли можно было расплакаться. И Тучка заплакала. Она плакала горько и тяжело, плакала до тех пор, пока всю себя не выплакала.

ОСЕННЯЯ СКАЗКА

Взгляни в окно: ты видишь, одинокий лист кружится на ветру? Последний лист... Сейчас он желт, а когда-то был зелен. И тогда он не кружился по свету, а сидел на своей ветке рядом с молодой, румяной вишенкой, которую любил всем сердцем.

И, глядя на веселую, самозабвенную возню Котенка, как- то не верилось, что столько радости может доставить этот грязный, куцый, беспомощный хвостик.

Оригинал: выборка из

Учёные сказки
Феликс Давидович Кривин

Место у нас хорошее, не хуже других. Трава высокая, посредине дерево, а под деревом мы с бычком.

Сразу за нами начинается лес - хозяйство Бабы Яги. Одни заводят себе цветники, другие - садик или огородик, а Баба Яга завела себе темный лес и поселилась в нем в своей избушке на курьих ножках.

В новогоднюю ночь старый Волк особенно остро чувствует свое одиночество. Да, ему никогда не везло. Самые лучшие куски у него выхватывали из-под носа другие. Волчица - и та оставила его, потому что он мало приносил зайцев. Эти зайцы, сколько из-за них неприятностей! У кого их много - перед теми все на задних лапах стоят, а у кого мало… Да, в волчьем мире зайцы решают все.

Рассказать вам сказку про белого бычка?.. Я живу в этой сказке.

Феликс Кривин

УЧЕНЫЕ СКАЗКИ

НАИВНЫЕ СКАЗКИ

Задушевный Разговор

Козел горячился:

Тоже придумали! Слыхано ли дело - не пускать козла в огород?

Баран был холоден.

Забор поставили, - горячился Козел. - Высокий забор, а посередине ворота…

Что? - оживился Баран. - Новые ворота?

Не знаю, какие они там - новые или старые.

Вы что же - не рассмотрели?

Отстаньте, - холодно бросил Козел. - Какое это может иметь значение?

Ну как же не может? Ну как же не может иметь? - горячился Баран. Ну как же это не может иметь значения?

Козел был холоден.

Если бы не ворота, - горячился Баран, - то зачем все? И зачем тогда городить огород?

Да, да, зачем? - загорелся Козел. - Я то же самое спрашиваю.

Я не знаю, - пожал плечами Баран.

Нет уже, скажите, - горячился Козел. - Вы мне ответьте: зачем городить огород?

Баран был холоден.

Вот так - нагородят, - горячился Козел, - не пролезешь ни в какие ворота.

Ворота?…

Баран горячился - Козел был холоден.

Козел горячился - Баран был холоден.

И до чего же приятно - встретиться вот так, поговорить о том, что волнует обоих…

Волк На Елке

В новогоднюю ночь старый Волк особенно остро почувствовал свое одиночество. Увязая в снегу, продираясь сквозь цепкие елки, он брел по лесу и размышлял о жизни.

Да, ему никогда не везло. Самые лучшие куски у него выхватывали из-под носа другие. Волчица - и та оставила его, потому что он мало приносил зайцев.

Эти зайцы, сколько из-за них неприятностей! У кого их много - перед теми все на задних лапах стоят, а у кого мало… Да, в волчьем мире зайцы решают все.

Елки, елки… «Елки-палки, - думал Волк, - когда же все это кончится? Никуда не денешься от этих елок, хоть из лесу беги!»

И вдруг… Волк присел на хвост, протер глаза: неужели правда? Под елкой сидит самый настоящий, самый живой заяц. Он сидит, задрав голову, и смотрит куда-то вверх, и глаза его горят так, словно ему там невесть что показывают.

«Интересно, что он там увидел? - подумал Волк. - Дай-ка и я погляжу». И он поднял глаза на елку.

Сколько елок видел он на своем веку, но такой ему видеть не приходилось. Она вся искрилась снежинками, переливалась лунным светом, и казалось, что ее специально убрали к празднику, хотя на най не было ни одной елочной игрушки.

Елки-палки! - сказал Волк и замер с открытым ртом.

Бывает же на свете такое чудо! Посмотришь на него - и чувствуешь, как у тебя внутри что-то переворачивается - не в желудке, нет, а повыше. И уже ничего не хочется - только сидеть и смотреть.

Так и сидели они рядышком - Заяц и Волк - под новогодней елкой, и смотрели на нее, и внутри у них что-то переворачивалось.

И Заяц впервые подумал, что есть на свете кое-что посильнее волков, а Волк подумал, что, елки-палки, честно говоря, ведь не в зайцах счастье…

УЧЕНЫЕ СКАЗКИ

Числа делятся на четные, нечетные и почетные. К последним относятся зачастую мнимые числа.

Пирамида

Чем многограннее пирамида, тем у нее меньше острых углов в соприкосновении с внешним миром.

Посмотрим на мир с трех сторон…

Нет, зачем же с трех? Есть ведь и еще одна сторона…

Разве только одна? Есть еще пять сторон…

Посмотрим на мир с двадцати сторон…

Чем многраннее пирамида, тем многосторонней она смотрит на мир:

С одной стороны, это, конечно, неправильно… Но с девяносто девятой стороны… это, пожалуй, верно…

Давайте взглянем с двести пятьдесят третьей стороны…

Даже лучше - с восемьсот семьдесят первой…

А при всестороннем взгляде на мир пирамида и вовсе теряет свою угловатость и превращается в конус, обтекаемый конус: ведь обтекаемость верх многранности…

Вынесение За Скобки

Зато когда его вынесли за скобки, все сразу поняли, что это было за число.

Это был наш общий множитель!

Это был наш общий делитель!

Так число приобретает значение. После того, как его вынесут.

Высшая Математика

Сверху ноль - снизу ноль.

Сейчас мы должны получить тысячу, - говорит Верхний Ноль.

Получим! - отзывается Нижний.

А теперь мы должны получить миллион.

Получим!

А как насчет миллиарда?

Получим!

Вот оно как хорошо: что захочешь - все получается.

Сверху ноль - снизу ноль.

В числителе ноль - в знаменателе ноль.

Ноль, деленный на ноль, дает любое число.

Только взять эти числа никто не может.

Отношение Величин

Коршун относится к воробью так, как воробей относится к муравью.

Чтоб ты пропал! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

Еще бы не знать! Большая величина относится к меньшей так, как меньшая относится к еще меньшей.

Извините, это в последний раз… Вы же знаете, как я к вам отношусь…

И это известно: меньшая величина относится к большей так, как большая относится к еще большей.

Муравей относится к воробью так, как воробей относится к коршуну.

Закон Всемирного Тяготения

У Вселенной непорядок с одной Галактикой.

Что это у тебя, Галактика? Как-то ты вся затуманилась?..

Да вот - Солнце тут есть одно…

У Галактики непорядок с одним Солнцем.

Откуда у тебя, Солнце, пятна?

С Землей что-то не ладится…

У Солнца непорядок с одной Землей.

Что у тебя, Земля, там происходит?

Понимаешь, есть один Человек…

У Земли непорядок с одним Человеком.

Что с тобой, Человек?

Бог его знает! Ботинок как будто жмет…

Один ботинок - и тяготит всю Вселенную!

Архимед

Эй, что ты там чертишь на песке? - Вычисляю. Знаете ли вы, что если найти точку опоры, можно перевернуть земной шар? - Перевернуть земной шар? Ого, в этой мыслишке кое-что есть!

Из древнего разговора

Не троньте, не троньте его кругов! Не троньте кругов Архимеда!..
Один из пришлых римлян-врагов с ученым вступает в беседу:
- К чему говорить о таком пустяке? - легат вопрошает с улыбкой.
- Ты строишь расчеты свои на песке, на почве, особенно зыбкой.
Сказал, - и услышал ответ старика: - Солдат, вы меня извините.
Но мудрость жива и в сыпучих песках, а глупость - мертва и в граните.
- Ты, вижу, мастер красивых слов, - легат завершил беседу.
- Старик, я не трону твоих кругов. Сказал - и убил Архимеда.
История мчится на всех парах, одни у нее заботы:
Уже архимеды горят на кострах, восходят на эшафоты…
Они, архимеды, кладут кирпичи, уступая победу…
И ныне, как прежде, над миром звучит:
НЕ ТРОНЬТЕ КРУГОВ АРХИМЕДА!

Герострат

А Герострат не верил в чудеса. Он их считал опасною причудой.
Великий храм сгорел за полчаса, и от него осталась пепла груда.
Храм Артемиды. Небывалый храм по совершенству линий соразмерных.
Его воздвигли смертные богам - и этим чудом превзошли бессмертных.
Но Герострат не верил в чудеса, он знал всему действительную цену.
Он верил в то, что мог бы сделать сам. А что он мог? Поджечь вот эти стены.
Не славолюбец и не фантазер, а самый трезвый человек на свете - вот он стоит.
И смотрит на костер, который в мире никому не светит.

Жена Цезаря

Это был тот день, когда к Помпее, жене великого Цезаря, под видом женщины проник переодетый мужчина.

Кай Юлий, это уже не в первый раз! - сказали Цезарю его приверженцы.

Не в первый? Я что-то не вспомню других.

Кай Юлий, у тебя просто плохая память.

Цезарь был оскорблен:

Ну, знаете… Мне может изменить жена, но память мне изменить не может.

Может, может! - хором твердили приверженцы.

И тогда Цезарь заколебался.

Уходи, Помпея, - сказал он. - Жена Цезаря должна быть вне подозрений.

Это был тот день. Это был последний день Помпеи в доме у Кая Юлия Цезаря.

До свиданья, Юлий, - грустно сказала она. - Я думаю, ты еще будешь раскаиваться.

Жена ушла. Подозрения остались. Жена Цезаря была вне подозрений.

Один Шаг

От великого до смешного один шаг, - сказал Наполеон и все-таки не сделал этого шага.

Но у Наполеона были последователи…

Мне хочется во времена Шекспира,
Где все решали шпага и рапира,
Где гордый Лир, властительный король,
Играл не выдающуюся роль;
Где Гамлет, хоть и долго колебался,
Но своего, однако, добивался;
Где храбрый Ричард среди бела дня
Мог предложить полцарства за коня;
Где клеветник и злопыхатель Яго
Марал людей, но не марал бумагу;
Где даже череп мертвого шута
На мир глазницы пялил неспроста.
Мне хочется во времена Шекспира.
Я ровно в полночь выйду из квартиры,
Миную двор, пересеку проспект и - пошагаю..
Так, из века в век, приду я к незнакомому порогу.
Ссудит мне Шейлок денег на дорогу,
А храбрый Ричард своего коня.
Офелия, влюбленная в меня,
Протянет мне отточенную шпагу…
И я поверю искренности Яго,
Я за него вступлюсь, презрев испуг.
И друг Гораций, самый верный друг,
Меня сразит в жестоком поединке,
Чтобы потом справлять по мне поминки.
И будет это долгое - Потом,
В котором я успею позабыть,
Что выпало мне - быть или не быть?
Героем - или попросту шутом?

НЕНАЧАТЫЕ РАССКАЗЫ

Индивидуальность.

…но - ох, и до чего же трудно быть изюминкой! Особенно в ящике с изюмом.

Дискуссия

…Баран выразил общее недоумение. Заяц выразил общее опасение. Потом встал Лев и выразил общее мнение.

Волки и Овцы

…и когда волки были сыты и овцы целы, возникла проблема: как накормить овец?

Трамвайная Философия

…человек уходит из жизни, как выходят из трамвая: на его уход обращают внимание те, кого он толкнул или кому уступил место.

Сила Искусства

…очнувшись от своей игры, Орфей застал жену в обьятиях Морфея.

…в этот год умерли Сервантес и Шекспир. Но никто в этот год не родился.

Прогресс

…таким образом, эта маленькая страна, производившая только пуговицы и зубочистки, теперь производит все: от пуговиц до зубочисток включительно.

ИЗ ЗАПИСОК КОЩЕЯ БЕССМЕРТНОГО

1. СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА

Рассказать вам сказку про белого бычка? Вы говорите - рассказать, я говорю, - рассказать. Рассказать вам сказку про белого бычка?.. Я живу в этой сказке.

Это у самого леса, не доходя. Если идти по дороге, нужно свернуть у ларька и по тропинке, но тропинке - прямо к нам на лужайку.

Место у нас хорошее, не хуже других. Трава высокая, посредине дерево, а под деревом мы с бычком. Лужайка маленькая, но для двоих не тесно.

Сразу за нами начинается лес - хозяйство Бабы Яги. Одни заводят себе цветники, другие - садик или огородик, а Баба Яга завела себе темный лес и поселилась в нем в своей избушке на курьих ножках. Ее тоже можно понять: живет старушка одна, дети, какие были, давно разъехались, вот она и окружила себя темнотой, чтоб никто не глядел на ее старость.

Правда, не все так думают. От нас через дорогу большая синяя сказка, на берегу которой стоит старый рыбак. Каждый день он забрасывает свой невод и все, что поймается, выпускает обратно в море, хотя он бедный старик и у него злая старуха. Потому что обычная рыба его не устраивает, ему нужно поймать золотую рыбку. Это тянется еще с тех пор, когда старуха его была красной девицей и он решил поймать для нее что-то особенное. И вот прошла целая жизнь, красна девица стала злой, некрасивой старухой, но старик этого не замечает, ему кажется, что все осталось по-прежнему…

Если идти от нас по тропинке, придешь к ларьку, в котором торгует Золушка. Это ее сказка, вернее, не ее, а ее тетки, доброй волшебницы. Золушка живет у тетки и продает в ларьке волшебные палочки. Торговля идет хорошо, потому что палочки она продает бесплатно. Перед ее ларьком всегда очередь: многие покупают волшебные палочки на дрова.

Добрый день, как вы тут поживаете?

Это Змей Горыныч, сосед. Тот, у которого в сыновьях Мальчик-с-пальчик. С тех пор, как Змей усыновил Мальчика, его самого не узнать: прежде такое вытворял, а теперь его и не слышно. Мимо пройдет - поклонится да еще пригласит в гости - на Мальчика его посмотреть.

Так мы живем. Посредине мы с бычком, вокруг наши соседи. А может, мы и не посредине, может, это только так кажется…

Рассказать вам сказку про белого бычка? Каждый день мы ее начинаем сначала…

2. ЗОЛУШКА

У нас лужайка, на лужайке дерево, а под деревом мы с бычком. Нас с бычком - раз-два и обчелся, и нам так не хватает кого-нибудь третьего… Ну, конечно, не кого-нибудь…

Золушка, - говорю я, - ну зачем тебе эта теткина сказка? Не век же в ней вековать.

Я чудак. Я ничего не понимаю. Потому что как же она оставит ларек? Должен же кто-то продавать волшебные палочки.

Бесплатно?

Конечно. Чтобы было больше чудес.

Но ведь многие покупают их на дрова!

Оказывается, они и покупают дрова. Все волшебство не в палочке, а в том, для чего ее покупаешь.

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Феликс Кривин

Вчерашние сказки

Когда-то в ходу такое выражение:

– Вы любите вчерашний борщ? В таком случае приходите завтра.

И вот уже завтра. И мы пришли. Но от борща ничего не осталось, его съели еще вчера… Остались только вчерашние сказки…

Волшебная сказка

Жил на свете волшебник. Он мог превращать песок в сахар, а простую воду в молоко, но не делал этого, потому что считал, что чудес не бывает.

Пошел он однажды на край света. Пришел, свесил ноги через край и вдруг почувствовал – рядом кто-то стоит. Скосил волшебник глаза и увидел петуха, который пристроился на самом краю и преспокойно клевал звезды.

– Остановись! – воскликнул волшебник. – Ты нас оставишь без звезд!

– Извините, – смутился петух. – Но при этом согласитесь; здесь же больше нечего клевать.

Они разговорились. Оказывается, петух вовсе был не петух, он был человек, и у него была жена, очень красивая женщина. Он так ее любил, что друзья стали над ним посмеиваться. И один из них, колдун по образованию, превратил его в петуха. И теперь ему нравятся все курицы, вот поэтому он сбежал на край света.

– Если б меня кто-нибудь расколдовал, – вздохнул петух. – Я мог бы вернуться к своей жене и опять жить по-человечески…

Волшебник тоже вздохнул:

– К сожалению, чудес не бывает.

Они шли по краю света, как по берегу большой реки. То и дело петух толкал в бок волшебника:

– Посмотрите, какая хорошенькая курочка! – и тут же начинал себя стыдить: – Ах, какой я все-таки… Бессовестный, непутевый…

Поздно вечером набрели на берлогу медведя.

– Заходите, – пригласил медведь. – Хотя угощать особенно нечем. На краю света с продуктами – сами понимаете…

– А как ты попал на край света?

– Дело в том, что я не медведь, а петух. Я пел и зарабатывал довольно неплохо. Это так чудесно – быть петухом, – вздохнул медведь и посмотрел на петуха, ища сочувствия. – Если б не этот мед… видеть его не могу! Мало мне было зерна, захотелось попробовать меду…

Медведь замолчал. Ему было совестно рассказывать, что произошло дальше. Но раз начал – надо досказать.

– Осторожно, чтоб не разбудить пчел, полез я в улей за медом, И только стал пробовать, вдруг почувствовал, что со мной что-то происходит.

Медведь отвернулся и стал сморкаться в тряпочку.

– Можете себе представить, – продолжал он, – перья мои и крылья куда-то исчезли, а вместо них появилась шерсть и вот эти лапы. И самое главное, я потерял голос. Вот послушайте.

Медведь заревел так, что задрожала земля.

Волшебник покачал головой:

– Вряд ли это получится. Ведь чудес не бывает.

– Привет честной компании, – послышалось сверху, и в берлогу заглянул человек.

– Ты кто? – испугался медведь. – Часом не охотник?

– Да нет, какой из меня охотник? Я и не человек вовсе. Медведем родился, медведем и состарился. Да вот на старости лет захотелось стать человеком. Человеку, думал, легче, человеку и пенсию дают. Только вижу теперь – ох, нелегкое это дело – быть человеком! Вот и хожу, ищу – кто бы меня в медведя переколдовал.

Волшебник руками развел: – Чудес не бывает. Сидят они в медвежьей берлоге, и такое у всех настроение…

– Эх, кабы мне стать человеком! – сокрушается петух.

– Кабы мне стать петухом! – мечтает медведь.

– Кабы мне стать медведем! – вздыхает человек.

Надоело это волшебнику, и махнул он рукой:

– А, да будьте вы все, кто кем хочет!

И тут же стали все, кем кто хотел. Потому что пожелал этого не кто-нибудь, а волшебник. Петух стал человеком. Медведь – петухом.

Человек – медведем.

Посмотрел волшебник – сидят в берлоге петух, медведь и человек – и вздохнул:

– Я же говорил, что чудес не бывает!

Если бы я был горностаем

Если бы я был горностаем, я расхаживал бы, как король, и все удивлялись бы, откуда у меня моя шуба, и все спрашивали бы: «Скажите, где вы купили эту шубу, кто вам ее подарил, кто вам ее прислал, у вас, наверно, богатые родственники?» А я бы ходил в горностаевой шубе, в шубе из чистого горностая, потому что я был бы сам горностаем, и я отвечал бы: «Нет, я нигде не купил эту шубу, и никто мне ее не подарил, и никто не прислал, я хожу в горностаевой шубе, потому что, вы же видите, я сам горностай». Но они бы мне, конечно, не верили, ведь горностая встретишь на каждый день, и они бы просили: «Ах, пожалуйста, дайте нам поносить эту шубу!» А я бы отказывал, я бы всем категорически отказывал: и зайцу, и суслику, и волку… И волку? Нет, пожалуй, волку я бы не смог отказать, волку очень трудно отказать, он наверняка снял бы с меня мою шубу…

Если бы я был волком, я бы снимал шубу с каждого горностая, и с куницы, и даже с зайца, хотя у зайца шуба очень плохого качества, она все время линяет, и ее едва хватает на один сезон. Но я все равно снимал бы с него шубу, потому что ведь я был бы волк, а волк может себе это позволить, волк может себе позволить абсолютно все, кроме удовольствия залезть на дерево. Волки не лазят по деревьям, хотя, конечно, им очень хотелось бы, они бы не отказались но где им, куда! По деревьям лазят обезьяны, а волки бегают по земле, и им ни за что не залезть на дерево!

Если бы я был обезьяной, я бы никогда не спускался на землю, я бы прыгал по веткам и кричал, и визжал и швырял бы сверху бананы, стараясь попасть кому-нибудь в голову. И другие обезьяны тоже визжали бы и швырялись, и мы бы соревновались, кто громче завизжит и кто скорей попадет, и радовались бы что никто не может достать нас на дереве. Разве что жирафа, потому что она сама, как дерево, потому что у нее шея такая длинная, что по ней можно лезть и лезть и все равно до конца не долезешь.

Если бы я был жирафой, я бы ни перед кем не склонял голову, я смотрел бы на всех сверху вниз, такая б у меня была длинная шея. И мне ничего не стоило бы заглянуть через забор, и я видел бы, что там внутри, а там обязательно что-то должно быть внутри, потому что заборы существуют не зря – но, конечно, не для тех, у кого такая длинная шея. И никто до меня не мог бы дотянуться, потому что для этого нужно было бы прыгнуть очень высоко, а это не каждый сумеет.

Если бы я был леопардом, я бы, конечно, сумел. Я бы прыгнул этой жирафе на шею и в одну секунду откусил бы ей голову. А потом прыгнул бы на дерево и откусил бы головы всем обезьянам, а заодно и волку, чтоб не отнимал чужих шуб, а заодно и горностаю, чтоб не кичился своей шубой. Если б я был леопардом, мне не был бы страшен никто – разумеется, кроме льва, потому что лев каждому страшен. Когда встречаешь льва, хочется стать маленьким и незаметным, хочется зарыться в землю, как крот.

Если бы я был кротом, я бы каждый день зарывался в землю. Я бы рылся там, под землей, и меня бы совсем не интересовало, что происходит здесь, на белом свете. И кто у кого отнял шубу, и кто кому откусил голову, все это было бы мне ни к чему, я бы рылся в земле, рылся да рылся – и только иногда высовывал голову, чтоб посмотреть, как там растет трава и как ее щиплют бараны. Бараны ходят по полю и щиплют траву, и греют спину на солнышке, и они могут ни о чем не думать, хотя, конечно, и они думают, иногда они так задумаются!…

Если б я был бараном!… Но я ведь и есть баран…

Счастливый полчок

«Счастье – это палка о двух концах: один в руке, другой на загривке», – говорит крот Слепыш, и в этих словах немалая доля истины. В самый разгар блаженства непременно тебя что-нибудь стукнет по голове.

У Полчка разгар блаженства начался уже давно, но самый разгар наступил только сегодня, когда белка Векша не просто ему кивнула и не просто спросила, как дела, а когда она уселась рядом с ним, чтобы подробно обо всем побеседовать.

Кому приходилось хоть раз беседовать с белкой Векшей, тот понимает, что это такое. К этому можно готовиться всю жизнь, а потом еще всю жизнь вспоминать, но для этого нужно иметь две жизни, а когда имеешь одну и тебе все же удается побеседовать с белкой Векшей, можешь считать, что тебе повезло. Потому что белка Векша умеет так посмотреть, что даже медведь Бурый теряет способность шутить и говорит только: «Черт меня подери!» – а больше ничего не может добавить.

Медведь Бурый – большой шутник. Все помнят, как он завалил камнем норку Байбака, а потом сидел на этом камне и плакал, и говорил всем, что здесь похоронен его лучший друг Байбак, и все тоже плакали, что Байбак уже мертвый, а на самом деле он не был мертвый, а только камнем заваленный. Вот какую шутку отмочил тогда медведь Бурый.

А Полчка он называет не иначе, как Полчок с кулачок. На кого другого Полчок бы обиделся, но у Бурого такой кулачок, что просто не стоит обижаться. Да и кому-кому, а не Полчку сейчас обижаться.

Вот он, маленький Полчок, толстенький, кругленький Полчок с кулачок, сидит и разговаривает с белкой Векшей. Бурый бы растерялся, Бурый только раскрыл бы пасть и рявкнул: «Черт меня подери!» – а Полчок вот сидит, разговаривает.

– А как у вас с орехами? – спрашивает Полчок.

– У меня нормально, – отвечает белка Векша я при этом так поворачивает голову, что Полчку стоит больших усилий не потерять нить разговора.

– С орехами нынче тяжело, – продолжает он тянуть свою нить. – Неурожай на них, что ли?

Белка Векша плохо разбирается в урожаях. Она недавно забралась на самую верхушку дерева, и оттуда ей открылся такой вид! Лес – как зеленый ковер, а потом поле – как желтый ковер, а потом озеро – как синий ковер…

Все это, должно быть, очень красиво, но Полчок боится потерять нить разговора, поэтому он говорит:

– У меня орехи еще с прошлого года. В прошлом году на них был урожай, а нынче на них нет урожая.

Они сидят на ветке рядом, и Полчку приходится сильно косить глаза, чтобы удержать в поле зрения белку Векшу. Потому что шея у него не поворачивается, и так всегда бывает после урожайного года.

«От счастья поправляются, а это уже несчастье», – говорит крот Слепыш, и Полчок с ним согласен.

– А как вы храните свои орехи? – спрашивает он у белки Векши.

Она опять вспоминает свою вершину, с которой можно увидеть все эти ковры, а Полчок скашивает на нее глаза и заранее обдумывает, что он скажет ей в свою очередь.

– Эй, Полчок с кулачок! – окликает его снизу медведь Бурый и добавляет: – Черт меня подери! – Это он заметил белку Векшу.

Медведь Бурый – большой шутник, и Полчок привык на него не сердиться. Но сейчас его шутки совсем ни к чему. Полчок вытягивается на ветке, чтобы как можно меньше походить на этот злосчастный кулачок, и говорит белке Векше, игнорируя оскорбительные слова:

– Ходят здесь… Только зря топчут орехи…

– Ах ты, Полчок с кулачок! – шутит медведь, отводя от белки глаза, чтобы сохранить чувство юмора. – Что это ты вытянулся, словно сучок проглотил? Полчок с кулачок проглотил сучок! – кричит медведь и смеется, радуясь шутке.

Полчок начинает понемножку выходить из себя: сначала из него выходит сопение, потом бормотание и наконец вполне членораздельные слова:

– Как дам орехом по голове! Будешь знать…

– Орехом? – смеется медведь. – Ах ты… черт меня подери! – это он не удержался и опять посмотрел на белку Векшу.

И тут белка Векша, которая так приятно беседовала с Полчком, поняла, что из них двоих только она может произвести на медведя впечатление. И она повернула голову, как она это умела, и посмотрела гак, как умела только она.

Впечатление было такое, что медведь зашатался и с трудом устоял на ногах.

– Что, испугался? – обрадовался Полчок. – Вот я сейчас достану орех! – И он полез куда-то к себе за орехом.

Медведь Бурый хотел что-то еще сказать, но тут белка опять на него посмотрела. И он зажмурил глаза и побрел прочь, бормоча про себя: «Черт меня подери!…» – такое белка произвела на него впечатление.

– Если бы он не ушел, я бы, честное слово, запустил в него орехом, – сказал Полчок, когда медведь Бурый скрылся из глаз.

И опять они сидели и разговаривали, и все было так хорошо…

Но вспомните, что сказал крот Слепыш…

Белка Векша смотрела на счастливого Полчка, но почему-то виделся ей медведь Бурый. Он стоял у нее в глазах и шатался, и жмурился, и было жалко его, такого большого, и было приятно производить на него впечатление…

– Больше он к нам не сунется, – успокоил ее Полчок.

Ихневмон и Циветта

– Счастливая любовь, – сказала бабочка Ванесса, – все-таки бывает на свете счастливая любовь!

Лягушка Квакша вытянула свою короткую шею и с завистью покосилась на змею Анаконду, которая вся состояла из одной шеи и потому могла слушать в свое удовольствие.

– Это было еще в те времена, когда смельчак Ихневмон охотился на крокодилов. Крокодилы были огромные, но Ихневмон их убивал, потому что он был храбр и любил красавицу Циветту. И в честь Циветты он убивал крокодилов, в этом проявлялась его любовь.

Бабочка Ванесса тихонько вздохнула, и лягушка Квакша тихонько вздохнула, и змея Анаконда тихонько вздохнула. И Ванесса продолжила свой рассказ

– Однажды, когда Ихневмон убил какого-то там крокодила и уже повернулся, чтобы идти дальше, oн вдруг услышал у себя под ногами плач. Ихневмон наклонился и увидел в траве плачущую ящерицу Скаптейру.

– Бедная ящерица! – сказала лягушка Квакша и опять покосилась на змею Анаконду.

Ихневмон наклонился к ней и стал расспрашивать, не потеряла ли она чего-нибудь, потому что траве легко что-нибудь потерять. «Потеряла, – сквозь слезы ответила ящерица Скаптейра. – Я потеряла моего крокодила… Ты сам его убил, и ты еще спрашиваешь…» – «Это был твой крокодил? – удивился Ихневмон. – Разве крокодилы бывают чьи-нибудь?» – «Это был мой крокодил, – сказала ящерица Скаптейра. – Ты же видишь, мы с ним похожи, только я маленькая и на суше, а он большой и в воде». – «А почему бы тебе не найти кого-нибудь маленького на суше?» – «Я не хочу маленького на суше, мой крокодил был большой, и он не боялся воды, – сказала ящерица. – Быть может, за это я его полюбила».

– Как это верно, – сказала змея Анаконда. Она, большая, вот так полюбила Зяблика – за то, что он был маленький и летал.

– Смельчак Ихневмон стоял над ящерицей Скаптейрой, и ему хотелось как-то загладить свою вину. И он сказал, что если ящерице непременно нужно любить крокодила, то он ей покажет такое место, где крокодилами хоть пруд пруди. Но ящерица ответила, что ей не нужен другой крокодил, что она любила именно этого. И тут уже Ихневмон ничего не мог понять, потому что этот крокодил не отличался от других, а уж он-то, Ихневмон, повидал на своем веку крокодилов!

«Послушай, ящерица, – сказал Ихневмон, – мне очень жаль, что так получилось. Я бы и сам заменил тебе крокодила, но ты же видишь, я совсем не большой и живу не в воде, а на суше. И кроме того, я люблю Циветту. Ты не сердись на меня, ящерица, но я действительно очень люблю Циветту и ничего с собой не могу поделать, ты уж меня прости».

И вот здесь начинается самое интересное. Оказалось, что смельчак Ихневмон, по которому тоскует прекрасная Циветта, ящерице Скаптейре совсем ни к чему, что если б даже он захотел заменить ей крокодила, она бы, ящерица, этого не захотела. Оказалось, что смельчак Ихневмон может убить крокодила, но заменить крокодила он не в состоянии.

Ну что ж, тут, пожалуй, ему бы и уйти, он все сказал, остальное от него не зависело, но ему было жаль эту ящерицу, и, чтоб ее утешить, он готов был заменить ей крокодила… Он помнил о Циветте, он знал, что его ждет Циветта, но не мог двинуться с места, потому что перед ним сидела эта некрасивая, плачущая, отвергнувшая его ящерица Скаптейра, и ему хотелось заменить ей крокодила. Ах, как ему хотелось заменить ей крокодила!

– Мало ли что кому хочется, – сказала змея Анаконда, которой никто не мог заменить ее Зяблика.

– Бедная Циветта! – сказала лягушка Квакша.

– В том-то и дело, что не бедная, – сказала бабочка Ванесса. – В том-то и дело, что Ихневмон вернулся к прекрасной Циветте, и с тех пор у них счастливая любовь. Ихневмон не охотится на крокодилов, он живет со своей Циветтой и никуда от нее не отлучается. Потому что знает: стоит ему отлучиться, и ему снова захочется заменить крокодила какой-нибудь ящерице. Ведь на свете так много ящериц и так мало крокодилов…

– К сожалению, это так, – сказала змея Анаконда.

А лягушка Квакша сказала:

– Бедный Ихневмон!

Кошка в зоопарке

Кошка жила в зоопарке, но не в клетке, а между клетками. Это было обидно, потому что в клетке кормят, а между клетками нет. Что сам ухватишь, тем и бываешь сыт. Но зато живешь на свободе.

Таков закон жизни: либо сытая, либо свободная жизнь. Этот закон никому не нравится, потому что в любом случае чего-то не хватает.

Кошке не нравилось, что сама она на свободе, а еда от нее отделена клетками. И она бегала между клетками и кричала: «Долой клетки!» – наполняя атмосферу вольнолюбивыми мотивами. И когда вольнолюбивые мотивы дошли до администрации, клетки убрали и зоопарк переоборудовали в заповедник, где все по природе, все на свободе…

И сразу все завопили: «Давайте жрать!»

Громче всех вопила кошка. Раньше еду можно было стащить из клетки, хотя это и было сопряжено с определенными трудностями. А теперь что получилось? Ни клеток, ни еды?

А преступность? Когда у нас была такая преступность? Вы посмотрите, кого повыпускали из клеток! Это же преступники! Они же заживо друг друга едят!

Кошка забилась на самую верхушку дерева и с ужасом смотрела, как свободные граждане поедают друг друга. В свободолюбивых мотивах ничего об этом не было сказано.

И кошка завопила сверху: «Свободу клеткам!» Но спуститься с дерева не решалась из страха перед растущей преступностью.

Так и осталась на дереве. Научилась орешки грызть. Белки принимали ее за свою и вместе с ней кричали:

«Свободу клеткам!»

Давайте высовываться!

Всем нам памятны те времена, когда наши прародители вышли из моря на сушу. Вышли и по привычке стали дышать жабрами, но жабрами на суше плохо получалось.

Собрались прародители на прародительское собрание. Мы-то, дескать, ладно, мы свое отдышали, а как наши дети, которым еще дышать и дышать?

Фракция китов (ей, конечно, досталось за фракционность) разработала оригинальный метод дыхания легкими. Но метод был признан порочным, поскольку жабрами дышали наши великие предшественники, указавшие нам путь из моря на сушу. Жабры – это наше великое наследие, мы не можем отказаться от жабр. И разве нельзя извлекать кислород из воздуха точно так же, как извлекали его из воды? На первых порах можно ставить докладчику стакан с водой, чтоб жабры не пересыхали (эта привычка сохранилась до нашего времени).

Но фракционеры твердили: жабры – это пройденный этап. Великие предшественники дышали в воде, поэтому они делали ставку на жабры.

За такие слова о великих предшественниках китов просто-напросто выгнали с суши. Обратно в море. Пускай там дышат, чем хотят. И стали прародители извлекать кислород из воздуха традиционным путем, ставя докладчику стакан с водой, чтоб жабры не пересыхали.

Но жабры все же пересыхали. Пока не пересохли совсем. И тогда у прародителей открылось второе дыхание.

Замечательное дыхание. И сразу им стало так легко, как бывает, когда дышишь легкими.

Тут, конечно, вспомнили о китах, которые дышали легкими еще тогда, когда на суше вообще дышать было невозможно. Когда брали за жабры каждого, кто пробовал дышать легкими.

Прародительское собрание послало китам приглашение вернуться на родную сушу, где сегодня каждый дышит легкими. Но киты не вернулись, они уже привыкли к родной воде.

Правда, извлекать легкими кислород из воды они не научились, приходилось высовываться из воды, чтоб подышать.

Этот метод дыхания не встретил в воде поддержки. Китов предупреждали: не высовывайтесь! Но они уже не могли не высовываться. Они высовывались в воде точно так же, как высовывались на суше.

На суше нравилось, как они высовываются из воды. Потому что так высовывались великие предшественники, указавшие путь из воды на сушу. И еще потому, что, если стремишься к новой жизни, нужно как минимум высунуться в эту новую жизнь.

На пути к океану

Маленькая рыбка Анабас живет далеко от морей, она живет – даже стыдно сказать – в болоте. Конечно, мало приятного, и рыбка Анабас все мечтает перебраться в какие-нибудь другие места. В Тихий океан. Или хотя бы в Атлантический. Ого, рыбка Анабас знает, куда ей лучше всего переселиться. Она назубок знает все океаны, какие только есть на земле. И она твердо решила: пусть только придет время, она обязательно переселится в океан.

И время приходит, болото ее начинает высыхать, и теперь не то что в океан, а вообще никуда не поплывешь – до того сухо становится в этом болоте.

Приходится ползти: прямо по суше, но это ничего, это не страшно, если ползешь в океан! Рыбка Анабас переступает своими плавниками, как самый заправский пешеход, и свободно обходится без воды, как верблюд в пустыне. Целую неделю она обходится без воды… А там попадется какое-нибудь болото, в котором можно будет устроить привал…

Что за чудесная вещь – привал в болоте! И прохладно, и не слишком глубоко. Освежайся, набирайся сил и энергии. А там – высохнет болото – и можно дальше ползти в океан. Ведь, наверно, можно приползти в океан, если так ползти – от болота к болоту?

Кривин Феликс Давидович

Простые рассказы

Феликс Кривин

Простые рассказы

ПРИВЕТ ИЗ ЛИТЕРАТУРЫ

У нас на лестнице живет Некрасов. Не писатель, конечно. И живет у нас на лестнице Белинский - тоже не критик, а так. И вот Белинский (не наш) написал статью про Некрасова (тоже не нашего). Вообще-то он ее написал давно, только мы о ней недавно узнали.

Наш Белинский говорит:

Неудобно хвалить, но написано здорово. Я специально, чтоб почитать, записался в библиотеку. Прочитаю - выпишусь.

Надо и себе записаться, - говорит наш Некрасов. - Интересно, как там твой моего...

Некрасов - тот еще - выпустил сборник. Не то московский, не то ленинградский, словом, по какому-то из городов. Правда, он не весь сборник написал, были там еще, не с нашей лестницы. А Белинский (тот) возьми и грохни статью.

Наш говорит:

Их там на сборник человек десять, а он один - про всех.

Ну, мой-то, наверно, тоже что-нибудь еще написал. Помимо сборника.

Это наш Некрасов вступился за своего. Кто ж еще за него заступится?

А ты думаешь, Белинский только про этот сборник написал? У него там и про других, только я фамилий не запомнил.

И правда, всех запоминать - мозгов не напасешься. Тут хоть бы со своей лестницы.

У нас на лестнице хватает жильцов, и каждый норовит, чтоб его запомнили. Один говорит: меня запомнить легко, потому что, говорит, моя фамилия Менделеев. А чего ж, говорю, легко, фамилия довольно-таки длинная. А он: это был великий химик. Ты бы, говорю, придумал чего поинтересней. Полководец Менделеев. Или космонавт.

Но - запомнил. Через химию эту самую. Теперь как про химию услышу, вспоминаю Менделеева и смеюсь.

Каждому хочется, чтоб его фамилия прозвучала. С Некрасовым-то легко звучать - под одной фамилией. И с Белинским. Как начнут они на лестнице звучать - битый час, и все о литературе.

Сейчас, - говорит Белинский, - уже не та критика. Нет того, чтоб про целый сборник - статью.

А сборники? - поддает Некрасов. - Кто их теперь пишет, сборники?

Словом, разговор.

Пошел и я в библиотеку.

Дайте, - говорю, - что-нибудь под моей фамилией.

Чего, думаю, не бывает. А вдруг?..

Не надеялся, честно говоря. А она - выносит. Видно, писателей у нас развелось, в какую фамилию ни ткни...

Полистал книжечку - стихи.

А про него у вас нет? Статейки хоть маленькой?

Две статьи Белинского. Добролюбова. Чернышевского. Салтыкова. Щедрина...

И все про него? Про одного?

Про одного, оказывается.

С тех пор пошел у нас разговор на троих. Соберемся мы - Белинский, Некрасов и я, Кольцов, - и давай про литературу! Наконец и я себя человеком почувствовал, веселей зашагал по жизни.

Недавно встретил Менделеева.

Ну, как твоя химия? - смеюсь. - Привет тебе из литературы!

Кто за рулем, кто за рублем, а остальные все пьющие. Сидим мы за столиком и ведем между собой разговор.

У нас один вернулся из Англии.

Из Великобритании?

Черт его знает. Из Англии, говорит. Из туристической поездки.

У нас один был в Испании. Тоже по путевке.

Этот, из Англии, был там в тюрьме.

По путевке?

Я же рассказываю: у них тюрьма - это музей... Нет, не так. Музей это тюрьма. Тауэр.

В тюрьме я бывал. А в музее не приходилось.

Там, в этом Тауэре, все осталось, как было в тюрьме.

И свидания разрешают?

У них не свидания, а посещения. Это же музей.

Но если ничего не переменилось...

Это для посетителей не переменилось. У них служебный персонал переодет в тюремщиков и арестантов. Одни в тюремщиков, другие в арестантов. Сходство удивительное. Наш, который туда приехал, специально поинтересовался: настоящие они или их только для вида посадили.

Сами не помнят. То ли они в музее работают, то ли по-настоящему сидят. Настолько, понимаешь, все убедительно.

Великобритания, ничего не скажешь!

Да, хорошо за рулем, хорошо за рублем, хорошо и где-нибудь в туристической поездке.

Но лучше всего вот так, за столиком.

Правда, не всегда помнишь, где сидишь.

С кем сидишь.

Почему сидишь.

Как те, в Тауэре.

ДИРЕКТОР РЕСТОРАНА

Алло, это ресторан? Это директор ресторана?

Нужно было просто сказать: "Вы ошиблись номером". Но хотелось побыть директором ресторана.

Да, это я. Директор.

Товарищ директор, с вами говорит прокурор.

Не успел войти в должность - и уже прокурор. Вот что значит быть директором ресторана!

Я вас слушаю, товарищ прокурор.

Нет, это я вас слушаю. Чем вы кормите людей? Вы сами это есть пробовали? А порции? У вас ресторан или детский сад? Разве это порции для взрослого человека? Цены взрослые, а порции детские.

Я этим лично займусь, товарищ прокурор.

Уж займитесь лично. А то лично ответите. И сдачу во забывайте давать. У вас жулье или честные работники?

Я точно не знаю, я здесь недавно, товарищ прокурор.

Ну, ладно. Пока работайте.

На том конце повесили трубку. И на этом повесили.

Директор ресторана не испугался, потому что он не был директором ресторана. Он даже радовался: как он прокурора разыграл! Прокурор принял его за директора ресторана. За настоящего директора ресторана!

А прокурор на другом конце провода тоже ликовал. Директор-то, директор! Поверил, что с ним говорит прокурор! Как же не поверить, что с тобой говорит прокурор, когда работаешь директором ресторана!

НАСТУЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

Между печкой и стеной жизнь запечная, между полом и землей жизнь подпольная.

А между стулом и столом? Настульная? Пристольная?

Вот там, между стулом и столом, жил-был один служащий. По фамилии Варфоломеев или Петухов - что-то в этом роде.

К столу он сидел лицом, а к стулу задом, поэтому стол у него был постоянно в центре внимания, а о стуле он даже иногда забывал. Сядет - и забудет.

У стола, конечно, масштабы пошире, а у стула как бы ни были они широки, не представляют никакого общественного интереса. И сколько по этому поводу ни скрипи, ничего не изменится...

И все же скрипишь. Целый день скрипишь, а уже потом, так сказать, постскриптум, задумаешься: почему оно так?

Время, однако, шло, и в какой-то момент жизнь Петухова или, допустим, Варфоломеева, стала из пристольной превращаться в настульную. То ли скрип сделал свое дело, то ли было придумано что-то после скрипа, в постскриптуме, но только стол в поле зрения Варфоломеева-Петухова стал удаляться и при этом уменьшаться, а стул - не то, чтобы приближаться, приближаться ему было некуда, а как бы прирастать к своей персональной миссии и при этом расти. И стал Петухов-Варфоломеев приходить к убеждению, что главное не то, что у него на столе, а то, что у него на стуле.

А надо сказать, что по роду своей службы этот служащий ведал открытиями. Открытия совершают великие люди, а утверждают их люди маленькие. Все от того зависит, какую резолюцию написать: разрешаю или запрещаю.

Слова, между прочим, похожие, в каждом по восемь букв, но при всем этом сходство - какая разница! Тут-то и приходится советоваться со стулом. Поскольку он ниже, к тем местам ближе, по которым получишь, если со стула слетишь. Стул-то как раз и прикрывает эти места, а когда слетишь, они останутся неприкрытыми.

Погоди открывать, - скрипит стул. - Сначала историю почитай: за открытия у нас вон сколько народу сгорело, а от закрытий еще пока никто не пострадал.

Дубовый-дубовый, а какую подал мысль. Зачем нам открытие, когда нам нужно прикрытие?

И открытие, так и не открывшись, было закрыто.

Ну, теперь-то оно, конечно открыто.

Петухов-Варфоломеев об этом даже воспоминания написал. О том, как он открывал открытие. Потому что открытие уже открыто, и теперь можно смело его открывать.

ИСПОВЕДЬ СИДЯЩЕГО НА СУКУ

Мы тут рубим сук, на котором сидим. Все мы - потомственные сукорубы. Сук-то рубили еще наши деды, но таким дедовским способом, что нам его еще рубить и рубить.

А в сукпромхозе у меня девушка - красавица на весь суктрест. Посмотришь на нее - сразу жениться хочется. Я бы давно женился, но наш бригадир сделал предупреждение:

Пока не срубим сук, на котором сидим, о женитьбе и не думай.

О женитьбе можно не думать, но дети рождаются. Вот уже и первый родился.

Бригадир, конечно, недоволен:

Что ж это вы, сукины дети? Тут конец квартала, конец месяца, а они вон что надумали - детей рожать!

Смутился я, взял повышенные обязательства. Тут и второй сынок родился. Сук попался крепкий, а человек слаб.

Время тем временем идет. Старший наш уже и сам сукоруб, средний учится на сукоруба, а самый младшенький пока на горшке сидит. Сидит, а уже задумывается; где он будет завтра сидеть? Когда срубят сук, на котором ему завтра сидеть, где он будет завтра сидеть?

Пусть подумает, пока сидит на горшке. Вырастет, возьмет в руки топор некогда будет думать.

ПРОСТОЕ, КАК МЫЧАНИЕ

Детские сказки для взрослых и взрослые для детей

1. СКАЗКА ПРО СТРЕЛОЧНИКА

Жил тут один стрелочник. Странный такой человек. Опоздает на работу на три часа, а поезда стоят, дожидаются, когда им откроют дорогу. Иногда их столько наберется – от Ужгорода до Мукачева. Не верите? От Ужгорода до Львова. Если по вагонам идти, можно от Станционной улицы в Ужгороде дойти до Привокзальной площади во Львове.

Потом начинают разбираться: кто виноват? И приходят к выводу, что виноват стрелочник.

Стрелочник говорит:

– Я уже не удивляюсь. У нас так всегда: чуть что – виноват стрелочник.

И народ вокруг возмущается, шумит: нашли с кого спрашивать! Вы начальство пошевелите!

Перекрыли все пути, плакаты уперли в небо: «Свободу стрелочнику!» Тут же и стрелочник стоит, размахивает плакатом.

Дали ему свободу. И на что же он ее употребил? Ничего особенного: решил сходить в гости к тете. Дело это хорошее. Если б только на это время остановить поезда. А стрелочник не остановил, он просто пошел к тете. А вместо себя оставил какого-то незнакомого мальчика.

Был бы мальчик только со стрелочником незнаком. А то ведь он был незнаком со всем его стрелочным делом. Перевел не туда стрелку и отправил все поезда из Ужгорода во Владивосток. Вместо Мукачева. Их только в Хабаровске остановили. Вы куда ж это, говорят, заехали, вы ж мукачев-ские, посмотрите на себя!

Стали разбираться – опять виноват стрелочник. Да что ж это за напасть такая! Когда ж это мы научимся цивилизованным методам руководства? Все про демократию твердим, но если кого обвинять – так непременно стрелочника, а если кого награждать – так непременно начальника железной дороги.

Стрелочник говорит:

– Я уже не удивляюсь. У меня такая профессия: что где ни случится, всегда стрелочник виноват.

Нет, говорит стрелочник, я лучше к тете пойду. у нее весь город знакомый, пусть она меня на другую работу переведет. Лучше иметь дело со знакомыми, от этих незнакомых одна беда.

А незнакомый мальчик говорит:

– Вам беда, а мне не беда? Я из-за вас вторую

географию пропускаю. Откуда ж я буду знать, где Владивосток, а где Мукачево?

2. ЧЕТВЕРТЫЙ ЛЯГУШОНОК

Три бравых лягушонка решили строить порт.

Прямо так и решили: мы наш, мы новый порт построим, не отходя от болота, чтоб было ближе причаливать и отчаливать.

Идея, конечно, замечательная. Один кричит: «Я буду докер!» Другой кричит: «Я буду квакер!» А третий говорит: «Тогда я буду спикер. Потому что нельзя оставлять квакера без спикера».

И закипела работа. День кипит, два кипит. А болото, между прочим, спокойное, ни рябинки, ни морщинки. И нигде не проступают очертания порта, хотя работа вокруг кипит.

Тут все стали друг друга винить:

– Как ты квакаешь?

– Как ты докаешь?

– Как я спикаю, это не вашего ума дело. Присядьте пока на свои места.

А работа еще больше кипит. Так кипит, что уже почти вся и выкипела. Но это не смутило бравых лягушат: они все так же квакают, докают и спикают.

– А кто у вас брокает? – вынырнул из болота четвертый. – Неужели никто не брокает?

– Выражайтесь ясней, – сказал спикер. – Если не будете выражаться ясней, я вас вообще лишу слова.

Четвертый лягушонок даже растерялся.

– Вы не знаете, как брокают? Тогда посмотрите на часы. – Он снял с руки часы. – Вы видите тут внутри шестеренки? Чтобы две шестеренки соединить, между ними нужна еще одна шестеренка. Иначе зубчики не дотянутся и механизм не будет работать.

– И эта шестеренка брокает? – спросили квакер и докер.

– Ну вы как маленькие! – поморщился спикер. – Брокера они не видали! Ну-ка потеснитесь, освободите брокерские места!

И завертелись шестеренки. Вот эта, правая, квакает, а та, левая, докает. А между ними средняя брокает, брокает… Сейчас уже появятся очертания порта.

Появятся? Или не появятся?

Вот интересно: если соединить кваканье и доканье, укрепить между ними броканье, а над ними поставить спиканье, получится ли из этого порт? Или нужны еще какие-то строительные материалы?

3. АИСТЫ В КАПУСТЕ

Есть в датских землях полуостров Мальборо, который на наших картах обнаружить не удалось, разве что на сигаретах (правда, тоже не наших) что-то такое встречается. И живут на полуострове мальборцы, народ толковый, смекалистый – глубокомысленный, одним словом. В народе тамошнем говорят, что глубокомыслие – это когда сидят тихо и только морщат лоб. Примерно так выглядели мальборские полуостровитяне.

И случилось так, что повадился к ним аист. Зачем прилетают аисты, это и малому ребенку известно. Что-то они прячут в капусте, чтоб людям было что находить. Но мальборцы стали опасаться, как бы аист не потоптал капусту. Собрались всем своим полуостровом, притихли, наморщили лбы. И стали опускаться глубоко-глубоко в пучину мысли…

Когда вынырнули оттуда, говорят: давайте пригласим из города пастуха, пусть ходит по огороду, отпугивает аиста.

Это было неплохо придумано, но у пастуха ноги оказались почище, чем у аиста, – не в смысле чистоты, конечно, а в смысле величины. Глянули полуостровитяне на капусту, вытоптанную пастухом, еще немного поморщили лбы и пришли вот к какому решению: выделить четырех дюжих парней, пусть они носят пастуха по огороду, а пастух будет отпугивать аиста.

Но y парней ноги оказались тоже почище не в смысле чистоты, и дело кончилось большой капустной катастрофой.

– А ты бы как поступил? – спросили мальборцы, поведав мне эту историю.

Ну, я-то знаю, как поступить, я ведь из страны

с огромным опытом получения и хранения урожая. Я бы выделил десяток парней, чтобы они носили тех четверых, которые будут носить пастуха, который будет отпугивать аиста.

Полуостровитяне усмехнулись: ведь десять парней вытопчут еще больше, чем четверо!

– Ничего страшного, – сказал я, твердо веря, что

количество в конце концов перейдет в качество. – Мы возьмем двадцать парней, пусть они носят десятерых, которые будут носить четверых, которые будут носить пастуха, который будет отпугивать аиста.

Тут полуостровитяне заметили, что двадцать парней вытопчут еще больше, чем десять.

До чего дошлые, до чего смекалистые! Не зря они тут морщили лбы, пока мы учили весь мир собирать высокие урожаи.

Я предложил им взять сорок парней, пятьдесят парней, шестьдесят парней, но они в ответ только вздохнули: откуда они возьмут столько парней? У них вообще мало парней…

Да, конечно… Если аисты вытоптали капусту, пастухи распугали аистов… Сами посудите: откуда у них парни возьмутся?

Вчерашние мысли

Иных овец я бы назвал баранами…

***

Не то беда, что правда горькая, а то, что ложь сладкая.

***

Слово «победа» происходит от слова «беда». Не потому ли у нас без беды не бывает победы?

***

В будущем мы живем хорошо. Нам бы еще научиться жить в настоящем.

***

Всенародный палач Валюта Шкуратов.

***

В цивилизованном государстве антисемитизм – нижнее белье, в нецивилизованном – верхняя одежда.

***

Жизнь учится у смерти на все закрывать глаза.

***

Рано или поздно мы будем жить хорошо. Но если рано, то это будет рано, а если поздно – будет поздно.