СЕМЕЙНАЯ ХРОНИКА КАК ЖАНРОВЫЙ ЭЛЕМЕНТ ВОСПОМИНАНИЙ Т. П. ПАССЕК
© 2011 Е. А. Самофалова
аспирант каф. литературы e-mail: Ikspert@inbox. ru
Курский государственный университет
Статья посвящена анализу воспоминаний Т. П. Пассек «Из дальних лет». Жанр семейной хроники, покоящийся на памяти непосредственной жизни и на памяти рассказывания о ней, образе дома как уютного локуса, с которым связано осмысление начал своей личности, семейной мифологии, определяет повествовательное своеобразие исследуемого произведения.
Ключевые слова: Т. П. Пассек, семейная хроника, мемуары, жанр, память.
Книга Т. П. Пассек «Из дальних лет», созданная в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века, принадлежит к числу наиболее интересных и своеобразных произведений русской мемуарной литературы Х1Х века. Но до сих пор она привлекала внимание исследователей прежде всего как источник сведений из жизни А. И. Герцена, Н. П. Огарева, И. И. Лажечникова и др. «Личная, автобиографическая тема, столь естественная и законная для жанра воспоминаний, занимает в книге Пассек явно подчиненное место. На первый план в ней выдвинуты образы деятелей, оставивших более или менее заметный след в истории русского народа, в развитии русской национальной культуры» [Дубовиков 1963: 5]. С этого начинает представление книги А. Дубовиков, этим и заканчивает: «При всей своей скромности она не могла не ввести в свою книгу, хотя бы в очень небольших рамках, свои личные воспоминания. Уступая по своему значению “герцено-огаревским” разделам книги, эти главы, тем не менее, представляют немалый интерес как верные очерки дворянской жизни дореформенной эпохи, как живые зарисовки бытового уклада, выраставшего на почве крепостничества». Хотя исследователь и соглашается, что «в этих главах, как и в других разделах книги, написанных самой Пассек, со всей полнотой проявилось ее незаурядное писательское дарование - ее умение воссоздать внешний облик человека, обрисовать окружающую его обстановку и вместе с тем раскрыть его душевный мир, его характер» [Там же: 35]. Так воспринимала воспоминания Пассек и современная ей критика. Г. Е. Благосветлов упрекал мемуаристку в том, что она наполнила «добрую половину» своих воспоминаний «такими подробностями, которые решительно не имеют никакого общественного значения и могли бы без всякого ущерба для книги остаться в портфеле автора» [Там же: 41].
Конечно, среди причин, побудивших Татьяну Петровну взяться за воспоминания, было и желание сохранить для истории факты личной биографии Герцена. И сама Пассек отмечала, что идею писать воспоминания о Г ерцене ей подсказал М. И. Семев-ский, редактор «Русской старины» в 1871 г. Более того, заслугой Татьяны Петровны можно считать то, что она привлекла к написанию воспоминаний Н. А. Тучкову-Огареву, Т. А. Астракову, А. Н. Пешкову-Толиверову, которая в свою очередь в своих воспоминаниях помогает понять мотивацию Пассек. В ответ на ее жалобы Пассек говорила: «Плакать не надо. Слезами горю не поможешь, а только силы растеряешь. У
меня ли за всею мою долгую жизнь не было горя!.. Всех, кого любила, потеряла... И вот все эти мои горести я только работой и побеждала. У меня на уме всегда словечко такое было: надо, вот это-то словечко меня и выручало. Иногда, бывало, я и всплакну, только всегда украдкой, когда останусь одна, а потом и за работу. А когда примешься за работу, тут всем горям конец» [Пешкова-Толиверова 1914: 447]. Но писать свои воспоминания она начинает еще в 1867 году, едва оправившись после смерти старшего сына Александра.
В образах далекого прошлого она надеялась тогда найти исцеление от «нестерпимой боли душевной», и в целом книга строится как описание истории рода, прошлого семьи, переложение семейных преданий, воспоминаний о детстве, семейного быта, нравов, преимущественно частной стороны жизни - то, что типологически близко семейным и автобиографическим запискам конца ХУ11-Х1Х в. Собственно, и Г ерцена она прежде всего рисует в семейно-бытовом окружении.
В «Записках одного молодого человека» Герцен тепло и сердечно рассказал о своей отроческой дружбе и о той роли, которую «маленковская кузина» (так он назвал ее в произведении, предназначенном для печати) сыграла в его духовном развитии. Из этого рассказа живо возникает образ девушки «с душой доброй, мечтательной». Герцен отметил в облике своей подруги и черты «натянутой «сентиментальности», которая прививается девушкам в дортуарах женских пансионов», и склонность ее к «моральным сентенциям», воспринятую из романов и комедий прошлого века [Герцен 1954: 270, 273].
Свое обращение к воспоминаниям Т. П. Пассек воспринимает как процесс объективации «духовных видений»: «Раз в половине лета, оставшись одна, прилегла я в гостиной на диване. Вокруг меня не было ни звука, ни движения, только из дальней пустоши доносилась песня и как бы удвоивала тишину. Полуденное солнце, пробираясь сквозь занавесы, опущенные на раскрытые окна и двери балкона, наполняло комнату мирным полусветом. Гармония и глубокое спокойствие целого отозвались благотворно в больной душе моей, - я отдыхала и задумалась о былом. Образы, ушедшие в вечность, возникали перед моим внутренним взором, и так радостно обступали меня, что мне жаль стало расставаться с ними, захотелось удержать эти духовные виденья, -это возможно, думала я, они не сны, они жизнь, - моя жизнь, я облеку их в живое слово, и помимо себя они останутся со мною, спасут меня, воскрешая жизнь «из дальних лет», - и стала писать воспоминания» [Пассек, I, 76]. Как видим, мотивация направлена на личность самого автора, а не на потомков, что встречается гораздо чаще. А с другой стороны, сделан упор на спонтанность, неосознанность воспоминаний. Уже из этого отрывка видно, что Пассек умеет видеть и ценить красоту природы, ее пейзажные зарисовки - будь это картины скромной природы Тверского края или блещущей яркими красками природы юга - всегда точны и выразительны. Она, несомненно, обладала необходимой для писателя зоркостью глаза, и потом - ее простые, безыскусственные рассказы о виденном и пережитом так богаты верно подмеченными деталями, которые превосходно гармонируют со всей картиной в целом.
За вековую традицию существования автобиографических и семейных записок в дворянской культуре сложились определенные принципы построения текста, типологические ситуации, эпизоды, образы.
Главное в семейных записках - это изображение истории семьи, охватывающей несколько поколений (а не только судьбу самого повествователя) и показанной в аспекте частной, внутрисемейной, домашней жизни.
В семейных записках, с одной стороны, принцип организации повествования подчиняется хронологическому порядку: история предков, родителей и изложение собственной жизни, но эта нить повествования, выдерживается не последовательно, поскольку сама фигура рассказчика выполняет здесь синтезирующую роль. О. В. Ев-
докимова отмечает: «Весь материал получает характер семейного, благодаря тому, что он вмещается в память вспоминающего, пишущего о семье. Семейное время, таким образом, оказывается равным личной памяти семейного хроникера» [Евдокимова 2001: 137]. Эта личная память «семейного хроникера» в значительной мере способствует размыванию стройной хронологии повествования. Действительно, в записках Пассек внутри каждого крупного фрагмента повествование организовано по логике воспоминания.
Доминирование надличностного, семейного и шире - родового начала в семейных записках выражается в выделении момента «начала», фигуры родоначальника, образа дома, и топоса родового имения, осмысляемого в категориях «родового гнезда».
Как правило, обязательным элементом в текстах семейных записок оказывается предуведомление либо введение, где автор излагает причины и цели ведения своих записок. Этот элемент текста является обязательным в мемуарных повествованиях, он указывает на функциональное назначение текста. Далее авторы семейных записок рассказывают об истории своего рода, обычно констатируя древность происхождения и отношение предков к определенному князю или царю.
И Татьяна Петровна начинает повествование с довольно оригинального пассажа, в каком-то смысле характерного для представителей ее сословия в то время. Она сообщает, что фамилия Яковлевых (по линии ее матери) происходит от прусского короля Вейдевута, а сын его, Андрей Кобыла, уже состоял на службе у князя Александра Невского и принял крещение (т. к. пруссы являлись язычниками). А уж от Андрея по прозвищу Кобыла произошел весь цвет высшего сословия Российской империи, в том числе и Романовы. Таким образом, Пассек сразу и недвусмысленно определяет место своего рода и своей семьи в истории России.
И далее рассказ о самой себе накладывается на рассказ об истории семьи. Важно само стремление начать рассказ о собственной жизни с установления своего места в ряду семейной истории. Прежде чем перейти к рассказу о самой себе, Пассек рассказывает ряд любопытных историй из жизни ближайших родственников. Из семейного архива Пассеков она взяла записки В. В. Пассека (отца Вадима), рисующие историю перенесенных им при Екатерине II и Павле преследований и беззаконий, закончившихся для него многолетней сибирской ссылкой. В основном к материалам этого же архива восходит обстоятельный очерк жизни брата Вадима, талантливого литератора и выдающегося военного деятеля Диомида Пассека, погибшего в сражении на Кавказе. Несколько глав книги посвящено Вадиму Пассеку. Дополняя свои воспоминания о нем выдержками из его писем, очерков и статей, Татьяна Петровна рассказывает о его участии в кружке Герцена-Огарева, о его бескорыстной преданности науке, о его литературных трудах.
Как правило, детство будущих авторов семейных записок проходило в окружении близких людей, в число которых органично входили не только родные, но и кормилицы, няньки, дядьки, девки, крестьяне, соседи. С огромной любовью вспоминает Татьяна Петровна о своей няне, с которой вошла в ее жизнь народная культура: «Сказок она знала множество, и своим простым умом и сердцем верила в истинность этих рассказов. Слушая ее, я отдыхала и от боли и от горя и вместе с нею отдавалась дивному повествованию или, убаюканная им, засыпала на ее коленях» [Пассек 1963: 106]. Все это формировало в сознании образ дома как уютного локуса, с которым связано осмысление начал своей личности.
Образ дома (в широком смысле) приобретает хронотопическое значение, поскольку в этом пространстве сконцентрировано время. Достаточно обратить внимание на название глав: Младенчество. 1813-1814; Карповка1815-1816; Корчева. 1816-1818 и т. д.
Семейная мифология на какое-то время замедляет развитие сюжета. Но и переход к собственной жизни укладывается в мифологический хронотоп, потому что ребенок не помнит собственного младенчества. Передаются эти сведения не как свод сведений, а как яркая, насыщенная мельчайшими деталями картина: «В прекрасное летнее утро, рассказывали мне, по березовой аллее от барского дома до церкви кормилица Марья, выбранная из новосельских крестьянок, несла меня на голубой шелковой подушке, под кисейным покрывалом на розовой шелковой подкладке, обшитой широкими кружевами. Рядом с кормилицей шла старушка няня, малороссиянка, присланная для меня Петром Алексеевичем из Кременчуга. Она несла парадную корзинку с батистовой рубашечкой, детским чепчиком, все в кружевах и розовых лентах, с пеленками и дорогими ризками, тут же блестел золотой крест на золотой цепочке, присланный крестным отцом из Кременчуга, и крест на розовой ленточке подставного кума» [Там же: 66, 67].
В прозе середины Х1Х в. возрастает роль глаголов настоящего времени для утверждения ценности отдельного момента в прошлом. Сходную роль играют номинативы, которые используются как функциональный эквивалент форм ргаеБепБ Ыв1опсит, и формы прошедшего перфектного: они служат для создания эффекта «сфокусированного времени» и актуализации припоминаемых ситуаций: «Из-за детской выдвигаются терраса, пруд, парк, аллеи лип, на террасе прелестная молодая женщина - это мать моя, я играю подле нее на полу.» [Там же: 76]. Вот, кстати, следующий эпизод, вводящий герценовскую тему и одновременно иллюстрирующий запуск механизмов памяти: «У большого стола стоит моя мать, а подле нее - незнакомая молодая дама, они держат за ручки стоящего на столе ребенка и надевают на него мой теплый левантиновый капотец стального цвета. Огорченная этим зрелищем, я громко реву и обращаю на себя общее внимание. Вероятно, страх лишиться капотца до того отчетливо запечатлел этот случай в моей памяти, что мне кажется, я и теперь все это вижу» [Там же: 77].
Соответственно идет отбор определённых образных средств, базовых образов. Характер формул приобретают прежде всего образные средства, характеризующие работу памяти. В автобиографической прозе «формулы» связаны с тремя тематическими комплексами этой жанровой формы: «воспоминание (память)», «прошлое», «время». Так, ключевое для автобиографических текстов слово «воспоминание» входит в несколько образных парадигм, например, для образного представления процесса воспоминания оказываются значимыми такие признаки, как нечёткость и неясность. Наиболее регулярно слово «воспоминание» соотносится с такими лексическими единицами, как туман, дымка, мгла, мрак, тьма: «Из-за тумана вырезываются мелкие подробности детства» (Герцен А. И. Записки молодого человека); Как сквозь утренний туман, показалась детская комната, разделенная на две половины колоннами. (Пассек Т. П. Из дальних лет). У Т. Пассек этот образ находит развитие: «Целый ряд едва уловимых представлений видоизменяются, яснеют, кроются, тают, как облака, снова появляются и опять тонут в глубокую ночь» [Пассек 1963: 76].
Таким образом, с одной стороны, выдвигается личностное начало, «рефлексия на себя» (Л. М. Баткин), а с другой - в семейных записках личность мемуариста осмысляется не в узкобиографическом времени жизни, а в более широком временном контексте жизни семьи, частью которой он себя ощущает. Структура повествования в семейных записках отражает действие двух указанных начал: родового и индивидуально-личностного. Первое проявляется на уровне «матрицы», кладущейся в основу построения рассказа, что обусловлено тем, что жанр семейных записок в принципе опирался на структуру родословной, представляя собой ее своеобразное развертывание.
О. В. Евдокимова отмечает: «Прочно сложившиеся, "отвердевшие" формы дворянской жизни рождали жанр, достаточно неизменный в своих основах и конструктивных принципах. Жанр семейной хроники покоится на памяти непосредственной жизни и на памяти рассказывания о ней, его исток - и в реально текущей жизни дома, усадьбы, и в том, как она отражалась в слове - художественном, мемуарном» [Евдокимова 2001: 141].
Библиографический список
Герцен А. И. Собр. соч.: в 30 т. Т. I. М., Изд-е АН СССР, 1954. 574 с.
Дубовиков А. Н. Воспоминания «Корчевской кузины» А. И. Герцена // Пассек Т. П. Из дальних лет: Воспоминания: в 2 т. Т. 1. М., 1963. С. 5-46.
Евдокимова О. Н. Мнемонические элементы поэтики Н. С. Лескова. СПб., 2001.
Пассек Т. П. Из дальних лет: Воспоминания: в 2 т. Т. I. М., 1963. 519 с. Пешкова-Таливерова А. Н. Светлой памяти Т. П. Пассек //Родник. 1914. № 4.
К ЗАПИСКАМ Т. П. ПАССЕК "ИЗ ДАЛЬНИХ ЛЕТ"
Третий том записок Татьяны Петровны Пассек "Из дальних лет" явился в печати только тогда, когда начертавшая его рука, утомленная, склонилась; Татьяна Петровна опочила от своих трудов, от многострадальной жизни, и ей не дано было порадоваться на свой законченный последний труд, который со временем будет оценен за многое . Но одно только неприятно поражает в этих воспоминаниях... это сопоставление рядом такой личности, как А. И. Герцен, с литературною личностью, во всем противоположною... Но Татьяна Петровна жила воспоминаниями и относилась одинаково ко всем русским деятелям и ко всем взглядам и направлениям; поэтому ошибка эта для нее возможна. Но я берусь за перо, потому что считаю обязанностью восстановить истину там, где покойная Татьяна Петровна, не зная сама сущности дел, писала под влиянием слухов и чужих толков.
Вообще, третий том "Из дальних лет" требовал бы исправленного издания; кроме многочисленных типографских ошибок, в нем встречаются ошибки, даже бессмыслицы, происходящие от неуменья разбирать почерк А. И. Герцена или же просто от незнания французского языка и некоторых научных терминов; вероятно, Татьяна Петровна в последнюю зиму не была в состоянии лично следить за изданием...
Скажу только несколько слов о том, что бросает яркий свет на взгляды и деятельность А. И. Герцена.
Кажется, в 1860 году, когда говорили уже много о скором освобождении крестьян, помню, что раз утром в нашей квартире раздался сильный звонок. Наш повар Jules доложил Александру Ивановичу, что его спрашивают три незнакомые личности, приехавшие издалека для свидания с ним. Герцен же для того чтобы правильно заниматься, имел обыкновение никого не принимать по утрам, но так как Jules уже ввел посетителей в салон, то он сделал на этот день исключение и пошел к приезжим, но вскоре вернулся за Огаревым, и они долго беседовали все вместе. На другой день я видела этих господ, они провели дня три или четыре в Лондоне; это были члены варшавского жонда, посланные подпольным правительством для переговоров с Герценом и для отыскания его поддержки. После Герцен передавал мне разговор с ними. На их просьбы помочь Польше вооруженной силой Александр Иванович отвечал с свойственною ему откровенностью, что он не располагает никакой материальной силой в России, но что, если б это и было, он не стал бы звать своих на междоусобную войну.
Вся моя сила,-- сказал он им,-- в слове, в истине, в моем чутье, в одинаковом биении моего сердца с сердцем народа; мы оба с Огаревым жалеем о Польше, но между нами и вами мало общего,-- мы посвятили свою жизнь служению русскому народу, а у вас на первом плане далеко не народные интересы. Если я ошибаюсь, докажите мне противное; отпустите крестьян на волю, отпустите их с землею! Тогда между нами будет общее. Оставьте мысль о восстании, много крови прольется даром. Россия сильнее Польши; лучше пользуйтесь тем, что она сделает для себя; возмущением вы не выиграете ничего, но вы затормозите ход развития России.
Посланные жонда возвратились в Варшаву, ничего не достигнувши и давши только неопределенные обещания относительно крестьян.
Советы Герцена не были приняты жондом. Разговор Герцена с членами подпольного правления не есть ли лучшее доказательство того, что он не смотрел на польское восстание, как на имеющее мировое значение для славян (Пассек, стр. 138), а как на последний отблеск шляхетской вспышки.
На 134-й странице покойная Татьяна Петровна говорит: "По случаю событий в Польше Герцен написал горячую статью с эпиграфом: "Ты победил, Галилеянин. Это совершенная ошибка: статья эта была написана до происшествий в Варшаве; эпиграф, как видно по смыслу, относится к освободителю крестьян. Глубоко, искренно тронуть освобождением крестьян, Герцен набросал эту статью и собирался прочесть ее русским, а за русским обедом хотел предложить тост за царя-освободителя .
Кто мог бы угадать тогда последствия восторженных речей и настроения духа? Но судьба судила другое: перед обедом Тхоржевский принес только что полученные им фотографические снимки с лиц, убитых в свалке на улицах Варшавы во время демонстраций. С этой минуты дух нашего праздника изменился: к радости за освобождение крестьян примешивалось какое-то тяжелое чувство, от которого нельзя было освободиться.
По этому случаю на следующий день Герцен написал горячую статью, озаглавленную: "Mater dolorosa", и едва ли когда-нибудь слог его достигал такой горячности, как в этой статье .
На странице 144 записок Пассек сказано: "Руководители этой партии, узнав об этом намерении детей А. И. Герцена, отправили к его сыну письмо с бланком "Народная расправа" с угрозами. Письмо было без подписи".
Посмертное издание полного собрания сочинения А. И. Герцена печаталось в Женеве под моим наблюдением;
Н. П. Огарев просматривал корректуру. Александр же Александрович Герцен продолжал жить во Флоренции; поэтому письмо с угрозами и было прислано ко мне. Подлинник его я сообщила в 90-х годах в редакцию "Русской старины".
Тогда я написала А. А. Герцену и пошла посоветоваться с приятелем покойного Александра Ивановича, натуралистом Карлом Фогтом. Последний лежал в страшной мигрени, но, услышав от жены, что я пришла потолковать о деле, принял меня тотчас. Мы решили, что оригинал посмертного издания будет пока храниться у него, а набор будет продолжаться с копии .
А. А. Герцен напечатал ответ, о котором говорит Пассек.
Перепечатание всех сочинений Герцена началось по моей инициативе. Переживая трудно описываемое время после кончины А. И. Герцена, я искала работы и горячо схватилась за мысль нового издания его произведений, собрала все, что Герцен когда-либо писал в России и за границей, сделала список его сочинений в хронологическом порядке и передала весь этот материал г-ну Вырубову, который брался за это дело охотно, так как ценил Герцена и все его сочинения, хотя и расходился с ним во взглядах и направлении.
На первые издержки я передала Г. Н. Вырубову русский билет внутреннего займа, полученный мною от неизвестного лица для употребления на полезное, и я думала, что не могла сделать лучшего употребления из этих денег; конечно, их было недостаточно для перепечатания всех сочинений Герцена и "Колокола", но тогда же предполагалось получить по тысяче франков с каждого из детей покойного Александра Ивановича, на что они, казалось, были согласны. После моего возвращения в Россию хлопоты по этому изданию перешли от г. Вырубова к детям покойного Герцена .
Татьяна Петровна говорит, что Огарев сломал ногу на охоте, но он отроду не бывал на охоте. Дело было так: Огарев жил тогда в Женеве; однажды он шел домой середь дня; вдруг с ним сделался обычный нервный припадок, и он упал. Это случилось в конце города, против дома умалишенных. После обморока Огарев встал и пошел было неверными шагами, но, не заметив канавы, оступился, упал вновь и сломал себе ногу,-- боль была так сильна, что он лишился чувства. Уже начинало смеркаться, когда он пришел в себя. Он стал звать на помощь прохожих, но все, взглянув на него издали, спешили пройти мимо; очевидно, близость дома умалишенных была виной того, что его приняли за сумасшедшего. Огарев перестал звать, вынул складной нож из кармана и разрезал сапог,-- нога начинала уже пухнуть; затем он достал сигару, спички и закурил; так он провел всю ночь! К счастию, рано утром какой-то знакомый проходил мимо него, который подошел к Огареву и, узнав в чем дело, поспешил взять карету и отвез его домой.
Теперь мне остается отвечать на личности, помещенные против меня в III томе "Из дальних лет". Если нужно знать всю семейную обстановку Герцена для его биографии, во-первых, необходимо, чтоб V том его собственных воспоминаний "Былое и думы" был напечатан без сокращений, тем более что Герцен сам этого желал, и я недоумеваю, что затормозило выход в свет лучшей части "Былого и дум"--этого вполне художественного произведения . Но не столько обидно то, что обо мне говорится, сколь обидно, что умалчивается об остальных; даже местами выходит вовсе непонятно, что это за личности "Туц, Юла" и пр. Если нужно говорить, то все и про всех, говорить, не скрывая ничего.
Дело вовсе не в нас, а в истине, относящейся до такой крупной в истории русского общества личности, каковою был (независимо от направления) вполне даровитый русский писатель и публицист, покойный А. И. Герцен.
Примечания:
Т. П. Пассек умерла 24 марта 1889г., третий том "Из дальних лет" вышел в свет в том же 1889 г. после ее смерти.
Имеется в виду М. Н. Катков, которому был посвящен специальный очерк вт. Ill "Из дальних лет" (стр. 319--343).
См. примеч. 12-е к гл. XI (стр. 335 наст. издания).
См. примеч. 14-е к гл. XI (там же).
См. об этом на стр 260--261 наст. изд.
Первое собрание сочинений А. И. Герцена вышло в свет в Женеве в 1875--1879 гг. в десяти томах.
Имеется в виду так называемый "Рассказ о семейной драме" в части V "Б и Д", впервые опубликованный в 1919 г. в Полном собрании сочинений и писем А. И. Герцена под ред. М. К. Лемке (т. XIII). Дети Герцена долгое время считали невозможной публикацию этих глав "Б и Д" в силу их личного, семейного характера. См. письма Н. А. Тучковой-Огаревой к Н. А. Герцен и П. В. Анненкову по этому поводу в публикации Н. А. Роскиной "Из переписки Н. А. Тучковой-Огаревой"-- <ЛН", 63, стр. 518--521.
Пассек Татьяна Петровна (25 июля 1810 - 24 марта 1889) - писательница, автор мемуаров, жена историка и географа Вадима Васильевича Пассека, кузина Александра Ивановича Герцена.
ЮностьДядя Т. П. Пасек - Иван Алексеевич Яковлев
Замужество
В 1832 году Герцен познакомил Татьяну со своим другом Вадимом Пассеком, впоследствии ставшим ее мужем. Вот как она описывает эту встречу:
…за ширмами, отделявшими вход из передней, тихо скрипнула дверь, и в залу вошел стройный молодой человек среднего роста - Вадим Пассек. Он поклонился застенчиво, по приглашению взял стул и сел к столу. Вначале разговор шел несвязно, как ни старался Саша оживлять его… Вадим несколько робел и стеснялся… В темно-карих умных глазах Вадима, полузакрытых густыми ресницами, была какая-то магнитность… Когда разговор мало-помалу оживился и перешел в интимный, Вадим весь отдался задушевности; голос его был чрезвычайно приятен и тих; речь ясна, проста, спокойна, с полным обладанием предмета, о котором говорилось.
Т. П. Пассек, "Из дальних лет", т. 1, гл. 20.
«Тихая, глубокая натура» Вадима привлекла Татьяну; Вадим увидел в ней девушку с просветленным умом и чистым сердцем, способную разделить его чувства и стремления. Живость, неустойчивую бурность, оттенок которой придавал жизни Татьяны энергичный характер единственного друга, Герцена, замужество сменило спокойствием, полным внутреннего содержания (т. 1, гл. 20, 21) . «Любовь - путь к небу, - писала Татьяна своему жениху. - Мне бы хотелось указать на нее всему свету» (т. 1, гл. 22) . Даже в трудные времена, когда семья терпела крайнюю бедность, мир не был нарушен ни одной ссорой. «Десять лет безграничного счастия были уделом нашим» , - пишет Татьяна; муж ее умер через десять лет после женитьбы, в 1842 году (т. 1, гл. 21) .
Источник
Т. П. Пассек. Из дальних лет. / Под общей редакцией С. Н. Голубова, В. В. Григоренко и др., Гослитиздат, 1963 г., то же, см.: Русская старина, 1872. – Т.6. - № 12. – С. 607-648., 1873. – Т. 7. - № 3. – С. 291-335.
скачатьДанный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 11.07.11 07:00:39
Похожие рефераты: Пассек , Грабарь-Пассек ,
Пассек (урожд. Кучина) Татьяна Петровна (25.07. 1810-24.03.1889), писательница. Родственница и друг детства А.И. Герцена . В 1832 стала женой В. В. Пассека ; к этому же времени относятся ее первые литературные опыты. Пассек издает книгу «Чтение для юношества» (1846), занимается литературными переводами. Осенью 1839 сближается с кружком «москвофилов» А. Ф. Вельтмана, поддерживает связи со славянофилами. В 1859 она выехала с семьей на 2 года за границу, где в 1861 встречалась и переписывалась с Герценом. С к. 50-х Пассек была дружна с М.Н. Катковым и поддерживала его православно-монархические взгляды. Наибольшую ценность представляют воспоминания Пассек о 30-40-х «Из дальних лет» (т. 1-3, 1878-1889). К концу жизни у Пассек преобладали религиозные и монархические устремления. В 1880-1887 Пассек издавала популярный детский журнал «Игрушечка».
Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа .
Пассек Татьяна Петровна (25.VII.1810 - 24.III.1889) - русская писательница, автор мемуаров. Из дворян Тверской губернии. Двоюродная племянница А. И. Герцена, урожденная Кучина ("корчевская кузина", "корчевская племянница" в "Былом и думах"). Подруга детства и юности Герцена. В 1832 году вышла замуж за В. В. Пассека. В 1867 году начала писать воспоминания, над которыми работала около 20 лет, собрала много документов, неизданных произведений и писем Герцена (некоторые из них недостоверны), побуждала многих лиц писать мемуары о нем (М. К. Рейхель, Т. А. Астракову, Н. А. Тучкову-Огареву, Н. П. Огарева). С декабря 1872 года ее воспоминания стали печататься в "Русской старине". В 1878-1889 годы впервые вышли отдельным изданием в 3 томах под названием "Из дальних лет". Последнее изд. в 2 тт. - в 1963 (М.). Воспоминания Пассек - ценный источник по истории общественно-идейной жизни 20-40-х годов 19 века.
С. С. Дмитриев. Москва.
Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 10. НАХИМСОН - ПЕРГАМ. 1967.
Далее читайте:
Пассек Т.П. Из ранних лет, из жизни дальней . Воспоминания Т.П. Пассек. 1810-1842. // «Русская старина». Ежемесячное историческое издание. 1872 г. Том VI. Санкт-Петербург, 1872, стр. 607-648.
Пассек Вадим Васильевич (1808-1842), муж Татьяны Петровны.
Сочинения:
Из дальних лет. Воспоминания / Вступ. ст., подг. текста и прим. А. Н. Дубовикова. Т. 1-2. М., 1963.
Литература:
Герцен А. И., Былое и думы, т. 1-2, М., 1962;
Лесков Н. С., Лит. бабушка, "Всемирная иллюстрация", 1889, No 15;
Дубовиков А. Н., Воспоминания Т. П. Пассек "Из дальних лет" как источник для изучения биографии Герцена и Огарева, в кн.: "Лит. наследство", т. 63, М., 1956.
