Представители древнего рода Ляпуновых вписали славные страницы в летопись истории России. По семейным преданиям этот род берет начало от князя Константина Галицкого, брата Александра Невского. Особенно громко зазвучала фамилия Ляпуновых в Смутное время: Прокопий вместе со своими братьями Захарием и Григорием возглавили тогда отряды народного ополчения.
В XX веке город Ярославль прославился как родина сразу четырех Ляпуновых, оставивших свой след в науке и искусстве. Это Михаил Васильевич, известный профессор астрономии, и трое его сыновей: знаменитый математик Александр Ляпунов, филолог-славист Борис Ляпунов и композитор Сергей Ляпунов.
Музыкальная карьера Сергея Михайловича, он родился 18 ноября 1859 года, во многом была предопределена его отношениями с Милием Балакиревым, предводителем «Могучей кучки». Сначала он был для Сергея педагогом, затем стал самым близким другом. К концу жизни великого «открывателя» лучших русских композиторов оставили все ученики кроме Ляпунова. Не случайной была эта дружба – не только музыка объединяла обоих композиторов, но и вера в Бога, о чем свидетельствуют их письма.
Начиная с 1910 года Сергей Михайлович - профессор по классу фортепиано и композиции в Петербургской консерватории. Здесь, при консерватории, находилась замечательный домовой храм Рождества Пресвятой Богородицы, в которой Ляпунов был старостой. Настоятель, священник Анатолий Толстопятов (в дальнейшем архиепископ Молотовский и Соликамский Александр) отзывался о нем, как о человеке, отличающемся исключительным благоговением. Прихожанами консерваторской церкви были в основном музыканты - преподаватели и студенты. После октябрьского переворота, храм не избежал общей для всех церквей участи, 25 февраля 1922 года на приход явилась комиссия по изъятию церковных ценностей.
Сергей Михайлович, которого, по словам обвинителя Драницына, о. Анатолий «заразил преступным поведением», категорически отказался сдать церковные ключи.
«25 февраля церковь была опечатана, и вслед за тем была произведена опись имущества ее, - рассказывал Сергей Михайлович на допросе. - Так как в протоколе по составлению описи было сказано, что церковь домовая, я отказался подписать протокол, потому что сам являюсь ктитором, выбранным от прихода. Ключи я отказался сдать, потому что они получены от приходского совета, которому я только и могу их сдать».
Тем не менее, несмотря на сопротивление всего профессорско-преподавательского состава и студентов, церковь была закрыта, а имущество описано.
13 марта последовал арест отца Анатолия, а в апреле забрали Сергея Михайловича. Началось «Петроградское дело церковников». Композитор был обвинен в «оказании сопротивления комиссии при изъятии церковных ценностей» и 5 июля 1922 года осужден Петроградским губернским Ревтрибуналом с приговором - шесть месяцев заключения условно. Лишь мировая известность спасла 64-х летнего профессора консерватории от ссылки. Однако, месяцы, проведенные в тюрьме на улице Шпалерной, подорвали его здоровье.
Через год после суда Ляпунов уехал заграницу. С большим успехом прошли его гастроли в Париже. В концертном зале Гаво состоялся последний, как оказалось, авторский концерт композитора. 8 ноября 1924 года, перед очередным выступлением, у Ляпунова случился инфаркт, приведший к смерти. Отпели раба Божия Сергия в Парижской церкви в честь Александра Невского.
Русский композитор, пианист и дирижер Сергей Михайлович Ляпунов родился 18 ноября 1859 года в Ярославле, в семье директора Демидовского лицея Михаила Васильевича Ляпунова, известного в России астронома. Мать Сережи, Софья Александровна, уделяла большое внимание воспитанию своих троих детей, в том числе и воспитанию музыкальному. Тогда впервые обнаружила она большие музыкальные способности ее младшего сына Сережи. Систематическими занятиями с двумя сыновьями с семилетнего возраста занимался и отец. Давая детям уроки астрономии, математики, истории и географии, он нередко удивлялся незаурядным способностям своих сыновей.
Сереже исполнилось девять лет, когда неожиданно отец умер. В этот трудный момент семье помогли друзья отца и горячо поддержали семью.
В 1870 году Софья Александровна с детьми уезжает в Нижний Новгород, чтобы дети смогли продолжить образование в гимназии.
Через три года открылись классы Нижегородского отделения Русского музыкального общества под руководством В.Ю. Виллуана, и Сережа Ляпунов с большим желанием стал впервые серьезно заниматься музыкой. Через год он изредка уже выступал в концертах и пробовал сочинять музыку. А еще через четыре года, по рекомендации Н.Г. Рубинштейна, поступил в Московскую консерваторию. Юноша занимался теорией композиции у Н.А. Губерта и С.И. Танеева, игру на фортепиано ему преподавали В.И. Вильборг, К.Клиндворт и П.А. Пабст, а курс истории церковного пения он прошел под руководством Д.В. Разумовского.
После окончания Московской консерватории Ляпунов некоторое время жил в Москве, занимался сочинением музыки и несколько раз выступал с концертами. В 1885 году он переехал в Петербург, где познакомился и близко сошелся с М.А. Балакиревым. Их дружба, несмотря на непростые жизненные обстоятельства, оказалась нерушимой долгие годы. Тогда же Ляпунов коротко познакомился с Римским-Корсаковым, Лядовым, Стасовым и Глазуновым.
В этом же году состоялась премьера Концертной увертюры Ляпунова, впоследствии отредактированной им и названной «Баллада». Имя композитора становится широко известным в музыкальных кругах Петербурга. В это время он много концертировал, выступая в качестве дирижера и исполнителя, кроме того, с 1890 года Ляпунов стал преподавать в Николаевском кадетском корпусе музыкальные предметы.
В 1893 году, по программе Русского географического общества, С. М.Ляпунов совершил поездку по Ярославской, Вятской, Вологодской и Костромской губерниям, для собирания народных песен этих мест. Итогом непростой творческой работы стал изданный через шесть лет замечательный уникальный сборник — «Песни русского народа».
В 1894 году по рекомендации М.А. Балакирева, Ляпунов вступает в должность Помощника управляющего Придворной певческой капеллой, на место вышедшего в отставку Римского-Корсакова. Новый помощник управляющего, искренне религиозный человек, во многом способствовал дальнейшему развитию и совершенствованию богослужебного пения в Русской Православной Церкви. Служба в придворной капелле оставляла время для сочинения музыки. В 1896 году композитор Ляпунов создал свое знаменитое произведение - «Торжественную увертюру на русские темы».
В 1908 году Ляпунов написал замечательную симфоническую поэму «Желязова Воля», посвященную памяти Шопена. Называя так свое сочинение, он стремился создать в звуках атмосферу, в которой протекало детство глубоко почитаемого им великого музыканта.
Через некоторое время Ляпунов был избран директором Бесплатной музыкальной школы, а с 1910 года был приглашен на должность профессора Петербургской консерватории по классу фортепиано.
Преподавая в консерватории, композитор много сочинял и занимается концертной деятельностью.
До сих пор в репертуаре многих пианистов можно встретить виртуозные пьесы Ляпунова из сборника «12 этюдов высшего исполнительского мастерства», созданных в то далекое время, по образцу «Этюдов трансцендентного исполнения» Листа. Тогда же композитор написал множество фортепианных лирических миниатюр, два фортепианных концерта и продолжил сочинение многочисленных романсов.
Весной 1919 года Ляпунова неожиданно для него избрали старостой церкви при Петроградской консерватории. Он серьезно занялся здесь постановкой церковного пения при богослужениях и привлек к этой работе представителей консерватории. С радостью выполнял Ляпунов свои обязанности в консерваторском храме и приступил к разработке специального курса по изучению древнерусской культовой музыки. Осенью 1921 года в консерватории был учрежден класс изучения русского церковного пения, руководить которым, было поручено Ляпунову.
А в это время, пришедшие к власти после октябрьского переворота 1917 года большевики, затеяли кровавую компанию по уничтожению Церкви в России. Закрывались и уничтожались храмы, подвергались жестоким расправам священники и прихожане, реквизировались церковные ценности. Как будто не замечая этого произвола властей, Ляпунов продолжал самозабвенно трудиться. Поверить во все это казалось невозможным. Но изданный 23 февраля 1922 года указ властей об изъятии церковных ценностей показал подлинное лицо пришедших к власти комиссаров.
Уже на третий день после указа они явились в консерваторскую церковь. Староста С.М. Ляпунов отказался выдать им ключи. Но это не стало препятствием для разграбления консерваторской церкви.
А потом был вызов русского композитора с мировым именем С.М. Ляпунова на Гороховую, и уголовное «Дело петроградских церковников», по которому проходило в качестве обвиняемых 96 человек. На суде композитор держался достойно, и призвал на вершителей произвола «кару Божию». Последнее произведение здесь на родине он написал в зале суда 20 июня 1922 года. Сохранилась рукопись партитуры композитора с такой датой. Это гимн «Богородице, Дево, радуйся» для четырехголосного смешанного хора.
Вскоре процесс был завершен. 10 человек приговорили к расстрелу. Остальных лишили свободы на разные сроки. Ляпунов был осужден на 6 месяцев лишения свободы условно.
Жить на родине стало невозможно, и композитор вынужден был уехать за границу. В Париже Ляпунов стал руководить музыкальной школой для эмигрантов и занялся концертной деятельностью. Но катастрофические события в России серьезно подорвали его здоровье. 8 ноября 1924 года Сергей Михайлович Ляпунов скоропостижно скончался.
Его последним приютом стало парижское кладбище Cimitiere des Batignolles.
Виктор Каширников
30 ноября 2009 г. исполнилось 150 лет со дня рождения выдающегося русского композитора и старосты храма при консерватории С. М. Ляпунова.
Жизнь Сергея Михайловича Ляпунова внешне мало насыщена яркими событиями, но вместе с тем она является примером самозабвенного служения отечественной музыкальной культуре, на алтарь которой Ляпунов положил весь свой талант и силы.
Его выдающаяся многогранная деятельность - композитора, дирижёра, пианиста, педагога, редактора, музыковеда, фольклориста, а главное: христианина - сегодня почти совершенно забыта, а между тем в каждой из этих областей Ляпунов достиг значительных высот. Судьба его творческого наследия во многом повторила судьбы сотен произведений отечественной художественной культуры, оказавшихся невостребованными и десятилетиями пылящихся в запасниках и спецхранах.
С. М. Ляпунов родился 18 (30) ноября 1859 г. в Ярославле. После смерти отца семья его переехала в Нижний Новгород, где будущий композитор начал систематические занятия по музыке в классах открытого в 1874 г. местного отделения Русского музыкального общества. В 1878 г. по рекомендации Н. Г. Рубинштейна Ляпунов поступил в Московскую консерваторию, где учился композиции у С. И. Танеева, а игре на фортепиано - у К. Клиндворта и П. А. Пабста, а также прошёл курс истории церковного пения у профессора-протоиерея Д. В. Разумовского, одного из самых авторитетных исследователей древнерусской церковно-певческой традиции.
После окончании консерватории, по предложению М. А. Балакирева, музыкант переехал в Санктпетербург, где под руководством главы «Могучей кучки» вскоре написал свою Первую симфонию. Тогда же состоялось его знакомство с патриархом отечественной музыкологии - В. В. Стасовым.
1880-е годы - время формирования взглядов Ляпунова на церковную музыку. Немалую роль в этом сыграло его тесное общение с М. А. Балакиревым и Н. А. Римским-Корсаковым, которые тогда служили в Придворной Певческой Капелле. На протяжении многих лет он изучал труды по истории и теории церковной музыки, исследовал обширный нотный материал.
По рекомендации Балакирева, с 1894 по 1902 гг. Ляпунов занимал пост Помощника Управляющего Придворной Певческой Капеллой (вместо вышедшего в отставку Н. А. Римского-Корсакова). В области искусства хорового пения своей главной задачей он считал продолжение творческого делания Балакирева и Римского-Корсакова. Его деятельность в Капелле, а впоследствии и в консерватории, позволяет причислить С. М. Ляпунова к плеяде лучших отечественных музыкантов, оказавших заметное влияние на развитие духовно-музыкального дела в России.
По странному стечению обстоятельств, никто из исследователей русской музыки до сих пор не обратил внимания на значимость роли Ляпунова в истории богослужебного пения Русской Православной Церкви. Между тем, он был одним из тех подвижников, которые способствовали значительному развитию хорового и регентского дела в России, что особенно ярко проявилось в капелльский период его жизни. Занимаясь вопросами духовно-музыкальной цензуры, композитор оказал заметное влияние на формирование ценностных ориентаций в церковно-певческой культуре. Однако вершиной музыкально-педагогической деятельности С. М. Ляпунова стала его работа в Петербургской-Петроградской консерватории, куда в 1910 г. он был приглашён на должность профессора по классу фортепиано.
Через девять лет, 15 мая 1919 г., он неожиданно для себя был избран ктитором (старостой) церкви Рождества пресвятой Богородицы при Петроградской консерватории. В письме к А. К. Глазунову от 14 июля 1919 г. Ляпунов пишет: „Хотя я всегда живо интересовался церковными делами, тем не менее я никогда не стремился к занятию активного положения в каком-либо приходе, где мне приходилось жить, а тем более ответственной должности церковного старосты или ктитора. В частности, по отношении к церкви Консерватории и её положению до настоящего года я даже не имел возможности проявить какой-либо интерес, так как, живя очень далеко, я не в состоянии был даже и посещать её. Только с переездом моим в район Консерватории для меня явилась эта возможность, а вместе с нею естественно меня стало интересовать и вообще положение церкви Консерватории...“.
Ещё до своего избрания ознакомившись с состоянием дел в церкви (ставшей в начале 1919 г. приходской, приписанной к Николо-Богоявленскому собору), Ляпунов пришел к выводу, что необходимо серьёзно заняться постановкой церковного пения при богослужении, и что это должно быть сделано силами представителей консерватории. Эта мысль была высказана им на очередном приходском собрании, где получила всеобщую поддержку. Выступление это оказалось для Ляпунова знаменательным. Именно на этом собрании, вопреки своему желанию, Ляпунов был избран ктитором церкви, подчинившись настойчивым просьбам большинства и ввиду отсутствия другого кандидата. Избрание его старостой привело к инсинуациям в его адрес со стороны лиц ранее руководивших церковью, но посторонних консерватории. Дело чуть было не закончилось отставкой Ляпунова от службы в консерватории. Однако он был поддержан Малым советом, ограждён от клеветы и приступил к исполнению своих обязанностей старосты храма.
Первым его делом в консерваторской церкви стала организация торжественной службы 21 сентября, в храмовый праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Этим богослужением было отпраздновано начало нового учебного года. Ляпунов пригласил епископа Геннадия отслужить Всенощную и Божественную Литургию. С этого момента хлопотная должность церковного старосты постоянно занимала Ляпунова, но этот нелёгкий труд был ему в радость. В 1920–1921 гг. все субботние вечера и воскресные утра Ляпунов занят в церкви. Он собирает приходские собрания, решает насущные вопросы жизни прихода, хлопочет об организации постоянного клиросного хора.
Трудно живёт в это время большая семья Ляпуновых. Нет средств к существованию, по нескольку месяцев не выплачивается жалование, нечем обогреть комнаты, иногда просто нечего есть. Но никто не впадает в уныние и не отчаивается. „Все мы перебиваемся по мере возможности так, как позволяют нам условия жизни <...>, - пишет С. М. Ляпунов брату Борису. - Последнее время часто сидим без хлеба, которого не выдают даже положенное по карточкам количество. Но пока все здоровы, все по горло заняты и делом, и не делом, а разными хлопотами, и живём, не замечая времени“.
Вероятно, в связи с деятельностью С. М. Ляпунова в консерваторском храме, ему также была поручена разработка курса по изучению древнерусской культовой музыки в консерватории.
6 июня 1921 г. в консерватории состоялось заседание Совета Отдела теории музыки, композиции и игры на органе. На нём С. М. Ляпунов выступил с докладом об изучении русской церковной музыки и проектом учреждения в консерватории соответствующей кафедры. Отметив большую художественно-историческую ценность памятников русского церковно-музыкального творчества, Ляпунов указал на необходимость их использования при изучении теории композиции, в особенности контрапункта. Обмен мнений по этому вопросу выявил желательность серьёзной постановки вопроса об изучении древнерусской музыки. Было решено учредить особую кафедру церковного пения для учащихся классов специальной теории музыки и композиции, а учебные предметы по новой кафедре объявить факультативными, необязательными. Ведение класса было предложено возложить на профессоров С. М. Ляпунова и М. Г. Климова . Но Климов отказался от преподавания, и на освободившуюся вакансию был единогласно избран А. В. Преображенский .
8 октября 1921 г. состоялось заседание Малого совета консерватории, на котором был учреждён класс изучения русского церковного пения, руководство которым было поручено С. М. Ляпунову.
28 октября 1921 года Ляпунов составил программу задуманного им курса под названием «Гармоническая и контрапунктическая разработка памятников древнерусского духовно-музыкального творчества». Его основной целью было пробуждение интереса молодых композиторов к церковной музыке и вдохновение их на создание новых духовно-музыкальных сочинений на основе древних распевов. Знакомство с древнерусским церковно-певческим искусством было без сомнения полезно для начинающих композиторов и должно было обогатить современную духовную музыку, переживавшую в начале XX века пору нового расцвета. Однако начавшаяся в эти годы борьба с Церковью на многие десятилетия оборвала многовековую духовно-певческую традицию России, превратив изучение церковной музыки и создание новых её образцов в дело почти невозможное и противозаконное.
Пребывание С. М. Ляпунова на посту старосты консерваторской церкви в 1919–1922 гг., его работа над курсом по изучению памятников древнерусского духовно-музыкального творчества и занятия по этой программе со студентами - в то самое время, когда дни свободы совести в стране были сочтены, - всё это несомненно является истинным подвижничеством. Словно не желая замечать угроз окружающей реальности, Ляпунов продолжает самозабвенно трудиться. Он не хочет и не может поверить, что дело, которому он посвятил всю свою жизнь, увы, уже обречено на гибель…
По всей России насильственно закрываются храмы, церковные ценности реквизируются, священнослужители и прихожане подвергаются расправам, часто даже без всякого суда и следствия… Волна красного террора захлестнула страну. Декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей от 23 февраля 1922 г. ознаменовал собой отход от линии возможного компромисса Церкви и власти и открыл беспрецедентную по размаху кровавую кампанию.
Акции по изъятию ценностей в церквах Петрограда часто сопровождались народными волнениями. При появлении комиссии били в набат, призывая верующих оказать сопротивление. Народ проклинал кощунников и предательство «лояльного» к советской власти духовенства (так называемые «живоцерковники», затем - «обновленцы»). Так, например, 4 мая 1922 г. трёхтысячная толпа рабочих и прихожан церкви Путиловского завода решительно воспрепятствовала реквизиции, избив членов комиссии.
В консерваторию полномочные представители воинствующего безбожия явились 25 февраля 1922 г., уже на третий день после издания декрета. С. М. Ляпунов - староста храма - отказался выдать им ключи. Тем не менее, акция по изъятию была проведена, помещение церкви опечатано, службы прекращены. Все хлопоты консерваторской профессуры и студенчества об открытии храма и возобновлении богослужения остались безрезультатными. И вот 14 марта Ляпунова вызвали в ВЧК (ул. Гороховая, д. 2) и завели на него уголовное дело по обвинению в „оказании сопротивления властям“. Вместе с ним по этому же обвинению был арестован и настоятель храма при консерватории священник Анатолий Михайлович Толстопятов . Материалы по расследованию позже присоединили к так называемому «Делу петроградских церковников», по которому в качестве обвиняемых проходило 96 человек, а в качестве свидетелей - 43 человека.
В субботу 10 июня 1922 года в Большом зале бывшего Дворянского собрания (ныне Большой зал Филармонии) началось слушание дела. Председатель Трибунала - 22-летний бывший студент Яковченко Н. И., члены: его ровесник - Семёнов, также бывший студент, и Каузов - бывший помощник судового механика. В числе общественных обвинителей: Смирнов - бывший подмастерье булочника; Красиков - бывший петроградский присяжный поверенный, Драницын - бывший преподаватель истории в институте благородных девиц и Крастин (Крастиньш) - латышский стрелок.
Очевидец процесса так описывает допрос подсудимых по делу об изъятии ценностей из церкви консерватории:
Допрашиваются подсудимые: священник Толстопятов, бывший морской офицер, и ктитор церкви профессор по классу фортепиано Ляпунов. Они протестовали против опечатания церкви, причём Ляпунов призывал на голову комиссии „кару Божию“. На суде они показали, что ключи от церкви не были отданы комиссии, потому что она не представила соответствующего мандата на это, и их протест вызван был лишь недостаточной выясненностью формальной стороны дела. По формальным же соображениям Ляпунов отказался подписать акт об изъятии.
20 июня 1922 г. А. С. Ляпунова - дочь Сергея Михайловича - записала в своём дневнике следующее: „Вчера допрашивали папу. Подробно он не рассказывал. Старались запутать, как и многих других. <�…> Он отвечал громко, твёрдо и определённо, <�и даже> накричал на них больше, чем они на него“.
Однако, это не единственное дошедшее до нас свидетельство мужества и стойкости С. М. Ляпунова на этом политизированном и «показательном» процессе. В Отделе рукописей Российской национальной библиотеке, в фонде Ляпунова, хранится ещё одно. Это автограф хоровой партитуры гимна «Богородице, Дево, радуйся» для четырёхголосного смешанного хора, написанного Сергеем Михайловичем прямо в зале суда, о чём свидетельствует его личная подпись: „20 Іюня 1922 года. Сочинено во время засѣданія Ревтрибунала. С. Ляпуновъ“ . Это редкий случай музыкального исповедания несокрушимой веры перед хулителями Христовой Церкви!
Произведение является свободным переложением греческого распева гимна. В первой половине песнопения композитор близок к первоисточнику, во второй - значительно изменяет повторяющийся мелодический рисунок и ритмическую структуру для достижения наибольшей музыкальной выразительности в момент кульминации, на словах «яко Спаса родила». Таким образом, начинаясь как гармонизация греческого распева, «Богородице Дево» преобразуется в его свободную обработку. Фактура песнопения прозрачна, гармонический язык прост и благороден. Пьеса эта, скромная по масштабам, имеет особую ценность, как отпечаток душевного состояния композитора в тяжелейшие часы его жизни. Здесь нет ни тени отчаяния или, хотя бы, уныния. Как в зеркале, в этом сочинении отразились чистота души и внутренний покой его автора, проявившиеся в мудрой простоте и возвышенности высказывания, касающегося Святая святых его убеждений и его веры. И только случайный пропуск Ляпуновым двух кратких фрагментов текста, вероятно, выпавших из его памяти от волнения, напоминает нам о тяжелейших испытаниях, перенесённых композитором во время создания этого произведения.
После двух с половиной месяцев следствия и почти месяца громких судебных разбирательств, в предпоследний день этого бесчинного судилища обвиняемым предоставили «последнее слово». По свидетельству дочери, А. С. Ляпуновой, Сергей Михайлович держался спокойно и твёрдо, сказав коротко: „Меня знает не только Европа, но и Америка, так что, кто я - мне говорить не приходится. Протокол [акта об изъятии] не подписал из принципа, ключей [от храма] не выдал, так как имел на то право. С постановлением трибунала буду согласен“.
Позорный процесс был завершён 6 июля. Десять человек, во главе с Митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином (Казанским) , приговорили к расстрелу, многих лишили свободы „с применением строгой изоляции“ на сроки от 6 месяцев до 5 лет, некоторых приговорили к принудительным работам. Ляпунов был осуждён на шесть месяцев лишения свободы условно.
Несмотря на кажущуюся мягкость приговора, дальнейшая жизнь композитора с этого момента резко изменилась. Его сочинения перестали издавать и исполнять, продолжать работу в советской консерватории ему было запрещено. И 14 сентября 1923 г. Ляпунов вынужденно уехал за границу, чтобы сольными концертами зарабатывать средства на существование своей многочисленной семьи. Он обосновался в Париже, где стал руководителем музыкальной школы для эмигрантов и выступал с концертами как дирижёр. Но здоровье его было серьёзно подорвано, и уже через год, 8 ноября 1924 г., накануне объявленного концерта из его сочинений, композитор скоропостижно ушёл из жизни.
Похороны С. М. Ляпунова состоялись 10 ноября 1924 г. по православному чину. Гроб с телом был перенесён в собор святого благоверного князя Александра Невского (12 Rue Daru), где после Божественной Литургии было совершено отпевание. Местом упокоения композитора стало парижское кладбище Cimitière des Batignolles (8 Rue Saint-Just, 24 division, 7 ligne, № 29), где нашли свой последний приют много русских людей. Его могила находится в нескольких метрах от первоначального захоронения Ф. И. Шаляпина. На скромной надгробной плите высечены большой восьмиконечный крест и надпись.
И лингвист Борис) и матерью Софьей Александровной переехал в Нижний Новгород , где получил образование в гимназии. Музыкой будущий композитор интересовался с раннего детства, однако систематические занятия начались лишь с открытием в Нижнем Новгороде отделения Русского музыкального общества в 1874 году. В 1878 году по рекомендации Николая Рубинштейна Ляпунов поступил в Московскую консерваторию в классы фортепиано Карла Клиндворта и композиции Сергея Танеева .
Ляпунов окончил консерваторию в 1883 году, и некоторое время спустя познакомился с Милием Балакиревым , который предложил ему переехать в Санкт-Петербург . Под руководством Балакирева Ляпунов написал первые свои крупные сочинения, сблизился с композиторами «Могучей кучки». В 1908 году он был избран директором Бесплатной музыкальной школы, с 1910 по 1923 занимал пост профессора Петербургской (Петроградской) консерватории. В 1923 году композитор эмигрировал в Париж , где руководил музыкальной школой для русских эмигрантов, а также выступал в качестве дирижёра. Ляпунов умер 8 ноября 1924 года в Париже от инфаркта.
Адреса в Санкт-Петербурге - Петрограде
1889-1923 - дом Капеллы - набережная реки Мойки, 20.
Творчество
Ляпунов, наряду с Антоном Аренским , Александром Глазуновым , Василием Калинниковым и Сергеем Рахманиновым , принадлежит к композиторам позднего русского романтизма, промежуточным по времени между представителями «Могучей кучки» и композиторами нового стиля (такими как Игорь Стравинский и Сергей Прокофьев). Ранние сочинения Ляпунова испытывают влияние Балакирева, в более поздних проявляется самобытный стиль композитора, нередко использовавшего в своём творчестве народную музыку.
Будучи высококлассным пианистом, Ляпунов создал многочисленные сочинения для фортепиано высокой сложности, среди которых наиболее известны Двенадцать этюдов высшего мастерства, посвящённых памяти Ференца Листа . В 1910 году Ляпунов исполнил и записал ряд собственных сочинений на механическом пианино «Вельте-Миньон».
Основные сочинения Ляпунова
Сочинения для оркестра
- Симфония № 1 h-moll (1885-1887);
- Симфония № 2 b-moll (1917)
- Симфоническая поэма «Желязова Воля» (1909)
- Баллада cis-moll (1883);
- Праздничная увертюра на русские темы (1896);
- Полонез Des-dur (1902)
- Симфоническая поэма «Гашиш» (1912-1913)
Кантаты
- «Вечерняя песнь» для тенора, хора и оркестра (1920)
Сочинения для солирующего инструмента и оркестра
- Концерт для фортепиано с оркестром № 1 Es-dur (1890)
- Концерт для фортепиано с оркестром № 2 E-dur (1909)
- Концерт для скрипки с оркестром d-moll (1915)
Камерные сочинения
- Секстет B-dur для фортепиано, струнного квартета и контрабаса (1915, вторая редакция 1921)
Сочинения для фортепиано
- Соната f-moll, мазурки, ноктюрны, новеллетты, прелюдии, этюды и др.
Вокальные сочинения
- Шестьдесят русских народных песен, обработанных в 1897 и 1901 годах
- Песни для голоса и фортепиано;
- Вокальные квартеты (в том числе Пять квартетов на народные темы (для мужских голосов без сопровождения, ор. 48) специально для квартета
Михаил Голубовский
Михаил Давыдович Голубовский родился в 1939 году. Академик РАЕН, генетик, историк науки, доктор биологических наук, член Всероссийского общества генетиков и селекционеров. Работал в Институте цитологии и генетики СО АН СССР, в Новосибирском университете. С 1988 года работает в Санкт-Петербургском филиале Института истории естествознания и техники РАН.
ИНТЕЛЛЕКТ
У АЛЬНЫЕ ДИНАСТИИ:ДВА ВЕКА ЛЯПУНОВЫХ
В движении человеческой мысли во времени Владимир Иванович Вернадский отметил удивительный феномен, названный им в лекции по истории науки в 1926 году “пульсация талантливости
”. Когда на протяжении одного-трех поколений в какой-либо стране или регионе появляются одновременно талантливые люди и поднимают на огромную высоту определенную область духовной жизни. “Мы не знаем пока, почему, как и отчего происходит нарождение талантливых людей, их скопление в близких поколениях и отсутствие в других
”, - отмечал Вернад-
ский. - Мы должны их принять за свойство нашей расы, проявление ее природы. Это такой же природный процесс, подлежащий научному исследованию натуралиста, каким является воздействие научной мысли на окружающую живую и мертвую природ
у”. К подобным пульсациям Вернадский относил, например, скопление великих французских математиков в конце XVIII века и в начале XIX и перерыв поколениями раньше и позже. Или же создание великой русской литературы. Ее творцы, начиная от Пушкина до Льва Толстого, по одному образному замечанию, могли быть в принципе рождены одной женщиной-матерью.
Появление больших талантов навсегда, видимо, останется загадкой, как и все великие тайны природы. Но все-таки накапливаются интересные наблюдения историков, психологов и, конечно, генетиков. Первые две научные книги в этой области были написаны кузеном Дарвина, выдающимся натуралистом и исследователем, основателем евгенического движения Френсисом Гальтоном (1822–1911) - в каких только областях его гений не оставил оригинальные идеи, методы и изобретения! В центре анализа Гальтона было распределение в английской популяции факторов талантливости и характер их наследования. Вскоре в 1888 году основатель знаменитой французской династии биологов Альфонс Декандоль (1806–1893) выпустил труд “История науки и ученых за два века”, фокусируясь, в противовес Гальтону, на условиях воспитания и социальных факторах. С тех пор основные исследования о талантах и творческих способностях человека обсуждаются в рамках дилеммы наследственность-среда (nature-nurture ).
Несомненно, выдающиеся таланты могут появляться внезапно, в силу счастливой комбинации генов, и возвышаются одиночками среди окружающего ландшафта подобно, Фудзияме. Но чаще в ряде семей происходит постепенное накопление генов, предрасполагающих к интеллектуально-художественному творчеству и труду. В аспекте поставленной В. И. Вернадским задачи: “почему, как и отчего происходит нарождение талантливых людей”, в начале 1920-х годов профессор Ю. А. Филипченко, основатель первой в России кафедры генетики, организовал оригинальное социально-демографическое (или евгеническое) исследование выдающихся ученых Петербурга. Проведению работы помогло, в духе пословицы, социальное бедствие. Чтобы спасти ученых Петербурга от голода и холода (последствия Гражданской войны), по инициативе Горького была создана комиссия под названием ЦеКУБУ. Ей невольно пришлось ранжировать ученых (а также видных деятелей культуры и медицины) по степени их достижений и заслуг. Среди пяти условных категорий главные три квалифицировались так: видные ученые с большим научным и научно-учебным стажем; выдающиеся ученые, инициаторы крупных научных направлений и школ в России; ученые мирового значения, а равно крупнейшие представители данной науки (среди них были В. И. Вернадский, И. П. Павлов, В. А. Обручев,
С. Ф. Платонов, А. И. Бенуа). Ученых последних двух категорий в Петербурге оказалось около 80, и всем им Филипченко разослал специально разработанную подробную анкету.
По многим особенностям (распределение по главным специальностям, происхождение, детность и т. д.) выдающиеся ученые не отличались сколько-нибудь заметно от всей когорты ученых. Однако среди выдающихся ученых, по сравнению с остальными, оказалось больше лиц с местом рождения: центральные районы и Поволжье. А при учете области происхождения (место рождения отца) выходцы из центра и Поволжья среди выдающихся ученых составили даже более половины случаев.
Интересен оказался этнический состав, он предусматривал самоидентификацию в выборе из трех вариантов ответа: чисто русские, смешанное происхождение и иностранцы.
К “чисто” русским условно были отнесены лица, у которых на протяжении трех предшествующих поколений “нет указаний на примесь иноплеменной крови” (в отдаленных поколениях такая примесь в рамках анкеты допускалась). Если же один из родителей или дедушка/ бабушка имели иностранные или этнически иные корни, то они относились к лицам смешанного происхождения. При таком критерии процент “чисто” русских среди ученых в целом и среди выдающихся был сходен 56–57 %. Однако процент лиц межэтнического происхождения среди выдающихся ученых оказался заметно выше, чем в общей популяции ученых (26 и 16,7 %). Любопытно, что иностранцы на период 1921 года среди всей популяции ученых Петербурга составляли 26 %, а среди выдающихся около 18 % - солидные величины. Среди лиц смешанного происхождения и иностранцев преобладали немецкий, шведский, польский и еврейский элементы. У отцов выдающихся ученых выявился гораздо больший процент лиц высококвалифицированных профессий. Среди родственников научной элиты наблюдалось обилие как выдающихся, так душевнобольных лиц, причем в обоих случаях несколько преобладала передача по материнской линии.
Далее Филипченко и его ученики провели детальный социологический и генетико-демографический анализ всех членов Российской академии наук, избранных за период 80 лет (1846–1924). Материалы этого исследования содержат интереснейшие наблюдения. К примеру, если в популяции отцов ленинградских студентов лиц смешанного происхождения оказалось только 3 %, то среди академиков их было около 20 %. На этом основании Филипченко сделал вывод об “известной связи между одаренностью и смешанным происхождением”.
В статье приведено описание некоторых российских академических династий со скоплением выдающихся талантов на протяжении ряда поколений. Среди них родословные Струве, Грот, Бекетовых, Соловьевых и династия Ляпуновых, о которой пойдет речь. Подобные исследования были насильственно прерваны в начале 1930-х годов, а затем на них просто было наложено табу. Достаточно напомнить, что книга известного генетика В. П. Эфроимсона по генетике гениальности, написанная в 1978 году, смогла выйти лишь в 1998 году - через 20 лет после написания и через 10 лет после смерти автора книги.
В 2005 году историк науки биологии В. В. Бабков собрал воедино и прокомментировал оригинальные статьи русского евгенического движения и первые исследования в области медицинской генетики, проводившиеся в 1920–1930-е годы. Этот огромный том, названный “Заря генетики человека” (М.: Прогресс-Традиция. 2005), привлек внимание американских историков науки, переведен на английский язык и выходит в США в 2012 году. Перевод выполнил российский биолог В. Фет, ныне профессор в университете Западной Виргинии.
В 2011 году к 100-летию со дня рождения выдающегося математика и просветителя Алексея Андреевича Ляпунова (далее А. А.) издательство “Новый хронограф” (директор Л. С. Янович) выпустило необычную по замыслу и воплощению книгу с подзаголовком “Очерк жизни и творчества. Окружение и личность”. Автор книги, известный биолог-эволюционист профессор Н. Н. Воронцов (1934–2000), зять А. А. Ляпунова, к сожалению, не увидел воплощения своего оригинального проекта - поведать не только о личности и творчестве А. А., но обо всей интеллектуальной династии Ляпуновых. На протяжении серии поколений здесь наблюдается всплеск выдающихся талантов, прежде всего в области математики, физикохимии и их научно-технических приложений. Но не только. В этой родословной появились и композитор С. М. Ляпунов, и его родной брат - филолог, академик Б. Л. Ляпунов. В разных ответвлениях генеалогическое древо Ляпуновых переплетено горизонтальными и вертикальными родственными связями с родословными Сеченовых, Филатовых, с такими известными именами в науке, как математик и кораблестроитель академик АН Крылов, академик химик С. С. Наметкин, нобелевский лауреат физик П. Л. Капица.
Выход книги об Алексее Андреевиче Ляпунове, его окружении и родословной в определенной мере продолжает спустя 75 лет прерванную традицию описания интеллектуальных династий и феномена “пульсации талантливости”. Редактор книги доктор биологических наук Е. А. Ляпунова искусно составила расширенную генеалогическую схему родословного древа Ляпуновых. Рассматривать это древо мне как генетику было очень интересно, без него трудно разобраться в сложных и запутанных генеалогических связях. Любопытно хотя бы мысленно представить пути наследственной передачи генных комбинаций, вызывающих высокий уровень интеллекта, склонность к математике и другим способностям, а также оценить, какие факторы среды способствуют становлению выдающихся способностей.
В намерения автора книги профессора Воронцова входил рассказ о становлении таланта А. А. с самого детства, о его научных учителях и наставниках, интеллектуальных традициях династии и той среде, в которой им пришлось жить и творить, - и в XIX веке, и в бурных потрясениях ХХ века (революция, советская власть, мировая война). Но это не только интересное повествование из первых рук. Необычность книги состоит в богатейшей иконографии - около 350 оригинальных фото (1–2 фото почти на каждой странице!) из фамильного архива Ляпуновых, музея П. Л. Капицы и других сопричастных к этому кругу семей. Здесь не только парадная галерея славных предков А. А. и именитых ученых, с которыми соприкасался А. А. в жизни. Иконография охватывает весь жизненный ландшафт родословного древа - и детские фото, и студенческие компании, прогулки, семейные сборы в дворянских усадьбах, интерьеры в квартире Ляпуновых-Наметкиных.
Дед и отец А. А., Николай Викторович Ляпунов и Андрей Николаевич, получили солидную математическую подготовку, стали видными инженерами - строителями железных дорог, в то время когда эта отрасль бурно развивалась под патронажем С. Ю. Витте. В серии групповых снимков мы видим Н. В. Ляпунова среди его коллег- предпринимателей и строителей железных дорог. Их физиогномия, как выражались в старину, и весь фенооблик поражают: высоколобые, полные спокойствия и умного достоинства лица. Они могли бы составить честь ученому совету любого нынешнего университета и любой академии. Андрей Николаевич Ляпунов, отец А. А., окончил с серебряной медалью гимназию, затем после окончания физмата Московского университета три года пополнял образование в Гейдельберге. Это был человек широкой культуры, он собрал коллекцию живописи, ставшей в числе лучших пяти московских коллекций и попавшей затем в Третьяковку. Он же был первым учителем первенца Алеши по астрономии, математике, физике, минералогии. В их доме регулярно гостевали искусствоведы, художники. Фото интерьера гостиной в просторной московской квартире Ляпуновых с картинами коллекции (с. 67) невольно вызывает в памяти метафору, что и “стены воспитывают”.
На другом редком фото (с. 91) мы видим молодого А. А. среди участников семинара академика П. П. Лазарева, основателя новых научных направлений в России, биофизики и геофизики, первого научного ментора А. А. Лазарев пригласил юношу Ляпунова посещать свой институт сразу после окончания им школы, а затем принял его на работу, когда студента Ляпунова на втором курсе “выперли” из Москов-
ского университета из-за непролетарского происхождения. На фото запечатлен визит в институт Лазарева известного французского физика Жана Батиста Перрена, лауреата Нобелевской премии (1926), почетного иностранного члена РАН (1929), приехавшего в советскую Россию со своим сыном Фрэнсисом, тоже ставшим видным физиком, главой агентcтва по атомной энергии Франции. Впоследствии
Ж. Перрен организовал исследования по биофизике в сходном замыслу Лазарева институте во Франции.
В книге приведены обширные выписки из воспоминаний А. А. о своеобразном стиле руководства Лазарева работой молодых сотрудников. Он подбирал людей с четко выраженным интересом к науке и “старался побудить человека к научному творчеству”. В начальном периоде работы Лазарев не рекомендовал обращаться к литературе, но лишь тогда, когда намечен свой путь и исследователь знает, что ему нужно. Во время регулярных бесед с сотрудниками Лазарев отвлекался и начинал развивать свои идеи по поводу научных проблем или своей научно-философской позиции или рассказывал эпизоды из истории науки, которых он знал бесчисленное количество. Раз в неделю в семь вечера устраивались институтские коллоквиумы. На них бывали и математики, и физики, и биологи: А. Н. Крылов, С. А. Чаплыгин, Л. И. Мандельштам, А. Ф. Иоффе, Н. К. Кольцов, И. А. Орбели, Н. А. Бернштейн, М. Н. Шатерников, Г. С. Ландсберг. После коллоквиума устраивались чаепития. Это были “восхитительные вечера”, вспоминал А. А., с рассказами об интересных экспедициях, поездках за границу, о занятных эпизодах или просто обмен шутками и остротами. “Это сближало людей и способствовало установлению дружной и радостной атмосферы в Институте”. Последние слова очень важны и для стиля самого Алексея Андреевича. Вокруг него всегда была дружная и радостная атмосфера.
Однако с наступлением периода “великого перелома” в 1929 году в стране развернулась в государственном масштабе идеологическая травля интеллигенции, кафкианские процессы с обвинениями во вредительстве, репрессии. Лазарев руководил созданным им в 1919 году Институтом физики и биофизики вплоть до 1931 года. В 1929 году Лазарев протестовал против навязанного большевистской властью избрания в Академию наук коммунистов-философов. Последовала серия доносов. Ученый был арестован в марте 1931 года подвергнут серии унизительных допросов, в особенности по поводу его обширной переписки с иностранными коллегами. Жена Лазарева трижды ездила к наркому здравоохранения РСФСР Н. А. Семашко, который покровительствовал Лазареву. Но и нарком оказался бессилен. В психологическом отчаянии жена покончила собой 13 июня 1931 года. Молодой Ляпунов с юношеской горячностью, отмечает Воронцов, организует обращения ведущих ученых к партвласти. Хлопоты частично удались, тюрьма и лагерь были заменены ссылкой. Через два года Лазарев вернулся в Москву и смог продолжить научную работу, но в очень скромном обьеме. От первоначального размаха и радостной свободной атмсоферы поиска остались слабые следы. Факел был потушен.
А. А. переходит в область чистой математики и становится учеником математика мирового уровня академика Н. Н. Лузина, вернувшегося в СССР после ряда лет работы во Франции. По инициативе Лузина А. А. начинает исследования по дескриптивной теории множеств. В это же время он сближается и с кругом старших учеников Лузина, впоследствии известных математиков, их фото представлены в книге: Н. К. Бари, М. А. Лаврентьев, Д. Е. Меньшов, А. Н. Колмогоров, Л. В. Келдыш, П. С. Новиков. Непосредственным учителем и наставником А. А. в предвоенные и послевоенные годы стал Петр Сергеевич Новиков (впоследствии академик). С ним и его женой, профессором математики Людмилой Всеволодовной Келдыш, “у А. А. на долгие годы установилась семейная дружба”. Но и академика Лузина, как и первого учителя А. А. Лазарева, в 1936 году настигла травля. После абсурдной статьи в “Правде” в 1936 году с обвинениями во вредительстве возникло “дело Лузина”. И в этом случае заступничество ряда известных ученых (А. Н. Крылов, С. Н. Берштейн и прежде всего письмо П. Л. Капицы Молотову) спасло жизнь Лузина. Однако его уволили с работы, а отдел ликвидировали. (Подробнее см. статью математика
А. П. Юшкевича “Дело академика Н. Н. Лузина” в кн. “Репрессированная наука”. Л., 1991.)
В 1937–1939 годах Ляпунов сдает экстерном экзамены за университетский курс и кандидатский минимум и вскоре защищает кандидатскую диссертацию в совете математического института МГУ. Два года перед войной А. А. по приглашению М. А. Лаврентьева (будущего академика) читает лекции на его кафедре в Педагогическом институте. Спустя 20 с лишним лет их пути снова пересекутся в Академгородке Новосибирска.
Алексей Андреевич пошел на фронт уже будучи кандидатом физмат наук, читавшим лекции по математике в вузе и вполне мог бы преподавать математику на офицерских курсах артиллеристов в тылу. Однако он сделал сознательный выбор находиться именно в действующей армии и прошел годы войны командиром огневого взвода. В 1944 году он пишет домой: “Сейчас положение таково, что пребывание на фронте и участие в военных действиях является священной и наиболее важной обязанностью. Даже если я имею какие-либо юридические права на то, чтобы уехать в тыл, я не хочу ими воспользоваться. Я не имею на это морального права... Никакая сила меня не вернет домой до тех пор, как не разобьем немцев”. Охваченный этими естественными патриотическими порывами, А. А. вступил на войне в партию. Я думаю, в мирное время он никогда бы этого не сделал, столь ценя интеллектуальную свободу,
После войны А. А. преподает математику и теорию стрельбы в Артиллерийской академии. Затем переходит на кафедру вычислительной математики Московского университета и 1 декабря 1949 года защищает докторскую диссертацию по теории множеств. Оппонентами выступала математическая элита: Л. В. Канторович, Л. В. Келдыш и А. Н. Колмогоров. В начале 50-х годов определяется ведущее оригинальное направление в творческой активности А. А. - математическая теория управления, развитие теории информации и приложение кибернетических подходов к разным ветвям знаний. Здесь и генетика, и физиология, эндокринная регуляция, и структура биогеоценозов, и лингвистика, и проблемы машинного перевода, и, наконец, процессы управления в обществе. А. П. Ершов, ученик Алексея Андреевича, впоследствии ставший академиком в области информатики, живо воссоздал в своих воспоминаниях впечатление от первого в стране курса по теории программирования, который А. А. стал читать в 1952–1953 годах: “Он был идеальным проводником новых идей. Магнетическое влияние яркой внешности и редкий дар красноречия, бескорыстный энтузиазм, веселый азарт, полная доступность для студентов без грана фамильярности - все это сразу сделало Ляпунова популярнейшим преподавателем ”. Его крупные знания, умноженные на блестящий интеллект и огромную общую и математическую культуру, творческий подъем захватывали слушателей, вспоминает А. П. Ершов.
В те годы кибернетика, наряду с генетикой, оказалась под атакой пробравшихся к власти идеологических временщиков и третировалась как “буржуазная реакционная лженаука”. Страстно отстаивая автономию в науке, А. А. организует в МГУ первый кибернетический семинар, а у себя на дому столь известные в Москве семинары по генетике и проблемам управления в биологии, сыгравшие в середине
1950-х роль домашнего университета. В 1956 году на семинаре выступали И. А. Полетаев, Н. П. Бусленко, Ю. А. Шрейдер, О. Б. Лупанов, Н. В. Тимофеев-Ресовский,
Н. Е. Кобринский, С. В. Яблонский. Вместе с коллегами и учениками А. А. организует выпуск регулярных сборников “Проблемы кибернетики”, редактором которых он был до конца жизни. Как замечает Воронцов, в 1960–1963 годах “Проблемы кибернетики” стали чуть не единственным органом, где регулярно печатались теоретические статьи по проблемам генетики и эволюции. Хорошо помню свое впечатление от усердного штудирования в пятом выпуске “Проблем кибернетики” (1961) статьи биологов Р. Л. Берг и Н. В. Тимофеева-Ресовского “ О путях эволюции генотипа”.
В 1959 году по инициативе Ляпунова при Президиуме АН был создан совет по комплексной проблеме “Кибернетика”. Возглавил совет адмирал и академик в области военной радиоэлектроники Аксель Иванович Берг, А. А. стал его заместителем. В 1953–1957 годах А. И. Берг был заместителем министра обороны СССР. Его военная решительность и твердость, солидный государственный вес создавали крепкую защитную оболочку против наскоков идеологических обскурантов. Подобную же поддержку в те годы физики-атомщики оказали опальной генетике, создав в конце 1950-х годов в Институте атомной энергии биологический, а по существу, генетический отдел.
Творческий потенциал Алексея Андреевича в полной мере проявился в Академгородке, куда он перехал в 1962 году по приглашению академика М. А. Лаврентьева. А. А. создает отдел кибернетики в Институте математики СОАН, возглавляет кафедру математического анализа и теории вероятностей в Новосибирском университете, организует серию междисциплинарных семинаров по теории управления и математическим аспектам биологии. Наконец, А. А. активно участвует в создании физико-математической школы, будучи убежден, что ранний отбор и поддержка талантов, их развитие в благоприятном окружении - основа самовоспроизведения науки и процветания общества в целом.
Наука как социальный институт включает три элемента - собственно научные исследования, получение новых знаний о мире; внесение этих знаний “в мир” в виде публикаций, приложений в понятной для других форме; институциональная организация. Мало кто склонен или кому удается в равной степени проявлять себя в этих трех испостасях. А. А. счастливым образом удавалось. Его большая роль в развитии новых научных направлений и в поддержании научного тонуса трудно поддается формальным оценкам, столь модным ныне, особенно при получении грантов и карьерном росте (“индекс цитирования”, число публикаций в престижных журналах и т. д). Воронцов находит точные слова; “Главным в А. А. было то, что он, обладая блестящим ассоциативным мышлением, в сочетании с логикой математика, даром педагога и широчайшей культурой, умел наводить мосты между науками, умел зажигать людей, умел инициировать целые направления”.
Нравственный облик А. А. был “недосягаемо высок”, вокруг него как-то не было плохих людей, заключает Воронцов. Об этом же, вспоминая А. А., пишет старожил Академгородка, профессор математики А. И. Фет - человек ригористичных нравственных принципов: “Он был человек особенный, и среди известных мне в Академгородке ученых - единственный в своем роде. Прежде всего потому, что он был интеллигент. Среди моих коллег-математиков - более или менее способных людей - это качество здесь было необычно. Для Алексея Андреевича наука никогда не была средством, а всегда была целью, подчиненной, может быть, общечеловеческим целям, но никогда не личному успеху и благополучию ”. Наверное, для таких личностей более подходит термин из области агиографии (жития святых) - праведник или небожитель.
Воронцов много раз слышал, как А. А. многократно с восхищением говорил о В. И. Вернадском. Среди ученых старшего поколения А. А. был ближе всего к Вернадскому не только по энциклопедичности, но и по стремлению к натурфилософии или философскому осмыслению естественного знания. Интерес к интеллектуальной династии Ляпуновых, вообще к подобному явлению, важен в контексте приведенного выше наблюдения Вернадского о феномене “пульсация талантливости”.
Отмечу некоторые генетико-демографические особенности ляпуновской династии. Во-первых, это поразительные вспышки талантливости в потомстве некоторых семей. Во-вторых, нередкие кузенные или родственные браки, подобно знаменитым межсемейным связям родов Дарвина и Веджвуд. И в-третьих, межэтничес-
кое, или смешанное происхождение некоторых талантливых потомков. Основатель династии Василий Александрович Ляпунов (1778–1847) был синдиком, или уполномоченным на ведение дел, Казанского университета. Потомство трех его детей (родились в течение трех лет!) - Виктора (1817–1856), Наталии (1819–1897) и Михаила (1820–1868) - оказалось необычайно даровитым.
Наталия Васильевна Ляпунова, будучи замужем за М. С. Зайцевым, процветающем купцом (торговля чаем), стала матерью трех известных химиков-органиков, учеников А. Б. Бутлерова: члена-корреспондента Петербургской академии наук А. М. Зайцева (1841–1910) и двух его братьев -профессоров К. М. и М. М. Зайцевых.
Михаил Васильевич Ляпунов (1820–1868) стал профессором астрономии Казанского университета. Все его трое сыновей отличались выдающимися талантами: математик академик Александр Михайлович Ляпунов (1857–1918), композитор, пианист, педагог консерватории Сергей Михайлович (1859–1924) и филолог-славист академик Борис Михайлович Ляпунов (1862–1943). Генетик с сожалением отметит, что два родственных брака братьев-академиков - А. М. Ляпунова на своей кузине и Б. М. Ляпунова на двоюродной племяннице - оказались бездетными. Судьба же потомков композитора С. М. Ляпунова и его самого в конце жизни оказалась трагической.
Два сына композитора С. М. Ляпунова погибли в Гражданской войне, третий сын, став священником, погиб в сталинских лагерях, две дочери умерли в блокадном Ленинграде. Сам Cергей Михайлович едва избежал гибели в годы постреволюционных репрессий. Будучи старостой Консерваторской церкви, Сергей Михайлович в 1922 году протестует против изъятия большевиками церковных ценностей и отказывается выдать ключи. На него в ВЧК заводят уголовное дело в рамках “Дела петроградских церковников”. После пяти месяцев допросов и ходатайств директора консерватории А. К. Глазунова Ляпунов был осужден условно. Его здоровье оказалось подорванным, получив отпуск на лечение, он уезжает во Францию и через год умирает (см.: В. Горяшина. Сергей Михайлович Ляпунов и Санкт-Петербургская консерватория.
www.conservatory.ru ).Среди приведенных Филипченко имен академиков смешанного происхождения названы и имена академиков Александра Михайловича и Бориса Михайловича Ляпуновых. Их мама, Софья Александровна Шипилова, родилась от брака ценителя искусств симбирского помещика Шипилова с Екатериной Мессинг из дворянского рода Мессингов. Выходец из немцев Иван (Иоганн) Мессинг поступил на российскую службу лекарем в Морской госпиталь в Санкт-Петербурге и в 1792 году возведен в дворянство; в этом роду военные, сенаторы, правоведы, управляющие (пoдробнее на сайте rusdeutsch-panorama.ru ). Муж Софьи Шипиловой, Михаил Васильевич Ляпунов умер в возрасте 48 лет. Оставшись одна с тремя сыновьями (старшему Александру было всего 11 лет, младшему Борису -всего 6), она сделала все, чтобы дети получили образование и развили свои таланты. Первые уроки музыки будущий композитор Сергей Ляпунов получил от мамы.
Одна из ветвей рода Ляпуновых напоминает библейскую историю об Иакове, женатом на двух родных сестрах Лии и Рахили. Две родные сестры деда А. А., старшая Софья Викторовна (1842–1913) и младшая Александра Викторовна Ляпуно-
вы, оказались матерями сыновей от одного и того же человека - Николая Крылова (он окончил первый кадетский корпус в Петербурге, участвовал в Крымской войне, стал помещиком, председателем земской управы г. Алатырь). В законнном браке со старшей сестрой Софьей родился будущий академик А. Н. Крылов (1863–1945), знаменитый математик-механик и кораблестроитель.
Cын Николая Крылова от внебрачной связи с младшей сестрой Александрой Викторовной Ляпуновой родился во Франции и получил имя Виктор Анри (Victor Henri, 1872–1940). Он также оказался высокодаровитым потомком, выдающимся ученым-космополитом, человеком феерической судьбы. Хотя имя Виктора Анри упоминается в разных научных энциклопедиях, везде указано, что его отец неизвестен...
Тайна его рождения сохранялась более 130 лет.
Дочь академика А. Н. Крылова, Анна Алексеевна Крылова (1903–1996), стала женой Петра Леонидовича Капицы и в этом браке родились будущие известные ученые - физик С. П. Капица (р. 1928) и географ А.П. Капица (1931–2011). Книга “Мои воспоминания” А. Н. Крылова необычайно популярна в научном сообществе. Она впервые была опубликована в 1943 году, и с тех пор вышло девять изданий. Последнему изданию книги, вышедшему в Петербурге в 2003 году (СПб.: Политехник, 2003), предпослано предисловие Андрея Петровича Капицы (внука академика Крылова), где приоткрыта тайна рождения двух сводных братьев, потомков рода Ляпуновых. Привожу длинную красочную цитату:
“В книге ничего не сказано о причинах отъезда семьи Крыловых в Марсель в 1872 году. Сейчас, спустя 130 лет, можно наконец рассказать о том, что долгое время считалось семейным секретом. Причина заключалась в том, что родная сестра матери Алексея Николаевича, Александра Викторовна Ляпунова, должна была родить. Отцом ребенка был Николай Александрович Крылов. Если ребенок родился бы в России, то его как незаконнорожденного ожидала весьма печальная судьба. Поэтому было принято решение всей семьей переехать в Марсель, так как во Франции такие дети пользовались всеми правами обычных граждан. Родившийся там ребенок получил имя Виктор, крестным отцом его был Алексей Николаевич, от которого он получил отчество, а фамилия ему была дана Анри (Victor Henri, 1872–1940)... Как французский подданный, он переехал в Россию, где учился в немецкой гимназии, потом вернулся в Париж, где и жил вместе с матерью с 14-тилетнего возраста. В 1891 г. поступил в Сорбонну, где сначала получил математическое образование, а потом подготовку в области естественных наук. После окончания университета увлекся философией и психологией. В 1897 г. защитил докторскую диссертацию в Геттингенском университете на тему “Локализация вкусовых ощущений”. Потом публикует ряд работ в области психологии. В 1902 г. в Сорбонне он защищает докторскую диссертацию в области физико-химической биологии. Его интересы невероятно обширны. Во время 1-й мировой войны он в качестве французского атташе в России занимается организацией химической промышленности оборонного значения. Виктор Алексеевич Анри был женат на Вере Васильевне Ляпуновой, дочери княжны Елизаветы Хованской и Василия Ляпунова. Этот брак дал блестящую ветвь Анри (Крыловых) во Франции. Сам он стал известным ученым физиологом, профессором, лауреатом Института Франции. Виктор Анри известен своими работами в области фотохимии. В 1930 г. он становится заведующим кафедрой физической химии Льежского университета, где и работает до 1940 г. Очень многие его работы дали начала новым самым различным направлениям в науке. В начале войны с Германией он вместе с Ланжевеном работает над военными проблемами. Летом 1940 г. он умирает от воспаления легких в Ла-Рошели. У него было два сына, Виктор и Александр, и две дочери, Елена и Вера. С последней я случайно познакомился в 1964 г. на конференции в Токио, где она подошла ко мне и, глядя на мою карточку участника конференции, сказала мне: “Кажется, я Ваша тетя”. Так я познакомился с Верой Анри, и потом уже в Москве моя мать рассказала мне о французской ветви нашей семьи. Дед очень дружил со своим сводным братом Виктором. Сохранилось много писем от него к Алексею Николаевичу... Только теперь я решил предать гласности эту историю ”.
Действительно, Виктор Анри (Крылов) оставил след в самых разных направлениях науки: от экспериментальной физиологической психологии до физикохимии ферментов, спектроскопии молекул и фотобиологии. Он работал и преподавал в самых разных странах - Франция, Россия, Германия, Швейцария, Бельгия (на с. 65 книги приведено фото его лаборатории физической химии в Сорбонне). В 1915
году Анри приехал в Россию (вместе со своей второй женой) и в 1916–1918 годах стал заведовать лабораторией в Институте биологической физики под эгидой Лазарева - там же, где спустя 12 лет стал работать его племянник Алеша Ляпунов. В 1918 году Лазарев создает журнал “Успехи физических наук”. Второй том журнала, как особо отмечает Воронцов, открывается проблемной статьей В. Анри “Современное научное мировоззрение”, где был сделан упор на недавнем в то время открытии
А. Эйнштейном принципа относительности.
Затем Анри переезжает в Петроград и становится профессором Государственного оптического института, читая лекции в разных институтах. Вскоре происходит резкая перемена в его личной жизни: страстно увлекшись своей двоюродной сестрой Верой Ляпуновой, он расторгает прежний брак и вместе с Верой навсегда уезжает во Францию.
С позиции генетики здесь можно думать о явной материнской передаче генов, приводящих к выдающимся способностям в области математики и физики. Заметим: Виктор Анри (Крылов) был женат на своей кузине Вере Васильевне (родной сестре матери А. А.).
В этом кузенном браке родилось четверо детей, и один из них, Виктор Филипп Анри (Victor Philippe Henri), тоже стал профессором физики, работал с Жолио Кюри, участвовал в Сопротивлении. После войны оказался в США, в Беркли. Специализируясь в области атомной физики, он несколько раз приезжал в Россию. Здесь с ним встречался Алексей Андреевич и рассказал ему семейную тайну рождения. Виктор Анри-младший знал, что его мама русская, но думал, что его отец француз. Елена Алексеевна Ляпунова, сообщившая мне эту деталь, два года назад посетила семью своего родственника Виктора Филиппа Анри. Накануне 2012 года и мне довелось навестить эту семью. Жена Виктора Анри-младшего Кристин, по профессии архитектор, увлеклась генеалогией и составила родословное древо внероссийских ветвей династии Ляпуновых.
Можно вообразить, что Пушкин, проследивший в глубь веков и описавший и в прозе, и в стихах свою необычную родословную, с интересом воспринял бы исследование Филипченко. Поэт, в рамках принятой классификации, оказался бы в группе смешанного происхождения выдающихся талантов: его дед по материнской линии Осип Ганнибал был потомком брака “арапа Петра Великого” Абрама Ганнибала и немки Регины фон Шеберг, которая родила ему, по словам Пушкина, “множество черных детей обоего пола”. Как ни странно, но необычному рождению поэтического гения Пушкина Россия в определенной мере обязана прихоти Петра I, приказавшего привезти мальчика-эфиопа. Петр крестил его в 1707 году и дал фамилию Ганнибал. “В крещении, - пишет Пушкин, - наименован он был Петром; но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом”. Петр неотлучно держал крестника при себе, во всех походах и поездках вплоть
до 1716 года, затем послал его во Францию для получения образования и по возвращении дал все возможности проявить свой ум и военно-организационные таланты на службе в России. Но если в четвертом поколении арапа Петра Первого родился Пушкин, то в шестом поколении другого любимца Петра I и его сподвижника Шафирова, родился выдающийся ученый и просветитель Алексей Андреевич Ляпунов!
Материнская ветвь родословной Ляпуновых указывает на его дальнее межэтническое происхождение от брака младшей дочери Петра Павловича Шафирова Екатерины с князем В. П. Хованским. Петр I не колеблясь выдвигал человека любого сословия и этнического происхождения на высокий пост, если видел в нем таланты. Отец Петра Павловича Шафирова был еврей родом из Смоленска, он переехал в Москву, где был крещен и принят на службу благодаря знанию языков. Своему сыну он дал прекрасное домашнее образование. По одной из легенд, Петр I, прогуливаясь по московским торговым рядам, обратил внимание на молодого Шафирова, вступил с ним разговор, оценил острый ум, знание иностранных языков и распорядился принять переводчиком дипломатических бумаг и иностранных книг в Посольский приказ. В 1697 году царь взял его в свою в поездку в Западную Европу в составе “Великого Посольства”. Карьера Петра Шафирова стремительно росла, он стал вице-канцлером, прекрасно проявил себя на сложном дипломатическом поприще. В “Русском евгеническом журнале”, издаваемом под эгидой Н. К. Кольцова, в 1925 году была опубликована статья о личности и потомках барона Шафирова. Он обрисован как “человек обширного ума, обладающий выдающимися дипломатическими способностями... выказал изумительную гибкость ума, находчивость и умение пользоваться слабыми сторонами противника”. Этим сторонам личности Петра Шафирова и его даровитым потомкам (С. Ю. Витте, религиозный философ С.Н. Трубецкой, писатель А. Н. Толстой) посвящена вышедшая в 2011 году на русском языке книга израильского историка С. Дудакова (Иерусалим–Москва).
В поколении Алексея Андреевича Ляпунова линии Ляпуновых и Хованских вновь пересеклись. Рогнеда, родная сестра А. А., выходит замуж за математика Георгия Сергеевича Хованского. Сын от этого брака Аскольд Хованский с детства был влюблен в математику, причем этот интерес поддерживался А. А., его родным дядей. Аскольд стал крупным математиком, открыл новые направления, автор ряда книг. Ныне он профессорствует в Канаде, в университете Торонто. Гены Ляпуновых продолжают свое путешествие во времени и пространстве..
Когда после восьми месяцев энергичных усилий осенью 1922 года Филипченко подготовил к публикации свою статью по результатам генетико-демографического анализа выдающихся ученых Петербурга, он с горечью отметил, что за это короткое время семь выдающихся ученых были уже унесены смертью и трое покинули Россию. “А сколько выдающихся ученых было потеряно Россией за предыдущих четыре года!” После этого горестного восклицания следует финальный вывод: если подобные утраты будут продолжаться и далее, то “очень скоро мы можем дойти до отсутствия талантливых людей в нашей среде, которое Пирсон глубоко правильно считает худшим из зол, могущих постигнуть нацию”.
Памятуя об этом, читатели должны быть глубоко признательны профессору Воронцову, к сожалению, не увидевшему прекрасного воплощения своего замысла, научному редактору книги Е. А. Ляпуновой, его дочери Н. А. Ляпуновой, издателю
Л. С. Яновичу и лицам, оказавшим финансовую поддержку за любовно изданную книгу. Она вводит в мир интеллектуальной династии Ляпуновых, без творческой активности которых уже трудно представить науку и культуру России.
