"Жил-был старик, и было у него три сына."
Так начинается сказка, и вы заранее уже знаете что в ней пойдет речь о трех сыновьях, трех братьях, об их приключениях в поисках счастья, удачах и неудачах, и что все дело будет в третьем сыне, который был самым младшим в семье.
Все это вы прекрасно знаете, предчувствуете, предугадываете, а слушать сказку все равно ох как интересно!
Тут есть какой-то сказочный секрет, который мне - человеку, прочитавшему в своей жизни множество сказок, - чуточку известен, и я сейчас поделюсь им с вами.
Вспомните, как про старших братьях в сказке говорится. Они и умом вышли, и красавцы и пригожи, и то умеют, и это... А про меньшого? Он и неказистый, и ума у него мало, и делать он почти что ничего не умеет... Может быть, и есть в том какая-то доля правды, потому что меньшой еще только жизнь входит и себя не показал. А что он некрасивый пока - так это, во-первых, дело поправимое, а во-вторых - как на меньшего посмотреть. Он же еще не вырос - может, и старших братьев потом перещеголяет.
А пока ему по всем статьям не везет.
Не везет - и всё.
Над ним еще насмехаются. Известное дело: самый младший и обижаемый.
Вот вы ему больше всего и сочувствуете.
И тут тоже есть свой секрет - может быть, даме не такой уж и сказочный.
Пускай младший умом не вышел, зато сердце у него доброе А тому, у кого доброе сердце, кто в беде помощник, кто букашку и птицу не обидит, кто спасет зверя из неволи, - того и ждет а сказке удача.
Удача не простая, в сказочная.
Кто же поможет меньшому брату той удачей завладеть? Сказочник? Нет. Люди добрые? Тоже нет. А вот зверь ли, птица, которых он из беды выручил, - всегда помогут.
Сивка-бурка,
вещая каурка.
Стань передо мной,
Как лист перед травой! - крикнет Иванушка. И вмиг перед ним появится Сивка-Бурка, сказочный конь.
Ох и красив он, этот конь богатырский - загляденье! "Бежит - земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит". "Одна шерстинка у него золотая, другая - серебряная". Иванушка от Сивки-Бурки глаз оторвать не может, вот кто будет Иванушке добрым помощником в удаче!
Иванушка. Так ласково зовут в русской сказке младшего из братьев, которому долго не везет. А то еще Иванушкой-дурачком назовут. Ничего, не слишком обижайтесь за него, он еще всем докажет, какой он дурачок! Другим умным и премудром за ним не угнаться!
В сказке про Сивку-Бурку, вещую каурку, то есть про коня, который человечьим голосом говорить умеет, вещать - если сказать по-старинному, счастье в том. чтобы жениться на царской дочке, Несравненной Красоте
Поеду жениться
На сивке, на бурке,
На вещей каурке.
Сенька-везенька,
вези меня на палке,
А сам пешком,
Перевертышком.
- весело поет Иванушка.
И Сивка-Бурка, конечно, довезет Иванушку на царский двор. Поможет завладеть Несравненной Красотой.
Это же не простой конь, а сказочный. Ну а вам, само собой, придется поволноваться, пока Иванушка одержит победу. Победа на то и победа, чтобы она не сразу, не вмиг в руки далась, тем более победа сказочная.
Не раз у вас дух захватит, когда Иванушка "двух венцов" до царевнина окошка не достанет, а потом - всего лишь одного...
Но, как это и бывает в сказке, все кончится, даю вам слово, счастливо. "И я там был, мед, пиво пил, по усам текло, а в рот не попало".
Тут. может быть, все наконец и увидят, какой Иванушка красивый. И вы сами погадаете, кто его так преобразил: Сивка-Бурка или любовь к Несравненной Красоте...
Свершится сказочное волшебство. поскольку сказка эта волшебная. "Войди в мое правое ухо - умойся, войди в мое левое ухо - обрядись, станешь таким молодцом - ни вдумать, ни взгадать, ни пером описать", нам говорит Сивка-Бурка
Артисты Вячеслав Невинный - он в роли Иванушки, Нина Гуляева - она играет Несравненную Красоту, Николай Литвинов - он здесь старый Царь-батюшка, Сивка-Бурка - роль которого исполняет Вячеслав Дугнн, и другие - с удовольствием сыграли для вас этот спектакль, к которому щедро написал музыку композитор Юрий Буцко. И я надеюсь, что вам не раз и не два захочется услышать сказку про славного Иванушку и его верного друга, богатырского коня Сивку-Бурку. Слушайте же эту сказку на радость и на здоровье.
Жил-был старик; у него было три сына, третий был Иван-дурак, ничего не делал, только на печи в углу сидел да сморкался. Отец стал умирать и говорит: «Дети! Как я умру, вы каждый поочерёдно ходите на могилку ко мне спать по три ночи», — и умер. Старика схоронили. Приходит ночь; надо большому брату ночевать на могиле, а ему — коё лень, коё боится, он и говорит малому брату: «Иван-дурак! Поди к отцу на могилу, ночуй за меня. Ты ничего же не делаешь!» Иван-дурак собрался, пришёл на могилу, лежит; в полночь вдруг могила расступилась, старик выходит и спрашивает: «Кто тут? Ты, большой сын?» — «Нет, батюшка! Я, Иван-дурак». Старик узнал его и спрашивает: «Что же большой сын не пришёл?» — «А он меня послал, батюшка!» — «Ну, твоё счастье!» Старик свистнул-гайкнул богатырским посвистом: «Сивко-бурко, вещий воронко!» Сивко бежит, только земля дрожит, из очей искры сыплются, из ноздрей дым столбом. «Вот тебе, сын мой, добрый конь; а ты, конь, служи ему, как мне служил». Проговорил это старик, и лёг в могилу. Иван-дурак погладил, поласкал Сивка и отпустил, сам домой пошёл. Дома спрашивают братья: «Что, Иван-дурак, ладно ли ночевал?» — «Очень ладно, братья!» Другая ночь приходит. Середний брат тоже не идёт ночевать на могилу и говорит: «Иван-дурак! Поди на могилу-то к батюшке, ночуй и за меня». Иван-дурак, не говоря ни слова, собрался и покатил, пришёл на могилу, лёг, дожидается полночи. В полночь также могила раскрылась, отец вышел, спрашивает: «Ты, середний сын?» — «Нет, — говорит Иван-дурак, — я же опять, батюшка!» Старик гайкнул богатырским голосом, свистнул молодецким посвистом: «Сивко-бурко, вещий воронко!» Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. «Ну бурко, как мне служил, так и сыну моему. Ступай теперь!» Бурко убежал; старик лёг в могилу, а Иван-дурак пошёл домой. Братья опять спрашивают: «Каково, Иван-дурак, ночевал?» — «Очень, братья, ладно!» На третью ночь Иванова очередь; он не дожидается наряду, собрался и пошёл. Лежит на могиле; в полночь опять старик вышел, уж знает, что тут Иван-дурак, гайкнул богатырским голосом, свистнул молодецким посвистом: «Сивко-бурко, вещий воронко!» Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. «Ну, воронко, как мне служил, так и сыну моему служи». Сказал это старик, простился с Иваном-дураком, лёг в могилу. Иван-дурак погладил воронка, посмотрел и отпустил, сам пошёл домой. Братья опять спрашивают: «Каково, Иван-дурак, ночевал?» — «Очень, ладно, братья!»
Живут; двое братовей робят, а Иван-дурак ничего. Вдруг от царя клич: ежели кто сорвёт царевнин портрет с дому чрез сколько-то много брёвен, за того её и взамуж отдаст. Братья сбираются посмотреть, кто станет срывать портрет. Иван-дурак сидит на печи за трубой и бает: «Братья! Дайте мне каку лошадь, я поеду посмотрю же». — «Э! — взъелись братья на него. — Сиди, дурак, на печи; чего ты поедешь? Людей, что ли, смешить!» Нет, от Ивана-дурака отступу нету! Братья не могли отбиться: «Ну, ты возьми, дурак, вон трёхногую кобылёнку!»
Сами уехали. Иван-дурак за ними же поехал в чисто поле, в широко раздолье; слез с кобылёнки, взял её зарезал, кожу снял, повесил на поскотину, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом: «Сивко-бурко, вещий воронко!» Сивко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез — напился-наелся, в друго вылез — оделся, молодец такой стал, что и братьям не узнать! Сел на сивка и поехал срывать портрет. Народу было тут видимо-невидимо; завидели молодца, все начали смотреть. Иван-дурак с размаху нагнал, конь его скочил, и портрет не достал только через три бревна. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Он коня отпустил, сам пришёл домой, сел на печь. Вдруг братья приезжают и сказывают жёнам: «Ну, жёны, какой молодец приезжал, так мы такого сроду не видали! Портрет не достал только через три бревна. Видели, откуда приехал; не видали, куды уехал. Ещё опять приедет...» Иван-дурак сидит на печи и говорит: «Братья, не я ли тут был?» — «Куда к черту тебе быть! Сиди, дурак, на печи да протирай нос».
Время идёт. От царя тот же клич. Братья опять стали собираться, а Иван-дурак и говорит: «Братья! Дайте мне каку-нибудь лошадь». Они отвечают: «Сиди, дурак, дома! Другу лошадь станешь переводить!» Нет, отбиться не могли, велели опять взять хромую кобылёшку. Иван-дурак и ту управил, заколол, кожу развесил на поскотине, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом: «Сивко-бурко, вещий воронко!» Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом, Иван-дурак в право ухо залез — оделся, выскочил в лево — молодцом сделался, соскочил на коня, поехал; портрет не достал только за два бревна. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Бурка отпустил, а сам пошёл домой, сел на печь, дожидается братовей. Братья приехали и сказывают: «Бабы! от же молодец опять приезжал, да не достал портрет только за два бревна». Иван-дурак и говорит им: «Братья, не я ли тут был?» — «Сиди-дурак! Где у чёрта был!»
Чрез немного время от царя опять клич. Братья начали сбираться, а Иван-дурак и просит: «Дайте, братья, каку-нибудь лошадь я съезжу, посмотрю же». — «Сиди, дурак, дома! Докуда лошадей-то у нас станешь переводить?» Нет, отбиться не могли, бились, бились, велели взять худую кобылёшку; сами уехали. Иван-дурак и ту управил, зарезал, бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом: «Сивко-бурко, вещий воронко!» Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез — напился-наелся, в друго вылез — молодцом оделся, сел на коня и поехал. Как только доехал до царских чертогов, портрет и ширинку так и сорвал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Он так же воронка отпустил, пошёл домой, сел на печь, ждёт братовей. Братья приехали, сказывают: «Ну, хозяйки! Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал». Иван-дурак сидит за трубой и бает: «Братья, не я ли тут был?» — « Сиди, дурак! Где ты у чёрта был!»
Чрез немного время царь сделал бал, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян. И Ивановы братья поехали; Иван-дурак не отстал, сел где-то на печь за трубу, глядит, рот разинул. Царевна потчует гостей, каждому подносит пива и смотрит, не отрётся ли кто ширинкой? — тот её и жених. Только никто не утёрся; а Ивана-дурака не видала, обошла. Гости разошлись. На другой день царь сделал другой бал; опять виноватого не нашли, кто сорвал ширинку. На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям пиво; всех обошла, никто не утёрся ширинкой. «Что это, — думает она себе, — нет моего суженого!» Взглянула за трубу и увидела там Ивана-дурака; платьишко на нём худое, весь в саже, волосы дыбом. Она налила стакан пива, подносит ему, а братья глядят, да думают: царевна-то и дураку-то подносит пиво! Иван-дурак выпил, да и утёрся ширинкой. Царевна обрадовалась, берёт его за руку, ведёт к отцу и говорит: «Батюшка! Вот мой суженый». Братовей тут ровно ножом по сердцу-то резнуло, думают: «Чего это царевна! Не с ума ли сошла? Дурака ведёт в сужены». Разговоры тут коротки: весёлым пирком да за свадебку. Наш Иван тут стал не Иван-дурак, а Иван царский зять; оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать! Тогда-то братья узнали, что значило ходить спать на могилу к отцу.
1
Было у старика трое сыновей: двое умных, а третий – Иванушка-дурачок: день и ночь дурачок на печи валяется.
Посеял старик пшеницу, и выросла пшеница богатая, да повадился ту пшеницу кто-то по ночам толочь и травить. Вот старик и говорит детям:
– Милые мои дети, стерегите пшеницу каждую ночь, поочередно: поймайте мне вора!
Приходит первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать; забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит:
– Всю ночь-де не спал, иззяб, а вора не видал.
На вторую ночь пошел средний сын и также всю ночку проспал на сеновале.
На третью ночь приходит черед дураку идти. Взял он аркан и пошел. Пришел на межу и сел на камень: сидит, не спит, вора дожидается.
В самую полночь прискакал в пшеницу разношерстный конь: одна шерстинка золотая, другая – серебряная; бежит – земля дрожит, из ноздрей дым столбом валит, из очей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть: не столько ест, сколько топчет.
Подкрался дурак на четвереньках к коню и разом накинул ему на шею аркан. Рванулся конь изо всех сил, не тут-то было! Дурак уперся, аркан шею давит. И стал тут конь дурака молить:
– Отпусти ты меня, Иванушка, а я тебе великую сослужу службу.
– Хорошо, – отвечает Иванушка-дурачок, – да как я тебя потом найду?
– Выйди за околицу, – говорит конь, – свистни три раза и крикни: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» – я тут и буду.
Отпустил коня Иванушка-дурачок и взял с него слово – пшеницы больше не есть и не топтать.
Пришел Иванушка домой.
– Ну что, дурак, видел? – спрашивают братья.
– Поймал я, – говорит Иванушка, – разношерстного коня; пообещался он больше не ходить в пшеницу – вот я его и отпустил.
Посмеялись вволю братья над дураком; но только уж с этой ночи никто пшеницы не трогал.
2
Скоро после этого стали по деревням и городам бирючи от царя ходить, клич кликать:
– Собирайтесь-де, бояре и дворяне, купцы и мещане и простые крестьяне, все к царю на праздник, на три дня; берите с собой лучших коней, и кто на своем коне до царевнина терема доскочит и с царевниной руки перстень снимет, за того царь царевну замуж отдаст.
Стали собираться на праздник и Иванушкины братья: не то чтобы уж самим скакать, а хоть на других посмотреть. Просится и Иванушка с ними.
– Куда тебе, дурак, – говорят братья, – людей, что ли, хочешь пугать? Сиди себе на печи да золу пересыпай.
Уехали братья, а Иванушка-дурачок взял у невесток лукошко и пошел грибы брать. Вышел Иванушка в поле, лукошко бросил, свистнул три раза и крикнул:
Конь бежит, земля дрожит, из очей пламя, из ноздрей дым столбом валит; прибежал – и стал перед Иванушкой как вкопанный.
– Ну, – говорит конь, – влезай мне, Иванушка, в правое ухо, а в левое вылезай.
Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез – и стал молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать.
Сел тогда Иванушка на коня и поскакал на праздник к царю. Прискакал на площадь перед дворцом, видит – народу видимо-невидимо; а в высоком терему, у окна, царевна сидит: на руке перстень – цены нет; собой – красавица из красавиц. Никто до нее скакать и не думает: никому нет охоты наверняка шею ломать. Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бедрам. Осерчал конь, прыгнул – только на три венца до царевнина окна не допрыгнул. Удивился народ, а Иванушка повернул коня и поскакал назад; братья его не скоро посторонились, так он их шелковой плеткой хлестнул. Кричит народ: «Держи! Держи его!» – а Иванушкин уж и след простыл.
Выехал Иван из города, слез с коня, влез к нему в левое ухо, в правое вылез и стал опять прежним Иванушкой-дурачком. Отпустил Иванушка коня, набрал лукошко мухоморов и принес домой.
– Вот вам, хозяюшки, грибков! – говорит.
Рассердились тут невестки на Ивана:
– Что ты, дурак, за грибы принес? Разве тебе одному их есть!
Усмехнулся Иван и опять залег на печь.
Пришли братья домой и рассказывают отцу, как они в городе были и что видели; а Иванушка лежит на печи да посмеивается.
3
На другой день старшие братья опять на праздник поехали, а Иванушка взял лукошко и пошел за грибами. Вышел в поле, свистнул, гаркнул:
– Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!
Прибежал конь и стал перед Иванушкой как вкопанный. Перерядился опять Иван и поскакал на площадь. Видит – на площади народу еще больше прежнего; все на царевну любуются, а прыгать никто и не думает: кому охота шею ломать? Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бедрам. Осерчал конь, прыгнул – и только на два венца до царевнина окна не достал. Поворотил Иванушка коня, хлестнул братьев, чтоб посторонились, и ускакал.
Приходят братья домой, а Иванушка уж на печи лежит, слушает, что братья рассказывают, и посмеивается.
На третий день опять братья поехали на праздник; прискакал и Иванушка. Стегнул он своего коня плеткой. Осерчал конь пуще прежнего: прыгнул – и достал до окна. Иванушка поцеловал царевну в сахарные уста, схватил с ее пальца дорогой перстень, повернул коня и ускакал, не позабывши братьев плеткой огреть. Тут уж и царь, и царевна стали кричать: «Держи, держи его!» А Иванушкин и след простыл.
Пришел Иванушка домой: одна рука тряпкой обмотана.
– Что это у тебя такое? – спрашивают Ивана невестки.
– Да вот, – говорит, – искавши грибов, сучком накололся. – И полез Иван на печь.
Пришли братья, стали рассказывать, что и как было; а Иванушке на печи захотелось на перстенек посмотреть; как приподнял он тряпку, избу всю так и осияло.
– Перестань, дурак, с огнем баловать! – крикнули на него братья. – Еще избу сожжешь. Пора тебя, дурака, совсем из дому прогнать!
Дня через три идет от царя клич, чтобы весь народ, сколько ни есть в его царстве, собрался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться; а кто царским пиром побрезгует, тому голову с плеч.
Нечего тут делать: пошел на пир сам старик со своей семьей. Пришли, за столы дубовые посадилися; пьют и едят, речи гуторят. В конце пира стала царевна медом из своих рук гостей обносить. Обошла всех, подходит к Иванушке последнему; а на дураке-то платьишко худое, весь в саже, волосы дыбом, одна рука грязной тряпкой завязана… Просто страсть!
– Зачем это у тебя, молодец, рука обвязана? – спрашивает царевна. – Развяжи-ка!
Развязал Иванушка руку, а на пальце царевнин перстень – так всех и осиял. Взяла тогда царевна дурака за руку, подвела к отцу и говорит:
– Вот, батюшка, мой суженый.
Обмыли слуги Иванушку, причесали, одели в царское платье, и стал он таким молодцом, что отец и братья глядят – и глазам своим не верят. Сыграли свадьбу царевны с Иванушкой и сделали пир на весь мир. Я там был, мед пил; по усам текло, а в рот не попало.
Жил-был старик, и было у него три сына. Младшего все Иванушкой-дурачком звали. Посеял раз старик пшеницу. Добрая уродилась пшеница, да только повадился кто-то ту пшеницу мять да топтать.
Вот старик и говорит сыновьям:
-?Милые мои дети! Надо стеречь пшеницу каждую ночь по очереди, надо поймать вора!
Настала первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра.
Приходит утром домой и говорит:
-?Всю-то ночь я не спал, пшеницу стерег! Иззяб весь, а вора не видал.
На вторую ночь пошел средний сын. И он так же всю ночь проспал на сеновале.
На третью ночь приходит черед Иванушке-дурачку идти. Положил он пирог за пазуху, взял веревку и пошел. Пришел в поле, сел на камень. Сидит не спит, пирог жует, вора дожидается.
В самую полночь прискакал на пшеницу конь - одна шерстинка серебряная, другая золотая, бежит - земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть. Не столько ест, сколько копытами топчет. Подкрался Иванушка к коню и разом накинул ему на шею веревку. Рванулся конь изо всех сил - не тут-то было! Иванушка вскочил на него ловко и ухватился крепко за гриву. Уж конь носил-носил его по полю, скакал-скакал - никак не мог сбросить!
Стал конь просить Иванушку:
-?Отпусти ты меня, Иванушка, на волю! Я тебе за это великую службу сослужу.
-?Хорошо, - отвечает Иванушка, - отпущу, да как я тебя потом найду?
-?А ты выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» - я тут и появлюсь.
Отпустил Иванушка коня и взял с него обещание пшеницы никогда больше не есть и не топтать.
Пришел Иванушка поутру домой.
-?Ну, рассказывай, что ты там видел? - спрашивают братья.
-?Поймал я, - говорит Иванушка, - коня - одна шерстинка серебряная, другая золотая.
-?А где же конь?
-?Да он обещал больше не ходить в пшеницу, вот я его и отпустил.
Не поверили Иванушке братья, посмеялись над ним вволю. Да только уж с этой ночи и вправду никто пшеницы не трогал...
Скоро после того разослал царь гонцов по всем деревням, по всем городам клич кликать:
-?Собирайтесь, бояре да дворяне, купцы да простые крестьяне, к царю на двор. Сидит царская дочь Елена Прекрасная в своем высоком тереме у окошка. Кто на коне до царевны доскочит, да с ее руки золотой перстень снимет, за того она и замуж пойдет!
Вот в указанный день собираются братья ехать к царскому двору - не затем, чтобы самим скакать, а хоть на других посмотреть. А Иванушка с ними просится:
-?Братцы, дайте мне хоть какую-нибудь лошаденку, и я хочу поехать посмотреть на Елену Прекрасную!
-?Куда тебе, дурню! Людей, что ли, хочешь смешить? Сиди себе на печи да золу пересыпай!
Уехали братья, а Иванушка-дурачок и говорит братниным женам:
-?Дайте мне лукошко, я хоть в лес пойду - грибов наберу!
Взял лукошко и пошел, будто грибы собирать. Вышел Иванушка в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под куст бросил, а сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
-?Что угодно, Иванушка?
-?Хочу посмотреть на царскую дочь Елену Прекрасную! - отвечает Иванушка.
-?Ну, влезай ко мне в правое ухо, в левое вылезай!
Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез - и стал таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни пером описать! Сел на Сивку-бурку и поскакал прямо к городу. Нагнал он по дороге своих братьев, проскакал мимо них, пылью дорожной осыпал.
Прискакал Иванушка на площадь - прямо к царскому дворцу. Смотрит - народу видимо-невидимо, а в высоком терему, у окна, сидит царевна Елена Прекрасная. На руке у нее перстень сверкает - цены ему нет! А собою она красавица из красавиц. Глядят все на Елену Прекрасную, а никто не решается до нее доскочить: никому нет охоты шею себе ломать.
Ударил тут Иванушка Сивку-бурку по крутым бокам... Фыркнул конь, заржал, прыгнул - только на три бревна до царевны не допрыгнул. Удивился народ, а Иванушка повернул Сивку и ускакал.
Кричат все:
-?Кто таков? Кто таков?
А Иванушки уж и след простыл. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал. Примчался Иванушка в чистое поле, соскочил с коня, влез ему в левое ухо, а в правое вылез и стал по-прежнему Иванушкой-дурачком.
Отпустил он Сивку-бурку, набрал полное лукошко мухоморов и принес домой:
-?Эва, какие грибки хорошие!
Рассердились братнины жены на Иванушку и давай его ругать:
-?Какие ты, дурень, грибы принес? Только тебе одному их есть!
Усмехнулся Иванушка, забрался на печь и сидит.
Воротились домой братья и рассказывают женам, что они в городе видели:
-?Ну, хозяйки, какой молодец к царю приезжал! Такого мы сроду не видывали. До царевны только на три бревна не допрыгнул.
А Иванушка лежит на печи да посмеивается:
-?Братцы родные, а не я ли это там был?
-?Куда тебе, дурню, там быть! Сиди уж на печи да мух лови!
На другой день старшие братья снова в город поехали, а Иванушка взял лукошко и пошел за грибами. Вышел в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко бросил, сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
-?Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.
Влез Иванушка Сивке-бурке в правое ухо, а в левое вылез и стал молодец молодцом. Вскочил на коня и поскакал ко двору. Видит - на площади народу еще больше прежнего. Все на царевну любуются, а скакать никто и не думает: боятся шею себе сломать! Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам. Заржал Сивка-бурка, прыгнул - только на два бревна до окна царевны не достал.
Поворотил Иванушка Сивку и ускакал. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал. А Иванушка уже в чистом поле. Отпустил Сивку-бурку, а сам пошел домой. Сел на печь, сидит, дожидается братьев.
Приезжают братья домой и рассказывают:
-?Ну, хозяйки, тот же молодец опять приезжал! Не допрыгнул до царевны только на два бревна.
Иванушка и говорит им:
-?Сиди, дурень, помалкивай!..
На третий день братья снова собираются ехать, а Иванушка говорит:
-?Дайте мне хоть плохонькую лошаденку: поеду и я с вами!
-?Сиди, дурень, дома! Только тебя там и не хватает!
Сказали и уехали.
Иванушка вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
-?Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез. Стал молодец молодцом и поскакал к царскому двору.
Прискакал Иванушка к высокому терему, стегнул Сивку-бурку плеткой... Заржал конь пуще прежнего, ударил о землю копытами, прыгнул - и доскочил до окна! Поцеловал Иванушка Елену Прекрасную в алые губы, снял с ее пальца заветный перстень и умчался. Только его и видели!
Тут все зашумели, закричали, руками замахали:
-?Держи его! Лови его!
А Иванушки и след простыл.
Отпустил он Сивку-бурку, пришел домой. Одна рука тряпкой обмотана.
-?Что это с тобою приключилось? - спрашивают братнины жены.
-?Да вот, искал грибы, на сучок накололся...
И полез на печку.
Вернулись братья, стали рассказывать, что и как было:
-?Ну, хозяйки, тот молодец в этот раз так скакнул, что до царевны допрыгнул и перстень с ее пальца снял!
Иванушка сидит на печке да знай свое:
-?Братцы, а не я ли это там был?
-?Сиди, дурень, не болтай зря!
Тут Иванушке захотелось на драгоценный перстень царевны взглянуть. Как размотал он тряпку, так всю избу и засияло!
-?Перестань, дурень, с огнем баловать! - кричат братья. - Еще избу сожжешь. Пора тебя совсем из дому прогнать!
Ничего им Иванушка не ответил, а перстень снова тряпкой обвязал...
Через три дня царь снова клич кликнул: чтобы весь народ, сколько ни есть в царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться. А кто царским пиром побрезгает, тому голову с плеч долой! Нечего делать, отправились братья на пир, повезли с собой и Иванушку-дурачка. Приехали, уселись за столы дубовые, за скатерти узорчатые, пьют-едят, разговаривают. А Иванушка забрался за печку, в уголок, и сидит там.
Ходит Елена Прекрасная, потчует гостей. Каждому подносит вина и меду, а сама смотрит, нет ли у кого на руке ее перстенька заветного. У кого перстень на руке - тот и жених ее. Только ни у кого перстня не видно...
Обошла она всех, подходит к последнему - к Иванушке. А он за печкой сидит, одежонка на нем худая, лаптишки рваные, одна рука тряпкой обвязана. Братья глядят и думают: «Ишь ты, царевна и нашему Ивашке вина подносит!»
А Елена Прекрасная подала Иванушке стакан вина и спрашивает:
-?Почему это у тебя, молодец, рука обвязана?
-?Ходил в лес по грибы да на сук накололся.
-?А ну-ка, развяжи, покажи!
Развязал Иванушка руку, а на пальце у него царевнин перстень заветный: так и сияет, так и сверкает!
Обрадовалась Елена Прекрасная, взяла Иванушку за руку, подвела к отцу и говорит:
-?Вот, батюшка, мой жених и нашелся!
Умыли Иванушку, причесали, одели, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец молодцом, прямо и не узнаешь!
Тут ждать да рассуждать не стали - веселым пирком да за свадебку! Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
Жил-был старик, у него было три сына. Старшие занимались хозяйством, были тароваты и щеголеваты, а младший, Иван-дурак, был так себе — любил в лес ходить по грибы, а дома все больше на печи сидел.
Пришло время старику умирать, вот он и наказывает сыновьям:
— Когда помру, вы три ночи подряд ходите ко мне на могилу, приносите мне хлеба.
Старика этого схоронили. Приходит ночь, надо большому брату идти на могилу, а ему не то лень, не то боится, — он и говорит младшему брату:
— Ваня, замени меня в эту ночь, сходи к отцу на могилу. Я тебе пряник куплю.
Иван согласился, взял хлеба, пошел к отцу на могилу. Сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается из могилы и говорит:
— Кто тут? Ты ли, мой больший сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
Иван отвечает:
Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван направился домой, дорогой набрал грибов. Приходит — старший сын его спрашивает:
— Видел отца?
— Ел он хлеб?
— Ел. Досыта наелся.
Настала вторая ночь. Надо идти среднему брату, а ему не то лень, не то боится — он и говорит:
— Ваня, сходи за меня к отцу. Я тебе лапти сплету.
Взял Иван хлеба, пошел к отцу на могилу, сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается и спрашивает:
— Кто тут? Ты ли, мой средний сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или мое чадо плачет?
Иван отвечает:
— Это я, твой сын. А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Средний брат его спрашивает:
— Отец ел хлеб?
— Ел. Досыта наелся.
На третью ночь настала очередь идти Ивану, Он говорит братьям:
— Я две ночи ходил. Ступайте теперь вы к отцу на могилу, а я отдохну.
Братья ему отвечают:
— Что ты, Ваня, тебе стало там знакомо, иди лучше ты.
— Ну ладно.
Иван взял хлеба, пошел. В полночь земля расступается, отец поднялся из могилы:
— Кто тут? Ты ли, мой младший сын Ваня? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
Иван отвечает:
— Здесь твой сын Ваня. А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и говорит ему:
— Один ты исполнил мой наказ, не побоялся три ночи ходить ко мне на могилу. Выдь в чистое поле и крикни: «Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» Конь к тебе прибежит, ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое. Станешь куда какой молодец. Садись на коня и поезжай.
Иван взял узду, поблагодарил отца и пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Дома братья его спрашивают:
— Видел отца?
— Ел он хлеб?
— Отец наелся досыта и больше не велел приходить.
В это время царь кликнул клич: всем добрым молодцам, холостым, неженатым, съезжаться на царский двор. Дочь его, Несравненная Красота, велела построить себе терем о двенадцати столбах, о двенадцати венцах. В этом тереме она сядет на самый верх и будет ждать, кто бы с одного лошадиного скока доскочил до нее и поцеловал в губы. За такого наездника, какого бы роду он ни был, царь отдаст в жены свою дочь, Несравненную Красоту, и полцарства в придачу.
Услышали об этом Ивановы братья и говорят между собой:
— Давай попытаем счастья.
Вот они добрых коней овсом накормили, выводили, сами оделись чисто, кудри расчесали. А Иван сидит на печи за трубой и говорит им:
— Братья, возьмите меня с собой счастья попытать!
— Дурак, запечина! Ступай лучше в лес за грибами, нечего людей смешить.
Братья сели на добрых коней, шапки заломили, свистнули, гикнули — только пыль столбом. А Иван взял узду и пошел в чистое поле. Вышел в чистое поле и крикнул, как отец его учил:
Откуда ни возьмись конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит. Стал как вкопанный и спрашивает:
— Чего велишь?
Иван коня погладил, взнуздал, влез ему в правое ухо, а в левое вылез и сделался таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел на коня и поехал на царский двор. Сивка-бурка бежит, земля дрожит, горы-долы хвостом застилает, пни-колоды промеж ног пускает.
Приезжает Иван на царский двор, а там народу видимо-невидимо. В высоком тереме о двенадцати столбах, о двенадцати венцах на самом верху в окошке сидит царевна Несравненная Красота.
Царь вышел на крыльцо и говорит:
— Кто из вас, молодцы, с разлету на коне доскочит до окошка да поцелует мою дочь в губы, за того отдам ее замуж и полцарства в придачу.
Тогда добрые молодцы начали скакать. Куда там — высоко, не достать! Попытались Ивановы братья, до середины не доскочили. Дошла очередь до Ивана.
Он разогнал Сивку-бурку, гикнул, ахнул, скакнул — двух венцов только не достал. Взвился опять, разлетелся в другой раз — одного венца не достал. Еще завертелся, закружился, разгорячил коня и дал рыскача — как огонь, пролетел мимо окошка, поцеловал царевну Несравненную Красоту в сахарные уста, а царевна ударила его кольцом в лоб, приложила печать.
Тут весь народ закричал:
— Держи, держи его!
А его и след простыл. Прискакал Иван в чистое поле, влез Сивке-бурке в левое ухо, а из правого вылез и сделался опять Иваном-дураком. Коня пустил, а сам пошел домой, по дороге набрал грибов. Обвязал лоб тряпицей, залез на печь и полеживает.
Приезжают его братья, рассказывают, где были и что видели.
— Были хороши молодцы, а один лучше всех — с разлету на коне царевну в уста поцеловал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал.
Иван сидит за трубой и говорит:
— Да не я ли это был?
Братья на него рассердились:
— Дурак — дурацкое и орет! Сиди на печи да ешь свои грибы.
Иван потихоньку развязал тряпицу на лбу, где его царевна кольцом ударила, — избу огнем осветило. Братья испугались, закричали:
— Что ты, дурак, делаешь? Избу сожжешь!
На другой день царь зовет к себе на пир всех бояр и князей, и простых людей, и богатых и нищих, и старых и малых.
Ивановы братья стали собираться к царю на пир. Иван им говорит:
— Возьмите меня с собой!
— Куда тебе, дураку, людей смешить! Сиди на печи да ешь свои грибы.
Братья сели на добрых коней и поехали, а Иван пошел пешком. Приходит к царю на пир и сел в дальний угол. Царевна Несравненная Красота начала гостей обходить. Подносит чашу с медом и смотрит, у кого на лбу печать.
Обошла она всех гостей, подходит к Ивану, и у самой сердце так и защемило. Взглянула на него — он весь в саже, волосы дыбом.
Царевна Несравненная Красота стала его спрашивать:
— Чей ты? Откуда? Для чего лоб завязал?
— Ушибся.
Царевна ему лоб развязала — вдруг свет по всему дворцу. Она и вскрикнула:
— Это моя печать! Вот где мой суженый!
Царь подходит и говорит:
— Какой это суженый! Он дурной, весь в саже.
Иван говорит царю:
— Дозволь мне умыться.
Царь дозволил. Иван вышел на двор и крикнул, как его отец учил:
— Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Откуда ни возьмись конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит. Иван ему в правое ухо влез, из левого вылез и сделался опять таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Весь народ так и ахнул.
Разговоры тут были коротки: веселым пирком да за свадебку.
