Предновогодье навевает сказочно-волшебное настроение. То под заснеженными елями прогуляться тянет, то за звёздным небом понаблюдать. А то в баньку отправиться, «грехи» уходящего года смыть. Баня - место святое для каждого человека. Но именно русская баня и русские люди чаще всего поражали иностранцев.
Так, в XVII столетии английский дипломат Джильс Флетчер написал: «Вы нередко увидите, как они (для подкрепления тела) выбегают из бань в мыле и, дымясь от жару, как поросёнок на вертеле, кидаются нагие в реку или окачиваются холодной водой, даже в самый сильный мороз».
В России и по сей день - это один из самых популярных способов укрепить здоровье. Но в далёком прошлом бани побаивались. Вернее, хозяина бани - «банника», или «банной суседки» - так называли его в позапрошлом веке в Сургутском крае.
Отношение к домашним суседкам (а их, кроме «банной», было ещё две - «избная» и «скотская») описывает политический ссыльный Иван Неклепаев в своей работе «Поверья и обычаи Сургутского края». Он отмечает, что в представлении сургутян «суседка» - существо женского пола. Сургутяне обращались к ней: «матушка-суседушка». Интересно, что в разговоре сургутяне к суседкам могли приравнивать только женщин. То есть, нечистого духа как бы и не было, только нечистая «духиня».
«Избная духиня» бытовала в избах. Считалось, что она является верховной хозяйкой как над людьми, так и над всем домашним распорядком, и животными, которые временно помещались в избе. Одних жильцов эта суседка любит, других - нет. Первых всюду сопровождают удача и успех, а вторых - одна сплошная незадача.
Неклепаев пишет: «Тем, кого избная суседка любит, она, в знак своего расположения, заплетает по ночам косы. Эти косы тщательно сохраняются их счастливыми обладателями, и ни под каким видом не расчёсываются и не обстригаются. В Сургуте мы имели случай сами видеть людей с густыми косичками за ушами, не заплетёнными, а просто сбитыми, как войлок». В случае же, если суседка кого невзлюбит, того по ночам мучит: сонного трясёт до поту.
В описаниях сургутян суседка имела разный вид. «Бабушка говорила, что она круглая, как клубок, с человеческим лицом, мохнатая, с красной, жёсткой шерстью, без рук и без ног», - вспоминает Анна Ленц. «Нет, она как маленький ребёнок, с маленькими ручками, но очень тяжёлая», - противоречит Анне Зоя Свиридова.
Сургутяне старались суседку задобрить. Например, при закладке нового дома, когда кладут первые продольные брёвна, то в «гнездьях», вырубленных в этих брёвнах, делают небольшие углубления во всех уголках, и в них кладут по кусочку хлеба, по маленькому камню и сколько-нибудь денег. Это - дань суседке, чтобы она благоволила к хозяевам. Затем в переднем углу ставили маленькую, цельную, с корнем, кедринку и приговаривали: «Вот, тебе, мать-суседушка, тёплый дом и мохнатый кедр». Потом приглашали священника и служили молебен.
«Скотская духиня» живёт в загородях, и не всякое животное любит. Лошадям по ночам косы заплетает. В общем, задабривали люди и эту суседку, как могли. Хлеба с солью подавали, а то и специальные круглые хлебцы пекли. А вот с «банной» посложнее было…
Суседка банная
Боялись её сургутяне сильно. Представлялась она им существом злобным. В бане-то во всей «красе» пред ней представать приходилось, оттого и страшнее. А ну, явись она перед тобой, а под рукой-то ничего и нет. В общем, как ни крути, а задабривать и её надо. Для этого последнему, кто мылся, ни под каким видом не позволялось выливать на себя всю воду. Нужно хоть немного оставить в кадке. Эта вода предназначается банной суседке, и оставляется с обычным причетом: «Вот тебе, мать-суседушка, водица, мойся и парься в тёплой баньке». Считалось, что если не оставить этой водицы, то в следующий раз суседка, рассердившись, может до смерти запарить хозяина.
Не любила суседка и «третьего пару». Пойдёшь париться в третий заход, тут она тебя до смерти и запарит, а то и кипятком ошпарит. «Однажды в с. Локосовом, в бане, - пишет Неклепаев, - мылись три человека - двое сургуских казаков и местный поп. Казаки вымылись раньше и вышли в предбанник, поп остался. Вдруг они слышат дикие стоны и мычанье попа, вбегают в баню и видят, что на нём верхом сидит кто-то мохнатый. Один казак пустился бежать, а другой не оробел, скинул с себя шейный крест, окунул его в ковш с водой, и этой водой брызнул в мохнатого… В бане поднялся страшный «трескоток», и «банный» моментально исчез, а попа подняли еле живого в бесчувствии». Отойдя, поп рассказал, что «банный» накинулся на него из-за печки и, навалившись, стал душить. В общем, бани сургутяне побаивались. Но страх этот не мешал им устраивать там святочные гадания.
Лимеров П. Ф. Мифология загробного мира. Сыктывкар: Коми науч. центр УрО РАН, 1998. С. 15, 81.
464
Матвеев А. В. Указ. соч. С. 108.
465
Потапов Л. П. Охотничий промысел алтайцев: (отражение древнетюркской культуры в традиционном охотничьем промысле алтайцев). СПб.: МАЭ им. Петра Великого (Кунсткамера), 2001. С. 139–140.
466
Миков Л. К символике животных в культуре болгар-мусульман // ЖС. 2003. № 2. С. 21.
467
Швед И. А. Традиционные верования белорусов, связанные с охотой // ЖС. 2009. № 2. С. 9.
468
Авдеева К. Русское житьё-бытьё // Русский вестник. 1841. Т. 3. С. 556.
469
Морозова Н. А., Новиков Ю. А. "Отец рыбак, и сын в воду смотрит": (рыболовный промысел у старообрядцев Западного Причудья) // ЖС. 2009. № 2. С. 32.
470
Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. С. 186–192.
471
Былички и бывальщины: старозаветные рассказы, записанные в Прикамье / сост. К. Э. Шумов. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1991. № 53.
472
Неклепаев Н. Я. Поверья и обычаи Сургутского края //[Городцов П., Костюрина М., Неклепаев И., Осипов Н., Плотников З., Скалозубов Н., Шамаев И.] Указ. соч. С. 26.
473
Логинов К. К. Лес и "лесная сила" в современных представлениях русских Карелии // ЖС. 2002. № 4. С. 3.
474
Зиновьев В. П. Указатель сюжетов-мотивов быличек и бывальщин // http://ruthenia.ru/folklore/zinoviev2.htm (А. I. 6 а); Его же. Указатель сюжетов сибирских быличек и бывальщин / публ. Н. Л. Новиковой, Г. Н. Зиновьевой // http://ruthenia.ru/folklore/zinoviev1.htm (I. 6 а*); Козлова Н. К., Назырова Ф. Указатель сюжетов о лешем и тексты ФА ОмПГУ // http://ruthenia.ru/folklore/kozlova6.htm (А. III). См. также: Коршунков В. А. Свадьбы леших и лешачьи тропы: мифологические особенности народной "культуры пути" // Сквозь границы: культурологический альманах / гл. ред. Н. И. Поспелова. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2006. Вып. 5. С. 290–295.
475
Обзор мемуарных источников об этой истории и комментарии к ним см., например, в работах: Сурат И. "Кто из богов мне возвратил…": Пушкин, Пущин и Гораций // Новый мир. 1994. № 9. С. 209–226; Листов В. Пушкин: жизнь в воображении // Пушкинский сборник / сост. И. Лощилов, И. Сурат; отв. ред. И. Сурат. М.: Три квадрата, 2005. С. 41–43.
476
Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 17 т. М.: Воскресенье, 1995. Т. 6: Евгений Онегин. С. 99–100.
477
Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 17 т. М.: Воскресенье, 1995. Т. 15: Переписка 1832–1834. С. 80–81.
478
Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 17 т. М.: Воскресенье, 1995. Т. 15. С. 83.
479
480
Тургенев И. С. Дым // Тургенев И. С. Собр. соч.: в 12 т. М.: ГИХЛ, 1954. Т. 4: Дым. Новь. С. 40.
481
Собственно говоря, писатель Андрей Битов давно уже и настойчиво призывал водрузить монумент судьбоносному зайцу на том самом месте, где он перебежал дорогу Пушкину. По его задумке, на памятнике должна быть надпись: "Косому – благодарная Россия". Ведь заяц этот знаменовал собою не только поворот судьбы поэта, но и важнейший этап его творческого развития. К моменту исторической встречи с зайцем Пушкин достиг творческой вершины и вышел на "мировую дорогу". Битов даже опубликовал книгу о Пушкине с примечательным названием "Вычитание зайца". Рисунки в книге тоже хороши – их сделал Резо Габриадзе. Она затем была переиздана, с добавлением многих попутных материалов (см.: Битов А. Вычитание зайца. М.: Олимп; ППП; БаГаЖ, 1993; Его же. Вычитание зайца. 1825. М.: Изд-во Независимая Газета, 2001). Битов писал: "Этот заяц, выбежавший на мировую дорогу русской литературы, имеет явную историческую заслугу"; "Как поэт и путешественник, для которого понятие пути является сакральным, Пушкин не мог пренебречь зайцем, перебегавшим ему мировую дорогу , и без того еле различимую в наших снегах и метелях" (Его же. Вычитание зайца. 1825. С. 52, 124. Курсив автора. – В. К. ).
482
Иванов А. Г., Сепеев Г. А. Материалы анкеты В. Н. Татищева о марийцах Приуралья 30-х годов XVIII века // Марийский археографический вестник. 1994. № 4. С. 102.
483
Ильин М. И. Свадебные обычаи и обряды у вотяков / под ред. Ф. Стрельцова // Тр. Науч. о-ва по изучению Вотского края. Ижевск: Тип. "Удкнига", 1926. Вып. 2 / под ред. Ф. Стрельцова. С. 30.
484
Месарош Д. Памятники старой чувашской веры. Чебоксары: Чуваш. гос. ин-т гуманит. наук, 2000. С. 83, 85.
485
Улащик Н. Н. Деревня Вицковщина. 1880–1917: историко-этнографический очерк. Воспоминания о Николае Улащике. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 133.
486
Вересаев В. Невыдуманные рассказы о прошлом // Вересаев В. Собр. соч.: в 5 т. М.: Правда, 1961. Т. 4. С. 282–283.
487
Магницкий В. Указ. соч. № 82.
488
Пинчуки: этнографический сб.: песни, загадки, пословицы, обряды, приметы, предрассудки, поверья, суеверья и местный словарь / собр. в Пинском уезде Минской губернии Д. Г. Булгаковский. СПб.: В тип. В. Безобразова и Комп., 1890. (Зап. Имп. Рус. географич. о-ва по отд. этнографии. Т. 13. Вып. 3). С. 187.
489
Симина Г. Я. Указ. соч. С. 111.
490
Цит. по: Владыкина Т. Г. Удмуртские поверья в системе этносоциальной регламентации // Традиционное поведение и общение удмуртов: сб. ст. / сост. и отв. ред. Г. К. Шкляев. Ижевск: УдмИИЯЛ УрО РАН, 1992. С. 163–164.
491
[Чулков М.]. Указ. соч. С. 79. Возможно, к этому же месту "Абевеги" Чулкова (и к такому ещё – с. 191) восходит соответствующий отрывок из книги компилятора XIX в. М. Забылина (Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М.: Изд. М. Березина, 1880. С. 263–264).
492
Посошков И. Т. Завещание отеческое к сыну своему, со нравоучением, за подтверждением Божественных Писаний // Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. Завещание отеческое. М.: Рос. полит. энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 340.
493
Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. М.: Языки русской культуры, 2000. Т. 1: (Древняя Русь) [сост. А. Кошелев, В. Петрухин]. С. 309.
494
Материалы о состоянии уездов губернии за 1850 г. Т. 2 // ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 12. Л. 166.
495
Анкетные сведения о приходах церквей Слободского уезда. Л. 951.
496
Преображенский А. Приход Станиловский на Сити Ярославской губернии Моложского уезда // Этнографический сборник, издаваемый Имп. Русским географическим обществом. СПб., 1853. Вып. 1. С. 166.
497
Быт великорусских крестьян-землепашцев. С. 151.
498
Некрасов Н. А. Кому на Руси жить хорошо // Некрасов Н. А. Полн. собр. стихотворений: в 3 т. Л.: Сов. писатель, 1967. Т. 3. С. 23.
499
Его же. Коробейники // Там же. 1967. Т. 2. С. 78.
500
Толстой Л. Н. Поликушка (1861–1862) // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Сер. 1: Произведения. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1936. Т. 7: Произведения 1856-1869 / ред. Н. М. Мендельсон [и др.]. С. 29.
501
Суеверия и предрассудки русского народа. М.: Синодальная тип., 1907. (Общедоступная религиозно-нравственная библиотека). С. 48–50.
502
Щепанская Т. Б. Указ. соч. С. 156–157.
503
Вопрос о том, почему встреча со священником считалась дурной приметой, подробно разбирал А. В. Коровашко. По его мнению, священник представлялся могущественным, "сильным", чем-то вроде колдуна (Коровашко А. В. Заговоры и заклинания в русской литературе XIX–XX веков. М.: Изд-во Кулагиной – Intrada, 2009. С. 248–257).
504
Богданов К. А. Повседневность и мифология: исследования по семиотике фольклорной действительности. СПб.: Искусство – СПБ, 2001. С. 198–199, 202.
505
Байбурин А. К. Заметки о случае и случайном в связи с категорией времени // Ad hominem: памяти Николая Гиренко / редкол.: В. Ф. Выдрин [и др.]. СПб.: МАЭ РАН, 2005. С. 175–176.
506
Щепанская Т. Б. Указ. соч. С. 185–186; Котельникова Н. Е. Тема разбойничьих кладов в народной несказочной прозе // ТК. 2006. № 4. С. 56; Левкиевская Е. Е. Разбойник // СД-4. С. 393. Известен сюжет, например, о том, как разбойник, завидев на пути шурина, велит ему сойти с дороги, но поскольку тот не реагирует на эти призывы, разбойник вынужден убить его (Джейкобсон Майкл, Джейкобсон Лидия. Преступление и наказание в русском песенном фольклоре (до 1917 года). М.: Изд-во Совр. гуманитарного ун-та, 2006. С. 32, 150–152).
примета поверье суеверие самобытность
«Шиллер сказал: «И в детской игре кроется иногда глубокий смысл»-- а Шекспир: «И на небе и на земле есть еще много такого, чего мудрецы ваши не видывали и во сне». Это можно применить к загадочному предмету, о коем мы хотим поговорить. Дух сомнения составляет свойство добросовестного изыскателя; но само по себе и безусловно, качество сие бесплодно и даже губительно. Если к этому еще присоединится высокомерное презрение к предмету, нередко служащее личиной невежества особенного рода, -- то сомнение, или неверие, очень часто бывает лицемерное. Большая часть тех, кои считают долгом приличия гласно и презрительно насмехаться надо всеми народными предрассудками, без разбора, -- сами верят им втихомолку, или по крайней мере из предосторожности, на всякий случай, не выезжают со двора в понедельник и не здороваются через порог.
С другой стороны, если и смотреть на поверья народа, вообще, как на суеверие, то они не менее того заслуживают нашего внимания, как значительная частица народной жизни; это путы, кои, человек надел на себя -- по своей ли вине, или по необходимости, по большому уму, или по глупости, -- но в коих он должен жить и умереть, если не может стряхнуть их и быть свободным. Но где и когда можно или должно сделать то или другое, -- этого нельзя определить, не разобрав во всей подробности смысла, источника, значения и силы каждого поверья. И самому глупому и вредному суеверию нельзя противодействовать, если не знаешь его и не знаком с духом и с бытом народа.
Поверьем называем мы вообще всякое укоренившееся в народе мнение или понятие, без разумного отчета в основательности его. Из этого следует, что поверье может быть истинное и ложное; в последнем случае оно называется собственно суеверием или, по новейшему выражению, предрассудком. Между этими двумя словами разницы мало; предрассудок есть понятие более тесное и относится преимущественно к предостерегательным, суеверным правилам, что, как и когда делать или не делать. Из этого усматривается, еще в третьем значении, важность предмета, о коем мы говорим; он дает нам полную картину жизни и быта известного народа». О поверьях, суеверьях и предрассудках русского народа /Даль В.И - с. 259-261
У всех народов есть поверья и приметы, у многих они схожи между собою, это указывает на один общий источник и начало, которое может быть трех родов: или поверье, возникшее в древности, до разделения двух народов, сохранилось по преданию в обоих; или, родившись у одного народа, распространилось и на другие; или же наконец поверье, по свойству и отношениям своим к человеку, возникло тут и там независимо одно от другого.
«Север наш искони славится преимущественно большим числом и разнообразием поверий и суеверий о кудесничестве разного рода. Едва ли большая часть этого не перешла к нам от чудских племен. Кудесники и знахари северной полосы отличаются также злобою своею, и все рассказы о них носят на себе этот отпечаток. На юге видим более поэзии, более связных, сказочных и забавных преданий и суеверий, в коих злобные чернокнижники являются только как необходимая прикраса, для яркой противоположности. У нас есть поверья -- остаток или памятник язычества; они держатся потому только, что привычка обращается в природу, а отмена старого обычая всегда и везде встречала сопротивление. Сюда же можно причислить все поверья русского баснословия, которое, по всей вероятности, в связи с отдаленными временами язычества. Другие поверья придуманы случайно, для того, чтобы заставить малого и глупого, окольным путем, делать или не делать того, чего от него прямым путем добиться было бы гораздо труднее. Застращав и поработив умы, можно заставить их повиноваться, тогда как пространные рассуждения и доказательства ни малого, ни глупого, не убедят и, во всяком случае, допускают докучливые опровержения». Поверья и обычаи Сургутского края /Неклепаев И.Я. Записки ЗСО РГО. - Омск, 1903,- Кн. 30. - С.77-78.
Иван Иоакимович (Якимович) Неклепаев родился в Смоленске в семье священника. Окончил духовную семинарию. В годы учебы примкнул к революционному движению. Организовал кружок самообразования. Заведовал библиотекой, доставал революционную нелегальную литературу. В кружке организовал выпуск пяти номеров рукописной газеты «Писарев».
По высочайшему царскому повелению сослан в Сибирь. С 29 августа 1885 г. отбывал ссылку в Кондинске, затем в Сургуте. Переписывался со ссыльными Архангельской губернии, Сибири и Казахстана. В 1888 г. подвергся обыску в связи с обнаруженными письмами в Архангельске. В письмах сообщалось, что он доставал паспорта двум удачно бежавшим из Сургута ссыльным. В январе 1890 г. ссылка продлена на год, в мае переведен в Барнаул.
После окончания ссылки в 1891 г. поселился в Перми. Служил в управлении железной дорогой. За участие в общественном движении «Народное право» был вновь арестован. С апреля 1896 г. отбывал ссылку в Усть – Сысольске (ныне – Сыктывкар). Многое сделал для систематизации документов по истории Коми края, печатался в газетах. Подписывался псевдонимом Z.
Шесть лет сургутской ссылки дали Неклепаеву обширный материал по культуре местного русского населения. На основе бесед с населением и наблюдений создал одно из лучших этнографических описаний русского населения Сургута и его окрестностей - «Поверья и обычаи Сургутского края». Книга содержат уникальные сведения о народной медицине, церковном календаре, обрядах, обычаях и поверьях русского населения.
В 1888-1890 гг. Неклепаев и политссыльный Василий Казаков передали в Тобольский губернский музей нижнюю челюсть мамонта «с весьма незначительным повреждением и вполне сохранившимися зубами». В 1899-1900 гг. жертвует книги в библиотеку Тобольского губернского музея.
В 1900 г. уехал за границу, где получил агрономическое образование. В начале ХХ в. поселился в г. Тотьма Вологодской губернии, где служил агрономом.
Источники:
Поверья и обычаи Сургутского края / И. Неклепаев // Обряды, обычаи, поверья / [сост. Ю. Л. Мандрика]. – Тюмень, 1997. – С. 7–214.
Народная медицина в Сургутском крае / И. Я. Неклепаев // Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX–начала XX века / [сост.: Л. П. Рощевская, В. К. Белобородов]. – Екатеринбург, 1998. – С. 301–330.
Огрызко, В. В. Североведы России: материалы к биогр. словарю / Вячеслав Огрызко; [послеслов. Александра Трапезникова]. - М. : Лит. Россия, 2007. – С. 312.
Белобородов, В. К. Ученые и краеведы Югры: биобиблиогр. слов. / В. К. Белобородов, Т. В. Пуртова; Ханты-Манс. окр. б-ка. - Тюмень: СофтДизайн, 1997. – С. 191-192.
Демонологические представления сургутян / И. Я. Неклепаев // Югра. – 1993. – № 2. – С. 29–36.
Переиздание материалов очерка И. Неклепаева «Поверья и обычаи Сургутского края», 1903 г. с приложением напевов из сибирских коллекций А.Мехнецова (экспедиционные записи 1967-1975 гг.). Санкт-Петербург, 1995«Трудно представить себе местность более пустынную, захолустную и дикую...» - так открывает свой очерк о поверьях и обычаях Сургутского края И. Неклепаев. Эта характеристика относится к концу прошлого века (материалы очерка собирались на протяжении 1885-1891 годов) . Современный Сургут уже ничем не напоминает тот маленький городишко с двухтысячным населением, где было лишь две школы.
Сто лет назад в жизни сургутян, как отмечает И. Неклепаев, сохранялось «в более или менее чистом и нетронутом виде, немало любопытных обычаев и обрядов, носящих на себе отпечаток несомненной седой старины и занесенных сюда с незапамятных времен, быть может, еще с первыми засельщиками края. Эти архаические черты не трудно подметить как в здешних свадебных обрядах и песнях, так и во многих вечерочных играх и в целом ряде разнообразных предрассудков и суеверий».
Автор подчеркивает особое отношение сибиряков к традициям, освященным «обычаем и практикою дедов»: «Все более важные моменты жизни, начиная от рождения, продолжая браком и кончая смертью, здесь отмечены особыми обрядами, во всей своей неприкосновенности переходящими от одного поколения к другому и строго соблюдаемыми каждым». Верность традициям, сохранность коренных основ культуры помогала выстоять в суровых условиях Сибири под бременем тяжелого труда, лишений и крайней изолированности. Но уже с прошлого века этот чистый источник силы и духовности подвергается воздействию «мутных волн» городской «цивилизации». «Та чудная первобытная поэзия, которою окрашены многие из сургутских обрядов и игр, те прелестные старинные песни, которые блещут такими дивными красотами образного и яркого великорусского языка, - все это исчезает, не заменяясь ничем лучшим. И жизнь становится более прозаической, серой и скучной...» - восклицает И. Неклепаев.
Возможно, «современному» молодому человеку будет непонятна та самоотверженность и настойчивость, с какой в 60-е годы нашего века А. Мехнецов, такой же молодой парень, как и наши читатели, обходил деревню за деревней на всем пространстве обширного Приобского края в поисках людей, помнящих старинные песни и обычаи. Удивительно, что несмотря на все изломы исторической судьбы и жизненные тягости, традиции народной культуры не ослабевали, и память русских людей хранила напевы старинных сибирских песен.
Звукозаписи из архивных коллекций А. Мехнецова, включенные в публикацию, дают возможность озвучить тексты песен из очерка И. Неклепаева, воскресить голоса сибиряков-старожилов.
Надеемся, что эта книга поможет найти связующую нить и не потеряться, обнаружить свою причастность к культурному наследию предшествующих поколений русских людей.
