Легендарная оперная певица греческого происхождения, одно из лучших сопрано 20 века. Уникальные голосовые данные, впечатляющая техника бельканто и подлинно драматический подход к исполнению сделали Марию Каллас величайшей звездой мировой оперной сцены, а трагическая история личной жизни постоянно привлекала к ней внимание публики и прессы. За свой выдающийся музыкальный и драматический талант она была названа ценителями оперного искусства «Богиней» (La Divina).
Мария Каллас , урождённая София Сесилия Калос (Sophia Cecelia Kalos), родилась 2 декабря 1923 года в Нью-Йорке в семье эмигрантов из Греции. Её мать, Евангелия Калос (Evangelia Kalos), заметив музыкальную одарённость дочери, заставила её заниматься пением в пять лет, что малышке совсем не нравилось. В 1937 году родители Марии расстались, и она переехала вместе с матерью в Грецию. Отношения с матерью только ухудшались, в 1950 году Мария прекратила поддерживать с ней связь.
Музыкальное образование Мария получила в Афинской консерватории.
Её педагог Мария Тривелла (Maria Trivella) вспоминает: «Она была идеальным студентом. Фанатичной, бескомпромиссной, полностью посвятившей пению свою сердце и душу. Её прогресс был феноменальным. Она занималась по пять-шесть часов в день и через полгода уже пела самые сложные арии».
В 1938 году состоялось первое публичное выступление Каллас , вскоре после этого она получила второстепенные роли в Национальной греческой опере. Небольшая зарплата, которую она получала там, помогала её семье сводить концы с концами в трудное военное время. Дебют Марии в главной роли состоялся в 1942 году в театре «Олимпия» и получил восторженные отзывы прессы.
После войны Каллас отправилась в США, где жил её отец Джордж Каллас (George Kalos). Она была принята в престижный Метрополитен-опера, но вскоре отказалась от контракта, предлагавшего неподходящие роли и низкую оплату. В 1946 году Каллас переехала в Италию. В Вероне она познакомилась с Джованни Баттистой Менегини (Giovanni Battista Meneghini). Богатый промышленник был намного её старше, но в 1949 году она вышла за него замуж. До их развода в 1959 году Менегини направлял карьеру Каллас , став её импресарио и продюсером. В Италии певице удалось познакомиться с выдающимся дирижёром Туллио Серафином (Tullio Serafin). Их совместная работа стала началом её успешной международной карьеры.
В 1949 году в Венеции Мария Каллас исполнила очень разноплановые роли: Брунгильды в «Валькирии» Вагнера и Эльвиры в «Пуританах» Беллини – небывалый случай в истории оперы. Далее последовали блестящие роли в операх Керубини и Россини . В 1950 году она дала 100 концертов, поставив свой личный рекорд. В 1951 году состоялся дебют Каллас на легендарной сцене «Ла Скала» в опере Верди «Сицилийская вечерня». На главной оперной сцене мира она участвовала в постановках Герберта фон Караяна (Herbert von Karajan), Маргериты Уоллманн (Margherita Wallmann),Лукино Висконти (Luchino Visconti) и Франко Дзеффирелли (Franco Zeffirelli). С 1952 года началось длительное и очень плодотворное сотрудничество Марии Каллас с Лондонской королевской оперой.
В 1953 году Каллас стремительно похудела, потеряв за год 36 кг. Она сознательно изменила свою фигуру ради выступлений. Многие считают, что резкое изменение веса стало причиной ранней потери голоса, в то же время неоспоримо, что она приобрела уверенность в себе, а её голос стал мягче и женственнее.
В 1956 году она триумфально вернулась в Метрополитен-опера с ролями в «Норме» Беллини и «Аиде» Верди . Она выступала на лучших оперных сценах и исполняла классику: партии в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти , «Трубадуре» и «Макбете» Верди , «Тоске» Пуччини .
В 1957 году Мария Каллас познакомилась с человеком, который перевернул её жизнь, – мультимиллиардером, греческим судовладельцемАристотелем Онассисом . В 1959 Каллас ушла от мужа, жена Онассиса подала на развод. Громкий роман яркой пары привлекал внимание прессы на протяжении девяти лет. Но в 1968 году мечты Каллас о новом замужестве и счастливой семейной жизни рухнули: Онассис женился на вдове американского президента Жаклин Кеннеди (Jacqueline Kennedy).
Фактически её блестящая карьера закончилась, когда ей было немного за 40. Она дала последний концерт в Лондонской Королевской опере в 1965 году. Ее техника по-прежнему была на высоте, но уникальному голосу не хватало силы.
В 1969 году Мария Каллас единственный раз снялась в кино не в оперной роли. Она исполнила роль героини древнегреческих мифов Медеи в одноимённом фильме итальянского режиссёра Пьера Паоло Пазолини (Pier Paolo Pasolini).
Разрыв с Онассисом, потеря голоса и раннее завершение карьеры подкосили Марию. Самая успешная оперная певица 20 века провела последние годы своей жизни практически в одиночестве и скоропостижно скончалась в 1977 году в возрасте 53 лет от сердечного приступа. Согласно её воле, прах был развеян над Эгейским морем.
Певица Монсеррат Кабалье (Montserrat Caballé) о роли Каллас в мировой опере: «Она открыла перед всеми певцами мира дверь, за которой находилась не только великая музыка, но и великая идея интерпретации. Она дала нам шанс делать вещи, которые до неё казались немыслимыми. Я никогда и не мечтала достичь её уровня. Нас неправильно сравнивать – я намного меньше её».
В 2002 году друг Каллас Франко Дзеффирелли снял фильм в память о великой певице – «Каллас навсегда». Роль Каллас сыграла француженка Фанни Ардан (Fanny Ardant).
В 2007 году Каллас была посмертно удостоена премии «Грэмми» за выдающиеся достижения в музыке. В том же году она была названа «Музыкальным журналом BBC» лучшим сопрано всех времён. Спустя тридцать лет после её смерти Греция выпустила памятную монету достоинством €10 с изображением Каллас. Посвящения Каллас в своём творчестве делало большое количество самых разных артистов: группы R.E.M., Enigma, Faithless , певцы Селин Дион и Руфус Уэйнрайт .
Маэстро Карло Мария Гиулини (Carlo Maria Giulini) о голосе Каллас : «Очень трудно найти слова, чтобы описать её голос. Он был особым инструментом. Такое случается со струнными: скрипкой, альтом, виолончелью – когда ты впервые их слышишь, они производят странное впечатление. Но стоит послушать несколько минут, сродниться с этим звуком, и он приобретает магические качества. Таким был и голос Каллас».
Мария Каллас - удивительная женщина с неповторимым ярким голосом, завораживавшим зрителей лучших концертных залов мира в течение многих лет. Сильная, красивая, невероятно утонченная, она покоряла миллионы сердец слушателей, но так и не смогла завоевать сердце единственного для нее любимого человека. Судьба приготовила оперной диве множество испытаний и трагических поворотов, взлетов и падений, удовольствий и разочарований.
Детство
Родилась певица Мария Каллас в 1923 году в Нью-Йорке, в семье греческих эмигрантов, которые незадолго до рождения дочери и переехали в Америку в поисках лучшей жизни. До появления Марии на свет в семье Каллас уже были дети - сын и дочь. Однако жизнь мальчика прервалась настолько рано, что родители не успели даже насладиться воспитанием сына.
Мама будущей мировой звезды во время беременности ходила в трауре и просила высшие силы о том, чтобы на свет появился сын - замена погибшему ребенку. Но на свет появилась девочка - Мария. Первое время женщина даже не подходила к колыбели ребенка. И на протяжении многих лет жизни холод и некая отстраненность в отношении друг к другу стояли между Марией Каллас и ее матерью. Между женщинами никогда не было хороших взаимоотношений. Их связывали только постоянные претензии и невысказанные обиды друг к другу. Такова была жестокая правда жизни.
Отец Марии пытался заниматься аптечным бизнесом, однако экономический кризис 30-х годов двадцатого века, охвативший США, не оставил шансов на исполнение радужной мечты. Денег постоянно не хватало, из-за чего скандалы в семье Каллас были нормой. Мария росла в такой атмосфере, и это было для нее тяжелым испытанием. В конце концов, после долгих размышлений, не выдержав бедного, практически нищенского существования, мать Марии забрала их с сестрой, развелась с мужем и вернулась на родину, в Грецию. Здесь биография Марии Каллас сделала крутой поворот, с которого все и началось. Марии на тот момент было всего 14 лет.
Учеба в консерватории
Мария Каллас была одаренным ребенком. Она с детства проявляла способности к музыке, имела превосходную память, с легкостью запоминала все услышанные песни и тут же выдавала их на суд уличного окружения. Мать девочки поняла, что учеба дочери музыке может стать хорошей инвестицией в безбедное будущее семьи. Музыкальная биография Марии Каллас начала свой отсчет ровно с того момента, когда мать отдала будущую звезду в афинскую консерваторию «Этникон одеон». Первым педагогом девочки стала небезызвестная в музыкальных кругах Мария Тривелла.
Музыка была для Марии Каллас всем. Она жила только в стенах учебного класса - любила, дышала, чувствовала, - за пределами школы превращаясь в неприспособленную к жизни девочку, полную страхов и противоречий. Внешне неприглядная - толстая, в жутких очках, - внутри Мария прятала целый мир, яркий, живой, прекрасный, и не догадывалась об истинной цене своего таланта.
Успехи в музыкальной грамоте были постепенными, неспешными. Учеба давалась упорным трудом, но приносила великое удовольствие. Надо сказать, что природа наградила Марию педантичностью. Дотошность и скрупулезность были очень явными чертами ее характера.
Позже Каллас перешла в другую консерваторию - «Одеон афион», в класс певицы Эльвиры де Идальго, надо сказать, выдающейся певицы, которая помогла Марии сформировать не только свой собственный стиль в исполнении музыкального материала, но и довести голос до совершенства.
Первые успехи
Свой первый успех Мария попробовала на вкус после блистательного дебютного выступления в Афинском оперном театре с партией Сантуццы в «Сельской чести» Масканьи. Это было несравнимое ни с чем чувство, такое сладкое и пьянящее, однако оно не вскружило голову девушке. Каллас понимала, что для достижения истинных высот необходим изнуряющий труд. И работать следовало не только над голосом. Внешние данные Марии, вернее, ее облик, на тот момент ни на грамм не выдавали в женщине признаки будущей богини оперной музыки - толстая, в непонятных одеждах, похожих, скорее, на балахон, нежели на концертный костюм, с лоснящимися волосами... Вот какой вначале была та, которая спустя годы сводила с ума тысячи мужчин и задавала вектор движения в стиле и моде для многих женщин.
Консерваторское обучение закончилось в середине 40-х годов, и музыкальная биография Марии Каллас пополнилась гастрольными турами по Италии. Менялись города, концертные площадки, однако залы всюду были полны - любители оперы приходили насладиться великолепным голосом девушки, таким проникновенным и искренним, который очаровывал и завораживал всех, кто его слышал.
Считается, что широкая популярность пришла к ней только после исполненной на сцене фестиваля «Арена ди Верона» партии Джоконды в одноименной опере.
Джованни Баттиста Менегини
Вскоре судьба преподнесла Марии Каллас встречу с ее будущим мужем - Джованни Баттиста Менегини. Итальянский промышленник, взрослый мужчина (почти вдвое старше Марии), он очень любил оперу и весьма симпатизировал Каллас.
Менегини был своеобразным человеком. Жил с матерью, семьи у него не было, но не потому, что он был убежденным холостяком. Просто в течение долгого времени для него не нашлось подходящей женщины, а сам Джованни специально поиском спутницы жизни не занимался. По характеру он был достаточно расчетливым, увлеченным своей работой, далеко не красавцем, к тому же невысокого роста.
Он стал ухаживать за Марией, дарить ей шикарные букеты, дорогие подарки. Девушке, доселе жившей только музыкой, все это было ново и непривычно, но очень приятно. В итоге оперная певица приняла ухаживания кавалера. Они поженились.
Мария не была приспособлена к жизни, и Джованни был в этом смысле для нее всем. Он заменил ей любимого отца, выслушивал душевные тревоги и волнения женщины, был поверенным в ее делах и выполнял роль импресарио, обеспечивал быт, покой и уют.
Семейная жизнь
Их брак не был построен на чувствах и страстях, он скорее напоминал тихую гавань, в которой нет места волнениям и шторму.
Новоиспеченная семья обосновалась в Милане. Их красивый дом - семейное гнездышко - находился под присмотром и строгим контролем Марии. Кроме домашних забот, Каллас занималась музыкой, гастролировала по США, странам Латинской и южной Америки и даже мысли никогда не допускала о супружеской неверности. Она сама хранила верность мужу и его никогда не думала ревновать или подозревать его в изменах. Тогда Каллас была еще той Марией, которая для мужчины могла сделать многое, например, не раздумывая, оставить карьеру ради семьи. Стоило просто попросить ее об этом...
В начале 50-х годов удача повернулась к Марии Каллас лицом. Ее пригласили выступить на сцене «Ла Скала» в Милане. Это было поистине великое предложение, и оно было не единственным. Тут же для певицы открыли свои двери «Ковент-Гарден» в Лондоне, Чикагский оперный театр, «Метрополитен-Опера» в Нью-Йорке. В 1960 году Мария Каллас стала штатной солисткой «Ла Скала», и ее творческая биография пополнилась лучшими оперными партиями. Арии Марии Каллас многочисленны, среди них можно выделить партию Лючии и Анны Болейн в «Лючии ди Ламмермур» и в «Анне Болейн» Доницетти; Виолетты в «Травиате» Верди, Тоски в «Тоске» Пуччини и др.
Преображение
Постепенно, с приходом славы и известности, внешний облик Марии Каллас изменился. Женщина совершила настоящий прорыв и за некоторый период времени превратилась из гадкого утенка в поистине прекрасного лебедя. Она села на жесточайшую диету, похудев до невероятных параметров, и стала утонченной, элегантной и невероятно ухоженной. Античные черты лица заиграли новыми красками, в них появился свет, который шел изнутри и зажигал миллионы сердец по всему свету.
Супруг певицы не ошибся в своих «расчетах». Он как будто предвидел, что Мария Каллас, фото которой теперь не сходили с газет и журналов, - это бриллиант, который просто требует огранки и красивого обрамления. Стоит уделить ему немного внимания, и он засияет волшебным светом.
Мария проживала стремительную жизнь. Днем репетиции, вечером спектакль. У Каллас был талисман, без которого она не выходила на сцену, - подаренное мужем полотно с библейским изображением. Успех и признание требовали постоянной титанической работы. Но она была счастлива, так как знала, что не одна, у нее есть дом, где ее ждут.
Джованни прекрасно понимал, что приходится переживать супруге, и пытался хоть как-то сделать ее жизнь проще и легче, стараясь оградить ее от всего, даже от материнских забот. У пары не было детей - Менегини просто запретил Марии рожать.
Мария Каллас и Онассис
Брак Марии Каллас и Джованни Баттиста Менегини продлился 10 лет. А потом в жизни оперной дивы появился новый мужчина, единственно любимый. Только с ним она испытала всю гамму чувств - любовь, сумасшедшую страсть, унижение и предательство.
Это был греческий миллионер, владелец «газет, заводов и пароходов» Аристотель Онассис - расчетливый человек, который ничего не делал без выгоды для себя. Свое состояние он умело сколотил во время Второй мировой войны на продаже нефти странам-участницам военных действий. В свое время женился (не просто так, из-за чувств, а с финансовой перспективой) на Тине Ливанос, дочери богатого судовладельца. В браке у них родилось двое детей - сын и дочь.
Аристотель не являлся красавцем, который сразу доводил до умопомрачения женщин. Он был обычным мужчиной, довольно невысокого роста. Конечно, сложно точно сказать, испытывал ли он к Марии Каллас настоящие, искренние чувства. Это известно только ему самому и Богу, однако азарт, инстинкт охотника в нем взыграли - это несомненно. Такая всеми обожаемая Мария Каллас, молодая 35-летняя красивая женщина, ухоженная и прекрасно выглядящая. Ему захотелось стать обладателям этого трофея, такого желанного…
Развод
Они познакомились в Венеции на балу. Некоторое время спустя супруги Мария Каллас и Джованни Менегини были любезно приглашены на яхту Онассиса для увлекательного круизного путешествия. Атмосфера, царившая на яхте, была незнакома оперной диве: богатые и знаменитые люди, которые праздно проводили свое время в барах и на увеселительных мероприятиях; ласковое солнце, морской воздух и вообще необычность обстановки - все это окунуло Марию Каллас в пучину неизведанных ранее чувств. Она поняла, что, кроме концертов и постоянной работы и репетиций, есть другая жизнь. Она влюбилась. Влюбилась и закрутила роман с Онассисом на глазах его жены и собственного мужа.
Греческий миллионер делал все возможное, чтобы покорить сердце Марии. Он вел себя, как ее слуга, стараясь исполнить любой каприз.
Джованни Баттиста заметил перемены, произошедшие с супругой, и все понял. А вскоре и вся общественность была в курсе происходящего: Аристотель Онассис и Мария Каллас, фото которых красовались на страницах светской хроники, даже и не думали прятаться от любопытных глаз.
Баттиста был готов простить жене ее предательство и начать все заново. Пытался достучаться до разума и здравого смысла Марии. Но женщине это было не нужно. Она заявила супругу, что любит другого, и сообщила ему о намерении развестись.
Новая несчастливая жизнь
Расставание с мужем не принесло Марии счастья. Сначала упадок наметился в ее делах, ведь больше некому было заниматься ее выступлениями и организацией ее концертов. Оперная певица была словно маленькая девочка, беспомощная и всеми брошенная.
В ее личной жизни все было туманно. Каллас ждала момента, когда любимый, наконец, разведется со своей супругой и женится на ней, однако Аристотель не торопился разрывать семейные узы. Он удовлетворил все свои желания, потешив мужское эго и самолюбие; доказал себе, что способен покорить даже самую гордую богиню оперы, такую желанную многими. Теперь нечего было стараться. Любовница постепенно начинала его утомлять. Он все реже уделял ей внимание, ссылаясь на постоянную занятость и дела. Мария понимала, что у любимого ею мужчины есть другие женщины, но сопротивляться своим чувствам была не в силах.
Когда Марии было немного за 40, судьба предоставила ей последний шанс стать матерью. Но Аристотель поставил женщину перед мучительным выбором, и Каллас не смогла переломить себя и отказаться от любимого мужчины.
Спад в работе и предательство любимого
Неудачи сопровождали диву не только в личной жизни. Голос Марии Каллас стал хуже звучать и доставлял своей хозяйке все больше проблем. Женщина осознавала где-то в глубине души, что высшие силы наказывают ее за неправедный образ жизни и за то, что она когда-то предала своего супруга.
Женщина ходила на прием к лучшим мировым специалистам, но никто не мог ей помочь. Медики разводили руками, говоря об отсутствии каких-либо видимых патологий, намекая на психологическую составляющую проблем певицы. Арии в исполнении Марии Каллас уже не вызывали бурю эмоций.
В 1960 году Аристотель получил развод, однако так и не женился на своей известной любовнице. Мария какое-то время ждала от него предложения руки и сердца, а потом просто перестала надеяться.
Жизнь меняла свой цвет и била женщину по самому больному. Карьера Марии вовсе никак не складывалась, она все реже выступала. Ее постепенно стали воспринимать не как оперную диву, а как любовницу богатого Аристотеля Онассиса.
А вскоре и любимый человек ударил в спину - он женился. Но не на Марии, а на Жаклин Кеннеди, вдове убитого президента. Это был очень выгодный брак, который открывал амбициозному Онассису путь в мир политической элиты.
Забвение
Знаковым в судьбе и музыкальной карьере Марии Каллас стало ее выступление в «Ла Скала» с партией Паолины в «Полиевкте» в 1960 году, которое обернулось полным провалом. Голос не слушался певицу, и вместо потока завораживающих звуков на зрителя обрушилась опера, полная фальши. Впервые Мария не могла совладать с собой. Это было началом конца.
Постепенно Каллас оставила сцену. Какое-то время, обосновавшись в Нью-Йорке, Мария преподавала в музыкальной школе. Позже она перебралась в Париж. Во Франции у нее был опыт съемок в кино, однако он не принес ей ни радости, ни удовлетворения. Вся жизнь певицы Марии Каллас была навеки связана только с музыкой.
Она постоянно тосковала по своему любимому. И вот однажды он явился к ней с повинной. Женщина простила своего предателя. Но союза второй раз у них так и не получилось. Онассис появлялся у Марии редко, время от времени, только когда сам этого хотел. Женщина знала, что этого человека не переделать, но любила его именно таким, каким он был. В 1975 году Аристотель Онассис скончался. В этом же году в Афинах прошло открытие Международного музыкального конкурса оперной и фортепианной музыки, названного в честь Марии Каллас.
После смерти любимого человека женщина прожила еще два года. Биография Марии Каллас оборвалась в Париже, в 1977 году. Оперная дива скончалась в возрасте 53 лет. Официальная причина смерти - сердечный приступ, однако существует другая версия произошедшего: многие считают, что это было убийство. Прах оперной певицы развеяли над водами Эгейского моря.
С 1977 года Международный конкурс имени Марии Каллас стал ежегодным, а с 1994-го на нем присуждается единственная премия - "Гран-при Марии Каллас".
Рыжачков Анатолий Александрович
Мария Каллас — великая певица и актриса, удивительное явление оперной сцены второй половины XX века — известна у нас каждому, даже мало-мальски интересующемуся оперой и вокальным искусством.
Буржуазная пресса создала миф ’’Каллас — королевы примадонн”. Миф строился по тому же принципу, что и выдуманный облик любой из голливудских звезд. Особенности характера Каллас, которые ставились в заслугу певице крупнейшими театральными деятелями мира ее творческая принципиальность, строптивое нежелание добиваться славы дешевыми средствами,— приравнивались к причудливым капризам голливудских кинозвезд и превращались в балаганную приманку: проверенный способ взвинтить цены на билеты, грамзаписи и увеличить кассовые сборы. Американский журналист Джордж Джелинек, чья статья включена в настоящий сборник, исследовал этот феномен ’’примадонны Каллас” и показал, с каким упорством певица боролась со своим имеджем, посрамляя его живой жизнью своей творческой личности. В пору тиражирования образа ’’примадонны Каллас” в бульварном духе стилизовалось и ее прошлое. Массовый буржуазный читатель иллюстрированных еженедельников, как правило слышавший певицу лишь по радио или на пластинках (повсеместные аншлаги и дороговизна билетов закрывали ему доступ в театр), очень мало знал о мытарной молодости оперной дебютантки Марии Калогеропулос в оккупированных немцами Афинах начала сороковых годов. Сама Каллас во время пребывания в Советском Союзе говорила об этом времени: ”Я знаю, что такое фашизм. В Греции во время оккупации я воочию видела зверства и жестокость фашистов, пережила унижения и голод, видела много смертей ни в чем не повинных людей. Поэтому я, как вы, ненавижу фашизм во всех его проявлениях”. Этот читатель ничего не знал о трудных годах безвестности и ученичества под руководством Эльвиры де Идальго, о неудачах и непризнании ’’странного голоса” певицы в Италии и Америке (даже после ее триумфального успеха в ’’Джоконде” на Арене ди Верона в 1947 г.). Иными словами, обо всем том, что воскресил для потомков добросовестный биограф певицы — Стелиос Галатопулос, чья работа, в немного сокращенном варианте, предлагается вниманию советского читателя.
Вместо фактов, свидельствующих о том, как мучительно далась певице мировая слава и с каким неослабным упорством она сокрушала оперную рутину, утверждая свои незаемные творческие принципы, буржуазному читателю со смаком преподносились сплетни о ее личной жизни, пристрастиях и причудах. Слова Лукино Висконти о том, что ’’Каллас — величайшая трагическая актриса нашего времени”, тонули в этой лавине журналистских измышлений. В обыденном буржуазном сознании им попросту не было места, ибо они никак не совпадали с общедоступной в своей вульгарности легендой ’’примадонны из примадонн” Марии Каллас.
На страницах ведущих музыкальных журналов Запада нынче редко встретишь имя Каллас. Сегодня, после ухода со сцены ’’божественной”, ’’незабываемой”, ’’гениальной” (а именно так называли певицу повсеместно), на оперном горизонте горят новые звезды — Монсерра Кабалье, Беверли Силз, Джоан Сазерленд и другие.... И любопытно вот что: скрупулезные и обстоятельные исследования вокально-актерского феномена Марии Каллас — работы Теодоро Челли, Эудженио Гара — появились лишь в конце пятидесятых годов в сугубо музыкальных журналах, Рене Лейбовица — в философском ”Ле тан модерн”. Они писались ”в пику” насаждаемой легенде, которая не скудела даже после ухода Каллас со сцены. Поэтому ’’задним числом” возникла дискуссия крупнейших деятелей оперного искусства Италии — ’’Каллас на суде критики”, — пожалуй, самый серьезный критический этюд о Каллас. Эти статьи были воодушевлены благородной идеей — изобличить ’’миф” о Каллас й противопоставить ему реальность ее живой творческой практики.
Здесь нет нужды повторять рассуждения ученых мужей — при всей специфике ’’вокального предмета” они доступны даже не посвященным в премудрости бель канто и итальянского певческого мастерства. Стоит говорить о другом: если к оценке Висконти — ’’величайшая трагическая актриса” — прибавить слово ’’оперная”, этим высказыванием будет схвачена суть дела.
Когда отец певицы Георгий Калогеропулос сократил свое громоздкое и труднопроизносимое Имя в Каллас, он, не подозревавший о будущих оперных триумфах дочери, вероятно, не думал и о том, что имя певицы зарифмуется в сознании слушателей с греческим словом — та KaWos , — красота. Красота в старинном понимании музыки как искусства, полнее других выражающего жизнь и движения человеческой души, искусства, где ’’красота мелодии и чувство, заключенное в ней, воспринимаются как красота и чувство души” (Гегель). На страницах своих многочисленных интервью Каллас не раз заявляла о таком ’’гегелевском” понимании музыки, по-своему даже бравируя почтением к этой ’’старинной”, чтобы не сказать старомодной, в XX веке эстетике. И в этом громогласно заявленном почтении к классической старине — одна из существенных сторон Каллас-художника. Пресловутая фраза Наполеона в Египте: ’’Солдаты, сорок веков глядят на вас с вершин этих пирамид” — обретает особый смысл применительно к оперному творчеству Каллас, над которым витают легендарные имена Малибран, Пасты, Шредер-Девриент, Лилли Леман, и к ее голосу, ’’драматическому подвижному сопрано” — drammatico soprano d’agilita — ’’голосу из другого века”, по словам Теодоро Челли, со всем его вокальным великолепием и непримен-ным изъяном — неровным звучанием в регистрах. Столь же блистательные тени театрального прошлого маячат за спиной Каллас-актрисы: под впечатлением от ее игры критикам неизменно вспоминались Рашель, Сара Бернар, Элеонора Дузе, актрисы огромного трагического дарования прошлого века. И это не безответственные импрессионистические аналогии. Естественность Марии Каллас-художника видится как раз в том, что ее талант мечен благородным тавром старины: ее пение воскрешает искусство былых мастеров soprani sfogati, а игра — трагических актрис романтического театра. Это, разумеется, не означает, что Каллас занималась реставрацией оперного и драматического искусства XIX века, став, так сказать, одновременной служительницей Талии и Мельпомены. Воскрешая к жизни романтическую оперу — от ее предтеч: Глюка, Керубини и Спонтини до Россини, Беллини, Доницетти и раннего Верди, — Каллас давала бой старинному романтизму на его же территории и его же оружием.
Чтя волю Беллини или Доницетти и законы их романтических партитур, постигнув в совершенстве их технические, сугубо вокальные премудрости и воспарив над музыкальным материалом (что уже подвиг само по себе!), Каллас читала свежим взглядом собственно оперные тексты, нащупывая в романтической размытости и обобщенности характеров либретто психологические пружины, оттенки чувств, переменчивые краски душевной жизни.
Челли проницательно заметил, что к работе над оперным текстом Каллас подходит как филолог. Памятуя старое изречение о том, что филология — наука медленного чтения, Каллас кропотливо и неустанно психологизировала и ’’веризировала” — если позволителен такой неологизм — характеры своих романтических героинь — будь то Норма, Эльвира, Лючия, Анна Болейн или Медея. Иначе говоря, от спектакля к спектаклю, от грамзаписи к записи пыталась создать динамичный в своем развитии и максимально правдоподобный характер.
Романтическая опера ’’отточенто” XIX века — а именно на этом поприще были суждены певице самые громкие победы — виделась Марии Каллас сквозь полуторавековой опыт оперной культуры: сквозь вагнеровский опыт создания философской музыкальной драмы и взвинченную патетику веризма Пуччини. Она воссоздавала героинь Беллини и Доницетти, вдохновленная реалистическим опытом Шаляпина — актера и певца — и самой психологической атмосферой пятидесятых годов, диктовавшей западному искусству в целом укрепление и утверждение духовных и нравственных ценностей, неуклонно падавших в цене. Превосходно зная особенности своего голоса — его грудное, бархатисто-сдавленное звучание, в котором сквозит меньше инструмента и больше непосредственного человеческого голоса,— Каллас поставила даже его изъяны на службу повышенной музыкальной экспрессии и актерской выразительности. Парадокс заключается в том, что, будь голос Каллас тем ласкательным, однообразно-красивым и несколько анемичным чудом, как, скажем, голос Ренаты Тебальди, Каллас вряд ли произвела бы в оперном искусстве 50-х — начала 60-х годов ту революцию, о которой толкуют многие ее исследователи. В чем же эта революция?
Трагическая актриса и певица в Марии Каллас нераздельны. И пожалуй, не будет преувеличением назвать ее ’’трагической певицей”, ибо даже оперы, чья музыка и либретто отличались слабым драматизмом (скажем, ’’Лючия ди Ламмермур” Доницетти или ’’Альцеста” Глюка), она пела и играла, как вагнеровскую ’’Тристана и Изольду”. В самом ее голосе, в его природном тембре уже заложен драматизм: звучание ее густого, сочного меццо-сопранового среднего регистра поражает богатством обертонов и оттенков, над которыми доминируют властные, почти зловещие или щемящие тона, словно предназначенные для того, чтобы задеть и расшевелить сердце слушателя. В трагедии, живописуемой человеческим голосом, они особенно уместны. Как, впрочем, и приличествуют трагедии те пластические средства, которые Каллас выбирала для создания своих героинь с поистине редчайшим сценическим тактом.
Именно тактом, ибо, стараясь показать своих оперных трагических героинь полнокровными, живыми натурами, Каллас никогда не выходила за пределы оперного жанра, отмеченного такой концентрированной условностью. Задавшись, как некогда Федор Шаляпин, почти несбыточной целью не только петь, но и играть сложнейшие по тесситуре, головоломные романтические оперы, как играют пьесу в драматическом театре, Каллас умудрялась не нарушать тех очень хрупких пропорций, которые существуют в опере между музыкальным развитием образа и его пластическим воплощением на подмостках. Героинь музыкальных драм — а именно такой виделась певице почти каждая из исполняемых ею опер — Каллас создавала точными пластическими мазками, схватывающими и доносящими до зрителя психологическое зерно образа: прежде всего жестом, скупым, осмысленным, исполненным какой-то сверхмощной выразительности; поворотом головы, взглядом, движением своих — хочется сказать — одухотворенных рук, которые сами по себе гневались, молили, грозили отмщением.
Рудольф Бинг, бывший генеральный директор нью-йоркской Метрополитен Опера, вспоминая о встречах с ’’невозможной и божественной Каллас”, пишет, что один ее жест — скажем, то, как ударяла ее Норма в священный щит Ирменсула, скликая друидов сокрушить римлян, а вместе с ними вероломного и обожаемого ею Поллиона,— говорил зрительному залу больше, чем старательная игра целой армии певиц. ’’Плачущие” руки Виолетты-Каллас в сцене с Жоржем Жермоном исторгли слезы из глаз Лукино Висконти (и не его одного!), в скульптурности позы ее Медеи, выходящей на подмостки, напомнившей многим греческую эринию с чернофигурной вазы, уже сквозил абрис характера — своевольного, безудержного в любви и ненависти. Даже молчание Каллас на сцене бывало красноречивым и магнетически-завораживающим — подобно Шаляпину, она умела заполнить сценическое пространство токами, исходящими от ее неподвижно замершей фигуры и вовлекающими зрителя в электрическое поле драмы.
Это искусство жеста, которым так совершенно владеет Каллас,— искусство ’’пластического эмоционального удара”, по словам одного из критиков Каллас,— в высшей степени театральное. Оно, однако, способно жить лишь на оперных подмостках да в памяти зрителей, сопереживавших исполнительскому гению Каллас, и должно бы утратить свою колдовскую прельстительность при запечатлеют на кинопленку. Ведь кинематографу претят аффектация, пускай даже благородная, и трагические котурны. Однако, снявшись в несколько холодной и эстетски-рассудочной ленте поэта итальянского экрана — в ’’Медее” Пьера Паоло Пазолини,—Каллас в полный рост продемонстрировала свой особый трагический талант, ’’общую величину” которого не удалось схватить критикам так, как описал Стендаль ее славных предшественниц — Пасту и Малибран. В содружестве с камерой Пазолини Каллас сама восполнила отсутствие своего Стендаля. Игра Каллас в ’’Медее” странна и значительна — странна тягучими ритмами, некоторой тяжеловесной, театральной пластичностью, которая поначалу отпугивает, а потом все больше затягивает зрителя, как в гибельный омут — в омут и хаос первозданных почти первобытных страстей, которые кипят в душе этой древней колхидской жрицы и ворожеи, еще не знающей нравственных запретов и границ между добром и злом.
В Медее из фильма Пазолини проявляется примечательная грань таланта Каллас — чрезмерность трагических красок, бурно выплеснутых, и чувств, обжигающих своей температурой. В самой пластике ее — какая-то трудно схватываемая словом достоверность, взрывчатая жизненная энергия и сила, вырывающиеся или угадываемые в том или ином скульптурно завершенном жесте. И еще — в Медее Каллас-актриса поражает своей необыкновенной смелостью. Она не боится выглядеть неприглядной и отталкивающе зловещей в эпизоде убийства детей — с распатланными волосами, с внезапно постаревшим, исполненным гибельной мстительности лицом, она кажется мифологической фурией и в то же время реальной женщиной, обуянной роковыми страстями.
Смелость и чрезмерность эмоционального выражения — черты Каллас — ’’артистки оперы”, как называли в старину певиц, обладавших настоящим драматическим дарованием. Достаточно обратиться к ее Норме, чтобы оценить эти качества по достоинству. И случись Каллас исполнить лишь одну Норму так, как она ее исполнила, ее имя уже навсегда осталось бы в оперных анналах, подобно Розе Понселле, прославленной Норме двадцатых годов.
В чем магия ее Нормы и почему нас» современников космических полетов и пересадок сердца, интеллектуальных романов Томаса Манна и Фолкнера, фильмов Бергмана и Феллини, так бесконечно трогает, умиляет и даже порою потрясает по-оперному условная друидская жрица с ее переживаниями из-за вероломства весьма ходульного и схематичного римского консула? Наверное, не потому, что Каллас виртуозно преодолевает вокальные препятствия тончайшей партитуры Беллини. Монсерра Кабалье, с которой мы познакомились во время последних гастролей Jla Скала в Москве, и Джоан Сазерленд, известная нам по записям, справляются с ними не хуже, а даже, возможно, и лучше. Слушая Норму-Каллас, о вокале не думаешь, как не думаешь о драме языческой жрицы как таковой. С первых тактов молитвы к луне ’’Casta diva” до последних нот мольбы Нормы, просящей отца не приносить детей в искупительную жертву, Каллас разворачивает драму могучей женской души, ее вечно живую ткань сердечных терзаний, ревности, томления и угрызений совести. Ее трехъярусный голос, звучащий, как целый оркестр, живописует во всех оттенках и полутонах трагедию обманутой женской любви, веры, страсти, безумной, безотчетной, испепеляющей, рвущейся к утолению и обретающей его лишь в смерти. Норма-Каллас бередит сердце слушателя именно потому, что каждая найденная певицей интонация доподлинна в своем высоком веризме: чего стоит одна музыкальная фраза ”Oh, rimembranza!” (”0, воспоминания!”), пропетая Каллас-Нормой в ответ Адальджизе, повествующей о вспыхнувшей любви к римлянину. Каллас поет ее вполголоса, словно в забытьи, под впечатлением от взволнованного рассказа Адальджизы, уходя с головой в воспоминания о своей давней и все еще не затухающей страсти к Поллиону. А эта тихая укоризна, грозящая в любой момент излиться лавой гнева и мстительной ярости в первых фразах Каллас из последнего дуэта с Поллионом— ”Qual cor tradisti, qual cor perdesti!” (’’Какое сердце предал, какое сердце утратил!”). Этими драгоценными, по-разному отливающими полутонами щедро расцвечена у Каллас вся партия Нормы,— благодаря им героиня старой романтической оперы так конкретна и обобщенно возвышенна.
Каллас — певица, чей трагический талант в полную меру развернулся в пятидесятые годы. В годы, когда оправившееся от недавней войны европейское буржуазное общество (будь то итальянское или французское) понемногу обретало относительную экономическую стабильность, вступая в фазу ’’общества потребления”, когда героическое сопротивление фашизму уже стало историей, а на смену его поседевшим борцам шел косяком самодовольный и тупой буржуа-обыватель — персонаж комедий Эдуардо де Филиппо. Старую мораль с ее запретами и строгим разграничением добра и зла отменял расхожий экзистенциализм, прежние нравственные ценности ветшали. Поднять их в цене задалось целью прогрессивное театральное искусство Европы, освященное именами Жана Вилара, Жана-Луи Барро, Лукино Висконти, Питера Брука и др. Их деятельность была одухотворена ’’учительским” пафосом, почти проповедническим пылом, воскрешающим к жизни и насаждающим в публике нравственные ценности. Как истинный художник. Мария Каллас - скорее всего, бессознательно, по артистическому наитию — откликнулась на эти подземные зовы времени и его новые задачи. Отблеск психологических запросов той поры падает на оперное творчество Каллас в целом и на лучшие ее работы тех лет — Виолетту, Тоску, леди Макбет, Анну Болейн. В артистической смелости Каллас — играть и петь оперу как драму — был высокий смысл, не всегда открытый и понятный даже хорошо вооруженному критическому взгляду. А между тем не случайно Каллас пела труднейшую арию Виолетты “Che strano!” (’’Как странно!”) из 1 акта мецца воче, сидя на скамеечке у пылающего камина, грея зябнущие руки и ноги уже сраженной смертельным недугом вердиевской героини, превращая арию в размышление вслух, в разновидность внутреннего монолога, обнажающего слушателю сокровенные мысли и движение чувств пресловутой ’’дамы с камелиями”. Как не случаен и тот дерзкий до кощунственности по отношению к оперной традиции психологический рисунок ее Тоски — слабой, по-глупому ревнивой, избалованной успехом актрисы, ненароком оказывавшейся борцом с носителем тирании — свирепым и хитрым Скарпиа. Живописуя голосом и сценической игрой такие непохожие женские натуры, веризм искусства Каллас переводил в другое измерение тот взаправдашний нравственный пафос, который бился в героинях Верди и Пуччини, никак не опошленный кровным родством с бульварным пером Дюма-сына и Викторьена Сарду. Красота женской души — не по-оперному ходульной и трафаретной, а живой, со всеми слабостями и перепадами настроения,— души, действительно способной к любви, самоотречению и самопожертвованию, — утверждалась в сознании слушателей, производя в их сердце подлинный катарсис.
Подобное очищение, очевидно, производила Каллас и своей леди Макбет, воссоздав на подмостках другую живую женскую душу - преступную, растленную, но еще тянущуюся к покаянию.
Барро, Лукино Висконти, Питера Брука и др. Их деятельность была одухотворена ’’учительским” пафосом, почти проповедническим пылом, воскрешающим к жизни и насаждающим в публике нравственные ценности. Как истинный художник. Мария Каллас - скорее всего, бессознательно, по артистическому наитию — откликнулась на эти подземные зовы времени и его новые задачи. Отблеск психологических запросов той поры падает на оперное творчество Каллас в целом и на лучшие ее работы тех лет — Виолетту, Тоску, леди Макбет, Анну Болейн. В артистической смелости Каллас — играть и петь оперу как драму — был высокий смысл, не всегда открытый и понятный даже хорошо вооруженному критическому взгляду. А между тем не случайно Каллас пела труднейшую арию Виолетты “Che strano!” (’’Как странно!”) из 1 акта мецца воче, сидя на скамеечке у пылающего камина, грея зябнущие руки и ноги уже сраженной смертельным недугом вердиевской героини, превращая арию в размышление вслух, в разновидность внутреннего монолога, обнажающего слушателю сокровенные мысли и движение чувств пресловутой ’’дамы с камелиями”. Как не случаен и тот дерзкий до кощунственности по отношению к оперной традиции психологический рисунок ее Тоски — слабой, по-глупому ревнивой,избалованной успехом актрисы, ненароком оказывавшейся борцом с носителем тирании — свирепым и хитрым Скарпиа. Живописуя голосом и сценической игрой такие непохожие женские натуры, веризм искусства Каллас переводил в другое измерение тот взаправдашний нравственный пафос, который бился в героинях Верди и Пуччини, никак не опошленный кровным родством с бульварным пером Дюма-сына и Викторьена Сарду. Красота женской души — не по-оперному ходульной и трафаретной, а живой, со всеми слабостями и перепадами настроения,— души, действительно способной к любви, самоотречению и самопожертвованию, — утверждалась в сознании слушателей, производя в их сердце подлинный катарсис.
Подобное очищение, очевидно, производила Каллас и своей леди Макбет, воссоздав на подмостках другую живую женскую душу -преступную, растленную, но еще тянущуюся к покаянию.
И опять та же характерная деталь: сцену сомнамбулизма леди Макбет, исполнение которой так тонко воспроизводит в своей статье Джелинек, Каллас пела ’’десятью голосами”, передавая сумеречное состояние души своей героини, мечущейся между безумием и вспышками разума, тягой к насилию и отвращением от него. Нравственный пафос образа, подкрепленный безупречным — уже не веризмом, а ажурным психологизмом интерпретации, обретал у Каллас — леди Макбет доподлинность и выразительность.
В 1965 году Мария Каллас покинула оперную сцену. С 1947 по 1965 год она спела 595 оперных спектаклей, но состояние ее голоса больше не давало возможности исполнять тот, поистине феноменальный по диапазону репертуар, снискавший ей имя первой певицы мира.
Исследователи искусства певицы расходятся в определении диапазона ее голоса, но по свидетельству самой Каллас он простирается от ”фа-диез” малой октавы до ”ми” третьей.
Приведя голос в порядок Мария Каллас вернулась в 1969 году на концертную эстраду. Со своим постоянным партнером Джузеппе ди Стефано она регулярно выступает в разных частях света, не уставая поражать слушателей своим огромным репертуаром: Каллас исполняет арии и дуэты почти из всех, спетых ею опер.
И если из распахнутого окна радио или транзистор внезапно донесут до вас грудной, обволакивающий своей бархатистостью женский голос, с крылатой птичьей свободой выпевающий мелодию Верди, Беллини или Глюка, и, прежде чем вы сумеете или успеете эпознать его, ваше сердце защемит, вздрогнет, а на глаза навернутся слезы,- знайте: это поет Мария Каллас, ’’голос из другого века” и наша великая современница.
М. Годлевская
От редакции. В дни, когда эта книга находилась в печати, пришло трагическое известие о кончине Марии Каллас. Редакция надеется, что эта работа будет скромной данью памяти выдающейся певицы и актрисы XX века.
Мария Каллас: биография, статьи, интервью: пер. с англ. и итал / [сост. Е. М. Гришина].—М.: Прогресс, 1978. - стр. 7-14
Еще при жизни ее имя стало легендарным. Ею восхищались, ее боялись. Однако при всей своей гениальности и противоречивости она всегда оставалась женщиной, желающей быть любимой и нужной.
Чего добилась и что потеряла Мария Каллас – одна из самых выдающихся оперных певиц XX века?
В детстве Мария была толстой и некрасивой. Зато у этой девочки вдруг нежданно-негаданно проявился настоящий талант. В восемь лет она села за фортепиано, и сразу стало понятно: она рождена, чтобы быть связанной с музыкой. Не успев еще толком освоить нотную грамоту, она могла уже весьма успешно подбирать различные мелодии на пианино.
В десять Мария спела свои первые арии из оперы «Кармен» Бизе. Немало удивив тем самым свою мать, в прошлом несостоявшуюся пианистку. Евангелия стала поощрять выступления своей младшей дочери на всевозможных детских концертах и утренниках.
В 1934 году десятилетняя Мария приняла участие в национальном радиоконкурсе певцов-любителей, заняв второе место и получив в подарок наручные часы.
Первый успех
Считая, что в Америке преуспеть будет тяжело, мать перевозит тринадцатилетнюю Марию в Грецию. Там Каллас быстро изучает совершенно незнакомый ей греческий язык и, приврав, что ей уже исполнилось шестнадцать, поступает сначала в Национальную консерваторию, а спустя еще два года – в Афинскую. Ее новым педагогом становится известная певица, обладательница прекрасного колоратурного сопрано Эльвира де Гидальго, впоследствии заменившая ей и мать, и первых подруг.
В 1940 году состоялся дебют Каллас на сцене Афинской Национальной оперы. Одна из ведущих певиц театра неожиданно заболела, и Марии предложили главную партию в опере Пуччини «Тоска». В момент выхода на сцену один из работников громко произнес: «Разве такой слонихе под силу будет спеть Тоску?» Мария отреагировала немедленно.
Никто и опомниться не успел, как на разорванную рубашку обидчика уже хлестала кровь из его же собственного носа. В отличие от глупого работника публика была в восторге, услышав прекрасное исполнение. Ей вторили и критики, поместив на следующий день в своих газетах хвалебные отзывы и восторженные заметки.
В 1945 году Мария решила вернуться в Америку, где ее ждали отец и… неопределенность.
Миллионер из Вероны
Успех в Греции оказался практически ничем для американских продюсеров. После двух лет неудач она знакомится с Джованни Зенателло, который предложил ей партию Джоконды в одноименной опере. И на долгое время жизнь Марии оказалась связана с Италией.
Именно в Вероне она познакомилась с местным промышленником Джованни Батистой Менегини. Он был вдвое старше ее и страстно любил оперу, а вместе с ней и Марию. В течение всего сезона он каждый вечер приносил ей огромные букеты цветов. Затем последовали выходы в свет и объяснения в любви. Джованни полностью продал свой бизнес и посвятил себя Каллас.
В 1949 году Мария Каллас расписалась с веронским миллионером. Батиста стал для Марии всем – и верным супругом, и любящим отцом, и преданным менеджером, и щедрым продюсером. Менегини также договорился с известным дирижером Туллио Серафином взять на обучение его супругу. Именно Туллио открыл Каллас для мировой сцены и последующих поколений любителей классической музыки. В 1950 году о ней говорил уже весь мир. Ее приглашает легендарный миланский театр «Ла Скала», за ним – лондонский «Ковент-Гарден» и нью-йоркская «Метрополитен-опера».
Противоречивый образ
С приходом популярности Каллас начинает формировать свой новый сценический образ, который станет ее визитной карточкой на протяжении последующих двадцати лет.
Она садится на беспрецедентную диету, в результате которой ей удается похудеть на тридцать пять килограммов. Метаморфозам подвергся и ее характер.
Каллас всегда была трудолюбива и дотошна, когда дело касалось искусства. Ее приводило в бешенство, если она видела, что кто-то отдает искусству меньше, чем она. Именно тогда за Каллас закрепилась репутация скандалистки.
Ситуация осложнялась из-за администраторов: они считали, что Мария должна быть всегда в форме. Скандал разразился, когда на постановку «Нормы» в Риме явился президент республики. Еще до начала спектакля Мария почувствовала себя плохо и предложила заменить ее на другую исполнительницу, но администрация театра настояла на выступлении. Пропев кое-как первый акт, она почувствовала себя еще хуже. Чтобы окончательно не лишиться голоса, Мария отказалась продолжать спектакль. Однако газетчики все представили по-своему.
«Не обращая внимания на мое здоровье, они стали вовсю говорить о моем скверном характере»,
– скажет позже Каллас.
Переломный момент
Скандал в Риме стал началом заката карьеры великой певицы. За день до премьеры оперы Беллини «Пират» Каллас перенесла операцию. Восстановительный период проходил очень тяжело. Мария ничего не ела и практически полностью перестала спать. Несмотря на всю тяжесть своего состояния, она вышла на сцену «Ла Скала» и, как всегда, была бесподобна. Публика принялась приветствовать свою богиню. Но дирекция театра думала иначе.
В самый кульминационный момент, когда Мария готова была выйти из-за кулис, на сцену обрушился противопожарный железный занавес, полностью оградив ее от восторженных зрителей. Для Каллас это стало недвусмысленным знаком.
«Мне словно говорили: «Убирайся прочь! Представление окончено!»
– признавалась она в одном из интервью. С тяжелым сердцем она покидает Италию и концентрирует свои силы на выступлениях в Америке.
Кризис в профессиональной деятельности совпал для Марии с не менее драматичными событиями в личной жизни. Батиста Менегини оказался хорошим импресарио, но не самым удачным мужем. Его отношение к Каллас больше напоминало отеческую заботу, нежели полноценную любовь мужчины к женщине.
Золотой грек
В 1958 году Мария была приглашена с мужем на ежегодный венецианский бал, устраиваемый графиней Кастельбарко. Среди прочих гостей там также присутствовал и греческий танкерный король Аристотель Онассис со своей женой Тиной. Всегда любивший все красивое и всемирно знаменитое, Ари был заинтригован оперной дивой.
Пытаясь очаровать Каллас, Онассис прибегнул к излюбленной тактике – пригласил Марию с мужем на свою шикарную яхту «Кристина». Каллас заметила, что с радостью приняла бы данное приглашение, но вынуждена пока повременить из-за своего плотного гастрольного графика. Например, сейчас она будет выступать в лондонском «Ковент-Гардене». Всегда питавший презрение к опере, Аристотель немало удивил свою жену, когда быстро вымолвил: «Мы будем там обязательно!»
Услышав это, Джованни испытал какое-то странное чувство страха и сожаления, словно предвещающее начало конца их семейной жизни. Слишком уж много общего было между родственными греческими душами Аристотеля и Марии. Казалось, они нашли друг друга в этом бесконечном вихре суетливой жизни.
Предчувствия не обманули синьора Менегини. Как Ари и обещал, он присутствовал на премьере, организовав после спектакля шикарный банкет в честь оперной богини. Сто шестьдесят человек – наиболее значимых и влиятельных людей Соединенного Королевства – получили приглашение, в котором значилось: «Мистер и миссис Онассис имеют честь пригласить Вас на ужин, который состоится в отеле «Дорчестер» 17 июня в 23 часа 15 минут». Сорока же наиболее именитым гостям Ари выслал также билеты на сам спектакль, которые ценились в то время на вес золота.
Торжество продолжалось до самого утра. В конце банкета Мария, все-таки уступив напору Онассиса, согласилась принять его приглашение на круиз по Средиземноморью. Ступив на палубу «Кристины», Мария сделала шаг в новую эпоху своей жизни.
Шикарная яхта, больше походившая на плавучий музей, нежели на транспортное средство, отчалила от пристани в Монте-Карло и направилась в трехнедельное роскошное плавание. Каллас была не единственной почетной гостьей в этом круизе.
Помимо нее также присутствовал великий Уинстон Черчилль со своей супругой Клементиной, дочерью Сарой, личным врачом лордом Мораном и любимой канарейкой Тоби. Когда «Кристина» причалила в Дельфах, именитая компания совершила приятную прогулку к храму Аполлона. Все были в приятном расположении духа, томясь в ожидании знаменитых пророчеств.
Но на этот раз Дельфийский оракул поразил всех молчанием. Да и что он мог предсказать? Патриарха мировой политики сэра Уинстона Черчилля ждало завершение жизненного пути, Тину – развод с Аристотелем, самого Онассиса – смерть сына и неудачный брак с Жаклин Кеннеди, Марию – трагическое завершение звездной карьеры, Джованни же Менегини, пожертвовавшего всем ради своей супруги, – скандальный развод и грустные воспоминания о прежнем счастье. Что и говорить, Дельфийский оракул поступил мудро.
В ходе круиза Онассис использовал все свое обаяние для обольщения Марии. И она сдалась… И сразу же, не привыкшая скрывать свои мысли и чувства, сообщила об этом мужу:
«Между нами все кончено. Я без ума от Ари».
Во власти Эроса
Взаимоотношения с Аристотелем Онассисом были самыми волнующими в жизни оперной богини. Он стал ее первой любовью, настолько же сильной, насколько и запоздалой.
Мария пыталась вникнуть во все аспекты жизни своего любимого. В отличие от его первой жены Мария могла без всякого предупреждения зайти на камбуз до начала обеда и лично посмотреть, как идет процесс приготовления пищи.
Подобная навязчивость вызывала немало беспокойства у шеф-повара Онассиса Клемента Мираля. Особенно он приходил в ужас, когда Каллас с видом искушенного гурмана приподнимала крышку какого-нибудь изысканного блюда и, макнув туда кусок хлеба, пробовала его на вкус. На изумленный вопрос Мираля, что он скажет своему шефу, когда тот обнаружит у себя в тарелке куски хлеба, она беззаботно отвечала:
«Скажите, что это вина его новой любовницы!»
Когда информация об отношениях между Каллас и Онассисом просочилась в прессу, разразился светский скандал.
Жена Онассиса Тина тут же забрала своих детей – 12-летнего Александра и 9-летнюю Кристину – и исчезла в неизвестном направлении. Загнанный в угол, внешне Онассис сохранял спокойствие и отвечал на вопросы репортеров:
«Я моряк, и такие вещи могут случаться с моряками время от времени».
В глубине же души Ари был немало обеспокоен сложившейся ситуацией. Узнав по своим каналам, что Тина скрывается у своего отца – греческого судовладельца Ставроса Ливаноса, Аристотель стал осаждать свою жену, пытаясь объяснить, что Каллас для него всего лишь умная и преданная подруга, помогающая ему в решении деловых вопросов. Вряд ли Тину могла убедить явная ложь. Да и Менегини стал нервничать, когда понял, что Мария больше не вернется к нему. Оставленные супруги – Джованни и Тина – подали заявления на развод.
В великосветский скандал были втянуты многие влиятельные друзья Аристотеля. Даже близкого друга Онассиса Уистона Черчилля пытались привлечь к некрасивым разборкам. Но тот лишь недовольно фыркал и бормотал что-то не совсем понятное себе под нос. Вопросы семьи и брака всегда мало значили в жизни патриарха мировой политики, с наступлением же старости, отягощенной меланхолией и депрессией, им совершенно не осталось места.
Это были не самые лучшие времена как для Онассиса, так и для Марии. Аристотель метался между двумя женщинами, Мария же пыталась привыкнуть к новой для себя роли любовницы. Их чувства словно проверяли на прочность.
И они с честью выдержали данное испытание. В 1960 году оба стали свободны.
Свободное плавание
Мария с оптимизмом смотрела на произошедшие перемены. Наконец-то она принадлежала себе и кому-то еще, очень ценному и горячо любимому. Она признавалась:
«Я слишком долго жила с человеком намного старше себя, мне даже стало казаться, что я старею раньше времени. Моя жизнь проходила словно в клетке, и только когда я впервые познакомилась с Аристо и его друзьями, излучающими все многообразие жизни, я стала совершенно другой женщиной».
Перед ней открылись новые жизненные горизонты. А вскоре Каллас обнаружила, что беременна. В книге ее жизни началась новая глава, отличительными особенностями которой должны были стать домашний уют, веселые детские крики и нежные объятия любимого мужчины. И работа – ее любимая работа – не могла не отомстить певице за такое невнимание. Неожиданно ее незабываемый голос стал меняться, и она ничего не могла с этим поделать. Годы спустя Мария скажет:
«У меня впервые возникли комплексы, и я стала утрачивать былую смелость. Отрицательные отзывы оказали ужасное воздействие, приведя меня к творческому кризису. Впервые я потеряла контроль над собственным голосом».
Как никогда прежде, Каллас были нужны помощь, совет и поддержка. Она обращается к самому близкому для нее человеку – Аристотелю. Но, похоже, это была неудачная кандидатура. Онассис слишком далек от проблем искусства и душевных терзаний своей любимой. Ситуацию мог изменить совместный ребенок, но и здесь Каллас ждало горькое разочарование. Мальчик, которого она назвала Омеро, родился мертвым. Ей оставалось только одно: попытаться вернуть былую славу и выйти замуж за Аристотеля, приобретя статус официальной жены и хранительницы домашнего очага.
Первая леди
После мучительных бракоразводных процессов Аристотель и Мария без всякого стеснения стали появляться вместе в обществе. Один из свидетелей их очередного свидания в ночном клубе Монте-Карло вспоминал:
«У них не получается танцевать щека к щеке, поскольку мисс Каллас несколько выше мистера Онассиса. Поэтому когда они танцуют, Мария наклоняет голову и слегка пощипывает губами ухо своего возлюбленного, вызывая тем самым у него восторженный смех».
Видя, как стремительно развиваются отношения между влюбленными, все только и жили предвкушением новой шикарной свадьбы. Однако ни Мария, ни Аристотель не торопили события. Отвечая на назойливые вопросы одного итальянского журнала, Каллас была уклончива и скрытна:
«Могу сказать только одно – между мной и господином Онассисом существует очень нежная и чувствительная дружба».
Но, несмотря на все ожидания, брак так и не состоится – ни в 1960 году, ни после. Через три года после развода в жизни Онассиса появится новая женщина, которой он предложит не только руку и сердце, но и изрядную долю своего состояния.
Летом 1963 года Аристотель приглашает на свою яхту «Кристина» первую леди США Жаклин Кеннеди. Еще до личного знакомства с миссис Кеннеди Онассис был заинтригован ее образом, в котором сочетались красота и высокое положение в обществе.
А когда же Джекки ступила на палубу его яхты, он завалил ее подарками. Когда первая леди вернется в Белый дом, один из помощников ее мужа заметит:
«В глазах Джекки сияли звезды – греческие звезды!»
Каллас не сразу распознала в миссис Кеннеди угрозу. Мария была уверена, что Онассис никогда не пойдет против президента США ради очередной любовной интрижки. Ситуация резко изменилась после трагических выстрелов в Далласе.
После гибели Джона Аристотель начинает активно ухаживать за Жаклин. Теперь с ней он стал совершать одинокие плавания на «Кристине» по Эгейскому и Средиземному морям. Каллас была встревожена, но изменить что-либо оказалось не в ее силах. Джекки моложе ее и еще более знаменита. Изменилось отношение и Онассиса. Вместо постоянного спутника он превратился для Марии в случайного попутчика, навещавшего ее время от времени.
Иногда эти визиты были весьма волнующими как для Каллас, так и для самого Ари. Однажды, поддавшись сиюминутному удовольствию, он согласился взять Марию в жены. Подготовка к свадьбе, которую решено было сыграть в первых числах марта 1968 года в Лондоне, проходила в атмосфере строжайшей секретности.
В последний момент Каллас с ужасом обнаружила, что у нее отсутствует документ о рождении. Дубликат был готов спустя две недели, ставшие роковыми в жизни великой певицы. Всего за несколько минут до начала свадебной церемонии она рассорилась с женихом, потеряв его практически навсегда. В июне этого же года Онассис сыграл другую свадьбу, только невестой на ней была не Каллас, а бывшая первая леди США Жаклин Кеннеди. В жизни Марии начался самый трагичный этап.
Финальный занавес
Она пыталась еще вернуться на сцену. Но это уже было другое время и другой голос. Теперь Марии приходилось соперничать с собой прежней, и результат был явно не в ее пользу. В минуты откровенности она признается:
«День прожить легко, а вот ночь… Ты закрываешь дверь в спальню и остаешься одна. Что прикажете делать? Волком выть?»
Поразительно, но Онассис, несмотря на свою женитьбу, продолжал оставаться в ее жизни, навещая каждый раз, когда ему заблагорассудится. Брак с Жаклин оказался неудачным, поэтому тайные встречи двух любовников не были таким уж редким явлением. Но все равно это было не то, не так… Их любовь умерла.
Поэтому реальная смерть Онассиса в марте 1975 года ничего не изменила в жизни Марии. Она давно уже одна… Никому не нужная, никем не любимая. Возможно, это был один из самых страшных приговоров для женщины, которой рукоплескали тысячи и преклонялись миллионы.
Жизнь перестала иметь всякий смысл. 16 сентября 1977 года Мария была найдена мертвой в своей квартире.
Пройдут годы, и безжалостное время сотрет из памяти многих участников этой драмы. Останется лишь божественный голос Марии Каллас. Тот, который способен делать людей светлее и чище. Но который так и не принес счастья его обладательнице.
Поклонники называли Марию Каллас не иначе как La Divina , что в переводе означает «божественная». Ее неправильное сопрано дарило людям любовь — то самое чувство, которого певице всегда так не хватало.
Детство
Будущая оперная звезда родилась в греческой семье, эмигрировавшей в Америку и поселившейся в Нью-Йорке. За год до рождения Марии от тяжелой болезни умер ее брат, поэтому родители хотели мальчика. Даже призвали на помощь астрологов: высчитывали наиболее подходящий день для зачатия.
Но вместо мальчика Господь подарил им дочь, и после такой «катастрофы» мать не хотела видеть малютку целую неделю. Уже будучи взрослой Каллас вспоминала, что вся родительская любовь и забота досталась Джеки — ее старшей сестре. Она была стройной и красивой, а полненькая младшая выглядела рядом с ней настоящим гадким утенком.
Родители Марии разошлись, когда ей было 13 лет. Дочери остались с матерью, и после развода они втроем уехали в Грецию. Мама желала, чтобы Мария стала оперной певицей, сделала на этом поприще карьеру, и уже с малых лет заставляла ее выступать на сцене. Поначалу девочка сопротивлялась, накапливала обиду и вполне справедливо считала, что у нее отобрали детство.
Образование и путь к славе
Она не смогла поступить в консерваторию, но мать настаивала на своем и даже уговорила одну из преподавательниц отдельно заниматься с Марией. Прошло время, и ученица превратилась в трудолюбивую перфекционистку, всю себя посвятившую пению. Такой она и оставалась до конца своих дней.
В 1947 году после выступления на открытой сцене «Арена ди Верона» Каллас впервые ощутила вкус славы. Великолепно исполненная партия Джоконды вмиг сделала ее популярной, и с этого момента певицу стали приглашать многие известные в театральных кругах личности.
В том числе знаменитый дирижер Туллио Серафин. В 50-х годах она покорила все лучшие мировые оперные сцены, но продолжала стремиться к совершенству. Причем не только в музыке. Например, длительное время истязала себя разными диетами: Джоконду исполняла с весом 92 кг, Норму уже с 80 кг, а для партии Елизаветы похудела до 64-х. И это с ростом 171 см!
Личная жизнь
Еще в 47-м Мария познакомилась с крупным итальянским промышленником Джованни Менегини, ставшим для нее и менеджером, и другом, и мужем одновременно. Спустя 2 года с момента первой встречи они поженились, но давняя любовь не давала ей покоя.
Это был богатый судовладелец Аристотель Онассис, из-за которого в 1959 году брак с Менегини успешно распался. Богатый грек осыпал свою возлюбленную цветами, дарил шубы и бриллианты, однако отношения не ладились. Парочка ссорилась, мирилась, затем снова ссорилась, и так бесконечно.
Она собиралась родить ему ребенка, а он запретил ей даже думать об этом. В итоге для Марии все закончилось весьма печально. В 63-м Онассис переключил свое внимание на Джеки Кеннеди, и спустя 5 лет женился на ней, оставив Каллас с разбитым сердцем. Несмотря на случившееся она продолжала петь, в 1973 году объехала с концертами Европу и Америку.
Правда, теперь аплодировали уже не ее великолепному голосу, а легенде, угасшей звезде, великой и неповторимой Марии Каллас!
