«Легка мне боль, коль ею смех твой прерван».
«Медея» Еврипид

Содержание
1. Мифология Древней Греции.
2. Подходы к античному миру и мифологическому сюжету в трагедии Еврипида “Медея ”
3. Медея – один из самых трагических образов женщины.
4. Архетип Лилит в образе Медеи.
5. Основные особенности написания произведения в контексте представле-ний Аристотеля о трагическом герое.
6 .Заключение.
7. Список литературы

Мифология Древней Греции.
Источником древнегреческой литературы, как и всякой другой, было устное народное творчество и, прежде всего - мифы, в которых содержалась целая сокровищница сюжетов и образов. С помощью мифа мысль первобытного человека пыталась не только объяснить себе непонятные и грозные явления окружающего мира, но и найти ключ к овладению силами природы и подчинить их себе. Поэтому миф - не бесплодная фантазия, а в основе своей - реальная истина, дополненная воображением и призванная руководить жизнедеятельностью коллектива.
Миф не представляет чего-нибудь устойчивого и постоянного: он растет и развивается по мере развития общественного сознания.
Вместе с тем в мифах находили отражение и явления общественной жизни - различные этапы в развитии семьи и брака, черты быта первобытных охотников и пастухов, материнского права и т.д.
Мифы составляют богатейшую сокровищницу образов и сюжетов. В мифах отразилась потребность человека в творчестве, в познании окружающего мира и самого себя. Но мифы являли собой не только смелый полет людской фантазии. В них нередко отражены народная мудрость, наблюдения над окружающей жизнью, проникновение в природу человека. Поэтому греческая мифология по праву стала частью общечеловеческой культуры. Мифы тесно связаны с народными культурами и верованиями. Они нередко вбирали в себя народный здравый смысл.
Миф, использованный писателем в произведении, приобретает новые черты и значения. Авторское мышление накладывается на мышление мифопоэтическое, рождая, по сути, новый миф, несколько отличный от своего прототипа. Именно в “разнице” между первичным и вторичным (“авторским мифом”) кроется, заложенный писателем смысл, подтекст, ради выражения которого автор воспользовался формой мифа. Чтобы “вычислить” глубинные смыслы и значения, заложенные авторским мышлением или его подсознанием, необходимо знать, каким образом может отражаться в произведении мифологический элемент. Попытки сознательного совершенно неформального, нетрадиционного использования мифа (не формы, а его духа), порой приобретающие характер самостоятельного поэтического мифотворчества выражает то, что нельзя просто “изречь”, намек, отправляясь от которого сознание читателя должно самостоятельно прийти к тем же “неизреченным” идеям, от которых отправлялся автор. Лосев подчеркивает, что миф не схема или аллегория, а символ, в котором встречающиеся два плана бытия неразличимы и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное тождество идеи и вещи.
Можно трактовать миф как замкнутую символическую форму, посредством которой человек упорядочивает окружающий его хаос. Вообще символическая школа трактовала мифы как символы, в которых древние жрецы запрятали свою мудрость. Связь мифа и символа усматривается и в самих функциях мифа и символа: миф и символ передают чувства, то, что нельзя “изречь”. Миф как живая память о прошлом способен излечить недуги современности. Мифология способствует преобразованию мира. Использование мифа - это также и поиск “нового” в “старом”, его переосмысление: Миф выполняет роль наглядного, богатого значениями примера.
Мифологические герои всегда сохраняют свои нравы, обычаи, самобытность. Хотя, когда проходит время, то они приобретают какие-то новые черты, характерные для конкретной эпохи. Содержание произведения зависит не только от выдумок своего автора, но и от социальной обстановки, от политического строя, от народа, а также от только зарождающихся помыслов и веяний, как это было с произведением Еврипида. Задача работы – рассмотреть произведение Еврипида «Медея» в контексте представлений Аристотеля о трагическом герое, найти различия и сходства, причины их возникновения, степень влияния общественного мнения и окружающей действительности на них. На наш взгляд, темы, идеи каждого произведения и причины его создания нужно искать и в происхождении автора, его образовании, образе мыслей и в окружающей действительности.
Античный театр этой эпохи представлен тремя классиками мировой драматургии, трагическими поэтами Эсхилом, Софоклом и Еврипидом. Каждый из них отразил определенный этап в развитии жанра трагедии. Эсхил оказал огромное влияние на развитие трагедии. Пошедшие по его стопам Софокл и Еврипид усовершенствовали, развили структуру трагедии, углубили саму трактовку человеческих характеров. Черты нового мировоззрения получили первое литературное воплощение в жанре трагедии, оставшемся ведущей отраслью аттической литературы V века. Они отразились в произведениях третьего великого поэта Афин – Еврипида.
ЕВРИПИД (ок. 480-406 до н. э.) Последний из триады великих греческих трагиков родился на шестнадцать лет позже Софокла и умер в один с ним год. Еврипид написал от 75 до 90 трагедий, но до нас дошли лишь 17. Из-вестно, что Еврипида недолюбливали его современники, даже те, кто признавал его огромный талант. Афинянам он казался заносчивым, самолюбивым. Но главная беда его была в том, что как мыслитель он опередил свое время (а поднявшихся над толпой не любили во все времена). В отличие от Софокла, создававшего образы героические, герои Еврипида -люди «такие, какие они есть». Всего выше он ставил свободу и независимость личности. В своих трагедиях он выступал как знаток человеческой психологии. Если герои Софокла противостояли друг другу, то Еврипид показывал не только борьбу личностей, но (главное) внутреннюю борьбу в душах людей.
У Еврипида наблюдается дальнейшее развитие самого построения тра-гедии. Снижается роль хора, миф играет уже лишь роль как бы оболочки сюжета, в который нередко вводится сложная интрига; искусно построены диалоги. Не в полной мере понятый современниками, Еврипид сделался любимым драматургом у последующих поколений. Дальнейшее развитие драмы было им предугадано: особенностью стало погружение во внутренний мир человека, его психологию.
Успех Еврипида не был прочным, да и возник он не сразу. Современники осуждали идейное содержание и драматургические новшества его трагедий. Кроме того, трагедии Еврипида служили предметом постоянных колкостей комедии V века. Поэзия Еврипида была главным объектом насмешек Аристофана, для которого воспитательное значение поэзии для общества являлось основополагающим моментом в оценке поэта. В сцене «Лягушек» эта тема гротескно была им развёрнута в изображении состязания Эсхила и Еврипида. Причём вывод, к которому пришёл Аристофан, не прост: признавая превосходство Еврипида, как художника, комедиограф присуждает победу Эсхилу, исходя из собственных убеждений ценности поэта, которая заключалась в возрождении нравов старого полиса. Следует заметить, что комедии Аристофана содержат критические замечания, которые не были свойственны обычному понятию древней критики. Так как античная критика обращалась к произведениям прошлого и более всего – к Гомеру. Аристофан совершил непривычный выход в критику синхронной ему литературы – явление, которого не знала вся последующая эллинская критика. Но со времени Аристофана выпады против Еврипида видимо стали «доброй» традицией для комедиографов. Хотя, самого предмета литературной критики как особой области литературоведения античность не знала. В Древнегреческой культуре была литературно-критическая мысль, но литературной критики не было. Ведь важнейшим признаком литературной критики является синхронная соотнесённость со своим объектом. Античная критическая мысль была же всегда обращена назад, её объект по преимуществу – Гомер. Хотя почти в любом из ранних памятников греческой литературы можно обнаружить немалое количество оценок сюжета и искусства самого автора произведения. «Но литературно-критические жанры в полном смысле этого слова, сочинения, которые содержали бы специальные размышления их авторов об эстетических достоинствах литературных произведений, появились лишь в римскую эпоху» . Затем, усилиями софистов, Платона и Аристотеля интерес к слову переместился в сферу обобщений. Македонское завоевание, разрушение полисной системы и образование эллинистических государств повернуло занятия литературой на новый путь. И литературные произведения стали занимать не только содержанием, но и стилем, языком, формой и т.д. В эпоху Платона и Аристотеля слово «критик» употреблялось в значении способности общего суждении, а чуть раньше оно обозначало один из школьных учительских рангов.
В творчестве Еврипида отражен характерный для периода кризиса полиса интерес к отдельной личности и ее стремлениям, ему чужды монументаль-ные образы, вознесенные над обыденным уровнем, как воплощение общеобязательных норм. Лучше всего ему удаются картины пороков, сильных аффектов, патологических состояний. Его «конёк» – страстность, стремительность, порывистость героев. Отображение динамики чувства и страсти особенно характерно для Еврипида. Он впервые в античной литературе отчетливо ставит психологические проблемы, в особенности раскрытие женской психологии. Значение творчества Еврипида для мировой литературы – прежде всего в создании женских образов. Благодарный материал для изображения страстей Еврипид находит, используя тему любви. Особенно интересна в этом отношении трагедия “Медея ”. Трагедия, рисующая кровавыми красками тему отвергнутой любви.
Образ Медеи манил многих творцов различных видов искусства: художников, композиторов и писателей. Причем, кочуя из произведения в произведение, этот образ претерпевал значительные трансформации. Прежде чем разбирать неоднозначный образ Медеи в одноименной трагедии Еврипида, необходимо отметить, что в современном понимании ощущение может показаться весьма неприятным. Но, всё дело в том, что Еврипид показал, что можно сделать в рамках литературы, ориентированной на действие. В прологе – задаёт ориентиры. И уже из пролога мы знаем кого, когда и зачем убила Медея. Далее – что ей мешает. Он начинает развивать внутреннюю борьбу, характер. Медея страдает – человек, с современным мышлением примеряет ситуацию на себя. У греков же – всё иначе. Поэтому важно – чьими глазами мы можем увидеть Медею? Глазами современников или эллинов? То, что убила детей Медея – первым внёс Еврипид. Хотя существует версия, что народ Коринфа просил Еврипида сделать убийцей Медею, дабы отвести от них гнев людской, ибо по одной из версий мифа – люди Коринфа убили её детей.
Аристотель считал недопустимым для поэта изменять сущность мифа и как пример такого сохранения зерна сказания приводил “Медею”. Еврипид практически не выходит из круга тем, разрабатывавшихся его предшественниками, но при этом он выходит за рамки классической трагедии, что выражается в переосмыслении мифа, в оценке вмешательства богов в жизнь людей, принципов изображения человека. На Еврипида повлияли события современного ему общества. Взгляды софистов на богов, общества и человека оставались теорией до Пелопонесской войны, но после разрушения привычной общественной морали на первый план вышел отдельный человек «как мера всех вещей». И трагедии Еврипида отразили трансформацию современного ему общества. Но его поиски мучительные и часто жестокие редко завершались обретением истины. В этой же связи боги не играют значительной роли в его трагедиях. Все разочарованы.
Из разных вариантов мифа о Медее Еврипид выбирает тот, в котором она наиболее жестока: скрываясь от преследования отца, Медея убивает младшего брата Аспирта и разбрасывает куски его тела, чтобы отец задержался их собрать. Медея справляется с драконом и, наконец, Медея убивает собственных детей. Медея Еврипида пошла на все ради Ясона, на самые страшные преступления, причем в трагедии она не так могущественна, какой была в некоторых мифах. По одному мифу она дочь царя Колхиды Ээта и океаниды Идии, внучка Гелиоса и племянница Цирцеи. А по другому - мать Медеи - покровительница волшебниц Геката, а Цирцея - сестра. В этом случае можно сделать вывод, что Медея, в сущности – дочь Лилит (ведь Геката - одно из её имён). О чём, в принципе и говорят поступки Медеи. В данном контексте любопытно провести параллели между Лилит и Медеей, т.к. они несомненно родственные души. Хотя, по личному убеждению во всякой протестующей женщине жив дух праматери. И мужчине стоит опасаться…
«На что способна женщина – не знаешь даже ты,
Когда в душе тоска и в сердце волки воют…» (Н.Дали)
Имя Лилит встречается уже в Эпосе о Гильгамеше во втором тысячелетии до н. э. А древнееврейский текст гласит - "Ибо до Евы была Лилит". Лилит была змея, она была первой женой Адама и подарила ему "glittering sons and radiant daughters" ("сверкающих сыновей и сияющих дочерей").
И одной из её «сияющих дочерей» - была Медея (вывод Н.Д.).
В ней отворяется сила и красота изначального женского демонизма. Самой Матерью Лилит ей предназначено творить свой сокровенный путь, обращаясь к истокам Мрака и колдовскойобители.
Путь, совершаемый под покровительством Темной Луны. Путь Жрицы, вооруженной безжалостной Черной Магией. Путь знания крови. Роковая женственность под покровительством дьявольской Ночи насыщает свой голод, делая Медею, обуянную страстями и своей дикой природой, своей недосягаемой глубиной. Она берет силой то, что ей предназначено, и пьет жизненную силу других, чтобы существовать свободной и бессмертной.
Легенды о Лилит раздваиваются, но большей частью сводятся к тому, что Лилит стала демоном-дьяволицей, опасной для мужчин. Бунтарский протест и жажда мщения - такие особенности характера действительно способны открыть дорогу злу. Ее отвергли - значит, она стала врагом. Пособницей дьявола, кровавым демоном.
Если Адам был смертен, то Лилит стала бессмертной, посвятив себя злу. Известно, что демоны возрождаются из века в век, обладая способностью воскрешаться. Некоторые исследователи каббалы считают, что Лилит жива в ком-то из своего потомства и ныне.
Существует и другое мнение о Лилит. Ее называют первой феминисткой на земле, первым борцом за права женщин, той силой, которую боится боль-шинство мужчин. В легендах о Лилит как и о её дочерях (в нашем случае Медеи) много трагического. Так, трагично выглядит женщина, которая тя-нется к детской колыбели, но которая не может стать матерью. Так же про-исходит и с Медеей – она лишила себя радости материнства. Жажда мести затмила голос разума. И смертельные объятия Лилит были местью за неверность и лживость мужчин. А женщина, не похожая на всех остальных, умная, независимая, сильная, очень часто бывает обречена на одиночество.
Современные феминистки любят противопоставлять Лилит Еве. Лилит - незаурядная, смелая личность, в то время, как Ева - мягкая самочка, заурядная, домашняя хозяйка, во всем покорная супругу. Возникает вопрос: нужна ли была незаурядная личность с острым, пытливым умом, утверждающая, что мужчина - не бог, а всего лишь человек? В мире, где всегда главенствовали мужчины? Ответ: нет. Во все века мужчины боялись силы женщины, ее несокрушимого разума, ее мужества и жажды жизни, ее красоты и способности влиять на них, мужчин, и которые всегда стремились, найти виноватых в своих грехах. Этим пользовались средневековые мужчины: виноват не он, а… Лилит. Мол, не удержался один раз, а вообще, он белый и пушистый. Ева бы с удовольствием поверила. Лилит - нет.
О Лилит задумывались всегда. И знаменитые личности в прошлом, и со-временные индустрии развлечений теперь. О Лилит писали Джон Макдо-нальд и Марина Цветаева, Даниил Андреев и Анатоль Франс. Феминистки называют ее своим символом. И все же - демон или символ свободы жен-щины? Порицание или согласие? Не стоит во всем искать однозначный смысл. Не бывает добра без зла, и наоборот. Самая ценная гармония - это двойственность, соединение двух противоположностей в одном. Тень, скользящая в свете луны, - всего лишь история об отверженной женщине, выбравшей одиночество и всегда страдавшей от недостатка любви, о женщине, всегда говорящей «нет» потому, что ей так хотелось бы сказать «да»…
Во времена средневековья ведьм называли порождением Лилит. В про-шлых столетиях она являлась образом роковой женщины. Считалось, что Лилит плодит месть, гнев, ведьм и черных магов.
Образ Лилит многократно и по-разному обыгран в мировой литературе. Так, у Гете Фауст видит красавицу и получает предупреждение, что это первая жена Адама и что прикоснуться к её волосам - значит уйти навеки. У Анатоля Франса «Дочь Лилит» - привидение с зелёными глазами и черными волосами. Кого она касалась ими, того ждало забве-ние. У русского писателя-символиста Федора Сологуба в сборнике «Пламенный круг» это не мрачный образ, а кусочек лунного света. Романтическую окраску Лилит получила и в поэме А. Исаакина «Лилит», где прекрасная, неземная, сделанная из огня Лилит противопоставляется обыденной Еве. Такое же противопоставление Лилит Еве находим в стихо-творении Марины Цветаевой «Попытка ревности».
Все вышеописанные черты Лилит – мы находим и в характере Медеи. Но, к несчастью Ясона он не осознал, Какую Женщину предаёт. За что и поплатился. По всей видимости, Еврипид сознательно избирает тот миф, который объясняет первопричину краха семьи Медеи и Ясона: Эрот, по просьбе Афины и Геры, внушил Медее страстную любовь к Ясону, но любовь ее была безответной, и женился он на ней только потому, что дал обещание, в обмен на ее помощь. Т.е. со стороны Ясона это был брак по расчету, поэтому-то ему было так легко отказаться от Медеи и детей ради царского престола Коринфа.
Медея - центральный персонаж трагедии. Основной характеристикой об-раза Медеи является ее страстный темперамент, который делает чрезмерными все ее чувства и приводит под конец к совершенно немыслимому, по словам Ясона, для гречанки поступку - убийству собственных детей. В связи с этим хор вспоминает только одну аналогию - Ино, которая, в отличие от Медеи, была в безумии, когда совершила подобный поступок. Медея считает, что соперница гораздо ниже ее, поэтому отчаяние в ней соединяется с оскорбленной гордостью - не просто уязвленным женским самолюбием, но попранной честью царской дочери и внучки Гелиоса. «Медея» это трагедия ревности. А там, где зарождается ревность – поднимается и восстаёт кровожадный, требующий отмщения дух Лилит. Так и Лилит согласилась ежедневно приносить в жертву своих детей ради возможности мстить.
Медея - антипод эгоисту и себялюбцу Ясону, в ее душе любовь к детям сталкивается с ненавистью к предавшему мужу, желанием ему отомстить. Главным противником Медеи на протяжении всей трагедии выступает Ясон. Первоначально положение Медеи обрисовано Еврипидом как положение жертвы. Она пассивна, несчастья сыплются на нее одно за другим, измену дополняет изгнание, и она не знает, что противопоставить этому, кроме неоформленного желания мести, которое комментируется хором как совершенно справедливое и законное. Хор также не возражает против ее намерения убить соперницу. Однако сила ответного действия Медеи постепенно нарастает. Переломным моментом служит появление в ее доме афинского царя Эгея. Эгей бездетен, и его горе, видимо, наводит Медею на мысль об убийстве детей, которое будет самой страшной местью. Но Еврипид не пытается показать, как в ней произошло решение – его интересует сама возможность внутренней борьбы в человеке. Отказ от изображения людей цельных в совокупности своих нравственных свойств, знаменует переход от норм классической трагедии. И именно с точки зрения классической трагедии, то есть эсхиловской и, главным образом, софокловской трагедии, подходил к понятию «характер» Аристотель. В этом контексте характер Медеи – непредсказуемый, мятущийся не может быть идеальным для представления Аристотелем понятия о последовательности. И в центральном монологе Медеи раскрывается нов-шество, внесённое драматургом в трагедию – изображение человека, не просто страдающего. А мятущегося среди противоречивых страстей. Че-тырежды меняет Медея решение, пока не осознаёт окончательно неизбеж-ность нависшего над её детьми рока. В душе героини нет постоянной этической нормы – источник трагического конфликта находится в ней самой. Герой, разрываемый подобными страстями, априори не может быть последовательным. И в этом прелесть изображенного Еврипидом характера Медеи.
Однако против плана убийства детей хор уже решительно протестует, определяя тем самым границу, преступая которую она обращает ситуацию в противоположную, делая уже Ясона жертвой страшного беззакония. Хор явно сострадает теперь не Медее, а Ясону, который лишен права похоронить своих детей или просто проститься с ними:
И вас сгубил недуг отцовский, дети! – с осуждением говорит Медея Ясону. На что он, как «истинный мужик» совершенно искренне, не чувствуя своей вины вопрошает:
Из ревности малюток заколоть…
Ты думаешь, - для женщин это мало? – произносит сакраментальную фра-зу Медея.
О характере Медеи мы узнаем очень многое уже из пролога, первого монолога кормилицы (Аристотель считал пролог “Медеи” образцом пролога трагедии). Кормилица рассказывает о том, что “оскорблена Медея” тем, что муж ей предпочел другую, а ради него она пожертвовала всем (родиной, семьей, жизнью брата, добрым именем, друзьями). Медея разгневана предательством мужа, доведена почти что до безумия. Кормилица дает точную оценку Медее:
“Обид не переносит тяжелый ум, и такова Медея”, - зная Медею, корми-лица боится, сколько бед она может сотворить из мести:
Да, грозен гнев Медеи: не легко
Ее врагу достанется победа.
Кормилица чувствует угрозу жизни детям Медеи и Ясона.
Страдания Медеи безмерны: она призывает смерть, не в силах стерпеть обиду и проклинает себя за то, что связалась клятвой с недостойным мужем, вместе с Ясоном она потеряла смысл жизни. Страдания Медеи усиливаются, когда к ней приходит царь Креонт, требующий от нее, чтобы она немедленно с детьми убиралась из города, он боится, что волшебница Медея причинит зло его дочери. Отвечая ему, Медея очень точно себя описывает, объясняя причины плохого отношения к ней людей:
Умна Медея - этим ненавистна
Она одним, другие же, как ты,
Опасною ее считают дерзость.
Без того униженная Медея умоляет Креонта разрешить ей остаться вместе с детьми в городе хотя бы на сутки. Будучи человеком достаточно мягким, Креонт соглашается, не подозревая, что один день нужен Медее для того, что расправиться с ним и его дочерью. Убийство Креонта и царевны Медея задумывает хладнокровно, совершенно не сомневаясь в правильности выбранного решения. Единственное, что ее “смущает”, - это то, что “по дороге до спальни” или “за делом” она может быть “захвачена... и злодеям достаться на глумленье”, а разговор с Ясоном только укрепляет Медею в намерении так поступить.
Словесный поединок с Ясоном Медея выигрывает блестяще: она выставляет его совершеннейшим ничтожеством и подлецом; она вспоминает все, что для него сделала, и спрашивает: “А где ж? Где клятвы те священные?”. Медея поражена, что он сумел прийти к ней, и иронизирует:
...Тут не смелость...
Отвага ли нужна, чтобы друзьям,
Так навредив, в глаза смотреть? Иначе
У нас зовут такой недуг - бесстыдство.
А Ясон в ответ открыто признается,что в браке с коринфской царевной ищет материальную выгоду, но чтобы оправдаться, он говорит, что делает это, чтобы “поднять детей... чрез братьев их”. Медея же понимает, что Ясон не хотел оставаться женатым на варварской царевне.
Медея резко отличается от эллинки, и даже после жизни с Ясоном среди греков, ее характер ничуть не изменился: она горячая, страстная, эмоциональная, движимая чувствами и инстинктами, гордая, резкая, несдержанная и безмерная. Медея чрезмерна во всем: в любви, ненависти, мести. Именно из-за этого ее не понимают другие персонажи трагедии (Медея о себе говорит: “О, я во многом, верно, от людей и многих отличаюсь...”), именно поэтому трагедия не была оценена современниками Еврипида (ей была присуждено третье место). Рожденная для другой жизни, Медея возмущается условиями несвободы, в которых живут эллинские жены, которые не знают, за кого выходят замуж, за порочного или честного, и каковы страдания тех, кому не повезло.
До тех пор, пока Медея вынашивает план мести Ясону, её поведение вполне согласуется с представлением греков о женском «нраве», т. к. в греческой мифологии и трагедии было достаточно примеров мести неверным мужьям. Но соединение в её образе жестокой мстительницы с несчастной матерью поставили перед Еврипидом сложнейшую задачу, не имевшую до него прецедентов в античной драме. На пути к мести Медее приходиться вступить в мучительную битву с самой собой. Истинного трагизма образ Медеи достигает тогда, когда вместе с невестой и царем она замышляет убить детей. Найдя будущий приют у Эгея, Медея продумывает план убийства: она мирится с мужем и упрашивает его уговорить царевну оставить мальчиков в Коринфе; вместе с детьми во дворец она отправляет пропитанные ядом пеплос и диадему. И тут начинаются самые тяжкие мучения Медеи: материнский инстинкт борется с жаждой мести. Медея четырежды меняет свое решение: сначала она хочет убить детей, с тем, чтобы уничтожить род Ясона. Но когда Медея разыгрывает сцену примирения с Ясоном, она немного начинает верить в это сама и, выведя к нему детей, обняв их, понимает, что не способна их убить:
...Жалкая душа!
Ты, кажется, готова плакать, дрожью
Объята ты.
Но, представив себе, как ее мальчики будут расти без нее, как они вырастут, женятся, а она не будет в этом участвовать и не увидит их счастья, Медея решает забрать сыновей с собой в Афины. Оставить детей у себя она хочет потому, что в изгнании они будут ей “усладой”. Но это решение ничуть не облегчает ее мучений, отправляя сыновей во дворец с ядом, она говорит: “Уходите, скорее уходите... Силы нет глядеть на вас. Раздавлена я мукой...”.Но все меняет пришедший вестник, поведавший, что после гибели царевны и ее отца, к дому Медеи спешат разгневанные коринфяне с целью убить ее и ее детей. Больше Медея не сомневается (“Так... решено, подруги... Я сейчас прикончу их и уберусь отсюда...”) и совершает страшное преступление. Нет больше трагического противоречия, образ Медеи опять обретает цельность.
Финал трагедии ярок: Медея появляется в колеснице, запряженной драконами, который прислал ей Гелиос. С ней трупы ее детей. Происходит ее последний диалог с Ясоном, который несколько меняет характер драмы: обвинения против Медеи справедливы, действительно может показаться, что если есть сердце у Скиллы, она добрее, чем Медея, жестокость ее не знает границ, но и все доводы Медеи тоже представляются правдоподобными: виноват Ясон, их убил его грех, а ревность женщины дает ей право на любые поступки. Еврипид переносит центр тяжести на мстительную ярость отвергнутой женщины.
Во имя изображения глубины страданий Медеи, Еврипид жертвует сюжет-ной «последовательностью» -- он не задавался вопросом, зачем она убила детей, если могла воспользоваться волшебной колесницей и скрыться с ними живыми. Ему важно было показать трагедию обманутой, разочаровавшейся и утратившей веру женщины. Это ему, несомненно, удалось и вместе с Медеей, порвавшей с мужем, Еврипид порвал с традицией греческой трагедии, и унеслись они на золотой колеснице, запряжённой крылатыми драконами высоко-высоко в небо, к богу Солнца и деду Медеи (а, возможно и самого Еврипида) Гелиосу.
Аристотель принадлежал к весьма малочисленной плеяде самых крупных, самобытных деятелей античности. В обращении к вопросам теоретической поэтики, к категории художественного образа, поэтического языка предвосхищалась тенденция научной мысли. Глубокое изучение формальной стороны идет рядом с философским пониманием, с любовью к искусству и поэзии. Определяя то, что мы бы назвали “изящными искусствами”, как подражание, Аристотель следует Платону. Однако целью искусства не является копирование некой индивидуальной реальности; скорее оно открывает в этой реальности универсальные и сущностные моменты, по возможности подчиняя этой цели все случайное. В то же время художник – не ученый, его цель не просто открыть истину, но еще и доставить зрителю особое удовольствие от постижения истины в подходящем материальном образе, сделав это с целью очищения чувств, прежде всего – жалости и страха, с тем, чтобы наделить зрителя мощным орудием, служащим его нравственному воспитанию. Эти предметы обсуждаются в Поэтике Аристотеля, важные разделы которой утрачены. В поэтике Аристотеля, единство произведения обеспечивалось творческой концепцией, идеей. Если форма может вполне соответствовать идее, то, чтобы судить об этом, мы должны знать идею автора, что, безусловно, не-возможно. Если же идея произведения в каждом понимающем другая, то полное соответствие образа и идеи невозможно. Так строилась многознач-ность образа (произведения) и естественность его различных пониманий.
Вероятно, Еврипид согласился бы со словами А.Блока: “…В истинных по-этах, из которых и слагается поэтическая плеяда данной эпохи, подражательность и влияния всегда пересиливаются личным творчеством, которое и занимает первое место”
Трагедия несет в себе ощущение абсурда бытия: в мире нет справедливости, нет границы между добром и злом, нет меры, нет правды, нет счастья. Медея заставляет усомниться в самых высших ценностях, в существовании богов (она призывает к их помощи, но они никак ей не помогают), во взгляде на мир. Каково же отношение самого автора к Медее? Он явно ей сочувствует и, скорее всего, симпатизирует. Авторская позиция проявляется в выборе мифов (в них Медея больше сделала для Ясона и ей есть чем упрекнуть его и больнее ужалить), композиции трагедии (Медее, ее плачам, монологам, мучениям отдана большая часть драмы) и системе персонажей (Креонт показан слабым, но жестоким человеком, царевна - соперница Медеи - есть только в пересказах других героев, хор - на стороне Медеи, а Ясон жалок и меркантилен). Медея - несомненный центр произведения, вокруг нее вращается мир трагедии, она сосредотачивает на себе все эмоционально-психологическое содержание драмы; волей-неволей начинаешь ей сопереживать, ее метания вызывают ответную бурю чувств. Кажется, что сам Еврипид был заворожен образом волшебницы-убийцы.
Аристотель упрекал Еврипида за пристрастие к приему “бог из машины”, состоявшему в том, что развязка не вытекала из фабулы, а достигалась появлением бога. Аристотель пишет: "... развязка фабулы должна вытекать из самой фабулы, а не так, как в "Медее", - посредством машины. И если для развязки конфликта ему так часто требовалось неожиданное появление сверхъестественных сил, то дело тут не просто в неумении найти более убедительный композиционный ход, а в том, что поэт не видел в современных ему реальных условиях разрешения многих запутанных человеческих дел. Поэту претит всякая сценическая условность.
Неоднократно Еврипид возвращается в своих трагедиях к вопросу о месте женщины в семье, вкладывая в уста действующих лиц самые разнообразные мнения. Образ Федры был использован консервативными противниками Еврипида для того, что создать ему репутацию “женоненавистника”. Однако он относится к своим героиням с нескрываемым сочувствием. Автор жалеет женщину, потому что она стала заложницей собственного положения жены мужа-предателя, заложницей собственных чувств. Это и объясняет некоторую жестокость произведения. Еврипид уклоняется от прямого ответа на вопрос, откуда зло в мире. Но он уверенно отвечает на вопрос, откуда зло в человеке - от страстей. Любовь также становится страстью и ведет к страшнейшей из страстей – ревности. Из неё проистекают беспощадность, жестокость, бешенство. Победить страсти можно только силой разума, иначе страсть полностью овладеет душой, ослепит ее. Монолог у Медеи – это попытка понять себя. Изменения чувств подменяется самонаблюдением и самоанализом. Но исход один…
в "Поэтике" Аристотеля показывается, что признаки и свойства "фабулы" изначально несут жанровый характер, что обусловлено не только общей ориентацией "Поэтики" на описание жанра (трагедии, и отчасти эпопеи), но и объективной связью фабульно-сюжетного начала произведения и его жанровой структуры. Категории "фабулы" (или "мифа", "сказания", как варьируют этот термин разные переводы трактата) принадлежит одно их центральных, ключевых мест в системе "Поэтики". "Поэтика" Аристотеля ориентирована иначе, чем современные сюжетологические исследования. Аристотель определяет существо и устройство фабулы не через поиск и анализ ее элементарных составляющих, а через раскрытие ее положения и роли в системе произ-ведения. Такой подход обусловлен общей методологической позицией Аристотеля, рассматривающего эстетические явления в их целостности и полноте художественного смысла. В "Поэтике", как пишет А.Ф.Лосев, " Аристотеля нигде не покидает его общеэстетический принцип целостности". Поэтому вопрос об элементарном составе фабулы Аристотеля практически не занимает. Гораздо более Аристотеля интересуют свойства фабулы, взятой как целое, в системе произведения. Целостность фабула обретает тогда, когда она раскрывает единое действие: части событий должны быть так составлены, чтобы при перемене или отнятии какой-либо части изменялось и приходило в движение целое (т.е. самая фабула ибо то, присутствие или отсутствие чего незаметно, не есть органическая часть целого".
Итоговое событие фабулы, ее завершение - "перемена судьбы" - "должно вытекать из самого состава фабулы так, чтобы оно возникало из ранее случившегося по необходимости или вероятности: ведь большая разница, случится ли это вследствие чего-либо или после чего-либо" .
"Размер (фабулы Н.Д..) определяется самой сущностью дела, и всегда по величине лучше та [трагедия], которая расширена до полного выяснения [фабулы], так что, дав простое определение, мы можем сказать: тот объем достаточен, внутри которого, при непрерывном следовании событий по вероятности или необходимости, может произойти перемена от несчастья к счастью или от счастья к несчастью" .
Другая группа фабульных категорий "Поэтики" - "перипетия", "узнавание" и "страдание". Обратимся к их определениям. Перипетия - это "перемена событий к противоположному" ; узнавание "обозначает переход от незнания к знанию" ; страдание "есть действие, причиняющее гибель или боль" . Как видно, данных определений в трагедии «Медея» достаточно."Перипетия", "узнавание" и "страдание" не просто организуют фабулу как сложное целое, как структуру, но и придают ей определенную жанровую ориентацию, жанровое значение.
А в центре предмета трагедии - герой, который "не отличается [особенной] добродетелью и справедливостью и впадает в несчастье не по своей негодности и порочности, но по какой-нибудь ошибке, тогда как прежде был в большой чести" . Уже в этом определении конструктивными моментами предмета трагедии выступают "узнавание" ("по какой-нибудь ошибке") и "перипетия" ("тогда как прежде был в большой чести"). В принципе, так случилось с Медеей, которая верила Ясону и любила. Но… «узнавание» его истинной сучности оказалось неизбежно. В следующем фрагменте конструкционная зависимость трагедийного предмета от фабульных механизмов "перипетии" и "узнавания" прослеживается еще определеннее: "Необходимо, <...> чтобы судьба (героя – Н.Д..) изменялась <...> не из несчастья в счастье, а наоборот - из счастья в несчастье ("перипетия" – Н.Д.), не вследствие порочности, но вследствие большой ошибки лица" ("узнавание" – Н.Д..) .Подытожить можно словами самого Аристотеля: "Самое важное, чем трагедия увлекает душу, суть части фабулы - перипетии и узнавания" .
Третья "часть" фабулы - "страдание" - также включена в конструкцию предмета трагедии. Место "страдания" в конструкции трагедийного предмета иное, чем у "перипетии" и "узнавания". Это не характерные для трагедии связи и отношения между фабульными событиями, а самое характерное трагедийное событие, точнее, один из тематических типов трагедийных событий. В трагедии Еврипида «Медея» страданий сверх меры, не зря Аристотель называл его самым трагичным из драматургов.
По учению Аристотеля, трагедия «при помощи сострадания и страха производит катарсис подобных (т. е. сострадания, страха и родственных им) аффектов» . Истолкование этих слов представляет значительные трудности, т. к. Аристотель не объясняет, как он понимает это «очищение», а греческое выражение «катарсис аффектов» имеет двоякий смысл и может обозначать: 1. очищение аффектов от какой-либо скверны, 2. очищение души от аффектов, временное освобождение от них. Однако систематическое обследование применения термина у Аристотеля и других античных теоретиков убеждает в том, что следует понимать не в этическом смысле как нравственное очищение аффектов (Лессинг и др.), а в вышеупомянутом медицинском (Бернайс): все люди подвержены ослабляющим аффектам, и, согласно учению Аристотеля, одной из задач искусства является безболезненное возбуждение этих аффектов, приводящее к катарсису., т. е. к разряжению, в результате которого аффекты на время оказываются как бы удаленными из души. Трагедия, возбуждая в зрителе сострадание и страх, производит разряжение этих аф-фектов, направляя их при этом по безвредному руслу эстетической эмоции, и создает чувство облегчения. Представления о катарсисе были перенесены из религиозно-медицинской сферы в область теории искусств, по-видимому, еще до Аристотеля (вероятно пифагорейцами): у Аристотеля учение о катарсисе является уже скрытой полемикой против Платона, отрицавшего социально-педагогическую полезность драмы. Несомненно, после погружения в трагедию Еврипида «Медея» происходит сильнейшее возбуждение аффектов, которые имел в виду Аристотель. И дай Бог, чтобы они очистили даже самых «толстокожих» субъектов…
По поводу катарсиса в трагедии Медея идут споры. Но в моём случае катарсис имел место быть в момент страшной смерти царевны и её отца Креонта. Сострадания и страха не произошло, но аффекты разрядились. Также разряжение аффектов произошло и в сцене страдания Ясона, лишившегося не только стремлений к женитьбе и к высокому социальному положению, но и наследников. Справедливость восторжествовала (как я её понимаю). Основное отмщение произошло! Убийство же детей Медеи происходит за кадром и не имеет такого накала. Оно (убийство) скорее имеет ритуальный подтекст. Не зря она забрала их с собой, чтобы унести на колеснице к Гелиосу. С помощью своих божественных родственников Медея их, несомненно, воскресит – не зря же она волшебница!

Заключение.
Каждое произведение отображает социальную и политическую ситуации страны в это время, полностью характеризует отношение автора к сложив-шемуся жизненному укладу. Образование же и воспитание поэта накладывают отпечаток на стиль и отношение его к героям. Это помогает понять отношение греков к таким вопросам, как религия и поклонение богам, семья, мораль, роль рока в судьбах людей. Развитие древней греческой литературы на протяжении почти полутора тысяч лет: ее зарождение из чисто народных основ, пышный рассвет ее в условиях рабовладельческого общества, длительное постепенное угасание и наконец, перерождение в новые формы византийской литературы. Творческие силы греческого народа нашли яркое выражение в созданиях искусства и литературы, запечатлевших характерные черты жизни и воплотившие лучшие идеалы народа. Греческая культура обогатила римскую и, слившись с ней, легла в основу всей европейской культуры.
«Не сбывается то, что ты верным считал,
И нежданному боги находят пути…»

Список использованной литературы
1.Древнегреческая литературная критика. М., изд-во «Наука»., 1975г.
2.Аристотель и античная литература. М., 1978
3.Мифы народов мира. - М.: Советская энциклопедия, 1988
4.Лосев А. Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1975
5.Мифологический словарь/ Под редакцией Е.М.Метелинского. – М., 1991 6.Потебня А.А. “Слово и миф”, М., 1989 г.
7.Древнегреческая литературная критика. М., изд-во «Наука»., 1975г.
8.Тронский И. М. “История античной литературы” , 3-е изд., Л., 1957
9.Женщина в мифах и легендах: Энциклопедический справочник. Ташкент, 1992.
9.Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 1999.
10. Аристотель «Поэтика». М. 1957.

) поставлена на афинской сцене в 431 г. Попробуем представить её анализ. Сюжетом этой драмы Еврипида послужил миф об аргонавтах . Чародейка Медея – дочь колхидского царя, внучка Солнца, полюбившая Ясона , одного из аргонавтов, приехавших в Колхиду за золотым руном. Ради любимого человека она оставила семью, родину, помогла ему похитить у отца золотое руно , совершила преступление, приехала вместе с ним в Грецию. К своему ужасу, Медея узнает, что Ясон хочет бросить ее и жениться на царевне, наследнице коринфского престола. Ей это особенно тяжело, потому что она «варварка», живет на чужбине, где нет ни родных, ни друзей. Медею возмущают ловкие софистические доводы мужа, который пытается убедить ее, что в брак с царевной он вступает ради их маленьких сыновей, которые будут царевичами, наследниками царства. Оскорбленная в своем чувстве Медея понимает, что движущей силой поступков мужа является стремление к богатству, к власти.

Мифы древней Греции. Медея. Любовь, несущая смерть

Медея хочет отомстить Ясону, безжалостно разбившему ее жизнь, и губит и соперницу, посылая ей со своими детьми отравленный наряд. Она решает убить и детей, ради будущего счастья которых, по словам Ясона, он вступает в новый брак.

Медея, попирая мораль, идет на преступление, считая, что человек может поступать так, как ему диктуют его личные стремления, страсти. В трагедии Еврипида это – отражение софистической теории о том, что «человек есть мера всех вещей».

Как глубокий психолог Еврипид не мог не показать бурю терзаний в душе Медеи, задумавшей убить детей . Как всегда он не только изображает страсти, но проводит их глубокий анализ. В Медее борются два чувства: ревность и любовь к детям, страсть и чувство долга перед детьми. Ревность подсказывает ей решение – убить детей и этим отомстить мужу, любовь к детям заставляет ее отбросить ужасное решение и принять иной план – бежать из Коринфа вместе с детьми. Эта мучительная борьба между долгом и страстью, с большим мастерством изображенная Еврипидом – кульминационная точка всего хора трагедии. Медея ласкает детей. Она решила оставить им жизнь и уйти в изгнание:

Чужая вам,
Я буду дни влачить. И никогда уж,
Сменивши жизнь иною, вам меня,
Которая носила вас, не видеть...
Глазами этими. Увы! Увы! Зачем
Вы на меня глядите и смеетесь
Последним, вашим смехом?.. (1036-1041).

Но этими как будто бы невольно вырвавшимися словами «последним смехом» Еврипид даёт намёк, что в тайниках души Медеи созрело другое, страшное решение – убить детей. Однако Медея, растроганная их видом, старается убедить себя отказаться от жуткого намерения, продиктованного безумной ревностью, но ревность и оскорбленная гордость берут верх над материнским чувством. А через минуту перед нами снова мать, которая сама себя убеждает отбросить свой замысел. И тут же пагубная мысль о необходимости отомстить мужу, снова буря ревности и окончательное решение убить детей...

Так клянусь же
Аидом я и всей поддонной силой,
Что не видать врагам моих детей,
Покинутых Медеей на глумленье... (1059-1063).

Медея перед убийством детей. Картина Э. Делакруа

Несчастная Медея в последний раз ласкает своих детей, но понимает, что убийство неотвратимо:

О сладкие объятия,
Щека такая нежная, и уст
Отрадное дыханье... Уходите...
Скорее уходите... Силы нет
Глядеть на вас... Раздавлена я мукой...
На что дерзаю, вижу... Только гнев
Сильней меня, и нет для рода смертных
Свирепей и усердней палача (1074-1080).

Еврипид раскрывает душу человека, истерзанного внутренней борьбой между долгом и страстью. Анализируя без прикрас этот трагический конфликт, великий драматург показывает в «Медее», как страсть способна взять верх над живейшими родственными привязанностями, разрушая тем самым человеческую личность.

Еврипида, как и софистов, интересовал прежде всего отдельный человек. Обязательное для трагедии столкновение человека с противоборствующими силами он изображал как борьбу человека с самим собой. Страдания и несчастья еврипидовских героев обусловлены всегда их собственными характерами. Драмы Еврипида связаны со злободневными философскими и этическими проблемами, волновавшими искателя "новой правды".

Самая ранняя по времени из сохранившихся трагедий - "Алкестида", поставленная в 438 г. и вместо драмы сатиров заключавшая драматическую тетралогию. Ее сюжет взят из мифа о фессалийском царе Адмете и его жене Алкестиде. Согласно мифу, Адмет мог избежать смерти, если бы кто-либо согласился умереть вместо него. Только одна Алкестида выразила свое со гласие, а после того как она скончалась, пришел друг Адмета Геракл, вступил в поединок с демоном смерти и вернул Алкестиду к жизни. В этом мифе объединились и тесно переплелись два фольклорных мотива: о верной жене, умирающей за мужа, и о поединке богатыря со смертью. Миф этот использовали трагические поэты до Еврипида. Один из них изобразил Алкестиду умирающей на свадебном пире. Алкестида Еврипида уже несколько лет живет в счастливом браке, имеет сына и дочь, привязана всем сердцем к детям и мужу. Поэтому ей особенно тяжело расставаться с жизнью, и слишком трудна для нее эта добровольная жертва. Обаятельный образ Алкестиды дополняет рассказ служанки о прощании царицы со слугами:

И сколько нас

В Адметовом чертоге, каждый плакал,

Царицу провожая. А она

Нам каждому протягивала руку;

Последнего поденщика приветом

Не обошла прощаясь и словам

Внимала каждого...

Для Еврипида и его зрителей не существовало вопроса о моральном облике Адмета, принявшего такую жертву от жены. Персонажи античной трагедии всегда ограничены сюжетами мифов. В мифе и сказке был мотив самопожертвования. Еврипид перенес его в свою драму и сосредоточил все внимание на человеке и его чувствах. Он показал переживания Алкестиды и страдания Адмета, раскрыв такую полноту человеческих чувств, которая до него была неизвестна в античной драматургии. Мифологический сюжет при всей его условности не помешал поэту изобразить жизненную семейную драму.

Такой же семейной драмой явилась трагедия "Медея", поставленная в 431 г. и получившая третий приз, то есть провалившаяся, при первой постановке. Впоследствии она была признана одним из лучших произведений Еврипида. Сюжет "Медеи" взят из мифа о походе аргонавтов. Некогда герой Фрикс, спасаясь от козней злой мачехи, на волшебном баране переплыл море и попал в Колхиду, где принес барана в жертву богам за свое спасение, а его золотую шерсть (руно) повесил в священной роще под охраной неусыпного дракона. Царь фессалийского города Иолка Пелий, отнявший власть у своего брата и стремившийся освободиться от всех законных претендентов, послал племянника Ясона добыть и привезти обратно в Элладу золотое руно. Ясон собрал около полусотни могучих героев, они вместе построили корабль, назвали его "Арго" и отплыли в Колхиду. Царь Колхиды Эет не пожелал отдать аргонавтам руно, а предложил Ясону исполнить несколько его поручений, надеясь на то, что герой погибнет, не сумев их выполнить. Ясону пришла на помощь дочь Эета, волшебница Медея. Она научила героя, как укротить огнедышащих меднокопытных быков, как вспахать на них поле и засеять его зубами дракона, а затем победить страшных гигантов, выросших из посеянных в землю зубов. Когда же Эет отказался от своего обещания и решил погубить аргонавтов, Медея предупредила Ясона, помогла ему похитить руно и вместе с аргонавтами бежала из Колхиды в Элладу. Тут она спасла Ясона от коварного Пелия. Однако после насильственной смерти последнего Ясону и Медее пришлось покинуть Иолк и искать убежище в городе Коринфе. В Коринфе Ясон оставил Медею и женился на дочери коринфского царя. Медея отравила новую жену Ясона и ее отца, а жители Коринфа убили малолетних сыновей Медеи, чтобы отомстить за смерть их царя, в Коринфе показывали как местную достопримечательность могилы убитых детей Ясона и Медеи.

Местом действия трагедии "Медея" является город Коринф.

Выступающая в прологе кормилица рассказывает, что Ясон недавно покинул свою прежнюю семью и Медея вне себя от горя и гнева. Кормилица хорошо знает свою госпожу и страшится ее необузданного нрава:

Да, грозен гнев Медеи, нелегко

Ее врагу достанется победа

Не ревность и не любовь терзают Медею. Ее трагедия - трагедия обманутого доверия. Об этом она сама рассказывает коринфским женщинам, составляющим хор трагедии:

Нежданное обрушилось несчастье.

Раздавлена я им и умереть

Хотела бы - дыханье мука мне!

Все, что имела я, слилось в одном,

И это был мой муж, и я узнала,

Что этот муж - последний из людей.

Сознание полного одиночества усиливает страдания Медеи. В сцене встречи Медеи с Ясоном Еврипид показывает, что Медея не ошиблась в горькой оценке своего бывшего мужа. Ясон - расчетливый и лживый эгоист. Он уже прошел софистическую школу, преисполнен веры в себя и в свою власть над Медеей. Он приходит убедить Медею в том, что вступил в новый брак, только ради нее и детей. Поэтому он искренне огорчен, возмущен и полон негодования, услыхав, что Медея не признает его благодеяния:

Но доброты не ценит

Надменная моей - и ей же хуже.

После разговора с Ясоном Медея твердо решает отомстить ему. Она не знает только, какую выбрать месть. По античным представлениям, человек,- лишенный потомства, считался отверженным богами и людьми, так как дети являлись гарантией бессмертия для родителей, и прежде всего для отца. Медея хочет убить жену Ясона, чтобы лишить его будущих законных детей, но одновременно она приходит к мысли, что ее удар будет более сильным, если погибнут те дети, которые уже есть у Ясона. Однако ей трудно решиться на такое преступление, так как она - мать мальчиков и страстно их любит. Поэтому Медея принимает первое решение и посылает во дворец отравленные подарки для жены Ясона, и та, прикоснувшись к ним, умирает в страшных мучениях. Погибает также коринфский царь, тщетно пытаясь спасти дочь. Медея узнает о катастрофе во дворце и слышит, что разъяренная толпа ищет ее сыновей, с которыми она переслала во дворец свои дары. С этим известием оканчиваются все колебания Медеи, она понимает, что дети уже обречены, и сама убивает их, разрешая новым преступлением все свои сомнения и страдания. Со смертью детей несчастная и измученная женщина уступает место жестокой бесчеловечной волшебнице, злорадно глумящейся над поверженным врагом.

Современники обвиняли Еврипида в том, что он, якобы подкупленный коринфянами, переделал миф, чтобы переложить на Медею ответственность за преступление их далеких предков. Нам неизвестно, нашел ли Еврипид эту версию мифа в каком-нибудь источнике или выдумал ее сам в поисках жизненного правдоподобия. Но, сделав свою героиню детоубийцей, он подвел логический итог борьбы страстей и тех противоречивых чувств, во власти которых оказалась его Медея. Древние критики Еврипида, к которым восходит большинство примечаний в средневековых рукописях еврипидовских трагедий, считали неправдоподобным поведение Медеи, которая убивала своих детей и в то же время искренне их оплакивала. Отсюда берет начало утверждение о двойственном характере Медеи, проникшее даже в современное литературоведение и оказавшее влияние на оценку образа Медеи. До Еврипида внутренний мир человека и его психология не были объектами художественного изображения. Поэтому новаторство поэта очень долго смущало многих, включая Аристотеля. Современным исследователям часто казался странным финал трагедии, где Медея издевалась над морально уничтоженным Ясоном и отказывала ему даже в последнем прощании с мертвыми сыновьями. Стоя на волшебной колеснице бога солнца Гелиоса, она предсказывала установление культа своих детей в Коринфе. И все же финал, несмотря на его кажущуюся изолированность, составляет единое целое со всей трагедией. В эпилоге Еврипид показал торжество мрачных сил, под действием которых преобразилась несчастная страдающая женщина и превратилась в страшное демоническое существо. Той же самой теме борьбы страстей, источника человеческих страданий, посвящена трагедия "Ипполит", поставленная через три года после "Медеи" и удостоенная первой награды. В основе трагедии лежит миф об афинском царе Тесее, легендарном основателе афинского государства. Миф о любви жены Тесея к своему пасынку Ипполиту переплетается с известным фольклорным мотивом преступной любви мачехи к пасынку и обольщения целомудренного юноши. Но Федра Еврипида не похожа на ту порочную жену сановника Пентефрия, которая, по библейскому сказанию, соблазняет прекрасного Иосифа. Федра благородна по натуре и всеми способами старается преодолеть неожиданную страсть, готовая лучше умереть, чем выдать свои чувства. Страдания ее так велики, что они преобразили даже облик царицы; при виде ее хор в изумлении восклицает:

Какая бледная! Как извелась,

Как тень бровей ее растет, темнея!

Любовь вселила в Федру богиня Афродита, разгневанная на пренебрегающего ею Ипполита. Поэтому Федра не властна в своих чувствах. От больной госпожи не отходит старая преданная нянька, стараясь понять причину ее болезни. Житейский опыт помогает старухе, и она хитростью выпытывает тайну Федры, а затем, желая ей помочь, без ее ведома начинает переговоры с Ипполитом. Слова няньки поражают юношу, вызывая у него гнев и возмущение:

Священное она дерзнула ложе

Мне, сыну, предлагать.

Проклиная старуху Федру и всех женщин, Ипполит, связанный данной клятвой, обещает молчать. В первом несохранившемся варианте трагедии Федра сама признавалась Ипполиту в любви, и тот в страхе бежал от нее, закрыв плащом лицо. Афинянам подобное поведение женщины показалось настолько безнравственным, что поэт переделал эту сцену и ввел посредницу - няньку. Дальнейшая же судьба трагедии сложилась вопреки приговору современников Еврипида. Сенека и Расин в своих трагедиях обратились к первой редакции, как более правдоподобной и драматичной.

Узнав ответ Ипполита, Федра, измученная страданиями и оскорбленная в своих чувствах, решила умереть. Но прежде чем покончить с собой, она написала письмо мужу, назвав виновником своей смерти Ипполита, якобы обесчестившего ее. Вернувшийся Тесей находит труп любимой жены и видит в руке у нее письмо. В отчаянии он проклинает сына и изгоняет его из Афин. Тесей обращается с мольбой к богу Посейдону, своему предку: "Пусть мой сын не доживет до этой ночи, чтоб мог я верить слову твоему". Желание отца исполняется. Колесница, на которой уезжает из Афин Ипполит, опрокидывается и разбивается в щепки. Умирающего юношу приносят обратно во дворец. К Тесею спускается покровительница Ипполита богиня Артемида, чтобы рассказать отцу о невиновности сына. Ипполит умирает на руках отца, а богиня предрекает ему бессмертную славу.

Соперничество Афродиты и Артемиды привело к гибели неповинных и прекрасных людей, нанесло удар Тесею и, наконец, в непривлекательном свете выставило обеих богинь. Их вмешательством Еврипид объяснял происхождение человеческих страстей, продолжив гомеровскую традицию. Но в объективной оценке деятельности богов он выступил с позиций рационалиста, критикующего традиционную религию. Неожиданное появление Артемиды в эпилоге трагедии позволили Еврипиду, хотя и внешними средствами, разрешить сложный конфликт отца и сына (так называемый прием deus ex machina).

Еврипид первым ввел в драму любовную тему, которая в некоторых трагедиях стала центральной. Доводы противников поэта, жестоко осудивших смелое нововведение, приведены в комедиях Аристофана. Еврипида обвиняли в развращении своих соотечественников, как создателя образа влюбленной женщины, утверждая, что "должен скрывать эти подлые язвы художник".

Интерес к человеческим переживаниям заставил Еврипида обратиться к новым темам и мотивам, расширить границы сказки и мифа. Еврипид не мог изменить привычную для зрителя мифологическую традицию, но, как правило, по-своему интерпретировал мифы и стремился скрыть свои нововведения частыми возвращениями к прежним драматическим формам (прологи архаического типа, вестники и так далее). Герои мифов у Еврипида становились людьми. Знаменитый своими подвигами богатырь Геракл, спаситель и защитник людей, оказался у Еврипида по капризу богини Геры обездоленным страдальцем. Сверхчеловеческое мужество помогло Гераклу найти в себе силы, чтобы пережить незаслуженные страдания (трагедия "Геракл"). Еврипид обращался к событиям легендарной Троянской войны для того, чтобы ответить на вопрос, как могли всезнающие боги допустить такую войну, источник неисчислимых бед для побежденных и победителей ("Троянки", трагедия особенно актуальная в период Пелопоннесской войны).

Далекое мифическое прошлое Еврипид всегда проецирует в настоящее. Поэтому трагедия "Троянки", где осуждается всякая война, звучит как предостережение афинянам, готовившим новую военную авантюру. Поэтическое предвидение помогло Еврипиду предсказать трагический исход похода в Сицилию, предрешившего десятилетие спустя полное поражение Афин в Пелопоннесской войне и крушение афинской демократии. Новое толкование мифа об Атридах Еврипид дал в трагедии "Электра", вступив в полемику с Эсхилом и Софоклом. У Эсхила Орест убил мать, выполняя волю Аполлона ("Хоэфоры"). Софокл в одноименной драме оправдывал детей, убивших жестокую и бесчеловечную мать, не имевшую даже права называться матерью. Еврипид же решительно осудил убийц, а вместе с ними и бога Аполлона, подстрекателя кровавого преступления. Клитеместра Еврипида - любящая и заботливая мать, которую жестокие дети вызывают в дом, где живет Электра, под предлогом вымышленных родов Электры. В свое время Клитеместра спасла дочь от козней Эгисфа, отдав ее замуж за простого человека, который с трогательной нежностью оберегает гордую царскую дочь и не решается пользоваться правами супруга. Как и Клитеместра, он противопоставлен злобной и хитрой Электре. Носителем возвышенных и благородных чувств становится также старый раб, сменивший у Еврипида полукомических персонажей второго плана в эсхиловских и софокловских драмах. Еврипид нередко высмеивает условность мифа и пародирует своих предшественников. Так, его Электра иронизирует над теми, кто сравнивал ее волосы с волосами Ореста, считал одинаковыми размеры следа мужчины и женщины и утверждал, что взрослый Орест бессменно носил ту одежду, в которой он ребенком покинул отчий дом. Насмешка Еврипида обращена на Эсхила, у которого Электра узнавала Ореста по оставленной на могиле пряди волос, по отпечатку следа ноги и обрывку плаща.

Трагедией "Электра" Еврипид предвосхищает драму нового типа, где не обязателен трагический конфликт и трагическая проблема, а все внимание сосредоточено на превратностях судьбы, которая то приводит героев на край гибели, то возносит их на вершину счастья. Чудесные сплетения обстоятельств, сцены "узнания" и неожиданного спасения способствовали внешней занимательности сюжета и разрушали его традиционную мифологическую оболочку. Они же помогли поэту раскрыть многообразие и сложность человеческих чувств (трагедии "Елена" и "Ион"). Патетическая драма типа "Медеи" или "Ипполита" сменялась бытовой драмой, изображавшей отчаянную борьбу человека с превратностями судьбы за свое личное счастье. Еврипид, в отличие от Эсхила и Софокла, не верил в божественную справедливость и незыблемость божественного миропорядка. Он считал, что жизнь человека - это вечная смена падений и взлетов, вызванных либо натурой человека ("Медея"), либо превратностями судьбы ("Елена", "Ион"). Ловкость, личное мужество и изобретательность помогают новым героям Еврипида воспользоваться благоприятным случаем и выйти победителями из самых рискованных положений. В драмах Софокла была перипетия как результат божественного промысла, недоступного сознанию человека. Еврипид заменил перипетию новым художественным приемом, интригой, которую замышляет сам герой. Интрига позволила поэту распутать все противоречия, приведя действие к благополучному концу. Так, в трагедии "Ион" Kpeусa хочет отравить юношу Иона, которого ее муж признал своим сыном, повинуясь оракулу. Решение Креусы обосновано и ее ревностью к прошлому мужа, и личной драмой, пережитой в далекие годы юности, когда она вынуждена была подкинуть внебрачного ребенка и отказаться навсегда от счастья стать матерью. Но действия Креусы обнаруживают истину: в последний момент она узнает в Ионе своего ребенка, некогда тайно рожденного ею от бога Аполлона. В трагедии "Елена" Менелай после долгих скитаний и приключений находит Елену в Египте. Супруги узнают друг друга и, благополучно преодолев все сложные препятствия, возвращаются в Элладу. Две последние трагедии Еврипида - "Ифигения в Авлиде" и "Вакханки" - афиняне увидели уже после смерти поэта. Их поставил сын Еврипида. Эти трагедии отличаются сложной динамикой действия и почти полным отказом от повествования.

Среди троянских мифов был миф о жертвоприношении Ифигении, дочери Агамемнона и Клитеместры. Оракул повелел Агамемнону принести в жертву дочь, чтобы ахейский флот мог беспрепятственно выйти из авлидской гавани в Элладе и взять курс на Трою. Трагедия "Ифигения в Авлиде" посвящена событиям, связанным с гибелью юной Ифигении. Драматичность ситуации раскрывает пролог, в котором Агамемнон, вождь ахейского войска, доверительно беседует со старым рабом, передавая ему письмо для вручения Клитеместре.

Агамемнон уже вызвал жену и дочь в Авлиду, но теперь отцовские чувства побудили его написать новое письма жене и просить ее отказаться от поездки, удержав Ифигению дома. Раб готов исполнить поручение, но письмо перехватывает Менелай, надменный и жестокий эгоист, который использует поход в личных и корыстных целях, желая вернуть жену и похищенные с нею сокровища. В образ спартанца Менелая Еврипид, как страстный патриот родных Афин, вложил всю ненависть к Спарте. Конфликт Менелая и Агамемнона неожиданно разрешается известием о приезде Клитеместры с дочерью. Они спешили, обманутые ложным известием Агамемнон вызвал их якобы для того, чтобы выдать Ифигению замуж за лучшего ахейского богатыря Ахилла. Когда же обман раскрывается и Клитеместра узнает, что ее дочь ожидает не свадьба, а смерть, она всеми средствами старается спасти Ифигению и молит Ахилла вступиться за них:

Заклинаю и десницей, и ланитой,

Материнскою любовью, честью имени, которым

В западню нас заманили, истерзали, убивают.

У царицы Клитеместры нет прибежища на свете.

Кроме праха ног Ахилла, - а над ней с ножом безумец.

Благородный юноша Ахилл клянется защитить Ифигению и готовится выступить один против своей дружины и всего ахейского войска, подстрекаемого демагогом Одиссеем. Ахилл жалеет обманутую беззащитную девушку и негодует на тех, кто воспользовался его именем для прикрытия своих замыслов. Рыцарский порыв Ахилла встречает неожиданное сопротивление Ифигении, которая после долгих и мучительных внутренних колебаний побеждает страх перед смертью. Она добровольно жертвует собой ради благополучного исхода ахейского похода на Трою и торжества эллинов над варварским Востоком:

Я готова... Это тело - дар отчизне..

Грек, цари, а варвар - гнись! Не подобает гнуться грекам

Перед варваром на троне: здесь свобода, в Трое ж - рабство

Мотив добровольного самопожертвования встречался уже в других драмах Еврипида, но в "Ифигении в Авлиде" он стал центральным мотивом и позволил поэту по-новому раскрыть героический образ Ифигении, добровольно идущей на смерть ради спасения родины. Для древних человеческий характер представлялся врожденным и неизменным. Считалось, что свой характер человек приносит в мир и с ним уходит в могилу, Но Еврипид не удовлетворился таким пониманием характера. Он впервые сумел показать, как созрело у Ифигении ее героическое решение, объяснил, почему она, прибывшая, чтобы вступить в брак с лучшим витязем Эллады, полная сил и даже не помышлявшая о смерти, вдруг отвергла все попытки спасти ее и сама избрала для себя смерть. Еврипид так правдиво и ярко изобразил начало и конец сложной психологической драмы Ифигении, что современный читатель не станет требовать показа всей сложной гаммы чувств героини, однако древняя критика не смогла объснить и понять новое отношение Еврипида к человеку. Даже Аристотель упрекал Еврипида в непоследовательности, сказав, что "горюющая Ифигения нисколько не походит на ту, которая является впоследствии" (Поэтика, гл. XV, 1454а). Причем поразительное открытие Еврипида распространялось не только на главную героиню Ифигению. Так, Ахилл сначала слишком много резонерствует и кажется недоступным неожиданным чувствам. За Ифигению он вступается только ради восстановления поруганной справедливости. Но затем влюбляется в Ифигению и обращается к ней с несвойственной ему страстной речью:

В тебе дивлюсь, тебе ж - средь дев ее...

Дивлюсь словам твоим, достойным нашей

Отчизны, и теперь, когда смотрю

На благородный стан твой, то желанье

Меня пьянит - твоей руки искать,

Сберечь тебя, укрыть тебя в чертоге...

По традиции античного театра жертвоприношение не могло происходить на глазах у зрителей. Поэтому о нем в эпилоге рассказывал вестник. По его словам, боги похитили лежащую на алтаре девушку, подменив ее ланью. Но Клитеместра не верит вестнику и считает, что история о чудесном спасении придумана Агамемноном для собственного оправдания. Такой эпилог уже заранее подготовлял психологическую мотивировку будущего преступления Клитеместры, которое Еврипид в ряде своих драм объяснял местью убийце-отцу за смерть дочери. Однако этот эпилог не принадлежит Еврипиду. Он является поздней византийской переработкой, возникшей под влиянием прочих еврипидовских драм об Атридах. Некоторые исследователи считают, что смерть помешала Еврипиду окончить эту драму и перед постановкой кем-то был дописан финал. Другие думают, что концовка не понравилась зрителям и потому была переработана. По одному античному свидетельству, в эпилоге появлялась богиня Артемида, рассказывавшая, как она спасла Ифигению и унесла ее в далекую Тавриду. Пребыванию же Ифигении в Тавриде, ее встрече с братом Орестом к возвращению на родину посвящена еврипидовская "Ифигения в Тавриде", типичная трагедия интриги. Сюжет трагедии "Вакханки" Еврипид взял из мифов о Дионисе. Трагедия посвящена мифической истории установления дионисийского культа в Греции. Хотя "Вакханки" были написаны во время пребывания Еврипида в Македонии, своим возникновением они обязаны тем настроениям, которые господствовали в Афинах накануне трагического завершения тридцатилетней Пелопоннесской войны. Тревога и беспокойство, охватившие афинян в это смутное время, способствовали росту влечения к мистике и суевериям, в которых люди искали временного успокоения и гарантию личного благополучия. Среди античных богов, культ которых складывался из выполнения внешних формальностей и носил общегосударственный характер, Дионис занимал особое место, так как считалось, что он приносил душевное спокойствие и умиротворенность. Но одновременно с этим культ Диониса носил дикий оргиастический характер и требовал обязательного экстаза, то есть утраты привычного уравновешенного состояния, как непременного условия достижения блаженства. В конце V в. до н.э. в Афинах наряду с почитанием Диониса появились иноземные культы. С некоторыми из них Еврипид познакомился в Македонии. Итогом размышлений поэта о человеческом счастье и о противоречии между разумом и верой в богов явились "Вакханки" - лебединая песнь Еврипида. Действие трагедии происходит в городе Фивы, куда, на родину матери, прибыл Дионис со свитой вакханок. Некогда в Фивах погибла сожженная молнией Зевса мать Диониса Семела, пожелавшая увидеть своего возлюбленного во всем его блеске. Сестры Семелы, как и все фиванские женщины, не верили, что ее сделал своей избранницей Зевс, смеялись над ней, а в ее гибели усматривали кару бога. Поэтому Дионис, сын Зевса и Семелы, решил наказать всех женщин и поверг их в тяжелое безумие. Правитель Фив Пенфей, двоюродный брат Диониса, пытается всеми силами помешать установлению культа нового бога, усматривая в этом культе только ложь и разврат. Но Дионис внушил Пенфею безумное желание тайно проникнуть на ночные вакханалии. Исступленные женщины во главе с матерью Пенфея Агавой и ее сестрами увидели Пенфея и, приняв его за дикого зверя, растерзали на части. С ликующими криками они принесли свою добычу во дворец. Впереди процессии с головой сына на шесте бежала Агава. Но внезапно чары исчезли, наступило отрезвление, а с ним пришли горе и отчаяние. Конец трагедии сохранился в отрывках. Из отдельных стихов ясно, что эпилог состоял из сцены плача Агавы над телом Пенфея и появления торжествующего Диониса. Героем "Вакханок" является Пенфей, вступивший в борьбу против суеверия и дикости новой религии во имя разума и справедливости и погибший ужасной и жалкой смертью. Пенфею противостоит Дионис, который столько же непривлекателен, как Афродита в "Ипполите", Аполлон в "Ионе" и прочие еврипидовские боги. Дионис мстителен, жесток, но, подобно всем богам, всесилен и всемогущ. Как же относится Еврипид к Пенфею и Дионису, столкновение которых он изобразил в своей трагедии? Этот вопрос составляет основную проблему трагедии и до сих пор не может считаться разрешенным. Одни считают, что на закате своих дней Еврипид осудил Пенфея и вернулся к бесхитростной вере своих предков, далеких от всех рационалистических сомнений. По мнению других, Еврипид разоблачил несостоятельность религиозного культа в его диких формах и показал ложность представлений, лежащих в основе таких культов. Прямо противоположные оценки обусловлены типичным для Еврипида двойственным отношением к изображаемому. Среди многочисленных драм Еврипида имеется сохранившаяся полностью сатировская драма "Киклоп". Судя по фрагментам сатировских драм Эсхила и Софокла, Еврипиду чужды непосредственное веселье и бездумная жизнерадостность, которые царили в сатировских драмах, сменявших комедийным смехом трагический ужас. В основу "Киклопа" положена история ослепления киклопа Полифема, известная по "Одиссее". Но если у Гомера Одиссей ослеплял Полифема, чтобы избежать неминуемой смерти, то у Еврипида он мстил дикому киклопу за убийство товарищей. В этом новом этическом осмыслении Одиссей становился носителем справедливости и противопоставлялся отвратительному варвару, заявлявшему:

Утроба - вот наш бог,

И главный бог при этом...

А людей,

Которые изобрели закон,

Чтоб нашу жизнь украсить, - к черту их!

Зрители узнавали в Полифеме пародийно изображенных последователей радикальной софистики, которые призывали пренебрегать законами.

С драмами Еврипида Афины покидала древняя героическая трагедия, связанная с общественной жизнью полиса. Она уступала место драме, посвященной проблемам индивидуума. Герои Еврипида еще носили имена мифологических персонажей, из мифов заимствовались сюжеты трагедий, но миф стал жизнью. Герои еврипидовских трагедий мучались из-за неразделенной или обманутой любви, страдали из-за собственного характера, боролись с превратностями судьбы.

Эсхил изображал столкновение человека с высшими божественными силами, избравшими его ареной своих действий. Он неизменно утверждал победу этих сил, олицетворявших общественный прогресс. Софокл в своих произведениях пытался обосновать незыблемость божественного миропорядка, объясняя трагические столкновения героев с действительностью чаще всего их личными особенностями. Человек Еврипида одинок, и все происходящее с ним зависит только от него самого, от его действий и поступков. Лишь в драмах последнего периода появляются некие внешние силы, противодействующие или содействующие герою, но это не незыблемый, установленный богами разумный миропорядок Эсхила и Софокла, а лишь проявление неустойчивой и непостоянной власти случая. К концу V в. до н.э. обожествленный случай даже провозглашается богиней Тихой, которой воздвигаются храмы и ставятся статуи.

Поэт и философ Еврипид - величайший гуманист. Он любит и жалеет людей, утверждая их природную общность. Утратив веру в божественную справедливость миропорядка, Еврипид не нашел объяснения страданиям и несчастьям людей и решил, что они неизбежны. Этот безысходный трагизм художника, протестовавшего всем своим творчеством против страданий, но не нашедшего способа избавления от них, интуитивно почувствовали афинские зрители, единомышленники Софокла, и отнеслись к Еврипиду с нескрываемым недоверием. Аристотель, первый критик драматургии Еврипида, назвал последнего самым трагическим из всех поэтов.

Внешне его трагедии продолжали традиции героической классической трагедии. Они по-прежнему разыгрывались в торжественные дни дионисийских праздников и были посвящены эпизодам мифической истории Эллады. При всем своем новаторстве Еврипид пытался воскресить традиционную форму древней драмы, от которой постепенно отходили его предшественники. Он ввел, например, повествовательные ориентирующие зрителя прологи, а это в свою очередь позволило ему уделить основное внимание развитию действия в трагедии. Во многих его драмах появлялись вестники. Роль вестника была особенно важна на ранних этапах существования трагедии, когда о действии рассказывалось вместо того, чтобы изображать его. Однако трагедии Еврипида очень динамичны. Актеры оттеснили хор, переставший теперь быть главным действующим лицом, но еще не нашедший своего постоянного места в драме. Хоровые партии у Еврипида чаще всего представляют обособленные лирические интермедии. Противники поэта, защитники древних музыкально-лирических традиций, упрекали его за пристрастие к новым мелодиям, рассчитанным на возбуждение эмоций слушателей. Хоровые партии Еврипида пародировались в комедии, высмеивались актерские монодии, то есть арии, исполняемые героями драм в минуты наивысшего патетического напряжения. Отсутствие связи хоровых партий с действием позволило Еврипиду делиться со зрителями своими чувствами и мыслями. Так, в трагедии "Геракл", написанной Еврипидом в возрасте около семидесяти лет, хор проникновенно поет о безвозвратной молодости и сравнивает тяжесть старости с горой Этной, возложенной на плечи человека. Действие же трагедии. "Медея" разыгрывается далеко от Афин, но после того как по ходу драмы появляется афинский царь Тесей, хор в торжественном гимне славит Афины, называя афинян детьми вечно блаженных богов, теми, кто несет в своих жилах жар вечной славы живущих в Аттике Муз.

Современники не сумели по заслугам оценить Еврипида, опередившего их по своему мировоззрению и мировосприятию. Но в IV в. он уже получил признание, и его посмертная слава непрерывно росла вплоть до падения античного мира. Еврипида изучали, цитировали, комментировали и много подражали ему. Под его непосредственным влиянием складывались новоаттическая бытовая драма, римская трагедия и даже европейская драма, продолжившая трагедию Еврипида в ее двух основных видах - патетической и бытовой драмы.

Трудно перечислить все открытия Еврипида, унаследованные литературой нового времени. Он первым раскрыл сложный и противоречивый мир человеческих чувств, что дало основание Белинскому назвать его "самым романтическим поэтом Греции" 47 .

Послееврипидовская трагедия уже не была оригинальной. Не отличалась она и высокими художественными достоинствами. Драмы поэтов послеклассического времени не дошли до нас. Они представлены лишь обилием имен и названий, что позволяет судить о популярности трагедийного жанра. Однако ведущая роль всегда принадлежала трем его величайшим мастерам. Специальным законом были предусмотрены повторные постановки произведений Эсхила, Софокла и Еврипида, обошедшие все театры эллинского мира. В эпоху эллинизма их трагедии ставились даже в театрах Индии и Африки.

На первый взгляд кажется, что драма, как и соответствовало традиции, написана на мифологический сюжет. Однако примечательно, что драматург избирает тот фрагмент мифа, когда героическое прошлое героев позади, и изображает личную, семейную драму. Динамика чувства и страсти - одна из любимейших тем Эврипида. Он впервые в античной литературе отчетливо ставит перед собой психологические проблемы, в особенности проблемы женской психологии, и значение Эврипида для мировой литературы основано по преимуществу на его женских образах.

К числу самых сильных трагедий Эврипида принадлежит «Медея» (431 г.). Медея - мифологическая фигура из цикла сказаний об аргонавтах, внучка Гелиоса (Солнца), чародейка, способная на самые страшные преступления. в 431 г. к образу Медеи и дал трагедию страстно любившей, но обманутой женщины.

И как носительница нового отношения к браку, Медея произносит перед хором коринфянок речь о тяжелом положении женщины в семье, о неравной морали, требующей верности от женщины, но не распространяющей этого требования на мужчину. Ясон, вторичный брак которого продиктован стремлением создать «опору дома» и обеспечить будущность детей, следует традиционным взглядам на задачи семьи, но Эврипид не щадит красок для того, чтобы изобразить его низость, малодушие и ничтожество. Ответ Ясона на упреки Медеи в неблагодарности - образчик софистического искусства «доказывать» любое положение и защищать неправое дело.

«Медея» показательна для драматургии Эврипида во многих отношениях. Изображение борьбы чувств и внутреннего разлада - то новое, что Эврипид внес в аттическую трагедию. Наряду с этим - многочисленные рассуждения о семье, браке, отцовстве, о гибельности страстей: рассуждает не только Медея, но и хор, и даже старуха-кормилица.

Героиня не считает свою участь исключительной, она высказывает горестные размышления о подчиненной, зависимой судьбе женщины, ее беззащитности и бесправии:

Однако сама Медея в соответствии с природой и цельностью своего характера не способна мириться с унижением. с той же силой, что любила, начинает она ненавидеть Ясона и искать способ мщения ему. На идею детоубийства ее окончательно наталкивает встреча с бездетным афинским царем Эгеем. В беседе с ним она понимает, как страдает бездетный мужчина, и решается отнять у Ясона самое дорогое. Но этот удар одновременно направлен и против нее самой, поэтому не сразу и со страшной мукой решается Медея на этот шаг. Несколько раз меняет героиня свое намерение, противоречивые чувства борются в ней, и все-таки постепенно страшное решение вызревает в ней

До Еврипида преобладала версия мифа, согласно которой детей убивали разгневанные коринфяне, узнав о смерти своего царя и молодой царевны. Еврипид предоставил это осуществить самой героине, убедительно показав, что, как ни страшно это деяние, Медея, принадлежащая к натурам гордым, могучим, не способным прощать обиды, могла это совершить. Зритель не может принять и простить Медее ее поступка, но понимает, кем и как она была доведена до преступления

На первый взгляд кажется, что драма, как и соответствовало традиции, написана на мифологический сюжет. Однако примечательно, что драматург избирает тот фрагмент мифа, когда героическое прошлое героев позади, и изображает личную, семейную драму. Перед нами горе одинокой, обманутой, покинутой женщины. Отступления от традиционных мифологических версий нередко встречаются в трагедиях Еврипида. За этим ощутима определенная тенденция: для Еврипида миф - не священная история народа, а материал для творчества. По сути дела, Еврипид стесняет рамки мифа: новое социально-бытовое содержание его трагедий вступает в противоречие со старой мифологической формой. По существу, Еврипиду нужно было бы отказаться от мифа, но это было бы слишком смелым и решительным нарушением традиции, однако он, безусловно, приблизил разрушение мифологической основы трагедии Еврипид одним из первых обратился к изображению любовного конфликта в драме и сделал любовную страсть движущим мотивом событий. В "Антигоне" Софокла был создан яркий женский характер и присутствовала тема любви (линия Антигоны и Гемона), однако как второстепенная и несамодовлеющая, подчиненная выбору гражданской позиции героев. Для Медеи же ее страсть - главная основа жизни. В жертву своей страсти она принесла близких, родину, доброе имя, однако после ряда лет совместной жизни Ясон вероломно пренебрег ею ради низкого расчета.

Убийство Креонта и царевны Медея задумывает хладнокровно, совершенно не сомневаясь в правильности выбранного решения; единственное, что ее “смущает”, - это то, что “по дороге до спальни” или “за делом” она может быть “захвачена... и злодеям достаться на глумленье”, а разговор с Ясоном только укрепляет Медею в намерении так поступить.

Словесный поединок с Ясоном она выставляет его совершеннейшим ничтожеством и подлецом

горячая, страстная, эмоциональная, движимая чувствами и инстинктами, гордая, резкая, несдержанная и безмерная. Медея безмерна во всем: в любви, ненависти, мести. Именно из-за этого ее не понимают другие персонажи трагедии

Медея разыгрывает сцену примирения с Ясоном

эгоизм Медеи: она не задумывается о том, что лучше для ее детей, жить или умереть, остаться в городе или скитаться с ней, ею движут только собственные чувства и собственные желания.

Финал трагедии очень ярок: Медея появляется в колеснице, запряженной драконами, который прислал ей Гелиос. С ней трупы ее детей. Происходит ее последний диалог с Ясоном, который несколько меняет характер драмы

Трагедия несет в себе ощущение абсурда бытия: в мире нет справедливости, нет границы между добром и злом, нет меры, нет правды, нет счастья. Медея заставляет усомниться в самых высших ценностях, в существовании богах (она призывает к их помощи, но они никак ей не помогают), во взгляде на мир.

хор - на стороне Медеи,

Медея - несомненный центр произведения, вокруг нее вращается мир трагедии, она сосредотачивает на себе все эмоционально-психологическое содержание драмы; волей-неволей начинаешь ей сопереживать, ее метания вызывают ответную бурю чувств. Кажется, что сам Еврипид был заворожен образом волшебницы-убийцы.

Новаторство : Двойственность её характера – и оплакивает-жалеет детей, и убивает. До Е. внутренний мир человека не изображался. Изображение борьбы чувств и внутреннего разлада - то новое, что Эврипид внес в аттическую трагедию. Наряду с этим - многочисленные рассуждения о семье, браке, отцовстве, о гибельности страстей: рассуждает не только Медея, но и хор, и даже старуха-кормилица.

Медея Еврипида: конфликт и характеры.

Еврипид (около 485-406 до н.э.).Социальный кризис афинской рабовладельческой демократии и обусловленная им ломка традиционных понятий и взглядов наиболее полно отразились в творчестве младше- го современника Софокла-Еврипида..В противоположность Софоклу Еврипид непринимал непосредственного участия в политической жизни государства, однако он живо интересовался общественными событиями. Его трагедии полны разнообразных политических высказываний и намеков на современность.

Большого успеха у современников Еврипид не имел. От Еврипида дошло до нас полностью 18 драм (всего он написал от75 до 92) и большое количество отрывков. Драматург приблизил своих героев к действительности;он,по свидетельству Аристотеля,изображал людей такими,"каковы они есть".Персонажи его трагедий,оставаясь,как и у Эсхила и Софокла,героями мифов,наделялись мыслями,стремлениями,страстями современных поэту людей.

В ряде трагедий Еврипида звучит критика религиозных верований и боги оказываются более коварными,жестокими и мстительными,чем люди. По своим общественно-политическим взглядам был сторонником умеренной демократии,опорой которой он считал мелких землевладельцев.В некоторых его пьесах встречаются резкие выпады против политиков-демагогов:льстя народу,они добиваются власти,чтобы использовать ее в своих корыстных целях.В ряде трагедий Еврипид страстно изобличает тиранию:господство одного человека над другими людьми вопреки их воле ему представляется нарушением естественного гражданского порядка.Благородство,по Еврипиду,заключается в личных достоинствах и добродетели,а не в знатном происхождении и богатстве.Положительные персонажи Еврипида неоднократно высказывают мысль,что безудержное стремление к богатству может толкнуть человека на преступление. Заслуживает внимание отношение Еврипида к рабам.Он считает,что рабство-это несправедливость и насилие,что природа у людей одна и раб,если у него благородная душа,ничуть не хуже свободного.

Еврипид часто откликается в своих трагедиях на события Пелопоннесской войны.Хотя он гордится военными успехами соотечествеников,но в целом относится к войне отрицательно.Он показывает,какие страдания несет война людям,прежде всего женщинам и детям.Война может быть оправдана только в том случае,если люди защищают независимость своей родины. Эти идеи выдвигают Еврипида в число самых прогрессивных мыслителей человечества. Еврипид стал первым известным нам драматургом,в чьих произведениях характеры героев не только раскрывались,но и получали свое развитие. При этом он не боялся изображать низкие человеческие страсти, борьбу противоречивых стремлений у одного и того же человека.Аристотель назвал его трагичнейшим из всех греческих драматургов.

Трагедия Медея была поставлена на афинской сцене в 438г. В ней изображена дочь колхидского царя, полюбившая одного из аргонавтов.Из ревности Медея вопреки нормам полисной этики идет на преступление-убийство собственных детей (своего рода преломление софистской теории, что человек-мера всех вещей). Еврипид выступает как глубокий психолог, показывает бурю страстей в душе Медеи, когда та задумала убить своих детей. Конфликт в ее душе между любовью к детям и ревностью к мужу, между страстью и чувством долга. Еврипид раскрывает душу человека, истерзанного внутренней борьбой, он не приукрашивает действительность, характеры реалистичны (и в жизни страсть часто берет верх над долгом). Характеры реалистичны, но концовка дается по мифу, появляется бог Гелиос, дед Медеи, и спасает ее. Это придает мифологическую окраску всему образу героини, но в целом очень психологично.