Ф.М. Достоевский в "Дневнике писателя" изредка печатал небольшие рассказы: "Мальчик у Христа на елке", "Мужник Марей", "Столетняя", "Сон смешного человека", "Кроткая", его основное содержание составляли публицистические статьи, а также очерки, фельетоны, подходящие моменту мемуары.

Литературная деятельность Достоевского была сопряжена с "тоской по текущему", другими словами, с глубоким интересом к современным событиям, характерным явлениям, выразительным деталям окружавшей его действительности. Наблюдая за всеми оттенками развития "живой жизни", он с неослабным вниманием следил за отражением ее проявлений в русской и иностранной периодике. По признанию очевидцев, писатель ежедневно просматривал газеты и журналы "до последней литеры", стремясь уловить в богатом многообразии значительных и мелких фактов их внутреннее единство, социально-психологические основания, духовно-нравственную суть, философско-исторический смысл.

Такая потребность диктовалась не только своеобразием романистики Достоевского, в которой органично сплавились вечные темы и злободневные проблемы, мировые вопросы и узнаваемые детали быта, высокая художественность и острая публицистичность. Писатель всегда испытывал страстное желание говорить напрямую с читателем, непосредственно влиять на ход социального развития, вносить незамедлительный вклад в улучшение отношений между людьми. Еще в издаваемых им совместно с братом в 1860-х годах журналах "Время" и "Эпоха" печатались его отдельные художественно-публицистические очерки и фельетоны.

Однако Достоевский намеревался выпускать сначала единоличный журнал "Записная книга", а затем - "нечто вроде газеты". Эти замыслы частично осуществились в 1873 году, когда в редактируемом им в это время журнале князя В.П. Мещерского "Гражданин" стали печататься первые главы "Дневника писателя". Но заданные рамки еженедельника и зависимость от издателя в какой-то степени ограничивали как тематическую направленность статей Достоевского, так и их идейное содержание. И вполне естественно, что он стремился к большей свободе в освещении "бездны тем", волновавших его, к раскованной беседе с читателями прямо от своего лица, не прибегая к услугам редакционных и издательских посредников.

С 1876 по 1881 год (с двухлетним перерывом, занятым работой над "Братьями Карамазовыми") Достоевский выпускал "Дневник писателя" уже как самостоятельное издание, выходившее, как правило, раз в месяц отдельными номерами, объемом от полутора до двух листов (по шестнадцать страниц в листе) каждый. В предуведомляющем объявлении, появившемся в петербургских газетах, он разъяснял: "Это будет дневник в буквальном смысле слова, отчет о действительно выжитых в каждый месяц впечатлениях, отчет о виденном, слышанном и прочитанном". Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1991. Т. 10.

Однако "Дневник писателя" - не многокрасочная фотография и не калейдоскоп постоянно сменяющих друг друга пестрых фактов и непересекающихся тем. В нем есть свои закономерности, имеющие первостепенное значение. И о чем бы ни заводил речь автор - будь то общество покровительства животным или литературные типы, замученный солдат или добрая няня, кукольное поведение дипломатов или игривые манеры адвокатов, кровавая реальность террористических действий или утопические мечтания о "золотом веке" - его мысль всегда обогащает текущие факты глубинными ассоциациями и аналогиями, включает их в главные направлении развития культуры и цивилизации, истории и идеологии, общественных противоречий и идейных разногласий. Причем при освещении столь разнородных тем на предельно конкретном и одновременно общечеловеческой уровне Достоевский органично соединял различные стили и жанры, строгую логику и художественные образы, "наивную обнаженность иной мысли" и конкретные диалогические построения, что позволяло передать всю сложность и неодномерность рассматриваемой проблематики.

В самой же этой проблематике он стремился определить ее этическую сущность, а также "отыскать и указать, по возможности, нашу национальную и народную точку зрения". По мнению Достоевского, всякое явление современной действительности должно рассматриваться сквозь призму опыта прошлого, не перестающего оказывать свое воздействие на настоящее через те или иные традиции. И чем значительнее национальное, историческое и общечеловеческое понимание злободневных текущих задач, тем убедительнее их сегодняшнее решение.

Такая работа, кажущаяся непосильной в наше время и целой редакции, полностью захватывала Достоевского и требовала от него огромного напряжения физических и духовных сил. Ведь ему одному необходимо было собирать материал, тщательно готовить его, составлять, уточнять, успеть издать его в срок, уложившись в заданный объем. Чрезвычайная добросовестность заставляла Достоевского по нескольку раз переписывать черновики, самого рассчитывать количество печатных строк и страниц. Боясь за судьбу рукописей, он сдавал их в типографию лично или передавал через жену, незаменимую помощницу, которая активно участвовала в подготовке "Дневника писателя" и в его распространении. После каждого выпуска Достоевский, по свидетельству очевидца, "несколько дней отдыхал душою и телом... наслаждаясь успехом...". Ф.Б. Тарасов Ф.М. Достоевский. "Дневник писателя". (1873. 1876-1877. 1880-1881.), М., 2006 год.

Публицистика Достоевского дает редкий и выразительный, но, к сожалению, недостаточно усвоенный урок многостороннего и предугадывающего понимания современной ему действительности. Пожалуй, более чем кто-либо из русских писателей он пристально всматривался в эту действительность, когда в пореформенной России совместились "жизнь разлагающаяся" и "жизнь вновь складывающаяся", когда "все вверх дном на тысячу лет".

Писателя чрезвычайно озадачивало, что в эпоху "безалаберщины" и "великих обособлений" возникает "куча вопросов, страшная масса все новых, никогда не бывавших, до сих пор в народе неслыханных". Однако сложность "теперешнего момента" усугублялась в его представлении тем, что "каждый ответ родит еще по три новых вопроса, и пойдет это все crescendo. В результате хаос, но хаос бы еще хорошо: скороспелые решения задач хуже хаоса". Хуже потому, что не вылечивают социальные болезни, а лишь загоняют их вглубь. Не лучше и прямолинейные решения, страдающие воинствующей односторонностью. Как среди "старичков" и консерваторов, так среди "молодых" и либералов, замечает писатель, "народились мрачные тупицы, лбы нахмурились и заострились,- и вес прямо и прямо, все в прямой линии и в одну точку".

Неразличение правды, основанное на искренней лжи, Достоевский обнаруживал и в необузданном оптимизме современных прогрессистов, возлагавших надежду при движении к всечеловеческому братству на успехи культуры и цивилизации. Однако при непредвзятом взгляде оказывается, что в результате цивилизации люди приобрели "коротенькие идейки и парикмахерское развитие... циничность мысли вследствие се короткости, ничтожных, мелочных форм", окультурились лишь в новых предрассудках, новых привычках и новом платье.

или даже отменять информацию, передаваемую лексическими или грамматическими средствами. Как ритм она формируется всеми языковыми средствами и оказывает воздействие на реализацию произносительных признаков единиц низших уровней. Единицы интонационной системы являются необходимой составляющей при отборе содержания иноязычного произношения.

Коммуникативная неадекватность навыков произносительной речи означает сбой в реализации коммуникативной или прагматической функции речи. Основной причиной коммуникативной неадекватности формируемых навыков является ориентированность обучения иноязычному произношению на формальные признаки. Можно утверждать, что обучение иноязычному произношению нельзя ограничивать упражнениями в нормативности озвучивания иноязычных фраз. Навыки иноязычного произношения являются неотъемлемым комплексом прагматического и стратегического аспектов речевой способности, их формирование требует более широких контекстов и большего разнообразия сопутствующих интеллектуальных действий, чем те, с которыми учитель имеет дело на уроке. Формирование комуникативно адекватных навыков ИП, способных функционировать в речи в качестве инструментов

речевых стратегий, не может опережать становление самих речевых стратегий. Приоритет одного из аспектов иноязычной речевой способности, может привести к дисбалансу всей структуры учебной деятельности. Обучение ИП должно обеспечивать формирование произносительных навыков в рамках гармоничного развития всех аспектов речевой способности.

Литература

1. Миролюбов, А.А. Методика обучения иностранным языкам: традиции и современность / А.А. Миролюбов. -М., 2010.

2. Примерные программы по учебным предметам. Иностранный язык. 5 - 9 классы. - М., 2010.

3. Пассов, Е.И. Коммуникативный метод обучения иностранному говорению / Е.И. Пассов. - М., 1991.

4. Репникова, Л.Н. Методика отбора интонационного материала для обучения говорению и чтению вслух в курсе второго иностранного языка: автореф. дис. канд. пед. наук / Л.Н. Репникова. - М., 1988.

5. Соколова, М.А. Практическая фонетика английского языка / М.А. Соколова, К.П. Гинтовт. - М., 2001.

6. Kelly, Gerald How to teach pronunciation / Gerald Kelly. - London, 2004.

Г.С. Прохоров

СОБЫТИЕ В МИРЕ «ДНЕВНИКА ПИСАТЕЛЯ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

Настоящая статья посвящена изучению эстетической событийности в мире «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского на примере его публицистического фрагмента «Фома Данилов, замученный русский герой». Мы показываем, как Ф.М. Достоевский последовательно трансформирует реальный, исторический факт в эстетическое событие. Автор уходит от фактически известного и конструирует вокруг героя «ситуацию неопределенности», момент выбора героем своей судьбы. Рядом с исторической последовательностью фактов возникает ее эстетическая вариация, сконструированная автором.

Ф.М. Достоевский, «Дневник писателя», художественная публицистика, событие.

The article is devoted to the study of aesthetic events in F.M. Dostoevsky"s “Writer"s diary” on the example of his journalistic fragment “Foma Danilov, the tormented Russian hero”. The author shows how Dostoevsky transforms a real historic fact into the aesthetic event. The author goes from the famous and constructs "the situation of uncertainty" around the hero, the moment of hero’s choice of his own fate. Aesthetic variation, designed by the author appears next to the historical sequence of facts.

F.M. Dostoevsky, Writer"s diary, art journalism, event.

За почти столетнюю историю изучения выработалась традиция, согласно которой внутренний стержень «Дневника писателя» - исторический факт: «Факт и документ становятся основой творческой мысли Достоевского, что отчетливо проявилось в одном из самых оригинальных его созданий -“Дневнике писателя”» . Согласно указанной традиции, в этом моножурнале нашли свое воплощение личные впечатления Ф.М. Достоевского, вызванные столкновением писателя с окружавшей его исторической действительностью. Эти впечатления классифицировались, обобщались и, в конечном счете, отлились в индивидуальную концепцию Рос-

сии 1870-х гг., свойственную писателю: «“Столетняя”, “Мужик Марей” - художественные иллюстрации к мыслям о народе и его идеалах; „Мальчик у Христа на елке“ - вставлен Достоевским в его публицистический трактат о городских, беспризорных детях и их воспитании» , . А потому О.Ф. Миллер, В.Ф. Переверзев, В.А. Десниц-кий, В.С. Нечаева, Д.В. Гришин, Т.В. Захарова и т.д., показывали, как на страницах моножурнала нашли свое непосредственное воплощение личные социально-политические взгляды Ф.М. Достоевского: «Не буду говорить здесь о нескончаемых противоречиях “Дневника”, в которых отразились его <Достоевско-

го> неуверенность и колебания на этот <Россия и Запад> счет. <...>. Достаточно будет отметить то кардинальное противоречие, которое проникает собой всю его публицистическую деятельность. Читатель уж должен был заметить, что отрицательное отношение к Западу не является у Достоевского абсолютным. Моментами он доходит до восторженного преклонения перед ним» , , , , , , . В этом регулярном приближении «Дневника писателя» к концептуально-дескриптивному явлению становится важной проблема художественнопублицистической границы и значения сюжетной событийности для описания указанной границы.

Исторический факт, теоретическая концепция -явления принципиально несобытийные; «несобытийные» - в значении, показанном М.М. Бахтиным, например, в его ранней работе «К философии поступка»: «Теоретический мир получен в принципиальном отвлечении от факта моего единственного бытия и нравственного смысла этого факта, “как если бы меня не было”... » . В указанном аспекте и исторический факт, и любая теоретическая концепция противостоят сюжету, который, - как раз, принципиально событиен, будучи непосредственной чередой поступков, раскрывающих активное присутствие личности в мире: «...эстетическое бытие ближе к действительному единству бытия-жизни, чем теоретический мир, поэтому столь и убедителен соблазн эстетизма. В эстетическом бытии можно жить,1 и живут, но живут другие, а не я...» . Решая проблему документальности «Дневника писателя» (и шире - проблему документальности т.н. художественно-публицистических образований), необходимо выяснить, насколько «публицистические» фрагменты «Дневника писателя» (и подобных ему произведений) событийны.

Для иллюстрации проблемы и способа ее разрешения обратимся к такому фрагменту «Дневника писателя», как «Фома Данилов, замученный русский герой» (3-я часть январского выпуска за 1877 г.). В первом приближении этот фрагмент вполне соответствует жанровому канону очерка, выработанному теорией журналистики. Конечно, очерк и близкий ему фельетон журналистика рассматривает как художественно-публицистические жанры, как формы, к которым применимо понятие «двойной подсудности» . Тем не менее, художественность подобных явлений, с точки зрения теории журналистики и публицистики, заключена в «упаковке»: «Фельетон не перестает быть фельетоном благодаря

1 «Наивный реализм близок к истине, поскольку не строит теорий, его практика могла бы быть сформулирована: живем и действуем мы <в> реальном мире, а мир нашей мысли - его отражение, имеющее техническую ценность, реальный мир только отражает мысль, но сам он не мыслится в своем бытии, а есть, и мы сами со всеми нашими мыслями и содержанием их в нем есмы, в нем живем и умираем» .

литературной обработке факта. Эта обработка придает факту объемность, зримость, делает его наглядным, убедительным для читателя» , . Художественность очерка или фельетона - это скорее не подлинная художественность, а живописность, нисколько не подрывающая эмпирический статус отраженных событий. Очерк описывает реальные факты; сколь очерк ни был бы красив, он, в отличие от произведений художественных, никогда не порождает другую реальность, иной мир: «Задача фельетониста значительно шире: он должен не просто описать какое-либо событие, но дать ему свое толкование. При этом толкование факта в форме художественных образов имеет такое же право на существование, как и толкование его в форме прямых авторских оценок. Разумеется, фельетонист не может выходить за пределы факта» . А потому субъект очерка - это не персонаж, а человек, взятый из реальной жизни: «Очеркист ищет в жизни непосредственно личность, которая воплощает в себе основные типические черты своего времени. Героем очерка может стать любой: журналист, экономист, политик, актер, повар, производственник и пр<очее>, тот, кто является явным представителем своей среды» .

Таковым человеком из жизни, к опыту которого Ф.М. Достоевский обращается как к аргументу в собственном споре с «циниками и премудрыми» 1870-х гг., кажется, можно и должно видеть Фому Данилова: «...послушайте, господа, знаете ли, как мне представляется этот темный безвестный Туркестанского батальона солдат? Да ведь это, так сказать,

Эмблема России, всей России, всей нашей народной России, подлинный образ ея...» . Используемые здесь выразительные средства (например, вводный риторический вопрос «Нет, послушайте, господа, знаете ли, как мне представляется...») - хорошо укладывается в очерковый канон .

Однако в сюжетном пространстве «Дневника писателя» автор обращается к жизни Фомы Данилова не как к факту, на основе которого легко сформулировать удачный и нужный публицисту аргумент в его общественно-политическом споре. Автор обращается к жизни Фомы Данилова как к непосредственному, личному, уникальному подлинно человеческому бытию. Журналистский жанр очерка исполняет здесь скорее роль «первичного жанра» , на основе которого формируются несвойственные очерку эстетические категории: литературный герой, сюжет, возникает внутренний мир.

Центральная ситуация фрагмента и главные события его выстроены - и это неподдельно важно - в зоне неизвестного: свидетелей смерти Фомы Данилова не было. На отсутствии свидетелей автор специально фокусирует внимание читателей, вводя даже несколько сомнительную2 фразу: «Я думаю, что

2 Утешение, испытываемое святым древности от мысли, что его смерть послужит примером и привлечет верующих, сомнительно, поскольку подобная мысль содер-

иные великомученики, даже из первых веков христианских, отчасти все же были утешены и облегчены, принимая свои муки, тем убеждением, что смерть их послужит примером для робких и колеблющихся и еще больших привлечет к Христу. Для Фомы даже и этого великого утешения быть не могло: кто узнает, он был один среди мучителей» .

Несмотря на отсутствие свидетелей, автор фрагмента знает о предмете изображения все, вплоть до мельчайших движений души Фомы Данилова, вплоть до внутренней речи последнего: «Был он еще молод, там где-то у него молодая жена и дочь, нико-гда-то он их теперь не увидит, но пусть: “где бы я ни был, против совести моей не поступлю и мучения приму”, - подлинно уж правда для правды, а не для красоты» . Откуда такие личностно глубинные детали известны Ф.М. Достоевскому? А они Ф.М. Достоевскому и не известны: они им порождены - где-то в текстовом пространстве фрагмента очеркист превращается во всеведующего повествователя. Рядом с исторической фигурой замученного в Туркестане солдата Фомы Данилова оказывается вариация, созданный автором-творцом герой.

Подобно тому, как в художественном произведении автор-творец «завершает» героя, в рассматриваемом фрагменте Ф.М. Достоевский творчески обрамляет жизнь человека. Как и в художественных произведениях, прием, организующий эстетическое завершение, - отбор тех жизненных событий, которые попадают в читательский кругозор, и их «восполнение» автором. Автор мог бы сосредоточиться на обстоятельствах пленения, на неспособности государства защитить жизнь своего подданного и солдата, на жизни в плену, на предсмертных мучениях. Однако он концентрирует повествователя строго на одной единственной линии - моменте избрания мученической кончины. Повествователь показывает обстоятельства, противостоящие такому выбору: личные (жена, дочь, собственная молодость), возможность по-тихому, без общественной огласки изобразить смирение и избежать смерти («Приму-де ислам для виду, соблазна не сделаю, никто не увидит, потом отмолюсь, жизнь велика, в церковь пожертвую, добрых дел наделую» .1 Наконец, повествователь не утаивает невоцерковленность героя: «... в свое время не прочь был погулять, выпить, может быть, даже не очень молился, хотя, конечно, Бога всегда помнил» . Все эти восполненные автором-творцом обстоятельства формируют иную

жит в себе оценку своей жизни как святой и, следовательно, вводит в соблазн гордыни. Ср. «Осознав свою святость, он <человек святой жизни> тем самым лишился всех своих заслуг <...>: грех победил, лукавый змий отуманил борца гордыней» .

1 Важно, что возможность формально принять чужие нормы, а впоследствии отказаться от них при удачном стечении обстоятельств - это реальная альтернатива выбору Фомы Данилова. Это - путь, который примерно в те же самые годы избрал Очарованный странник Н.С. Лескова: «...двух жен опять взял, а больше не принял, потому что если много баб, так они хоть и татарки, но ссорятся, поганые, и их надо постоянно учить» .

реальность, в которой и только в которой мученическая смерть никак не есть результат случайного стечения обстоятельств, но только лишь подлинное событие жизни-бытия героя - «перенесение персонажа через границу семантического поля» . В этом событии и сопутствующем событию выборе находит, вопреки жизненным акциденциям, свое полное воплощение Фома Данилов: «И вот вдруг велят ему переменить веру, а не то - мученическая смерть. При этом надо вспомнить, что такое бывают эти муки, эти азиатские муки! Пред ним сам хан, который обещает ему свою милость, и Данилов отлично понимает, что отказ его непременно раздражит хана, раздражит и самолюбие кипчаков тем, “что смеет, дескать, христианская собака так презирать ислам”. Но, несмотря на все, что его ожидает, этот неприметный русский человек принимает жесточайшие муки и умирает, удивив истязателей» . Перед нами отчетливая нацеленность повествователя не на формулировку некоего «урока», вытекающего из исторической ситуации общего смысла, а на воссоздании в случившемся живой событийности, глубоко личностного выбора, личностного поступка, в котором подлинно: «...единственное бытие-событие уже не мыслится, а есть, действительно и безысходно свершается через меня и других <...>. Единственную единственность нельзя помыслить, но лишь участно пережить» .

Вопреки жанровой традиции очерка, Ф.М. Достоевский входит в исторический факт и... «расшивает» последний. Писатель рисует тот самый эмпирически неизвестный миг, в который перед читателем возникает находящийся в ситуации выбора герой. Тем самым автор возвращает событийность историческому, абстрактному факту. Это - воссоздание момента не истории (Historie), а живого, текущего бытия (Geschichte), в котором живут и герои, и люди, в котором они принимают решение. Исторический миг превращается в эстетический объект, однако, в эстетический объект, тесно связанный с бытием, «отловленный» в самом бытии. В свете лика (ср.: ) Фомы Данилова (даже если он всего один, а он, что из истории очевидно, не один) комично несостоятельны общие суждения: «...наш народ <считают> хоть и добродушным и даже очень умственноспособным, но все же темной стихийной массой, без сознания, преданной поголовно порокам и предрассудкам, и почти сплошь безобразником» . Такая концепция разбивается не противоположной концепцией (нет, концепции могут выстраивать аргументы и контраргументы до бесконечости - и такую ситуацию «спора» очень хорошо знает «Дневник писателя»), она разбивается о телесную истину воссозданного автором лика Фомы Данилова. Если и впрямь простой человек способен осознанно пожертвовать собой ради своих идеалов и в этом активном самопожертвовании обрести свой подлинный лик, то какой-то ничтожно малой мелочью становится незнание героем самих слов типа «жертва», «лик», «идеал»: «О, конечно, мы образованнее его, но чему мы, однако, научим его - вот беда! Я, разумеется, не про ремесла говорю, не про технику, не про математические знания, - этому и немцы заезжие по найму

научат, если мы не научим, нет, а мы-то чему?» . «Культурные слова» и подобными ему людьми не сказаны Фомой Даниловым, но действенно утверждены (правда, чтобы увидеть это действенное утверждение и нужен восполняющий и завершающий взгляд писателя).

Таким образом, «Дневник писателя» не отражает одностороннее движение от исторического факта к авторской концепции, живописно выраженной. Его сюжет - радикальное движение в глубь единичного, «готового» случая. Автор «расшивает» случившееся, оживляет его участников и предлагает читателю вновь и вновь поприсутствовать в момент выбора, единожды совершенного героем и необратимого в его непосредственной, человеческой жизни-бытии. Автор оборачивает ось времени; он последовательно обращает читателя к событийности, к тому, что в реальном бытии человек утверждает себя поступками, а, совершая их, неминуемо расплачивается своей жизнью. Этот момент возвращенного события впоследствии превращается в эстетический объект, возвращающий концептуально-трафаретному миру

полноту и заставляющий задуматься о том, что являет собой окружающий нас мир в своей «конечной» сущности: «... проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, - и если только вы в силах и имеете глаза, то найдете в нем глубину, какой нет у Шекспира. Но ведь в том-то и весь вопрос: на чей глаз и кто в силах? Ведь не только чтоб создавать и писать художественные произведения, но и чтоб только приметить факт, нужно тоже в своем роде художника» .

Литература

1. Антонова, В.И. Художественно-публицистические жанры в газетной периодике / В.И. Антонова. - Саранск, 2003.

2. Бахтин, М.М. К философии поступка // М.М. Бахтин Собр. соч.: в 7 т. / под ред. С.Г. Бочарова, Н.И. Николаева. - М., 2003. - Т. 1.

3. Бахтин, М.М. Проблема речевых жанров // М.М. Бахтин Собр. соч.: в 7 т. / под ред. С.Г. Бочарова, Л.А. Го-готишвили. - М., 1997. - Т. 5.

4. Гришин, Д.В. Дневник писателя Ф.М. Достоевского / Д.В. Гришин. - Мельбурн, 1966.

5. Десницкий, В.А. Публицистика и литература в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского // В.[А.] Десницкий На литературные темы. - Л.; М., 1933.

6. Дмитриева, Л.С. О жанровом своеобразии «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского: (к проблеме типологии журнала) // Вестник Московского университета: Серия Журналистика.- М., 1969. - № 6. - С. 25 - 35.

7. Долинин, А.С. Последние романы Достоевского / А.С. Долинин. - М.; Л., 1964.

8. Достоевский, Ф.М. Дневник писателя за 1876 г. // Ф.М. Достоевский Полное собр. соч. - СПб., 1911. - Т. 20.

9. Достоевский, Ф.М. Дневник писателя за 1877 г. // Ф.М. Достоевский Полное собрание сочинений. - СПб., 1895. - Т. 11. - Ч. 1.

10. Журбина, Е.И. Повесть с двумя сюжетами: О публицистической прозе / Е.И. Журбина. - М., 1979.

11. Захарова, Т.В. «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского как художественно-документальное произведение / Т.В. Захарова // О художественно-документальной литературе. - Иваново, 1972.

12. Карсавин, Л.П. О личности / Л.П. Карсавин // Commentationes ordinis philologorum universitati Lituanaelibi, Vol. III. - Kaunas, 1929.

13. Карсавин, Л.П. Основы средневековой религиозности в XII - XIII веках, преимущественно в Италии / Л.П. Карсавин. - Прага, 1915.

14. Кройчик, Л.Е. Современный газетный фельетон / Л.Е. Кройчик. - Воронеж, 1975.

15. Лесков, Н.С. Очарованный странник // Н.С. Лесков Собр. соч.: в 12 т. - М., 1989. - Т. 2.

16. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман. - М., 1970.

17. Любятинская, У.С. Исторические воззрения [Ф.М.] Достоевского: по материалу «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского: дис. ... канд. ист. наук / У.С. Любятинская. - М., 2006.

18. Миллер, О.Ф. Русские писатели после Гоголя / О.Ф. Миллер. - Ч. 1. - СПб., 1886.

19. Мутовкин, А.А. Жанры в арсенале журналистики: в

2 ч. Ч. 2: Художественно-публицистические жанры / А.А. Мутовкин. - Омск, 2006.

20. Переверзев, В.Ф. Творчество Достоевского: Критический очерк / В.Ф. Переверзев. - М., 1912.

21. Черепахов, М.С. Проблемы теории публицистики / М. С. Черепахов. - М., 1971.

УДК 821.161.1.09

Г.Г. Рамазанова

В.Г. БЕЛИНСКИЙ О ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ПИСАТЕЛЕЙ «ВТОРОГО РЯДА» КОНЦА 30-х гг. (ПО МАТЕРИАЛАМ ОБЗОРОВ «МОСКОВСКОГО НАБЛЮДАТЕЛЯ»)

В статье анализируются библиографические обзоры В.Г. Белинского, опубликованные в журнале «Московский наблюдатель» в 1838 - 1839 гг., никогда прежде не становившиеся предметом отдельного рассмотрения. Сотрудничество с журналом пришлось на особый период духовной биографии Белинского, который называют периодом «примирения с действительностью». Особое миросозерцание критика в это время во многом определяло ракурс осмысления произведений писателей «второго ряда».

Проза писателей «второго ряда» П. Смирновского, П. Каменского, В. Владиславьева, поэзия Е. Бернета, А. Полежаева.

Молодой человек, главный герой повести, робок, одинок, живет мечтами. Однажды петербургской ночью он встречает плачущую девушку. Она живет со слепой бабушкой, их дни не веселы и однообразны

Бесы

Степан Трофимович – необычный человек, ведь находясь в своем достаточно в среднем возрасте, он все равно ведет себя часто как капризный ребенок. Он два раза успел овдоветь, а потому соглашается с Варварой Петровной Ставригиной стать для ее сына,

Братья Карамазовы

Роман является самым гениальным его литературным трудом. Последнее творение писателя подводит итог всего его творчества. На протяжении всего произведения проглядывается проблема человека

Двойник

Петербург, осень. Титулярный советник Яков Петрович Голядкин направляется к врачу Крестьяну Ивановичу Рутеншпицу. На приёме советник жалуется на общество, в котором ценятся интриги и лесть, тогда как он, будучи абсолютно бесхитростным

Дядюшкин сон

Знаменитая повесть писателя была создана в 1859 году во время посещения города Семипалатинска после долгого творческого перерыва.

Записки из Мёртвого дома

Александра Горянчикова осудили на 10 лет каторжных работ за убийство супруги. «Мёртвый дом», как он называл тюрьму, вмещал около 250 заключённых. Тут был свой особый порядок.

Записки из подполья

Игрок

Блестящее произведение Ф.М. Достоевского «Игрок» имеет автобиографический характер и повествует о порочной привычке человека к азартной игре.

Идиот

Роман о том, как в Россию попадает некий князь Мышкин, добрый, бескорыстный и глубоко порядочный человек. Его простодушие не понимают, считают его помешанным и беззастенчиво пользуются его добротой.

Кроткая

Начинается данное произведение с небольшого лирического отступления. Автор говорит несколько слов о сюжете и о некоторой предыстории. Только потом он вводит читателя непосредственно в сам рассказ.

Мальчик у Христа на елке

Автор описывает маленького мальчишку лет шести, проснувшегося в канун рождества в сыром подвале, дрожащего от холода. Рядом лежит его умершая мать, покрутившись около нее и делая безуспешные попытки разбудить ее, изнывая от голода и скуки

Мальчики

Мальчики - глава, которая входит в большой роман "Братья Карамазовы". В этой главе повествуется о маленьком мальчике - Коле Красоткине, у которого есть только мать, о его поступках и отношениями с другими людьми

Неточка Незванова

Неточка – это девочка, которая живет в доме в Петербурге, но живет она на чердаке. У нее также есть мать, которая зарабатывает на жизнь своей дочери и себе именно шитьем, и даже тем, что готовит кое-как еду. Но у Неточки даже есть отчим

Подросток

В своих записях Аркадий Макарович Долгорукий (подросток) рассказывает о себе самом, а также, о своей жизни, и тех людях, которые были в его жизни.

Преступление и наказание

Стояла невыносимая жара, главный герой произведения Раскольников вышел из своей арендуемой каморки, избегая встречи с хозяйкой, так как должен был ей денег. Молодой, привлекательный

Село Степанчиково и его обитатели

Степанчиково – имение Ростанева Егора Ильича. Овдовевший отставной полковник жил тут с матерью, сестрой и дочерью. Кроме того, с ними под одной крышей жил Фома Опискин, который своей лестью и умением толковать сны втёрся в доверие к женской половине дома.

Скверный анекдот

Во время непогоды на постоялом дворе укрывается много путников. В доме душно, жарко, плохо спится. Один из постояльцев замечает, что человека водит ангел, как и его самого когда-то. Путники просят рассказать эту историю.

Униженные и оскорбленные

Сюжет произведения разворачивается вокруг главного героя Ивана Петровича, двадцатичетырехлетнего юношу, мечтающего стать писателем. Он вырос сиротой, а воспитывал его Николай Сергеевич Ихменев.

Введение

Заключение

Введение

Фёдор Михайлович Достоевский – один из самых значительных русских писателей и мыслителей.

Достоевский является самым ярким представителем «онтологической», «рефлексивной» поэтики, которая в отличие от традиционной, описательной поэтики, оставляет персонаж в некотором смысле свободным в своих отношениях с текстом, который его описывает (то есть для него миром), что проявляется в том, что он осознает свое с ним отношение и действует исходя из него. Отсюда вся парадоксальность, противоречивость и непоследовательность персонажей Достоевского.

Творчество Достоевского посвящено постижению глубины человеческого духа. Писатель анализирует самые потаенные лабиринты сознания, последовательно проводя почти в каждом из своих произведений три ключевые мысли: идею личности как самодовлеющей ценности, одухотворенной Божьим Духом; идею страдания как реальной подоплеки нашего существования; идею Бога как высшего этического критерия и мистической сущности всемирного бытия.

В своих произведениях Достоевский показал, что нравственность, построенная на шатких основаниях личного произвола, неизбежно приводит к принципу: «все дозволено», т. е. к прямому уже отрицанию всякой нравственности, а значит и самоуничтожению личности.

Дневник – текст, предназначенный для внутреннего потребления, записи для самого себя. Это не просто пометки для памяти, хроника текущих событий – это способ интимного самоанализа, своеобразный апокриф (неканоническая автобиография человека, существующая лишь для внутреннего потребления). Достоевский «взрывает» это представление о дневнике – потаенное, интимное предлагается для публичного чтения. Не отменяя личностного тона в повествовании, Достоевский дает возможность читателю познакомиться с точкой зрения на события, которую предлагает именно он. Федор Михайлович соединил в «Дневнике» три принципиальных составляющих: документализм (опору на факты), художественную образность (стремление запечатлеть повседневность в максимально обобщающей эмоциональной форме) и личностный характер повествования, свойственный дневниковым записям.

На страницах «Дневника» автор размышляет о всемирно-историческом назначении русского народа, о взаимоотношениях церкви и государства, о войне и мире, о вечном противостоянии «отцов и детей», о месте искусства в нравственном воспитании общества. Политические, идеологические, этические, эстетические проблемы переплетаются в «Дневнике писателя» не только на тематико-содержательном уровне, но и на уровне формы, укрепляется идейно-художественное единство издания. Достоевского тревожит состояние современного общества, русской семьи. «Современное русское семейство становится всё более и более «случайным семейством». Именно случайное семейство - вот определение современной русской семьи. Старый облик свой она как-то вдруг потеряла, как-то внезапно даже, а новый... в силах ли она будет создать себе новый, желанный и удовлетворяющий русское сердце облик? Иные и столь серьезные даже люди говорят прямо, что русского семейства теперь «вовсе нет». Разумеется, всё это говорится лишь о русском интеллигентном семействе, то есть высших сословий, не народном. Но, однако, народное-то семейство - разве теперь оно не вопрос тоже?», - пишет он на страницах своего «Дневника» и пытается ответить сам на поставленный вопрос.

Данная работа посвящена «Дневнику писателя» Достоевского.

Актуальность данной работы предопределена постоянным интересом к творчеству одного из величайших писателей России и мира – Федора Михайловича Достоевского. «Дневник писателя» Достоевского недостаточно проанализирован в современной литературе, что и определяет актуальность выбранной нами темы исследования. Следует заметить, что особенной ценностью в творчестве писателя, следует считать его глубокую правдивость в отображении среды, лиц, глубину переживаний героев и разнообразие жизненных и философских ситуаций.

Целью нашего исследования является формирование целостной стилистической картины произведения «Дневник писателя» Федора Михайловича Достоевского

Теоретическое значение изучения «Дневника писателя» состоит в результатах подробного изучения актуальности, тематики и проблематики данного произведения для формирования представления о творчестве Федора Михайловича Достоевского.

Объектом данного исследования является произведение Достоевского «Дневник писателя».

Предметом исследования является детальный стилистический анализ выбранного в качестве объекта исследования произведения Достоевского – «Дневник писателя».

1. Внимательно прочесть «Дневник писателя» Федора Достоевского.

2. Провести лексический анализ «Дневника писателя» Достоевского.

3. Провести морфологический анализ «Дневника писателя» Достоевского.

4. Провести синтаксический анализ «Дневника писателя» Достоевского.

5. Сделать выводы по результатам проведенного в ходе работы анализа.

Источниками информации для написания работы послужили работы Федора Михайловича Достоевского, в частности, его произведение «Дневник писателя», работы других известных писателей и публицистов о Достоевском и его творчестве, а также периодические и научные издания по проблематике стилистического анализа произведений, что описано в разделе использованной литературы.

Глава 1. Лексический анализ произведения Достоевского «Дневник писателя»

Рассмотрим особенности лексики Федора Михайловича Достоевского, которые он использует в своем произведении «Дневник писателя».

В «Дневнике писателя» отчетливо прослеживается определенный уровень взаимоотношений с аудиторией: автор не считает свою точку зрения окончательной, канонической. Но он стремится к тому, чтобы она, по возможности, была принята аудиторией. Именно поэтому в «Дневнике писателя» господствует не проповеднический тон и даже не исповедальный, что, казалось бы, следовало ожидать от дневника, а тон ораторской речи, тон размышления вслух, тон готовности прислушаться и учесть другие точки зрения.

Одна из глав «Дневника» начинается тем, что Федор Михайлович выказывает желание посетить место своего детства и отрочества – маленькую деревушку, в которой он жил вместе с родителями и о которой хранит теплые воспоминания. И тут же автор ставит проблемный вопрос, чем и привлекает внимание читателя: «Вот у вас есть такие воспоминания и такие места, и у всех нас были. Любопытно: что у нынешней молодежи, у нынешних детей и подростков будет драгоценного в их воспоминаниях, и будет ли? Главное, что именно? Какого рода?»

Но для того, чтобы изобразить проблемы прошлого века в современном свете, автору понадобилось прибегнуть ко всему богатству русской лексики, поэтому «Дневник писателя» Федора Достоевского изобилует разнообразными тропами: эпитетами, метафорами, гиперболами, лексическими повторами, тавтологиями, сравнениями, которые хоть и служат для разных целей, но в общем помогают понять читателю ту главную мысль, идею, которую хотел донести до него автор.

Образность повествованию помогают придать эпитеты, которые усиливают значение существительных, создают экспрессию. Подобранные под определенную обстановку в произведении, они помогают лучше представить происходящее. Приведу примеры: давний московский знакомый, с которым вижусь редко, но мнение которого глубоко ценю; маленькое и незамечательное место; (выражает теплоту отношения к человеку, месту), дорогими воспоминаниями; святые воспоминания (человек дорожит воспоминаниями), дорогой запас; любопытный и серьезный вопрос (интерес автора); современных тревожных сомнений; стройном и отчетливом изложении; прекрасные картины; современное русское семейство; непродолжительном времени; Могуча Русь (восхищение автора); самая невиннейшая вещь; злорадных типах; слухи глупые (пренебрежение); совершенный джентльмен; слабая, нежненькая, совсем не сформировавшаяся грудка такого маленького ребенка (жалость); удивительные отцы; весьма неприятные соображения; попытки эти иногда даже и с прекрасным началом, но невыдержанные, незаконченные, а иногда так и совсем безобразные; циническую, озлобленную леность; переходное и разлагающееся состояние общества; гадкие интриги и гнусное раболепство; жаждущие души своих жалких детей; женщина эгоистичная (отвращение к образам, пренебрежение); детская «фантастичность»; развращенного сердца; маленький случай; холодный, подобранный, обиженный вид (сострадание); доброго намерения; родители бессердечные, ненавистники детей ваших; глубокую, неподдельную горесть; унизительное и срамное положение; любовь к родному гнезду; гнетущий труд; ребенок хитрый, скрытный; ребенка доброго, простодушного; горькие, тяжелые впечатления их детских сердец; добродушною улыбкою; излюбленный герой автора; огромный талант, значительный ум и весьма уважаемый интеллигентною Россиею человек; горьком недоумении; слова эти старые, вера эта давнишняя; великой цивилизации; будущее великое; бешеная мечта; страшная и святая вещь; страна святых чудес; будущая мирная победа; любимейших мною наших писателей; милым и любимым моим романистом; бесспорное и глубочайшее родство; русский гений; настоящий сознательный поворот; самое яркое, твердое и неоспоримое доказательство; величайшее мировое, общечеловеческое и всеединящее значение; небольшое слово; вековечными вопросами; сомнительным умственным путем; московский барич; ученую книгу; пристроенных детей; русским делом; старый князь; дело ясное, обвинение вздорное; славянских землях, славянскими владетельными князьями; неслыханные притеснения, зверства, грабежи; прошлогоднее движение; заболтавшихся людей; славянские земли; краткий комический разговор; личные мнения; мнение нелепое; бесшабашных людей; темный и совершенно необразованный русский народ; простые деревенские мужики; святыми местами и всеми тамошними восточными христианами; нечестивые агаряне; русский народ; худые, дрянные люди; великий художник; древней исторической черты; милосердым сердцем; бесчисленные рассказы о бесчисленных мучениях; бесчисленные рассказы о бесчисленных мучениях; человек честный и бесспорно порядочный; непосредственное чувство; изолгавшаяся и исподлившаяся нация (передают настроение и отношение автора к описываемому).

Значительную роль в «Дневнике писателя» играют метафоры, которые помогают полностью раскрыть сущность происходящего, характеры героев: «оставило во мне самое глубокое и сильное впечатление на всю потом жизнь и где всё полно для меня самыми дорогими воспоминаниями» (передает незабываемые ощущения автора); «Без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек», «Воспоминания эти могут быть даже тяжелые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души» (передает значимость детства в жизни каждого человека); «Но беда в том, что никогда еще не было эпохи в нашей русской жизни, которая столь менее представляла бы данных для предчувствования и предузнания всегда загадочного нашего будущего, как теперешняя эпоха»; «Затем, чуть-чуть вы вселите в него доверчивость вашим ответом и готовностью отвечать ему, он тотчас, впрочем опять-таки с осторожностью, меняет любопытный вид на таинственный, приближается к вам и спрашивает, уже понижая голос: «А нет ли, дескать, чего особенного?»; «Слабая, нежненькая, совсем не сформировавшаяся грудка такого маленького ребенка приучена уже к такому ужасу»; «Удивительные в наше время попадаются отцы!» (передает удивление и возмущение автора); «Попытки эти иногда даже и с прекрасным началом, но невыдержанные, незаконченные, а иногда так и совсем безобразные»; «циническую, озлобленную леность»; «Большинство же путается, теряет нитку и, наконец, махает рукой» (передает безвыходное положение общества); «Без зачатков положительного и прекрасного нельзя выходить человеку в жизнь из детства, без зачатков положительного и прекрасного нельзя пускать поколение в путь»; «Одним словом, я хочу сказать, что тащить это дело Джунковских в уголовный суд было невозможно»; «Детские сердца мягки»; «но нанять учителя для преподавания детям наук не значит, конечно, сдать ему детей, так сказать, с плеч долой, чтоб отвязаться от них и чтоб они больше уж вас не беспокоили»; «Сердечная, всегда наглядная для них забота ваша о них, любовь ваша к ним согрели бы как теплым лучом всё посеянное в их душах, и плод вышел бы, конечно, обильный и добрый»; «Наконец, ребенка доброго, простодушного, с сердцем прямым и открытым – вы сначала измучаете, а потом ожесточите и потеряете его сердце»; «Великий восточный орел взлетел над миром, сверкая двумя крылами на вершинах христианства»; «На этот раз, однако, он поразил меня твердостью и горячею настойчивостью своего мнения об «Анне Карениной»; «Захваченные в круговорот лжи, люди совершают преступление и гибнут неотразимо: как видно, мысль на любимейшую и стариннейшую из европейских тем» (передает безнравственность общества); «Так как общество устроено ненормально, то и нельзя спрашивать ответа с единиц людских за последствия»; «Теперь, когда я выразил мои чувства, может быть, поймут, как подействовало на меня отпадение такого автора, отъединение его от русского всеобщего и великого дела и парадоксальная неправда, возведенная им на народ в его несчастной восьмой части, изданной им отдельно. Он просто отнимает у народа всё его драгоценнейшее, лишает его главного смысла его жизни. Ему бы несравненно приятнее было, если б народ наш не подымался повсеместно сердцем своим за терпящих за веру братий своих; «Известия об этих ужасах проникли и к нам в Россию, в интеллигентную публику и, наконец, в народ»; «сердцем своим был заодно с царем своим»; «Это мнение нелепое, идущее прямо против факта, и в устах князя оно легко объясняется: оно исходит от одного из прежних опекунов народа»; «Умный Левин мог бы понять гораздо более его, но его сбило с толку соображение, что народ не знает истории и географии».

Для придания экспрессии автор неоднократно обращается к лексическим повторам, тавтологии: «Что представила до сих пор эта, лишь начинающаяся, впрочем, но столь важная по значению в будущем, новая корпорация, и на что она в состоянии ответить? На это лучше не отвечать»; «О, ответов, конечно, будет множество, пожалуй, еще больше, чем вопросов, - ответов добрых и злых, глупых и премудрых, но главный характер их, кажется, будет тот, что каждый ответ родит еще по три новых вопроса, и пойдет это всё crescendo. В результате хаос, но хаос бы еще хорошо: скороспелые разрешения задач хуже хаоса»; «Да совершится же это совершенство и да закончатся наконец страдания и недоумения цивилизации нашей!»; «живая жизнь»; «становится всё более и более случайным семейством. Именно случайное семейство - вот определение современной русской семьи»; «всё это, бесспорно, родит и родило уже вопросы»; «А главное, - нечего и говорить об этом. Вынесут. Конечно, вынесут, и без нас вынесут, и без ответчиков и при ответчиках».

Автор не остановился на использовании метафор. В произведении встречаются гиперболы, как разновидность метафоры. Они придают содержанию еще больше экспрессивности и значимости. Приведу примеры: «переходное и разлагающееся состояние общества порождает леность и апатию»; «столь крутой перелом жизни»; «…еще горящих огнем ревности»; «Могуча Русь, и не то еще выносила. Да и не таково назначение и цель ее, чтоб зря повернулась она с вековой своей дороги, да и размеры ее не те»; «и вот я вновь погрузился в весьма неприятные соображения»; «юноша вступает в жизнь один как перст, сердцем он не жил, сердце его ничем не связано с его прошедшим, с семейством, с детством»; «Но это еще лучшие из детей, а ведь большинство-то их уносит с собою в жизнь не одну лишь грязь воспоминаний, а и самую грязь, запасется ею даже нарочно, карманы полные набьет себе этой грязью в дорогу, чтоб употребить ее потом в дело и уже не с скрежетом страдания, как его родители, а с легким сердцем»; «Вспомните тоже, что лишь для детей и для их золотых головок…»; «чистый сердцем Левин»; «Правда, это человек горячий»; «Тут трунить и смеяться опять-таки нечего: слова эти старые, вера эта давнишняя, и уже одно то, что не умирает эта вера и не умолкают эти слова, а, напротив, всё больше и больше крепнут, расширяют круг свой и приобретают себе новых адептов, новых убежденных деятелей»; «хотя Европа еще далеко не понимает его и долго будет не верить ему»; «Россия обнажает меч против турок, но кто знает, может быть, столкнется и с Европой - не рано ли это?»; «Прирожденность ли нам и естественность братства нашего, всё яснее и яснее выходящего в наше время наружу из-под всего, что давило его веками, и несмотря на сор и грязь, которая встречает его теперь, грязнит и искажает черты его до неузнаваемости?»; «Из краткого разговора с ним я всегда уношу какое-нибудь тонкое и дальновидное его слово»; «Зло и добро определено, взвешено, размеры и степени определялись исторически мудрецами человечества, неустанной работой над душой человека и высшей научной разработкой над степенью единительной силы человечества в общежитии»; «Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его?»; «Сергей Иванович только что бросился, всецело и с азартом, в славянскую деятельность, и комитетом на него много возложено».

Далее следует обратиться к сравнениям, к важной части повествования, поскольку большую образность создают именно они. Чтобы подтвердить эту точку зрения, хотелось бы проиллюстрировать некоторые из них: «Мысль эта выражена Пушкиным не как одно только указание, учение или теория, не как мечтание или пророчество, но исполнена им на деле, заключена вековечно в гениальных созданиях его и доказана ими»; «Всем этим народам он сказал и заявил, что русский гений знает их, понял их, соприкоснулся им как родной»; «Вместо нее мы, конечно, могли бы указать Европе прямо на источник, то есть на самого Пушкина, как на самое яркое, твердое и неоспоримое доказательство самостоятельности русского гения и права его на величайшее мировое, общечеловеческое и всеединящее значение в будущем»; «Мало того: вряд ли у таких, как Левин, и может быть окончательная вера»; «Я хочу только сказать, что вот эти, как Левин, сколько бы ни прожили с народом или подле народа, но народом вполне не сделаются».

Достоевский в своем произведении использует довольно яркий глагольный ряд. Это придает описанию подвижность, экспрессию. Приведу ряд глаголов, передающих вышеизложенную речь: с которым вижусь редко, но мнение которого глубоко ценю (указывает на уважение автором своего знакомого); я узнал при этом кое-что весьма любопытное (указывает на источник информации); сорок лет я там не был и столько раз хотел туда съездить (передает сожаление); отнюдь я не желаю их повторения; сказал мне мой собеседник (источник информации); в вагонах я заметил (указывает на наблюдательность автора); простонародье выслушивало и расспрашивало (источник информации).

Теперь хотелось бы обратиться к манере повествования. Оно ведется от первого лица, человека, который ведет свой личный дневник, записывая в него все свои впечатления от различных событий в обществе. В тексте очень часто автор обращается к читателю, к русским писателям, к русскому народу, мы видим его размышления над различными темами. Отсюда возникает разговорный элемент в повествовании. Тема настолько злободневна для Федора Михайловича, что иногда он прибегает к критике.

Таким образом, можно сделать следующий вывод: лексический склад произведения очень разнообразен. Автор использует простые слова, характерные для той эпохи, которую он описывает, что придает дневнику прошлых лет. Разнообразные тропы не делают смысл произведения непонятным, а наоборот, усиливают его колорит.

Утверждать, что работа написана только в публицистическом стиле, мы не можем, так как автор делится с окружающими своими мыслями или чувствами, обменивается информацией по бытовым вопросам в неофициальной обстановке, что указывает на использование элементов разговорного стиля. Федор Михайлович воздействует на воображение и чувства читателя, передаёт свои мысли и чувства, использует всё богатство лексики, возможности разных стилей, характеризуется образностью, эмоциональностью, конкретностью речи, что характерно для художественного стиля.

Таким образом, «Дневник писателя» Федора Михайловича Достоевского – произведение публицистического стиля с элементами художественного и разговорного. Благодаря богатой лексике, ироническим замечаниям, которыми пользуется автор, произведение становится легким для восприятия любого читателя.

Достоевский использует эпитеты, гиперболы, метафоры, сравнения для того, чтобы выразительнее, понятнее описать образ, на который следует обратить внимание, что делает произведение ярким, экспрессивным, интересным.

Глава 2. Морфологический анализ произведения Достоевского «Дневник писателя»

После лексического анализа выбранного нами в качестве объекта произведения обратимся к элементам морфологического анализа.

Морфология в широком понимании – наука о формах и строении. В узком смысле, применимо к литературным произведениям – строение, структура формы предложения (слова, словосочетания), организованная в соответствии с его функцией, материалом и способом образования.

Морфологический анализ в лингвистике – определение морфологических характеристик слова, словосочетания, предложения. Обратимся к данному определению более подробно.

Итак, слова и морфемы принадлежат к знакам, они обладают своими соотнесенными друг с другом означаемыми и означающими. В силу этого существенного различия морфологический анализ, имеющий дело с морфемами и словами как двусторонними единицами, более сложен, чем фонологический либо лексический. Он предполагает обращение к целому ряду дополнительных критериев.

Аналитический подход к языку (путь от языковых средств к их функциям и значениям) во многом предполагает использование одинаковых исследовательских процедур по отношению к единицам фонологического, морфологического и синтаксического структурных уровней. Но есть и серьёзные различия, обусловленные неодинаковой природой единиц разных уровней.

Так, единицы фонологического и морфологического уровней одинаковы в том отношении, что они образуют множества принципиально исчислимых величин.

Поскольку речь Достоевского в его произведении «Дневник писателя» богата сложными морфологическими конструкциями, есть смысл провести морфологический анализ данного произведения с целью выяснения и классификации определенных характерных особенностей морфологии.

Начнем с того, что слово и морфема – основные единицы (верхняя и нижняя) морфологического уровня языковой структуры. Их описанием занимается морфология как один из разделов грамматики.

Для того, чтобы более четко провести морфологический анализ выбранного произведения, мы будем выбирать наиболее яркие отрывки и характеризовать их определенными морфологическими категориями.

Всем ясно теперь, что с разрешением Восточного вопроса вдвинется в человечество новый элемент, новая стихия, которая лежала до сих пор пассивно и косно и которая, во всяком случае и наименее говоря, не может не повлиять на мировые судьбы чрезвычайно сильно и решительно. (такой прием часто используется в полемике и дискуссии, когда утверждение в контексте предложения с вводными словами «всем ясно» совершает своего рода психологическую привязку к словам говорящего); данное построение высказывания определяет характер оппозиций между словами (и, соответственно, между морфемами), лежащих в основе системной организации лексикона и морфемикона.

История вечная, старая-престарая, начавшаяся гораздо раньше Мартына Ивановича Лютера, но по неизменным историческим законам почти точь-в-точь та же история и в нашей штунде: известно, что они уже распадаются, спорят о буквах, толкуют Евангелие всяк на свой страх и на свою совесть, и, главное, с самого начала, - бедный, несчастный, темный народ!; (изменение словоформ прилагательных и глаголов (старая-престарая, спорят-толкуют, бедный-несчастный) ведет к расширению смысловой нагрузки предложения). Таким образом определяется характер варьирования слов и морфем в речи и отношения между вариантами одного слова и, соответственно, между вариантами одной морфемы.

Эта штунда не имеет никакого будущего, широко не раздвинется, скоро остановится и наверно сольется с которой-нибудь из темных сект народа русского, с какой-нибудь хлыстовщиной – этой древнейшей сектой всего, кажется, мира, имеющей бесспорно свой смысл и хранящей его в двух древнейших атрибутах: верчении и пророчестве (автор использует своеобразное перенесение значимости и смысла для украшения и обогащения речи); в данном случае проявляются дифференциальные признаки, определяющие место слов и морфем в соответствующих системах и обеспечивающие их различение и отождествление.

Несмотря на эти разумные и интеллигентные голоса, мне всё же кажется позволительным и вполне извинительным сказать нечто особенное и об Данилове; мало того, я даже думаю, что и самая интеллигенция наша вовсе бы себя не столь унизила, если б отнеслась к этому факту повнимательнее; определенное затрагивание функций слов в речи, отношений между словами в предложении или словосочетании – синтагматическое, или реляционное, значение.

Послушайте, ведь вы всё же не эти циники, вы всего только люди интеллигентно-европействующие, то есть в сущности предобрейшие: ведь не отрицаете же и вы, что летом народ наш проявил местами чрезвычайную силу духа: люди покидали свои дома и детей и шли умирать за веру, за угнетенных, бог знает куда и бог знает с какими средствами, точь-в-точь как первые крестоносцы девять столетий тому назад в Европе (следует заметить, что данный способ оформления речи с повторами служит для усиления благозвучности предложения). Так выражается фонемная и просодическая структура экспонентов как слов, так и морфем.

Я утверждаю, что так было со всеми великими нациями мира, древнейшими и новейшими, что только эта лишь вера и возвышала их до возможности, каждую, иметь, в свои сроки, огромное мировое влияние на судьбы человечества: так, бесспорно, было с древним Римом, так потом было с Римом в католическое время его существования, ведь когда католическую идею его унаследовала Франция, то то же самое сталось и с Францией, и, в продолжение почти двух веков, Франция, вплоть до самого недавнего погрома и уныния своего, всё время и бесспорно – считала себя во главе мира, по крайней мере нравственно, а временами и политически, предводительницей хода его и указательницей его будущего; (такой способ указания на действующего или говорящего позволяет выделять направление высказывания и интонацию говорящего). В данном примере видно использование отнесения словоформ к какому-то внеязыковому моменту. Так, например, значение единственного числа имени существительного в принципе опирается на идею единичности данного предмета высказывания (Франция).

Так точно и в народах: пусть есть народы благоразумные, честные и умеренные, спокойные, без всяких порывов, торговцы и кораблестроители, живущие богато и с чрезвычайною опрятностью; ну и бог с ними, всё же далеко они не пойдут; это непременно выйдет средина, которая ничем не сослужит человечеству: этой энергии в них нет, великого самомнения этого в них нет, трех этих шевелящихся китов под ними нет, на которых стоят все великие народы; Указание на характер структурно-синтаксических отношений между словами внутри сложного предложения. Таково, в данном случае, значение винительного падежа имени существительного.

Вы верите (да и я с вами) в общечеловечность, то есть в то, что падут когда-нибудь, перед светом разума и сознания, естественные преграды и предрассудки, разделяющие до сих пор свободное общение наций эгоизмом национальных требований, и что тогда только народы заживут одним духом и ладом, как братья, разумно и любовно стремясь к общей гармонии. В данном примере используется нарушение грамматических форм. Это осуществляется с целью усилить трагичность высказывания.

Мы с восторгом встретили пришествие Руссо и Вольтера, мы с путешествующим Карамзиным умилительно радовались созванию "Национальных Штатов" в 89 году, и если мы и приходили потом в отчаяние, в конце первой четверти уже нынешнего века, вместе с передовыми европейцами над их погибшими мечтами и разбитыми идеалами, то веры нашей все-таки не потеряли и даже самих европейцев утешали (в данном примере используется различие в родах существительных для создания эффекта противопоставления). Использование классификации слов внутри одной части речи.

И действительно: чем сильнее и самостоятельнее развились бы мы в национальном духе нашем, тем сильнее и ближе отозвались бы европейской душе и, породнившись с нею, стали бы тотчас ей понятнее, тогда не отвертывались бы от нас высокомерно, а выслушивали бы нас; (использование вводных словоформ позволяет менять интонацию в пределах одного предложения). Это свойства морфологических уровней, позволяющие осуществлять сегментацию речи на слова и морфемы и инвентаризацию этих единиц в лексиконе и морфемиконе.

В составе декабристов действительно, может быть, было более лиц в связях с высшим и богатейшим обществом; но ведь декабристов было и несравненно более числом, чем петрашевцев, между которыми было тоже немало лиц в связях и в родстве с лучшим обществом, а вместе с тем и богатейших; И те и другие принадлежали бесспорно совершенно к одному и тому же господскому, «барскому», так сказать, обществу, и в этой характерной черте тогдашнего типа политических преступников, то есть декабристов и петрашевцев, решительно не было никакого различия. Намеренное изменение формы слова, чтобы придать повествованию большую экспрессию.

Помню, что на первый взгляд меня очень поразила его наружность, его нос, его лоб; я представлял его себе почему-то совсем другим – «этого ужасного, этого страшного критика»; Кстати, я несколько раз спрашивал себя: чем так-таки прокормились эти несколько сот тысяч ртов из болгар, босняков, герцеговинцев и прочих, бежавших от своих мучителей, после избиения и разорения, в Сербию, Черногорию, Австрию и куда попало (в данном случае связь между «речью» и говорящим о ней, как о предмете, делает активным участником коммуникативного акта говорящего). В данном случае мы видим использование конкретной коммуникативно-ситуационной соотнесённости. Так, значение первого лица предполагает указание на говорящего как активного участника данного коммуникативного акта.

Таким образом, следует сделать вывод, что в своем произведении «Дневник писателя» Достоевский использует различные морфологические особенности при построении предложений. Отметим, что изменение морфемной структуры рассматриваемой речевой единицы в данном случае влияет на различные аспекты высказываний говорящего. Здесь следует отметить и движение мысли, и усиление трагичности либо другого эффекта, и изменение словоформ для подчеркивания важности высказывания.

Также заметим, что автор довольно часто меняет структуру предложения, выносит на «передний план» вводные слова, восклицания, а также использует видоизмененные словоформы, что характеризует богатство речи автора и широкие возможности оперирования морфемами в контексте одного предложения либо высказывания.

Всего в произведении около 35% существительных, 30% глаголов и отглагольных форм, 20% прилагательных и 15% остальных значимых частей. Следовательно, текст имеет смешанный характер: именной с глагольным.

Глава 3. Синтаксический анализ произведения Достоевского «Дневник писателя»

Синтаксис – раздел языкознания, изучающий строй связной речи и включающий две основные части: учение о словосочетании и учение о предложении.

В синтаксисе решаются следующие основные вопросы:

* соединение слов в словосочетания и предложения;

* рассмотрение видов синтаксической связи;

* определение типов словосочетаний и предложений;

* определение значения словосочетаний и предложений;

* соединение простых предложений в сложные.

Именно эти основные вопросы будут основополагающими в нашем синтаксическом анализе. Мы рассмотрим наиболее яркие предложения и словосочетания анализируемого произведения и раскроем сущность их формирования и взаимосвязей.

В словосочетаниях, предложениях и текстах в качестве строительного материала используются слова (точнее, словоформы) с присущими им означаемыми и означающими.

Выполнение таких задач, как соединение слов в речи, оформление предложений и текстов (развернутых высказываний) как целостных образований, членение текста на предложения, а предложений на их составляющие, различение предложений разных коммуникативных типов, выражение синтаксических функций выделяемых в предложении составляющих и их синтаксически господствующего или подчинённого статуса, приходится на долю формальных синтаксических средств.

Поскольку повествовательный стиль Достоевского, как великого писателя, богат обилием словоформ и разнообразием синтаксических структур, есть смысл провести синтаксический анализ его произведения «Дневник писателя» с примерами, наиболее ярко выражающими сущность синтаксических категорий.

Сербская скупщина, собравшаяся в прошлом месяце в Белграде на одно мгновение (на полтора часа, как писали в газетах), чтоб только решить: «Заключить мир или нет?»,-скупщина эта, как слышно, выказала вовсе не такое слишком уж поспешно миролюбивое настроение, какого от нее ждали, принимая в соображение обстоятельства; (соединение словосочетаний как прилагательными, так и союзами) В данном случае мы видим использование различных способов соединения элементарных словосочетаний в более сложные.

С таким страдающим, в первые дни своей школы, мальчиком я еще летом, читая о них, сравнивал невольно сербского новобранца-членовредителя, - иначе как тем же самым чувством и объяснить не мог его несчастного, нерассуждающего, животного почти желания бросить ружье и бежать скорей домой, разница лишь в том, что при этом желании объявлялась и невероятная, феноменальная как бы тупость (явная смена порядка слов с целью усиления впечатления). Перед нами использование другого универсального синтаксического средства – изменение порядка слов (их аранжировка), а в более сложных конструкциях и порядок предложений. Порядок слов в предложениях характеризуется тенденцией к непосредственному соположению связанных друг с другом составляющих, то есть их позиционному соседству, примыканию друг к другу.

Если ограничить право турок сдирать со спин райи кожу, то надобно затеять войну, а затей войну – сейчас выступит вперед Россия, - значит, может наступить такое усложнение войны, при котором война обнимет весь свет; тогда прощай производство, и пролетарий пойдет на улицу, а пролетарий опасен на улице, ведь в речах палатам уже упоминается прямо и откровенно, вслух на весь мир, что пролетарий опасен, что с пролетарием неспокойно, что пролетарий внимает социализму. (следует заметить, что такой способ ощутимо более действеннее, чем использование дистантного расположения, поскольку предложение наполнено эмоционально за счет оборотов речи).

В принципе, расстановка слов должна соответствовать движению мысли. В этом случае говорят об объективном порядке слов, который выполняет своего рода иконическую функцию (сперва называется то, что является исходным в описании данного положения дел).

Вот мнение Европы (решение, может быть); вот - интересы цивилизации, и - да будут они опять-таки прокляты!... и тем более прокляты, что аберрация умов (а русских преимущественно) предстоит несомненная (в данном случае мы видим смену интонации в составляющих одного предложения, такой порядок точно передает движение мысли); а в вопросительном предложении (общий вопрос) глагольное сказуемое предшествует подлежащему: Нет, серьезно: что в том благосостоянии, которое достигается ценою неправды и сдирания кож? Что правда для человека как лица, то пусть остается правдой и для всей нации; Такой порядок слов определяет наличие инверсии, обусловленной необходимостью различения коммуникативных типов предложения. В данном повествовательном предложении обычен прямой порядок слов, с подлежащим в начальной позиции.

Как можно было им допустить, чтоб эта грубая черная масса, недавно еще крепостная, а теперь опившаяся водкой, знала бы и была уверена, что назначение ее - служение Христу, а царя ее - хранение Христовой веры и освобождение православия (в данном примере слово «Как» выступает в качестве связующего, и определяет интонацию, выражает удивление автора); В данном случае проявляется использование выдвижения в начальную позицию слова, служащего связи предложения с предтекстом.

Вы думаете – немецкий пастор, обработавший у нас штунду, или заезжий европеец, корреспондент политической газеты, или образованный какой-нибудь высший еврей из тех, что не веруют в бога и которых вдруг у нас так много теперь расплодилось, или, наконец, кто-нибудь из тех поселившихся за границей русских, воображающих Россию и народ ее лишь в образе пьяной бабы, со штофом в руках? (в данном примере мы видим указание на объект действия и субъект); в данном предложении мы видим использование вынесения в начальную позицию употребляемого в качестве темы компонента высказывания (так, темой высказывания в данном случае является указание на деятеля).

Если начать писать историю этого всемирного племени, то можно тотчас же найти сто тысяч таких же и еще крупнейших фактов, так что один или два факта лишних ничего особенного не прибавят, но ведь что при этом любопытно: любопытно то, что чуть лишь вам - в споре ли или просто в минуту собственного раздумья - чуть лишь вам понадобится справка о еврее и делах его, - то не ходите в библиотеки для чтения, не ройтесь в старых книгах или в собственных старых отметках, не трудитесь, не ищите, не напрягайтесь, а не сходя с места, не подымаясь даже со стула, протяните лишь руку к какой хотите первой лежащей подле вас газете и поищите на второй или на третьей странице: непременно найдете что-нибудь о евреях, и непременно то, что вас интересует, непременно самое характернейшее и непременно одно и то же - то есть всё одни и те же подвиги! (использование прилагательных для усиления интонации) Использование структурных схем построения элементарных словосочетаний.

Разве не продолжаются и до сих пор еще прежние, еще от крепостных времен оставшиеся и нежелаемые стеснения в полной свободе выбора местожительства и для русского простолюдина, на которые давно обращает внимание правительство?.(явное эмоциональное высказывание сожаления). Наличие выражения говорящим своих эмоций (в данном случае необычная расстановка слов подкрепляется эмфатическим ударением.

Стало быть, недаром же все-таки царят там повсеместно евреи на биржах, недаром они движут капиталами, недаром же они властители кредита и недаром, повторю это, они же властители и всей международной политики, и что будет дальше - конечно, известно и самим евреям: близится их царство, полное их царство! (попытка передать читателю скрытую мотивацию героя). Видна необходимость выражения дополнительного значения.

Наступает, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами - вот всё, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей. (смена интонации в контексте одного предложения). В данном случае мы наблюдаем наиболее универсальное синтаксическое средство – интонацию. В формальном отношении именно наличие интонации отличает предложение и текст как коммуникативные единицы от словосочетания. Она всеми своими компонентами (и прежде всего мелодической и динамической составляющими) обеспечивает единство коммуникативных образований .

Потом хотелось бы мне, но уже несколько побольше, написать по поводу некоторых из полученных мною за всё время издания «Дневника» писем, и особенно анонимных; С тонким чувством и умом можно много взять художнику в одной уже перетасовке ролей всех этих нищих предметов и домашней утвари в бедной хате, и этой забавной перетасовкой сразу оцарапать вам сердце; Выражение атрибутивных связей. В данном предложении при наличии нескольких дополнений то, которое по смыслу более тесно связано с глаголом (обычно дополнение адресата), может быть отделено от него другими дополнениями.

Инстинктивное предчувствие есть, а неверие продолжается: «Россия! Но как же она может, как она смеет? Готова ли она? Готова ли внутренне, нравственно, не только матерьяльно? Там Европа, легко сказать Европа! А Россия, что такое Россия? И на такой шаг?»; (взаимоотношения объектов и субъектов в вопросительной и утвердительной форме); Выражение отношений между действием и его объектом или обстоятельством.

Но надо быть на всё готовым, и что же: если предположить даже самый худший, самый даже невозможно худший исход для начавшейся теперь войны, то хоть и много вынесем скверного, уже надоевшего до смерти старого горя, но колосс всё же не будет расшатан и рано ли, поздно ли, а возьмет всё свое; (относится к сложносоставным предложениям произведения). Использование синтаксического сложения для построения предложения в целом.

Но мудрецы наши схватились и за другую сторону дела: они проповедуют о человеколюбии, о гуманности, они скорбят о пролитой крови, о том, что мы еще больше озвереем и осквернимся в войне и тем еще более отдалимся от внутреннего преуспеяния, от верной дороги, от науки (наполнение таким образом предложения способствует сильной связности и фактически невозможности удаления частей из контекста). В данном случае в качестве формального способа выражения синтаксических связей и функций используются служебные слова (союзы и союзные слова, частицы, предлоги и послелоги, связки). В данных примерах близким к позиционному примыканию является синтаксическое сложение, используемое для создания подчиненных конструкций, в составе которых свободно соединяются корни (или основы)

А так как замысел "панславизма" колоссальностью своей, без сомнения, может пугать Европу, то уж по одному закону самосохранения Европа несомненно вправе остановить нас, точно так же, впрочем, как и мы вправе идти вперед, нисколько не останавливаясь перед ее страхом и руководясь, в движении нашем, лишь политическою предусмотрительностию и благоразумием; (такой способ составления предложения позволяет четко определять основные составляющие). В данном случае подчинённое слово находится перед господствующим, что определяет использование препозиции.

И куда девалась тогда вся их цивилизация: бросилась самая ученая и просвещенная из всех наций на другую, столь же ученую и просвещенную, и, воспользовавшись случаем, загрызла ее как дикий зверь, выпила ее кровь, выжала из нее соки в виде миллиардов дани и отрубила у ней целый бок в виде двух, самых лучших провинций; (как видим, постпозиция используется и для усиления эффекта, и для констатации фактов). Здесь автор использует постпозицию – подчинённое слово следует за господствующим.

Лишь искусство поддерживает еще в обществе высшую жизнь и будит души, засыпающие в периоды долгого мира; Такая война укрепляет каждую душу сознанием самопожертвования, а дух всей нации сознанием взаимной солидарности и единения всех членов, составляющих нацию; Применение элементарных пропозициональных схем построения предложений.

Да и вообще можно сказать, что если общество нездорово и заражено, то даже такое благое дело, как долгий мир, вместо пользы обществу, обращается ему же во вред – это вообще можно применить даже и ко всей Европе (данный пример характеризует принцип пропозиционального связывания посредством использования предлогов). Использование способов сцепления элементарных пропозиций в сложные, комплексные пропозициональные структуры.

Различный характер выражаемых языковыми средствами эмоций обусловливает наличие разных типов актов и, соответственно, разных прагматических типов предложений, обеспечивающих определённые социальные потребности общающихся.

В отличие от фонологии, морфологии и лексикологии, синтаксис имеет дело не с воспроизводимыми языковыми единицами, а с единицами конструктивными, которые строятся каждый раз, в каждом отдельном речевом акте заново.

Привязка к коммуникативно-прагматическому контексту в наибольшей степени присуща тексту как полному знаку, обладающему относительной коммуникативной завершённостью. Прагматические свойства текста позволяют квалифицировать его не просто как замкнутую последовательность предложений, а как замкнутую последовательность речевых актов.

Характерной особенностью «Дневника писателя» Достоевского является использование автором односоставных предложений. Таким образом автор пытается высказать свои суждения в особом, ненавязчивом темпе, чтобы внести понятность и прозрачность в текст: Мысль и дельный труд в этом смысле - большая помеха; Я смешной человек; Было в мрачный, самый мрачный вечер, какой только может быть; Поднялся в мой пятый этаж; Рядом, в другой комнате, за перегородкой – настоящий содом; И вот меня зарывают в землю.

Таким образом, проанализировав наиболее значимые с точки зрения синтаксиса участки произведения «Дневник писателя», следует сделать вывод, что автор очень широко и разнообразно использует различные синтаксические средства. Для объединения как простых предложений в сложные, так и для соединения словосочетаний автор использует предлоги, союзы, прилагательные, а также интонацию высказывания.

Произведение наполнено сложносоставными предложениями, однако наряду с этим фактом нам также встречается множество односоставных предложений. В целом произведение «Дневник писателя» с точки зрения синтаксиса построено грамотно и довольно разнообразно и многогранно, что свидетельствует о высоком уровне профессионализма автора.

Заключение

В данной работе было охарактеризовано произведение Федора Михайловича Достоевского «Дневник писателя», проведен стилистический анализ, включающий в себя лексический, морфологический и синтаксический анализ данного произведения.

В лексике были выделены характерные для произведения тропы, приведены примеры из текста.

В разделе морфологии охарактеризованы морфемы произведения и характерные аспекты морфологического анализа.

В разделе синтаксического анализа приводятся наиболее распространенные синтаксические структуры речи и их использование в произведении с примерами.

«Дневник писателя» Федора Михайловича Достоевского – произведение, написанное в публицистическом стиле с элементами разговорного и художественного. Характеризуется логичностью, эмоциональностью, оценочностью, призывностью. Информация, которую предлагает писатель, предназначена не для узкого круга специалистов-критиков, а для широких слоёв общества, причём воздействие направлено не только на разум читателя, но и на чувства.

Элементы разговорного и художественного стилей служат для непосредственного общения, когда автор делится с окружающими своими мыслями или чувствами, использует всё богатство лексики, что придает «Дневнику» образности, эмоциональности, а речи автора – конкретности.

В заключение следует сказать, что анализируемое нами произведение полно стилистических особенностей, которые раскрыты нами в результате анализа; «Дневник писателя» является глубоким и в то же время понятным читателю произведением, которое переносит нас в мир писателя, заставляет переживать с ним все происходящее в его жизни, позволяет осмысливать и анализировать целый отрезок жизни нашей страны того времени в целом, и отношение Федора Михайловича Достоевского к данным событиям в частности.

На страницах «Дневника» автор размышляет о всемирно-историческом назначении русского народа, о взаимоотношениях церкви и государства, о войне и мире, о вечном противостоянии «отцов и детей», о месте искусства в нравственном воспитании общества. Политические, идеологические, этические, эстетические проблемы переплетаются в «Дневнике писателя» не только на тематико-содержательном уровне, но и на уровне формы, укрепляется идейно-художественное единство издания.

Федор Михайлович соединил в «Дневнике» три принципиальных составляющих: документализм (опору на факты), художественную образность (стремление запечатлеть повседневность в максимально обобщающей эмоциональной форме) и личностный характер повествования, свойственный дневниковым записям.

Таким образом, следует сделать вывод, что все поставленные во введении задачи были решены в полном объеме.

Список использованной литературы

1. Коваленко В.А. Общая морфология: введение в проблематику. – М., 2002 г. – 376 с.

2. Никитская А.М. Синтаксис. Лингвистический энциклопедический словарь, – М., 1999 г. – 311 с.

3. Коструба Б.Н. Лексика и лексические категории. – М., 2001 г. – 297 с.

4. Данилюк В.А. Морфологический словарь русского языка – М., 2001 г. – 572 с.

5. Розенталь Д.Э. Словарь лингвистических терминов. – Сп-Б, 2001 г. – 469 с.

6. Виноградов В.А., Васильева Н.В., Шахнарович А.М. Краткий словарь лингвистических терминов. М., Русский язык, 1995. – 175 с.

7. Розенталь Д.Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов. Изд. 2-е. М.: Просвещение, 2006. – 543 c.

8. Достоевский Ф.М. «Дневник писателя»