Золотой век, мифологическое представление, существовавшее в античном мире, о счастливом и беспечном состоянии первобытного человечества; о беззаботной, полной всяких благ и невинной жизни первых людей. Обыкновенно в чертах, характеризующих это "блаженство", отсутствуют элементы высшего интеллектуального порядка и "блаженство" сводится к животному благосостоянию, что доказывает глубокую древность легенд. В греческой литературе легенда о Золотом веке нашла себе развитие в Гесиодовском повествовании о четырех поколениях: золотом, серебряном, медном и железном. Между двумя последними у него еще вставлено поколение героев, нарушающее прогрессивное ухудшение человеческого рода (Труды и Дни, 104-201). В римской литературе тот же сюжет, и весьма близко к Гесиоду, обработан Овидием (Метаморфозы, I, 89-160). По Гесиоду, первое поколение людей в правление верховного бога Кроноса наслаждалось полным блаженством.

"Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою, горя не зная, не зная трудов.
И печальная старость к ним приближаться не смела...
А умирали как будто объятые сном...
Большой урожай и обильный сами давали собой хлебодарные земли...".

«Золотой век», Музей Метрополитен, Нью-Йорк
Картина Иоахима Эйтевала, 1605 год

Умершие люди Золотого века существуют и теперь в виде добрых "демонов", охраняющих порядок на земле. Но за Золотым веком наступил серебряный, затем медный, причем каждый тяжелее и бедственнее предыдущего. Четвертым был век героев (воевавших под Фивами и под Троей) и, наконец, наступил теперешний – железный век, испорченный и жестокий, когда "ни днём не прекращаются труды и печали, ни ночью".

Но наряду с мифом о Золотом веке народы античности знали и более реалистическое, хотя и облеченное в мифологическую форму, представление о "ранних временах" творения, когда первобытные люди влачили жалкое существование, пока их не наделили благами культуры Афина, Деметра, Прометей. По другим верованиям греков, земля сама приносила все необходимое, без всякой обработки; обильные стада дополняли довольство первых людей. Сойдя, по воле Зевса, под землю, Золотое поколение живет там на островах блаженных, под державой Кроноса, почитаемое людьми, как поколение демонов, дарователей всяких благ. Выражение: "жизнь при Кроносе" вошло в поговорку, как в просторечии, так и в литературном языке. Платон в труде "Горгий" и в особенности Дикеарх, в сочинении "О Элладе", говорят про эти первобытные времена, возвышая, конечно, древнее понятие о "блаженстве". Дикеарх, между прочим, видит одну из основных причин блаженства в сознательном воздержании от всяких излишеств, чистоте душевной и вегетарианском питании.

В основе дошедшей до нас античной версии мифа о Золотом веке лежат народные мифологические представления. Раннюю, зародышевую форму таких представлений можно найти у наиболее отсталых народов в виде поверий о "предках", живших лучше, чем теперешние люди, и наделенных особыми чудесными способностями. Например, у аборигенов Австралии, в их тотемических мифах отразилось двойственное представление о "предках": с одной стороны, они изображаются как бесформенные и беспомощные, "недоделанные" существа, а с другой – некоторые из "предков" обладают особыми способностями: опускаться под землю, восходить на небо и пр. В такого рода поверьях и мифах сказывается обычный мифологический мотив – "от противного" (прежде всё было не так, как сейчас, притом, как правило, – лучше), который и лег в основу развития мифологемы Золотого века.

Этот мотив, видимо, с особой силой сказался в эпоху разложения первобытнообщинного строя, в эпоху постоянных междоусобных войн, когда прошлое, более мирное время должно было, по контрасту с жестокой действительностью "железного века", казаться людям беззаботной, счастливой порой. Как своего рода Золотой век характеризуется заря мироздания в скандинавской мифологии (только что сотворенный мир гармоничен, асы радостны, все из золота и т.д.); конец ему кладет "первая война" (асов и ванов). В китайской мифологии говорится о привольной жизни древних людей во времена мифических государей Яо и Шуня. В египетской мифологии счастливая пора – это время, когда на земле царствовали Осирис и Исида. В Шумере верили в существование райской страны Тильмун, "страны живых", не знающей ни болезней, ни смерти. У древних майя первые люди были разумны, проницательны, красивы, т.е. обладали качествами, которых позже их лишили ревнивые боги-создатели.

Представления о Золотом веке можно встретить и в развитых религиозно-мифологических системах. Так, парсы описывают счастливое правление царя Джамшида, когда люди и скот были бессмертны, источники и деревья никогда не высыхали, и пища не истощалась, не было ни холода, ни жары, ни зависти, ни старости. Буддисты вспоминают век реявших в беспредельности прекрасных воздушных существ, не имевших ни пола, ни нужды в пище до той несчастной минуты, когда они, отведав сладкой пены, образовавшейся на поверхности земли, впали в зло и затем осуждены были питаться рисом, рожать детей, строить жилища, делить собственность и устанавливать касты. Последующая история, согласно буддийскому преданию, представляла собой непрерывный процесс вырождения людей. Первую ложь, например, сказал царь Четья, а люди, услышав об этом и не зная, что такое ложь, спрашивали, какая она – белая, чёрная или голубая. Человеческая жизнь становилась короче и короче.

Представление о Золотом веке имеется также в вавилонской, ацтекской и некоторых других мифологиях. Своеобразный вариант мифа о Золотом веке составляет библейский рассказ о жизни первых людей в раю, откуда они позже были изгнаны богом за ослушание (Бытие, 1-3). Перейдя позже в христианское вероучение, этот библейский миф получил в нем совершенно исключительное значение, превратившись в один из важнейших догматов всей христианской религии: "грехопадение" первых людей, как основная причина греховности всего человечества, – отсюда и потеря рая, и все мировое зло. Изображения жизни первых людей в раю очень часты в средневековой христианской иконографии.

Продолженный в христианском учении о земном рае, утерянном первыми людьми, миф о Золотом веке оказал сильнейшее влияние и на европейскую науку нового времени. Когда европейские мореплаватели в эпоху Великих географических открытий столкнулись с жителями внеевропейских стран, жившими первобытнообщинным строем, не знавшими классового гнета, они зачастую воспринимали их быт как подтверждение знакомой картины библейского рая – Золотого века. Отсюда идея о "добром дикаре", живущем по разумным законам природы. Эта идея часто встречается в литературе 16 века (Мартир, Монтень и др.), в 17 и 18 столетиях (Тертр, Руссо, Дидро, Гердер) и даже у ученых 19 века, склонных идеализировать "естественное" состояние древнего человечества (Морган, Зибер и др.). В противовес этой идеализации, Владимир Ильич Ленин писал: "Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой".

Золотой век - это целая эпоха в искусстве, которая отличается от других своими образами и стилистическими манерами. Взглянем на особенности, которые отличают эту эпоху искусства от всех остальных. Почему золотой век стал основным и фундаментальным в развитии русской культуры? Попробуем разобраться.

Основные элементы этой эпохи

Выражение «золотой век» появилось тогда, когда все искусство начали делить на временные отрезки. Именно тогда стали выделять золотой и серебряный века. Золотой век - это девятнадцатый век, когда русское искусство стало процветать и включать в себя художественные элементы, которые уже были известны и активно использовались в Западной Европе.

В литературе этого времени стали преобладать элементы стиля просвещения, которые были наиболее популярны в Европе. Кроме того, важно сказать, что золотой век - это период, когда русский язык начал свое развитие, благодаря которому он стал намного красивее и обширнее. Появляются новые слова, обороты, средства выразительности и поэтические образы.

Значение этой эпохи

После того как значение золотого века было раскрыто, нужно сказать несколько слов о том, какие направления были открыты для русского искусства в эту эпоху. Золотой век поспособствовал развитию русского языка, во время которого стали раскрываться важные черты русской национальной культуры. Стали выделять несколько основных течений золотого века - это гуманизм, социальность и гражданственность.

Девятнадцатый век становится очень важным в формировании социальной жизни, где литература выходит на первое место и играет центральную роль в деятельности общественности.

Поскольку именно девятнадцатый век стал именно тем временем, на которое выпала Гражданская война 1812 года, то эта эпоха стала ключевой в создании русского патриотического духа. Именно в эту же эпоху началось восстание декабристов (1825 год), а вскоре и отмена крепостного права. Это все оказало очень большое влияние на дух русского народа, изменило всю его жизнь во всех сферах, создало новые представление о мире и быте.

Кроме того, важно сказать о том, что золотой век - это время, когда люди стали больше интересоваться историей. Это было обусловлено победой в Гражданской войне 1812 года. Национальное самосознание стало намного более развитым. Огромным культурным памятником стало произведение Н. Карамзина «История государства Российского». Это творение стало первым в жанре истории, которое читала вся страна, ища ответ на вопрос о том, какое место занимает Россия в истории всего мира.

Литература этой эпохи

В литературе золотой век - это именно та эпоха, когда начинается самый рассвет всего художественного творчества. Новые литературные направления, например тот же романтизм, новые поэтические образы, новые формы стихосложения. Все это начинает развиваться в эпоху Елизаветы - в золотой век русской литературы.

Александр Пушкин

Самым известным поэтом, который сделал огромный вклад в развитие литературы золотого века, считается Александр Сергеевич Пушкин. Именно благодаря поэту русский язык стал развиваться. Появилось огромное количество новых, ранее неиспользуемых изобразительно-выразительных средств, которые начинают встречаться в каждом произведении Пушкина.

Одним из центральных персонажей золотого века, который как нельзя лучше характеризует данную эпоху, стал Евгений Онегин - главный герой одноименного романа Александра Сергеевича. Онегин поддерживает все те взгляды, которые были характерны для людей, живущих в эту эпоху.

Михаил Лермонтов

Произведения Михаила Юрьевича Лермонтова «Мцыри» и «Демон» стали творениями, подчеркивающими уровень литературного развития в девятнадцатом веке. Как и у Александра Пушкина, главные герои стали изображением «лишнего человека», который не может найти своего места в мире, скитаясь в одиночку и преодолевая жизненные трудности, порой идя нечестным путем.

Антон Чехов

Сатирические произведения Антона Павловича Чехова также относятся к русской классике золотого века. Отражающие истинную человеческую суть многие пьесы Антона Павловича до сих пор ставят в театрах по всему миру. В своих произведениях Антон Чехов всегда затрагивал очень важные проблемы современного человека. Причем важно сказать, что то, как преподносит автор эти человеческие недостатки, вызывает и смех, и жалость одновременно. Про всегда говорили «смех сквозь слезы».

Федор Достоевский

Творчество Федора Михайловича также стало очень важным для золотого века. Новые взгляды, которые основывались на свободе личности, перевернули все восприятие мира. Именно эту проблему поднимает Федор Достоевский в ряде своих произведений. Например, «Игрок» даже произносит такую фразу, которая заставляет задуматься: «Если десять лет назад это было постыдно, а сегодня это выставляется напоказ, то что можно ожидать от последующих поколений?..» В другом своем произведении, «Преступление и наказание», Достоевский через своего главного героя - Раскольникова показывает, что человеку подвластно все, он свободен и вправе делать все, что ему будет угодно. Однако совесть и моральные принципы должны удерживать человека от совершения очень больших и непоправимых ошибок.

Иван Тургенев

Творчество Ивана Сергеевича Тургенева также ярко подчеркивает все аспекты нового бытового строя в обществе. Его произведение «Отцы и дети» описывает период, когда новые взгляды только начинают появляться среди молодежи. Более взрослое поколение, выросшее в совсем другой период, не может понять и поддержать нововведенные общественные мнения. Это неприятие отлично характеризует все воспитание более взрослого поколения. Произведения Ивана Тургенева могут помочь тем, кто пытается разобраться, как и почему человек рассуждает сегодня так, а не как-либо иначе.

Лев Толстой

Произведения Льва Николаевича Толстого, столь же известного представителя золотого века, - это творения, которые способны показать читателям все те нормы и принципы нравственности, которые поддерживались на протяжении очень долгих столетий. Многочисленные произведения, которые рассказывают об одиночестве безнравственных людей, об их муках и переживаниях, несут особую мораль для всех читателей.

«Война и мир» - роман-эпопея, который кроме проблемы человеческой безнравственности раскрывает все ужасы военного искусства. Описанная писателем Гражданская война 1812 года имеет центральное место в произведении. Главные герои понимают всю жестокость и глупость войны, бессмысленность принесенных в жертву жизней.

Федор Тютчев

Творчество Федора Ивановича стало завершающим. Именно произведения Ивана Тютчева заключили золотой век в литературе, таким образом, отделив от всех последующих эпох. Лирические произведения, которые выходили из под руки писателя, уже больше напоминают серебряный век своими образами, однако все же не имеют особенности, присущей следующей эпохе.

Общий вывод

Девятнадцатый век, или золотой век, стал очень важным в развитии русского языка, литературы и культуры в целом. подробно разобрано выше. Сложно представить, что было бы с русской культурой, если бы не было всех тех прекрасных писателей, благодаря которым произошел такой быстрый и стремительный переворот всех взглядов, как политических, так и общественных.

в представлениях древних народов самая ранняя пора развития человечества, когда люди оставались вечно юными, не знали забот и огорчений, были подобны богам. В переносном значении - время расцвета искусства, науки, счастливая и беззаботная пора.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Золотой век

согласно представлениям древних, период, когда люди вели счастливую жизнь - без раздоров, войн и тяжелого труда. Легенда возникла в Элладе в период становления классового общества, когда жизнь части общинников ухудшилась: они должны были трудиться для знати, испытывая унижения. Как рассказывает Гесиод в поэме «Труды и дни» (109 - 201), людей «з.в.» создали боги, когда правил Крон (Кронос). Они не знали ни горя, ни забот, ни старости, проводя дни в застольях. Земля сама приносила плоды, и на ней паслись многочисленные стада.

Пришедший на смену «з.в.» серебряный век наделил людей всяческими благами. Однако Зевс истребил людей за то, что они не пожелали приносить богам жертвы. Затем, по Гесиоду, наступил медный век: люди создавали медные орудия труда и оружие, они существовали за счет войн и грабежей, чем уничтожили самих себя.

После них пришло воинственное, но справедливое и благородное поколение героев. Они погибли во время похода семерых против Фив и Троянской войны. Свой век Гесиод называет железным: люди вынуждены постоянно трудиться, горе и заботы не оставляют их, а сама жизнь стала краткой. Вместо законов на земле правит сила; исчез стыд, и человечество идет к гибели - Зевс погубит и это поколение.

Легенда о «з.в.» была популярной и в римской литературе (см., напр., «Метаморфозы» Овидия).

Гесиод. Работы и дни // Эллинские поэты в переводах В.В. Вересаева. М., 1963; Овидий. Метаморфозы / Пер. С. Шервинского. М., 1977; Тренчени-Вальдапфель И. Гомер и Гесиод / Пер. с венг. М., 1956; Burn A.R. The world of Hesiod. New York, 1966.

(И.А. Лисовый, К.А. Ревяко. Античный мир в терминах, именах и названиях: Словарь-справочник по истории и культуре Древней Греции и Рима / Науч. ред. А.И. Немировский. - 3-е изд. - Мн: Беларусь, 2001)

мифологическое представление, существовавшее в античном мире, - счастливые времена, когда люди вели беззаботную жизнь, не омрачаемую раздорами, войнами и тяжелым подневольным трудом. По Гесиоду, З.в. царил на земле, когда на небе еще властвовал Кронос. Земли в те времена были изобильными, а люди жили как боги, не зная ни горя, ни трудов, ни старости. Они проводили жизнь в пирах и довольстве, а умирали, словно бы засыпая. Люди этого поколения после смерти превратились в добрых духов, охраняющих порядок на земле. Римский поэт Овидий так описывает З.в., видимо, заимствовав этот миф у греков: «Первым посеян был век золотой, не знавший возмездья, Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду, и верность, Не было шлемов, мечей, упражнений военных не зная, Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди. Также, от дани вольна, не тронута острой мотыгой, Плугом не ранена, все земля им сама приносила... Вечно стояла весна; приятный прохладным дыханьем, Ласково нежил эфир цветы, не знавшие сева. Боле того, урожай без распашки земля приносила; Не отдыхая, поля золотились в тяжелых колосьях, Реки текли молока, струились и нектара реки, Капал и мед золотой, сочась из зеленого дуба...» За З.в. следовали в порядке ухудшения серебряный, медный и, наконец, железный век, самый тяжелый из всех. Представления о З.в. существовали во многих мифологиях - скандинавской, китайской, египетской, вавилонской, ацтекской и т.д. В христианской мифологии они отразились в виде жизни прародителей человечества в Эдеме.

(Мифологический словарь / Г.В. Щеглов, В.Арчер - М.: ACT: Астрель: Транзиткнига, 2006)

Золотой век, наряду с серебряным, бронзовым и железным, - один из четырех периодов развития человечества. Именно так, в виде последовательного чередования этих четырех эпох, описывает греческий поэт Гесиод в своей поэме "Труды и дни" современные ему взгляды на происхождение человека и на смену веков. Впрочем, Гесиод вносит некоторое дополнение - между медным и железным веками он располагает век героев-полубогов. Именно тогда, по его представлению, жили герои Гомера и другие персонажи древнегреческой мифологии. Его собственная жизнь, полная труда и лишений, пришлась на тревожные, безрадостные времена, названные Гесиодом железным веком. Мирной и идиллической была жизнь в золотой век (см. Аркадия). Бог Кронос справедливо и великодушно правил на небесах; люди оставались вечно молодыми и счастливыми. Гораций, Вергилий в "Георгиках" и Овидий в "Метаморфозах" обращали свои взоры к золотому веку; всю классическую литературу пронизывает ностальгическое отношение к счастливому прошлому. Надежды на изменения к лучшему нашли свое отражение в шестой эклоге Вергилия, навеянной предсказаниями пророчицы Сивиллы, согласно которым мировой круг жизни представляет собой смену периодов, кругов, соотносимых с десятью месяцами и находящихся под покровительством определенных божеств. Ко времени написания эклоги кончался круг Дианы (железный век) и начинался новый круг - Аполлона, в котором ожидалось возвращение золотого века. Эту же тему находим в стихах Шелли:

В мир возвращается великий век,

Приходят золотые годы...

(Современный словарь-справочник: Античный мир. Cост. М.И.Умнов. М.: Олимп, АСТ, 2000)

Отличное определение

Неполное определение ↓

Священник Алексий Хотеев

Desinat novitas incessere vetustatem -

«Да перестанет новизна восставать на древность»

Греческий поэт Гесиод в своей поэме «Труды и дни» впервые ввел понятие «Золотого века» для обозначения далекого прошлого, когда люди не знали ни горя, ни трудов, ни болезней, наслаждались пирами и легко добытым богатством . Этот мифический «Золотой век» стал крылатым литературным образом. Его то помещали в древность, то предвещали в будущем, всегда обозначая при этом период мира и благоденствия. Когда поэтический образ, уместный в легендах и былинах, появляется в брошюрах и заметках по истории, то он показывает их популярный, иногда даже популистский характер. Последнее особенно относится к миссионерским акциям неопротестантских движений в Беларуси. Одним из ярких проектов такого рода была встреча годовщины 450-летия Реформации на белорусских землях в 2003 г. Самым активным образом ее провели общины христиан веры евангельской (пятидесятники). Накануне была издана книга Станислава Акинчица «Золотой век Беларуси», прошли торжественные встречи в общинах. Появился интернет-сайт по истории Реформации в Беларуси belreform.org. Акция имела и некоторый общественный резонанс. Под знаком юбилейной даты вышел в 2003 г. первый номер журнала «Спадчына». Даже в школьном учебнике по истории Беларуси для 7 класса (автор П. Лойка) прозвучала идея о Золотом веке в связи с Реформацией .

Один из участников акции, Станислав Акинчиц, совсем по-гесиодовски выразил главную идею: «Когда в нашей стране умножились праведники, в Беларуси была хорошая жизнь, было благоденствие. Это XVI век, столетие Реформации, время, вошедшее в историю как Золотой век Беларуси » . Достаточно прозрачно предвещает автор Золотой век и в будущем: «Золотой век Беларуси, XVI век, показывает нам, где тот добрый путь, по которому следует идти, чтобы Беларусь заняла свой пачэсны пасад між народамі » . Ранее уже обращалось внимание на отдельные аспекты сочинения Ст. Акинчица о Реформации , однако настойчивость проповедников новой веры, понуждает снова обратиться к началу реформационного движения на белорусских землях и поговорить о его значении.

Реформация в Европе была широким общественным явлением, направленным на обновление и улучшение нравов в католической церкви. Это движение началось в XV в. и проявило себя в т.н. конциляризме (учении о превосходстве церковного собора над единоличной властью папы), провозглашении определенной независимости государств от римского центра, например, пр и выборе короля («Золотая булла» 1356 г. в Германии, Прагматическая санкция 1438 г. во Франции). Особое значение для развития Реформации имело движение гуситов, отстаивавших национальную церковь. Свою роль сыграли также итальянское Возрождение и гуманизм, пробудившие интерес к наследию античности и противопоставившие человека в его естественном греховном состоянии христианскому учению об аскетизме и святости. Известная распущенность нравов в итальянском обществе, порожденная новыми интересами, вызвала гневные обличения флорентийского монаха Иеронима Савонаролы († 1498), который обличал и корыстолюбие духовенства, и роскошную жизнь богачей, выступал против увлечения «языческими» науками, против азартных игр и женских украшений. Он уверовал в свой пророческий дар и не стеснялся подкрепить свои обличения крутыми мерами: резать язык хулителям веры, жечь блудников, высокими штрафами пугать игроков. Посты, чтение Библии и распевание псалмов стали обязательным занятием жителей Флоренции. За нарушителями нового порядка шпионили поклонники Савонаролы. В его лице реформационное движение стало реакцией на модные увлечения своего времени. В XVI в. Реформация приобрела еще более радикальные формы, когда выступление против индульгенций виттенбергского профессора и монаха Мартина Лютера в 1517 г. положило начало пересмотру многих положений христианского вероучения. Затем споры перешли от предметов сугубо религиозных к вопросам политического и общественного устройства. Движение стало приобретать стихийный характер. Томас Мюнцер, бывший сторонник Лютера, провозгласил, что вооруженное восстание во имя справедливости не есть преступление, что угнетенные крестьяне и ремесленники должны выступить против своих господ. Это привело к жестоко подавленной крестьянской войне в Германии в 1524 - 1525 гг. Принявшие лютеранскую проповедь немецкие князья решительно участвовали в подавлении восстания, однако и со своей стороны показали, что мнение большинства в вопросах веры в Бога и спасения души не есть закон. Таков был характер протестации 1529 г. в Шпейере, от которой ведет свое начало название «протестантизм». Католическая и протестантская стороны не раз переходили от переговоров к вооруженным столкновениям. Сначала Германию потрясла Шмалькальденская война (1546-1547), спустя некоторое время вконец разорила Тридцатилетняя война (1618-1648), после которой Европа осталось разделенной на два лагеря. Швеция, Дания, Пруссия, Нидерланды, Англия стали протестантскими, Германия разделилась по конфессиональному признаку почти надвое, во Франции протестантское меньшинство добилось признания, Испания, Италия и Португалия остались католическими. На фоне всех этих событий протестантский лагерь распался на лютеранство, кальвинизм и англиканство. От основных направлений отделились меньшие, т.н. «секты» анабаптистов, меннонитов, социниан и проч. Новые условия конфессионального противостояния вынудили католическую сторону провести реформы для укрепления пошатнувшегося папского престижа. Здесь реформационное движение закончилось Тридентским собором (1545-1563), укрепившим католическое вероучение от протестантских нападок, подтвердившим власть папы и установившим строгую церковную дисциплину.

Со своей стороны протестантизм сформулировал ряд положений, которые в той или иной мере разделяются всеми его течениями. Эти положения не являются вероучительными формулами, это скорее некоторые полемические принципы: только Христос, только Писание, только вера. При помощи этих принципов можно было якобы восстановить утерянное «евангельское христианство», свободное от суеверий и идолопоклонства. Используя подобранные места из Писания, протестанты защищали свою новизну против церковной традиции. Они отвергли видимый иерархический порядок (священство), преемственную передачу правил христианской веры и благочестия (Предание), идею, что спасение дается человеку за добродетель (участие человека в деле спасения, обязательные посты и молитвы), необходимость самоотречения (аскетизм), почитание христианских символов (кресты, иконы), веру в освящающую силу таинств (Евхаристии-Причащения и др.), поминовение умерших и молитву святым.

Однако, проводя в жизнь свои общие принципы, столпы протестантства показали полнейший произвол, что не замедлило явить себя в междоусобных спорах и несогласиях. Ограничиваясь ссылками только на Писание, они давали волю собственным интерпретациям, когда один и тот же библейский текст мог трактоваться совершенно по-разному. В качестве иллюстрации можно привести различия в учении о Евхаристии. Известно, что по верованию Церкви хлеб и вино претворяются в таинстве в Тело и Кровь Христа. Протестанты не замедлили пересмотреть это положение. Разбирая слова Христа, сказанные Им при благословении хлеба на Тайной Вечери, «Сие есть тело Мое» (Мф. 26, 26, в латинском переводе - hoc est corpus meum ), Андреас Карлштатдт утверждал, что словом «сие» Христос указывал вообще не на хлеб, а на Свое тело. Мартин Лютер говорил обратное, причем, по его мнению, слово «есть» служит указанием на то, что евхаристический хлеб представляет собой тело Христа и становится его репрезентацией. А Ульрих Цвингли объяснял слово «есть» в смысле «означает», «символизирует», таким образом, хлеб не становится в собственном смысле телом Христа, но лишь указывает на него . Разногласия в этом вопросе приводили к разным чинам молитв, к тому, что разные общины не молились вместе, обособлялись друг от друга. Другой пример: время христианского посвящения также могло определяться по-разному, отсюда один протестант мог считать другого вообще некрещенным. Так в вопросе о детском крещении анабаптисты во главе с Томасом Мюнцером занимали отрицательную позицию, а тот же Цвингли защищал детское крещение примером ветхозаветного обрезания, и Цюрихский совет издал предписание совершать крещение не позднее 8 дня от рождения и за перекрещивание взрослых назначил смертную казнь.

В зависимости от местных экономических и социальных условий протестанты, принадлежащие даже к одному течению, разнились между собой. Известно, что женевский реформатор Жан Кальвин разработал учение об абсолютном предопределении одних людей ко спасению, а других к погибели. Чтобы узнать свое предназначение, человек должен честно трудиться и добиваться земного благополучия, тогда его успех покажет богоизбранность. Польский исследователь Януш Тацбир, характеризуя кальвинизм в Польше, замечает, что он мало походил на кальвинизм нидерландских купцов или женевского патрициата: «Напрасно искали бы мы в нем похвалы активного образа жизни, апологии торговли, заинтересованности в том, чтобы деятельностью показать благословение Божие» . В отношении прежних церковных традиций польские кальвинисты также не демонстрировали решительного отказа. Еще в XVII в. в их адрес слышались упреки, что они сохраняют обычаи «папистов»: звонят на молитвы, сохраняют посты, бьют себя в грудь, покрывают чашу покровцами, ограждают алтарь балюстрадой, на документах ставят даты по католическим праздникам, сохраняют даже культ Богородицы .

Деление протестантизма на различные толки не было случайным, оно определялось самой его сущностью. Аргументы от Писания могли как-то объединять реформаторов в том, что их отличало от католичества, но произвольные толкования разделяли их в представлениях, каким должно стать их собственное исповедание в смысле воссоздания утраченного якобы «евангельского христианства», почему получалось произведение веры нового образца. «Живая» вера во Христа, руководимая изучением Библии, становилась верой книжников, упражняющихся в бесконечных спорах о благочестии. И само Писание перестало быть непререкаемым авторитетом, коль скоро библейские тексты стали подозреваться в искажениях и соответствующим образом подправлялись в новых переводах. Для некоторых Христос перестал быть Богом во плоти, и вера стала формой духовной распущенности, когда любое воодушевление почиталось за Божий дар. Личные вкусы и пристрастия, не сдерживаемые никаким внешним авторитетом, прорвались наружу и поставили под вопрос не только церковные обычаи, но и государственные законы.

В таком исполненном противоречий виде явилось протестантство на землях Великого княжества Литовского, а позднее и Речи Посполитой и пребывало до наступления католической реакции. Реформационное движение было занесено сюда из Пруссии и Польши, из областей, находящихся в более тесных экономических и культурных связях с Германией. В 1525 г. прусский магистр Альбрехт объявил о принятии проповеди Лютера и секуляризации монашеского ордена, главой которого он являлся. Католические храмы обращались в кирхи, недовольные реформой священники изгонялись. В том же году прошла акция церковного и гражданского неповиновения в польском Гданьске. Проповедники призывали отменить посты, мши, налоги в пользу духовенства, разрешить свободно толковать Библию, охотиться, рыбачить и добывать янтарь. Из монастырей и костелов были выгнаны монахи и священники. Король подступил к городу с 8000 войском. Гданьск сдался, прежняя администрация была восстановлена, 400 человек были казнены, лютеранам было приказано оставить город в течение 2 недель. Польский король и князь литовский Сигизмунд Старый (правл. 1506-1548) издал целый ряд запретов на распространение лютеранских книг, на поездки молодых людей в протестантские университеты для учебы, на принятие из Германии беглецов-анабаптистов. Звучали угрозы смерти, конфискации имущества, ответственности перед духовными судами за протестантскую проповедь. Однако эти меры не предотвратили распространение нового учения, а только сделали его скрытым. В Вильно в это время проповедовали протестантские взгляды Франциск Лисманини и Авраам Кульва. Более прочное положение протестантизм приобрел во время правления Сигизмунда-Августа (1548-1572). В 1560 г. на Немецкой улице в Вильно была построена лютеранская кирха, а в 1562 г. на торговой площади - кальвинистский сбор. Несколько раньше, в 1553 г., кальвинистская община была образована в Бресте, когда под влиянием известного польского проповедника Яна Ласского реформу принял литовский магнат Николай Радзивилл Черный, канцлер и виленский воевода, староста брестский († 1565). Его обращение имело большое значение для распространения протестантства в ВКЛ. Николай Радзивилл благодаря своему влиянию на короля был окружен многочисленной свитой ищущей выслуги мелкой шляхты, со многими фамилиями литовских магнатов Радзивиллы были связаны родственными или имущественными отношениями. Один из писателей того времени, иезуит Цихотский, пишет о влиянии канцлера: «Едва он поднимался с постели, как все живое начинало суетиться, чтобы услужить его особе» . Пример виленского воеводы тотчас подействовал на его окружение, тем более он сам старался ввести новое исповедание в своих многочисленных имениях. По недостатку проповедников Радзивилл приглашал к себе министров из Польши: Кришковского в Несвиж, Фалкония в Клецк, Чеховича в Вильно и т.д. Костелы и церкви насильственно обращались в кальвинистские сборы. Однако протестанты оставались верны себе, и очень скоро они разделились во мнениях об исповедании Св. Троицы и по вопросу крещения детей. Один из учеников Ж. Кальвина, итальянец Джорджо Бландрата, отколовшийся от учителя отрицанием догмата о Святой Троице и последовавший стопами Фауста Социна, прибыл сначала в Польшу, а затем пристал ко двору Радзивилла. Его проповедь произвела смущение в среде литовских реформатов. Однако на соборе в Вильно в 1560 г. он успешно защищался и склонил к новому учению пасторов виленской общины Мартина Чеховича, Станислава Судровского и Николая Вендроговского. Бланадрата оказал свои услуги при переводе и подготовке Радзивилловской Библии, почему к этому изданию впоследствии настороженно относились сами литовские реформаты. Социниане, как известно, отрицали также и Божество Христа. Среди них находим Симона Будного, заявившего о своем разрыве с кальвинистами в 1567 г. Польские реформаты на синоде в Кракове в 1563 г. окончательно отделились от антитринитариев, то же, наконец, сделали кальвинисты в Вильно, не смотря на все попытки князя Радзивилла примирить партии. Так образовался «сбор великий» (кальвинисты) и «сбор малый» (социниане-антитринитарии). Обе стороны обвиняли друг друга в искажении смысла Св. Писания и служении сатане вместо Бога . Социниане появились практически при всех кальвинистских сборах в ВКЛ, поэтому верные последователи Кальвина установили читать перед каждой службой специальную формулу: «Три суть одно, и Трое суть един (Бог)» (hi tres sunt unum , et hi tres sunt unus ) . Покровителем социниан («литовских братьев») стал Ян Кишка виленский каштелян, родственник Радзивиллов. Они испытывали на себе притеснения со стороны объединившихся в 1570 г. в Сандомире польских кальвинистов, лютеран и «чешских братьев» (гуситов), к которым примкнули и литовские кальвинисты. На социниан не распространялись свободы т.н. «конфедерации Варшавской» 1573 г ., их старшие братья не проявляли к ним никакой терпимости. Уже в 1566 г., сразу после смерти Николая Радзивилла Черного, литовские кальвинисты предлагали проект сеймовой конституции об изгнании их из страны, но бискупы не пошли на это из тактических соображений, замечая, что разделение ослабляет протестантский лагерь. Все-таки социниане, или как их еще называли «ариане», скоро почувствовали на себе силу перемен. В 1617 г. толпа разгоняет провинциальный синод социниан-анабаптистов в Новогрудке, а в следующем году прекращает свою деятельность последний в городе арианский сбор , что можно считать знаком упадка этого движения на белорусских землях. Литовские кальвинисты просуществовали дольше. Однако они постепенно теряли свое общественное значение. В годы правления Стефана Батория (1576-1586) в ВКЛ усиливаются иезуиты, паны и шляхта возвращаются в лоно католичества. При короле Сигизмунде III (1587-1632) наступает триумф контрреформации. Протестанты, ослабленные внутренними спорами, перестали играть заметную роль в общественной жизни, подвергаясь раз за разом нападкам со стороны католиков. Начало было положено в 1611 г., когда ученики иезуитов подожгли виленский сбор и школу реформатов.

Для характеристики реформационного движения на белорусских землях в XVI в. необходимо привести некоторые статистические данные. Можно встретить неверное утверждение, что первое упоминание о лютеранской общине на территории Беларуси относится к Слуцку в 1535 г., будто православный князь Юрий Олелькович выделил землю для строительства кирхи . Мистификацию произвел Семен Подокшин, который обнаружил соответствующий документ в библиотеке Литовской Академии Наук . Однако нужно иметь ввиду, что этот акт был передан лютеранской общине вместе с землей гораздо позднее, при постройке кирхи в сер. XVII в., до этого земля была выделена Юрием Олельковичем православному храму. Об основании протестантских общин и сборов можно говорить соответственно только с 50-х годов XVI в. Одними из первых явились лютеранские кирхи, но это исповедание распространялось преимущественно среди немецкой диаспоры. В ВКЛ в XVI в. насчитывалось их от 5 до 8. Самое большое количество было кальвинистских молитвенных домов. Они строились в многочисленных имениях Радзивиллов, а также на государственных землях, находящихся под их управлением. Общее число сборов простиралось до 200. Здесь важно заметить, что более половины их приходилось на этнически литовские земли с католическим прежде населением. В 6 же белорусских воеводствах, включая сюда часть воеводства Виленского было ок. 75 сборов. Отсюда можно видеть, что чем далее на восток, в православную среду, тем менее становилось количество протестантских молитвенных домов. Число социнианских общин в ВКЛ в это время колебалось от 14 до 22 . Можно сравнить данные по исповеданиям для всей Речи Посполитой. По разным подсчетам общее количество протестантских сборов всех направлений было ок. 600 (Г. Мерчинг) или даже ок. 1000 (Ст. Литак). Число православных храмов было ок. 11000 . Католических костелов на этнических литовских землях в сер. XVI в. было немногим более 300 (Виленская и Жмудская епархии) , а во всей Речи Посполитой - 3600 (Г. Мерчинг). Из приведенного сравнения видно, как невелико было количество протестантских сборов в белорусских воеводствах. В последующее время их число неуклонно сокращалось: в 1655 г. в ВКЛ было ок. 140 сборов, в 1768 г. - ок. 40 .

Протестантизм не охватил широких слоев населения. В первую очередь его принимали магнаты, паны и шляхта. Наиболее выдающимися патронами Реформации, кроме уже названных, были Остафий (Евстафий) Волович и Николай Радзивилл Рыжий. В год заключения Люблинской унии в литовской раде было 25 вельмож и 4 католических епископа. Из числа светских лиц (вельмож) 15 были протестантами. Согласно подсчетам польской исследовательницы Мажены Лидке и з 14 русских княжеских фамилий, представители которых занимали различные высокие должности в ВКЛ во вт. пол. XVI в., 5 были связаны с Реформацией и только в 2 из них протестантами были более чем 1 поколение (Головчины и Пронские). Из 15 не родовитых, но выдвинувшихся выслугой на высокие должности фамилий русских панов 8 имели связи с Реформацией (Сапеги, Ходкевичи, Горностаи, Воловичи, Корсаки, Чаплицкие, Поцеи, Гайки). Таким образом, в лучшие годы протестантами были около половины знатных родов. Пример панов действовал на шляхту. Так Витебский воевода Стефан Збаражский (кальвинист) повлиял на Павла Соколинского, Радзивиллы и Ходкевичи - на Феодора Евлашевского, Евстафий Волович на Василия Тяпинского и Самуила Маскевича . Что касается шляхты в ВКЛ, то она увлеклась протестантизмом больше, чем в соседней Польше, где Реформации последовала 1/6 ее часть . В этнической Литве отступление шляхты было практически полным, одно время казалось, что в бывшем прежде католическом крае осталось удва тысячная часть католиков да 6-7 ксендзов . На белорусских землях увлечение протестантизмом среди шляхты также было значительным. Уже хрестоматийными стали слова иезуита Петра Скарги, брошенные в упрек православным за дружбу с протестантами: «Больших вы в них имеете приятелей, которые вам самим в Новогрудском воеводстве, как известно, в 650 церквях службу Божию упразднили (spustoszyli)! Когда от 600 шляхетских родов греческой веры едва 16, если не меньше осталось, которые в еретическую новокрещенскую заразу не ушли!» Среди мещан протестантизм также нашел своих сторонников, о чем между прочим свидетельствует грамота Сигизмунда-Августа 1562 г. на основание в Витебске сбора, в котором в качестве просителей кроме бояр и шляхты упоминаются «бурмистры, райцы и мещане» . Самый многочисленный слой населения - крестьяне был едва затронут реформационным движением. По отношению к убеждениям своих подданных проповедники новой веры не исповедовали принципа толерантности. Примером может послужить «Постановление» Евстафия Воловича 1583 г. о порядках в местечке Новое Место (в совр. Литве). Здесь запрещаются суеверные обычаи и обряды, колдовство и пьянство. На службах должен быть каждый домохозяин под страхом денежной кары и оков . При этом Волович много жертвовал на учреждение школ и богаделен, оплачивал будущим проповедникам учебу за границей. Магнат, пан или шляхтич, исповедующие протестантизм, могли выгнать из храма в своем имении местного священника, который не поддавался новому веянию, могли прекратить в храме службу, обратить его в свой молитвенный дом. Православные крестьяне на Волыни хорошо запомнили, как господа-евангелики принуждали их к полевым работам в дни церковных праздников . То, что протестанты на белорусских землях не испытывали настоящего интереса к миссии среди простых людей, подтверждает их приверженность к польскому языку и культуре, чуждым большинству населения.

Действительно, едва ли не большинство проповедников новой веры в XVI в. были выходцами из Польши, зачастую бывшими ксендзами, лишенными своего места за женитьбу и пропаганду протестантских идей (то были первые министры в ВКЛ Симон Зак, Мартин Чехович, Мартин Кровицкий и др.). Они несли с собой польские молитвенники, польские переводы европейских реформаторов. На польском или латинском языке велась переписка, составлялись синодальные постановления, писались богословские трактаты. Характерно, что первую печатную Библию протестанты издали в Бресте в 1563 г. опять же на польском языке. На фоне этого наплыва польской литературы, который реформаторы принесли с собой на белорусские земли, два сочинения Симона Будного и перевод Евангелия Василия Тяпинского на «русском» (старобелорусском языке) выглядят слабыми попытками обратиться к простому народу на его языке. В «Катехизисе» (Несвиж, 1562) Будный выступил против детского крещения, постов, церковных молитв, икон и пожертвований на монастыри, которые якобы заменяют у православных сердечную веру и необходимость учиться вере. Возражая на это, православный полемист старец Артемий писал, что проповедники новой науки вообразили, будто познали тайну евангельскую, как одними словами без всяких усилий можно взойти до третьего неба . Протестанты не могли не знать, что Св. Писание давно звучит в церквях на доступном для народа языке и на «простой мове» говорятся здесь проповеди. Не знало Православие и учения об особых полномочиях римского папы. Новым проповедникам оставалось обличать привязанность народа к обрядам и предлагать вместо богатства православного богослужения сухость воздыханий своих молитвенных собраний. Вместе с тем происходило и ознакомление протестантов с православной традицией. Достоинства славянского текста признавал и Симон Будный, как это видно из его предисловия к польскому переводу Нового Завета (Лоск, 1574): «Что касается славянского перевода, то я его не только не осуждаю, но и восхищаюсь им. Признаю, что я из него многому научился. Мне кажется, что все переводчики нашего славянского народа, нынешние и будущие, будь они поляками или русаками, хорватами, чехами, которые пожелали ли бы переводить Новый Завет, если они не будут обращаться к этому старому переводу, то не смогут передать всего так, как следовало бы» . Другой протестантский переводчик, Василий Тяпинский, издавая свое Евангелие (ок. 1580), поместил два текста (церковнославянский и старобелорусский) вместе. «Руси услугуючий» издатель стремится предложить «не новое што, але их же властное» славянское Евангелие с приложением русского перевода «для лепшого им розсудку» . Протестантская проповедь оказала на православных активизирующее действие. Не имея поначалу ни школ, ни учебных пособий, в том числе и по славянскому языку, от «неумеетности» пользуясь «полским писмом», как говорил Василий Тяпинский, во вт. пол. XVI - нач. XVII в. русский народ получил целый ряд своих грамматик и словарей: «Букварь» Ивана Федорова (Львов, 1574), первую «Грамматику», изданную в типографии Мамоничей (Вильно, 1586), «Грамматику», «Букварь», «Лексис» Лаврентия Зизания (Вильно, 1596), «Грамматику» Мелетия Смотрицкого (Ивье,1619) и др. Протестанты же продолжали все это время пользоваться в преподавании польским языком (если не считать незаконченную попытку Христофора Радзивилла ввести изучение русского языка в Слуцкой гимназии в 1616 г.).

Встречается утверждение, что Франциск Скорина своими изданиями открыл дорогу Реформации на белорусские земли . Однако неверно считать, что переводы и издание книг Св. Писания на народный язык есть собственность протестантизма. Известно, например, 14 изданий Библии на немецком языке до Лютера . Польский библейский перевод ксендза Яна из Львова появился раньше кальвинисткой Библии Радзивилла в 1561 г. (Библия Леополиты). В славянских рукописях библейских текстов задолго до изданий Скорины появлялись заметки с объяснениями непонятных слов на народном языке. Сам Скорина не настолько отступил от славянского языка в лексике, чтобы его библейские издания считать переводом в собственном смысле (ни в одной его книге белорусская лексика не достигает 50%) . Фактически он старался приблизить славянский текст к «простой мове». В его предисловиях не чувствуется разрыва с прежней традицией: он признавал авторитет Вселенских Соборов (пред. к книге Иудифь), ссылался на отцов Церкви бл. Иеронима (Левит), св. Григория Богослова (предисловие ко всей Библии), признает воплощение Сына Божия от Девы Марии (Исход, Даниил), почитает Животворящий Крест (Даниил), Тело Христово в Евхаристии (Исход), исповедует важность дел для спасения (Даниил) и проч. Отсутствие в предисловиях темы реформы Церкви достаточно красноречиво говорит само за себя. До каких пределов можно дойти в философских интерпретациях, игнорируя конкретное содержание изданий Скорины, можно видеть в морально и методологически устаревшей книге Семена Подокшина «Франциск Скорина», в которой автор стремится показать мировоззренческую прогрессивность знаменитого полочанина. Автор договаривается до того, что белорусский просветитель, призывая читателя изучать Библию, приводит к сомнению в ее богодухновенности, т.е. к неверию . Значит, по мнению Подокшина, Скорина предшественник не только Реформации, но и атеизма!

Создавая иллюзию Золотого века Беларуси, обусловленного Реформацией, современные проповедники утверждают, что XVI в. был временем экономического и культурного подъема, расцвета юридической мысли . Не совсем понятно, о каком собственно периоде истории идет речь. Протестантизм начал распространяться в ВКЛ с 50-х годов XVI в. и достиг наибольшей силы в 70-е годы, после чего начался постепенный спад, когда к середине следующего века реформаторы окончательно превратились в диссидентов на периферии общественной жизни. Подразумевается ли, что «золотой век» нужно искать в коротком периоде 50-70 -х годов XVI в.? Кроме того, утверждается, что «золотой век» вошел в историю, но только чью? В польской публицистике, например, XVI в. действительно считается «золотым» для польской культуры, а правление Сигизмунда-Августа - временем «золотой» шляхетской вольности . В Польше в XVI в. наступил период расцвета польской литературы и книгопечатания. Здесь издавались сотни книг на польском языке, и при этом около половины типографий принадлежало протестантам. Польские караимы также имели все основания считать это время своим Золотым веком . Известный славист и первый ректор Белорусского государственного университета Владимир Пичета называл XVI в. «золотым веком» белорусской письменности . Видимо, честь перенести этот эпитет на все сферы жизни белорусского народа принадлежит современным неопротестантам. В учебниках по истории Беларуси XVI в. представляется не «золотым», а тяжелым периодом, наполненным войнами, центральным событием которого была Люблинская уния 1569 г., положившая начало новой, трагической странице истории страны .

Когда речь идет об экономическом и культурном подъеме на белорусских землях в XVI в. , то как он определяется в масштабах целой страны? Безусловно, можно найти, что отдельные лица или даже классы общества богатели, но это не означает всеобщего благополучия. Скорее наоборот. Современники отмечали экономическую и культурную отсталость в государстве. Например, австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, характеризуя народный быт в ВКЛ в сер. XVI в., говорит о тяжелой зависимости простых людей от власть имущих, сравнимую с рабством, когда решение любого дела целиком зависело от каприза управителя, а каждое обращение к господину сопровождалось подарком, почему и бытовала поговорка, что «всякое слово в Литве - золото» . Чтобы показать, что важные перемены в экономики страны происходили под влиянием Реформации, указывается на аграрную реформу 1557 г., которая проводилась в ВКЛ под руководством патрона кальвинизма канцлера Николая Радзивилла Черного. Однако эта реформа была вдохновлена вовсе не кальвинистской этикой, а королевой Боной, и в королевских имениях, например, на Пинщине проводилась раньше, в 1552-1555 гг. Ее целью было повышение государственных доходов. Эффективность мер расположила панов и шляхту провести такую же реформу в своих имениях. Ее следствием было разрушение сельской общины, прикрепление крестьян к наделу (волоке), увеличение повинностей (платежей), по меньшей мере, в 2 раза . Если в западной Европе переход от натуральных повинностей к денежным привел к освобождению крестьян, то в Польше и ВКЛ аграрная реформа привела к их закрепощению. Странно встретить утверждение, что волочная помера поставила все крестьянские хозяйства в равные условия, что теперь все зависело не от везения, а от умения работать . Отдавая 1/5 (и более) своего урожая, крестьянин едва мог утолить оставшимся свои собственные нужды. В то же время доходы панов и шляхты выросли в 5-7 и более раз, а фольварочная система открыла широкие возможности для продажи зерна за границу. Тяглое население адекватно оценило «прогрессивность» аграрной реформы и ударилось в бега, что поспешили воспретить Статуты 1566 и 1588 г.

Говоря о правовой деятельности протестантов, следует заметить, что она не преследовала какие-то особые возвышенные принципы. Так, на Виленском сейме 1563 г. великий князь приказывал вернуть панам и шляхте захваченное ими костельное и церковное имущество, включая колокола. Тут же шляхта из «евангеликов» не нашла ничего лучше, как поднять вопрос об отмене присяги перед иконами, чтобы она давалась только с произнесением имени Св. Троицы каждым «посполитым» человеком по своей вере . Выговаривая себе такого рода исключения, протестанты вовсе не собирались делать исключения для иноверцев. Например, кальвинист Криштоф (Христофор) Радзивилл, подавая Биржам магдебургское право самоуправления в 1589 г., заповедует, чтобы войт был обязательно «правдивой евангелицкой веры», а на должности бурмистров, райцев и лавников впредь не избирались католики .

Особого внимания заслуживает Литовский Статут 1588 г., в составлении которого принимал деятельное участие кальвинист Евстафий Волович. Статут преподносится в концепции «золотого века» как «самый совершенный юридический кодекс Европы XVI столетия» . Высокая оценка подтверждается указанием на отражение в нем идеи правового государства. Однако следует вчитаться в тексты законов, чтобы увидеть, что большая часть населения страны практически бесправна, что права и свободы принадлежат только привилегированному сословию (народу-шляхте). Крестьяне, например, лишены права собственности на землю, политического права управления государством (не выбирают короля, не имеют своих представителей на сейме). Далее указывается на принцип разделения властей в Статуте. Но он проведен здесь не до конца. Например, паны-рада выступают не только как исполнительный орган, но и как судебная инстанция (IV , 30). Самым интересным выглядит заявление, что в статуте закреплен принцип свободы совести. Очевидно, речь идет о тексте Варшавской конфедерации 1573 г., известной как 3 артикул 3 раздела. Приходится заметить, что принцип свободы совести в Статуте 1588 г. совершенно отсутствует. Всему виной какое-то недопонимание. В артикуле говорится об обещании панов духовных и светских, «рыцарства и станов инших» хранить покой между разделенными в вере, из-за веры в костелах крови не проливать, никого не карать лишением имущества и прочими казнями. Но тут же говорится: «Вольно и тепер кождому пану подданного своего непослушного так в духовных, яко и светских речах, подлуг порозуменья своего карать» . Т.е., с одной стороны, дается обещание сохранять status quo между разделенными в вере панами и шляхтой, причем гарантируются права духовных лиц «Римского костела» и «веры греческой» (о протестантской иерархии умалчивается), а с другой стороны, совесть своих подданных господа могут вязать и решить по своему разумению согласно известному принципу «чья власть, того и вера».

Наши представления о мире идей века Просвещения достаточно полны и точны, опираются на классические работы российских и зарубежных учёных. Вершиной эпохи Просвещения и вместе с тем трагическим её завершением по праву считается XVIII столетие, век великих учёных и писателей, Вольтера, Дидро, энциклопедистов. И в то же время мы знаем, что этот мир идей существенно сложен и противоречив. К тому же XVIII век отнюдь не исчерпывается Просвещением, рядом с идеями и творчеством просветителей существуют и борются с ними иные философские системы и художественные миры. Именно тогда возникает великий спор о Просвещении, который неизбежно принимает эсхатологическую окраску после гибели этой эпохи и многих её деятелей в огне Великой французской революции. Спор этот жизненно важен для русской культуры того времени, определяет её достижения, капитальные идеи и исторические судьбы на протяжении всего XIX века, да и сегодня далёк от завершения. В 1852 году философ-западник П. Я. Чаадаев, возражая славянофилу И. В. Киреевскому, подводил некоторые итоги этого спора: «Общее мнение не ограничивалось сравнением русского просвещения с просвещением европейским, но предполагало вообще, что существенное различие между одним просвещением и другим состоит не в характере, а в степени...» Оставив в стороне исторические подробности полемики, обратим внимание на саму идею: чем больше просвещения и неизбежно с ним связанной свободы, тем лучше. Когда они достигнут наивысшей полноты, наступит Золотой век для всего человечества. Такая по-кандидовски оптимистичная однолинейность, вообще характерная для века Просвещения и его деятелей, исключает любой историзм воззрений и сколько-нибудь эмоционально и философски обоснованную эсхатологию, а вот неизбежный исторический крах основанных на ней прекраснодушных теорий, страшные, кровавые формы, которые эти теории вдруг принимают в мире реальной жизни и политики на грани веков, порождают трагические мысли о конце времён и гибели человечества. Тогда и возникают такие выдающиеся и загадочные произведения, как записанное Ж.-Ф. Лагарпом пророчество Ж. Казота, рождаются такие мыслители, как беспощадный, убедительный и талантливый критик века Просвещения и его деятелей Жозеф де Местр. Все эти обстоятельства заставляют нас иначе взглянуть на XVIII столетие. Вдруг выясняется, что в эту сложную эпоху существовало несколько просвещений, они спорили друг с другом, опирались на совершенно разные культурные традиции и философские системы. Казот и Местр как мыслители и писатели сложились до Великой Французской революции, они - масоны, последователи той самобытной и вполне художественной философии жизни, которую создали живший во Франции португальский мистик Мартиниш Паскуалиш (он и дал имя мартинизму) и его талантливый ученик Л. К. де Сен-Мартен. Философия и эстетика ордена вольных каменщиков в разных формах получила распространение в Западной Европе, особенно в Англии и Германии. Масонство возникло и в России и повлияло на всю её рождающуюся новую культуру, и прежде всего на художественную литературу. Именно здесь в масонских философских и литературных сочинениях прозвучала принципиальная, обоснованная критика многих идей и ценностей XVIII века. Есть у русских вольных каменщиков и своё название для эпохи Просвещения, в которую они живут и делают свою тайную «работу». Масон, переводчик мистических книг и поэт А. Ф. Лабзин говорит ясно: «...Ложное Просвещение, пролиявшееся всюду, есть та река, которая стремится поглотить Истину, хотящую породить нам мужественное чадо и бегущую для того из градов в пустыни и степи». Без инвектив великого мастера ложи «Умирающий сфинкс» не будет до конца понятна таинственная предсмертная статья Пушкина «Александр Радищев» (1836), этот важнейший документ для истории русского масонства, где прямо и точно сказано: «В Радищеве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидрота и Реналя; но всё в нескладном, искажённом виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения». Эти высказывания показывают, что проблема настолько серьёзна, что ограничиться критикой здесь никак нельзя. Масонская философия была характерна не только как принципиальное отрицание прямолинейного просветительства XVIII века, стала очень последовательным возвратом ко всем домасонским тайным верованиям, традициям мировой эзотерики, античной, восточной, иудейской и христианской, к гностицизму и средневековой мистике, отброшенным после культурных революций, которые произошли в эпохи Возрождения и Просвещения и по дороге многое изъяли из богатого духовного обихода европейского человека, предложили свои самоуверенные однолинейные формулы взамен сложных старых идей. Ясно, что такая философская критика порождает вполне оригинальную эсхатологию, опирающуюся на барочные «Центурии» Нострадамуса, сочинения Якоба Беме и Джона Пордеджа, поэзию немецких розенкрейцеров. Масонский Золотой век оказывается не только позади, но и впереди, в послеисторическом будущем, где времени больше не будет, в вечном царстве света и всемирного братства, а «водители» масонской толпы стремятся повести «братьев» в новый рай на земле, в Золотой век справедливой богини Астреи. Потому-то так интересовали масонов доисторические времена, потому-то особое место в их чтении, переводах и издательской деятельности занимала поэма англичанина Мильтона «Потерянный рай» (в раннем русском переводе с французского поэма получила характерное название «Погубленный рай»). Русские поэты-масоны А. П. Сумароков, В. И. Майков и М. М. Херасков не случайно пишут барочные «оды философические» о Страшном Суде как наказании за падение человека и конце времён. Ибо, когда пал духовно человек, пала и природа, ставшая, по мысли масонов, низкой «натурой», материальным хаосом, лабиринтом мёртвых вещей, где заблудился несчастный потомок светлого первочеловека Адама Кадмона. Только «водители», просвещённые масоны высших степеней могут вывести его из этого лабиринта: Масонская философия имела установившийся взгляд не только на природу и человека, но и на историю, на общество, в котором человек живёт. С этой точки зрения оказывается, что самодержцы, верховные правители, жрецы, священники любой церкви - всего лишь узурпаторы, которые преступно посягнули на общую для всех людей политическую и духовную свободу. Масоны всегда были убеждёнными противниками войн, деятельными сторонниками идеи вечного мира (об этом написан трактат В. Ф. Малиновского, масона и первого директора Царскосельского лицея), отсюда их вражда с Наполеоном, отсюда общеизвестный пацифизм Карамзина и рассуждения молодого масона А. С. Пушкина о «вечном мире». Их псевдоинтернационализм основывался на необходимости объединения народов во всемирной империи, руководимой просвещённым, «конституционным» вождём-масоном. Ясно, что такая философия истории насквозь эсхатологична, полна тёмных и мрачных пророчеств, говорит о началах и концах, исторических канунах и мировых социальных катастрофах. Любое национальное государство с масонской точки зрения является незаконным образованием, посягающим на целостность мира, ибо Бог дал человеку божественную свободу; те же, кто так или иначе ограничил её, являются врагами божественного порядка, поэтому с ними необходимо тайно и беспощадно бороться, вплоть до негласно признаваемого вполне законным умерщвления убеждённых опасных врагов. «Вселенная есть отечество каменщика»,- оказано в масонском уставе. Золотой век Астреи предстаёт у масонов веком, в котором не будет законов, власти, наций, границ и собственности, т.е. это знакомая всем нам по коммунистической мифологии картина социального рая на земле, но в масонской интерпретации она выглядит иначе, ибо в ней есть существенный момент, для марксистов неприемлемый,- идея свободы человеческой воли. «И потому доколе в человеке есть воля, которая хотя и может развратиться худым её употреблением, не престану однако почитать его свободным, хотя он почти всегда порабощён»,- пишет философ-масон Сен-Мартен, мельком упомянутый в «Письмах русского путешественника» и всё же, по-видимому, встречавшийся с их автором. А в толкованиях Священного писания, написанных Гамалеей, говорится о воле как о «собственном в человеке диаволе»: «Но она как Адама вывела из рая, так и всякого из потомков его не впущает туда, пока он не решится на всевозможное исполнение по Евангелию, несмотря ни на какие человеческие заповеди и предания». Философам вторит их издатель, практик масонского дела Новиков: «Добрые люди говорят, что падать есть человеческое, но знать и пребывать в падении есть диавольское». Вот что привлекло в масонском учении молодого Карамзина. В его примечаниях к переводу поэмы Галлера «О происхождении зла» сказано: «Свободная воля причинила падение человека, свободная воля токмо может и паки восставить падшего: она есть драгоценный дар творца, сообщённый им тварям избранным». Карамзин высказывает эту мысль потому, что и в просвещённом XVIII веке человек был ограничен, подавлен, его всё время вдавливали в какие-то рамки. Возникали прогрессивные, но слишком общие абстракции, которые быстро становились материальной силой и ограничивали в правах, обесценивали конкретную самоценную личность. Сильно понизилась цена человеческой жизни. Было от чего прийти в отчаяние и пророчествовать о конце времён и Страшном Суде. Масонский интерес к изначально богатой, таинственной, внутренне свободной душе человека, к познанию себя был для молодого Карамзина любопытен и ценен, он увидел здесь и возможность собственного духовного исцеления и движения вперёд, обретения нового смысла жизни. Разумеется, его привлекала и практическая сторона масонства - благотворительная и книгоиздательская деятельность, педагогика, организация университетов, пансионов, семинарий, учёных и литературных обществ,- т.е. просвещение России, символом которого стал любимый масонами, ставший героем их песнопений император Пётр Великий. Предложенная масонами идея диалектики души имеет весьма мало общего с прямолинейно-механическими идеями просветителей, толковавших человека как мыслящую, полностью зависящую от внешних условий машину и веровавших в исправление неидеального мира путем навязывания ему «правильных», прогрессивных рецептов развития. Идеям царства разума и прогресса масоны противопоставили эсхатологическое учение о повреждении разума и падении некогда идеального, обладавшего полным знанием человека. «Разум наш, будучи изощрён бесполезными науками и подкрепляем самолюбием, или надеянием на свои способности, увеличивает воображение, которое удобно приводит человека и к совершенному добру и к совершенному злу»,- говорил в лекциях духовный вождь русского масонства профессор И. Г. Шварц. В масонском гимне сказано то же: Не случайно главная «великая» (или «материнская») ложа русских масонов всегда носила имя Астреи, древнегреческой богини справедливости, управлявшей счастливым миром идеальных людей в Золотом веке (см. работы Л. Лейтона и особенно книгу С. Бера о райской мифологии масонов). В этой и других ложах братья воспевали в гимнах светлое прошлое: В их поэтических идеях и художественной космологии особое место занимал миф о Золотом веке, находившемся в доисторическом идеальном прошлом, где жил светлый, близкий к Великому Архитектору Вселенной до-человек Адам Кадмон, достойный окружавшего его стройного мира всеобщей гармонии. «Единое понятие о златом веке может представлять черты истинного, общественного (social) блаженства. Чем более оный открыт в обществе, тем оно счастливее; чем менее тем несчастнее»,- утверждал переводчик псалмов Давидовых И. П. Тургенев. Потому-то так интересовали поэтов-масонов знаменитая поэма Мильтона «Потерянный рай» и миф о Купидоне и Психее, в XVII веке давший очаровательно-легкомысленную и грациозную, но на самом деле скрывавшую глубокие философические мысли повесть Лафонтена, писателя, близкого к знаменитому тайному предмасонскому Обществу святых даров и потому привлёкшего внимание русских его «братьев» - Ф. И. Дмитриева-Мамонова и И. Ф. Богдановича. Тема одна - странствования человеческой души-Психеи, её любовь и возвышение, прикосновение к светлой вечной тайне мира и неспособность сохранить это тайное знание и следовать ему, приводящая к падению и потере света. Пал, утратил прежнюю гармонию, своё духовное начало, облёкся тленным телом, косной материей и пороками человек. Пала и природа, «падшая натура», ставшая диким материальным хаосом, мрачным лабиринтом мёртвых вещей. Но именно здесь кроются возможности духовного возрождения человека и природы. Главная масонская работа есть возрождение человека ветхого, падшего, греховного, раздвоившегося на душу (хозяина дома) и тело (дом, орудие души). Эту работу и выполняет масонская поэзия, объединяющая братьев, певших: «Составим цепь, сплетясь руками». Так только может быть восстановлена разорванная цепь натуры. Поэзия должна этому способствовать. «Человек есть в сей цепи соединяющее существо духовное с материею; он есть последний из духов и первый из существ материальных»,- утверждал Шварц. Лишь возрождённый человек может упорядочить своей духовной и материальной деятельностью, просветлить разумом, душой и верой, гармонизировать неустроенный мир косной мёртвой материи и окаменевшей души («дикий камень»), привести восставшее к новой жизни человечество в Золотой век Астреи, в вечное царство блаженства и гармонии. Это и есть прямо названная в масонском гимне высшая награда ордену и каждому верному его «брату» от Великого Архитектора Вселенной: Масонский Золотой век оказывается и впереди, в послеисторическом будущем, вечном царстве света. Это не только время, но и место. Золотой век расположен на Востоке, а себя масоны называют путешественниками в страну Востока. Мифология ордена как бы образует мировое кольцо, рассматривая историю человечества как переход от одной светлой вечности к другой сквозь мрак недолжного бытия и дикий хаос косной материи и заблудшей и потому тоже тленной человеческой души. Символ этой эзотерической эсхатологии, встречающийся на знаках лож и в прозе А. Н. Радищева,- змея, кусающая себя за хвост. Понятно, какие богатые возможности представляет такая мифология для философической поэзии и прозы. Масонство в этой эсхатологической схеме выступает как избранный народ просвещённых и справедливых спасителей уклонившегося от света и истины человечества. «Водители» масонской толпы стремятся вернуть «братьев» и остальных людей в потерянный рай, в Золотой век Астреи. План же устроения новой жизни и обработки «дикого камня» заблудшей души содержится в Библии, которую надо толковать как шифрованное послание Великого Архитектора Вселенной (принцип древнеиудейской каббалы), в Евангелии от Иоанна и масонской «составной» мифологии, частью которой является орденская поэзия. Это эзотерическое учение разъясняет, помимо всего прочего, откуда и в каком направлении движется поток художественных идей, символов и образов, питающий масонскую поэзию и в особенности её эсхатологическую тематику. Герой этой поэзии - «человек вообще», пытающийся понять и усовершенствовать, воспитать самого себя, найти в себе высшие внутренние силы и чувства. Отсюда повторяемая аллегория путника, странника, идущего сквозь испытания и познание мира к светлой высокой истине. Это странствия души, отсюда Психея Лафонтена, её русский «перепев» - «Любовь» Ф. И. Дмитриева-Мамонова, «Душенька» И. Ф. Богдановича. Здесь одна из интереснейших, «славных», т.е. всем известных и в то же время неясных, закрытых фигур - Ипполит Фёдорович Богданович (1744-1803), автор знаменитой поэмы «Душенька» (1783), идиллий, пасторалей, любовных песенок, поэт изящный, чувствительный, «живописец граций» (М. Н. Муравьев), казалось бы, далёкий от какой-либо мистики и основательной философии. Этот скромный выходец из Малороссии (потом он окажется в одной ложе с влиятельным земляком, последним гетманом Украины К. Г. Разумовским), принадлежавший к бедному польскому шляхетскому роду, очень показателен для начального этапа истории масонской поэзии. Тем более что этот поэт развивается вместе с поэзией, отражает в своём творчестве её путь и становится одним из лучших российских стихотворцев XVIII столетия. Стоит взглянуть на Богдановича с этой точки зрения и изучить его реальную биографию, и в привычном облике галантного стихотворца проступают новые черты. В биографии И. Ф. Богдановича, основой которой является его автобиография, есть красноречивые умолчания и сознательно сделанные фактические ошибки, намеренные неточности, скрывающие реальные факты. Есть неслучайная путаница и в официальных бумагах: формуляры и послужные списки Богдановича противоречат друг другу. Даже в прошении на имя императрицы Екатерины II, лично знавшей поэта и покровительствовавшей ему, Богданович не называет точные даты своей служебной карьеры, хотя и просит о вознаграждении за заслуги. Этот человек умел молчать, всегда находиться в тени, и не случайно место ему подобрали «братья» соответствующее: состоять в Государственном архиве старых дел и в конце концов стать его председателем. Укажем на одну только важную подробность: в автобиографии Богданович пишет, что принят в штат П. И. Панина переводчиком в 1763 году и тут же говорит о покровительстве Е. Р. Дашковой, пригласившей его участвовать в журнале «Невинное упражнение». Между тем в официальном послужном списке поэта ясно сказано, что к Панину он определён в 1761 году. Казалось бы, это мелочь, ошибка памяти очередного начальника поэта или канцеляриста, не имеющая прямого отношения к поэзии. Однако между этими двумя датами произошло историческое событие, очень многое определившее в литературной судьбе Богдановича,- «революция» Екатерины II, переворот 28 июня 1762 года, главными участниками которого были братья Панины и княгиня Дашкова. Неточностей и «белых пятен» в этой таинственной истории много, однако есть и вещи очевидные, исторические факты. В 60-е годы тихий чиновник дипломатического ведомства Богданович стал доверенным лицом Н. И. Панина, одного из негласных вождей нарождающегося русского масонства, долго жившего в Швеции и привезшего оттуда орденские бумаги, уставы и инструкции, поддерживавшего тайные связи со шведской аристократией, принцами крови, стоявшими во главе ордена. Вельможа этот не случайно избран наместным мастером Великой провинциальной ложи России. Не без его ведома петербургские ложи подчинены были потом Великому стокгольмскому капитулу. Панин и его влиятельные единомышленники, опираясь на крепнущую масонскую организацию в правящих и военных кругах, помогли Екатерине II захватить престол (заметим, что здесь принял посильное участие и знаменитый мистик и масон Сен-Жермен, приехавший, как утверждают некоторые источники, на помощь неопытным русским «братьям» и впоследствии посетивший в Париже своего петербургского знакомца, другого доверенного человека Паниных - Д. И. Фонвизина), долго диктовали ей условия, политику, прежде всего внешнюю, стремились ограничить самодержавную власть императрицы введением высшего соправительствующего органа дворянской (читай - масонской) олигархии, соответствующим образом воспитывали и настраивали её сына, цесаревича Павла, законного наследника своего убитого отца Петра III. Вскоре созрел и неизбежный заговор против строптивой, неблагодарной, не желающей ни с кем делиться неограниченной властью императрицы с целью возвести на престол Павла. Участники те же: Панины, Дашкова, Д. И. Фонвизин, генерал-розенкрейцер Н. В. Репнин, связанные с масонами церковные иерархи, аристократы, гвардейские офицеры. Где-то рядом с ними, в тени вельмож, затерялась изящная фигура поэта и архивиста Богдановича. Всего этого памятливая и властолюбивая государыня никогда не могла забыть и простить, чем и объясняются опала Н. И. Панина, разрыв с Дашковой и позднейший продуманный и жестокий разгром масонской организации Новикова. «Масонская работа» Паниных не ограничивалась политическими прожектами и интригами в высших сферах: ими подготовлена, явно с ведома императрицы, одна из самых тонких и жестоких провокаций в русской истории - убийство несчастного императора-узника Иоанна Антоновича, окончательно утвердившее на престоле нелигитимную Екатерину II и стоившее жизни простодушному масону-исполнителю Мировичу. Богданович принимал участие в этих сложных и опасных политических манёврах, верно служил Н. И. Панину. Вместе со своим начальником П. И. Паниным он входил в руководство петербургской ложи «Девяти Муз», где исполнял обязанности церемониймейстера. По заказу своего покровителя поэт написал оду Екатерине II на новый 1763 год, где уже есть масонская формула об Астреином веке («век златой дала узреть»). Однако Панины, чувствуя нарастающее неудовольствие императрицы их тайной политикой, стали готовить ей преемника - своего воспитанника, наследника престола Павла Петровича. К его маленькому оппозиционному двору и был приставлен в 1764 году скромный чиновник Богданович. Здесь нашёл наконец применение его замечательный поэтический дар. Цесаревич надеялся, что поэт станет новым Ломоносовым и воспоёт его грядущее царствование, и, выслушав ломоносовскую оду на взятие Хотина, изрёк: «Может быть, Богданович таков будет». Однако оды Богданович писал в основном для Екатерины (см. также его «Стансы», «Стихи великой монархине», «Стихи к музам на Сарское Село», «Надписи»), хотя в качестве придворного поэта наследника исправно его воспевал, откликался на его свадьбу, посещение Академии наук и другие события и однажды в похвальных стихах публично пожелал неуравновешенному и подозрительному цесаревичу «души спокойствия». Живя в 1765 году в любимом императрицею Царском Селе, Богданович создал для её сына не оду, а совсем иное по духу и жанру произведение - очень странную для того времени дидактико-философскую поэму «Сугубое блаженство», вскоре автором сокращённую и переделанную и названную «Блаженство народов» (1765). Она содержала не только масонскую мифологию, но и серьёзные исторические пророчества, сбывшиеся при жизни Павла и предсказавшие его трагический конец. Впоследствии Карамзин, совсем не случайно написавший предисловие к собранию сочинений автора «Душеньки» и по своим глубоким познаниям в орденской «царственной науке» понимавший масонские иносказания и символы поэмы Богдановича гораздо лучше нас, назвал её тему «важным предметом». Действительно, это риторическое произведение ничего или очень мало общего имеет с галантной «Душенькой», автор обратился к августейшему воспитаннику и последней надежде теряющего влияние Н. И. Панина (он по свидетельству С. А. Порошина очень хвалил поднесённую автором наследнику поэму Богдановича) с учительной аллегорией о совершенном и свободном человеке, жившем в золотом Астреином веке, счастливом Адаме, не ведавшем страстей, войн, собственности, государства и рабства. Всех людей кормила «неразделимая питательница» - земля, на высшую ступень возведены были науки и искусства. В золотом веке не было не только золота (т.е. корысти и наживы), но и железа, оружия и, следственно, войны. Богданович позднее не случайно выбрал для перевода знаменитый проект о вечном мире аббата Сен-Пьера. Он и в своём «Историческом изображении России» порицал войну и следовал здесь масонскому учению: «Война составила из народов политические неестественные смешения и разделения, которые делают насилие природе, в своё время воспринимающей свои права». Первоначальное это счастье было нарушено, в чём обвиняются, в частности, философы-просветители: Далее следует характерное для учительной орденской поэзии описание олицетворённых страстей - ненависти, гордости, лести, притворства. Спасти впавшее в грехи и страсти человечество может лишь идеальный монарх и совершенный человек, стоящий во главе всемирной империи и обладающий высшими степенями масонского знания,- то есть всё тот же опальный цесаревич Павел Петрович, которого братья Панины и другие масоны хотели сделать «конституционным» (мы как-то забываем, что такие понятия, как «конституция» и «интеллигенция», введены в наш политический словарь масонами), т.е. избранным царём, исполняющим конституцию, т.е. юридически выраженную и утверждённую волю ордена, сплочённой им дворянской элиты, оформленную как «олигархический закон», высшую нравственность: Здесь Богданович пользуется масонскими символическими формулами и иносказаниями («я новый свет приемлю»), определяет назначение поэта - служение ордену: Обратив внимание на все эти скрытые от непосвящённых слова-«сигналы» и прочие красноречивые «знаки», мы увидим, как в раннем творчестве талантливого поэта, всецело преданного Паниным и другим старшим «братьям» по ложе, оформляется очень серьёзное, чисто масонское произведение, которое остаётся незамеченным, непонятым большинством читателей и исследователями, и это нисколько не мешает Богдановичу впоследствии творить в излюбленном «лёгком» роде, пожать лавры автора всероссийски известной «Душеньки», занимать важные государственные посты, получать чины, перстни, денежные поощрения и орденские награды от императрицы. Ничто, казалось бы, не выдаёт в этом благополучном придворном стихотворце облечённого немалой властью церемониймейстера ложи «Девяти Муз» и правую руку Паниных, хотя, например, в поздних «Стансах к Л. Ф. М.» (1784) есть чисто масонские тёмные пророчества в духе Нострадамуса: