Русский художественный и музыкальный критик историк искусства. Неистовый стасов

Музыкальный и художественный критик, историк искусства, этнограф и публицист В.В. Стасов родился 2 (14) января 1824 года в Петербурге в дворянской семье. Его отец - известный петербургский архитектор Василий Петрович Стасов (1769-1848) - имел сильное влияние на развитие стремлений и наклонностей сына. Но из этой семьи вышел не только выдающийся критик. Сестра В.В. Стасова Надежда Васильевна Стасова (1822-1895) - известная общественная деятельница, одна из основательниц высшего женского образования в России. Брат - известный адвокат Дмитрий Васильевич Стасов (1828-1918). Внучка В.П. Стасова Елена Дмитриевна Стасова (1873-1966) стала одним из видных деятелей Коммунистической партии. Семью Стасовых часто навещали известные архитекторы, художники, музыканты, деятели науки. Среди них можно отметить знаменитого и А.П. Брюллова.

В 1836 году двенадцатилетний Владимир был отдан отцом в только что созданное Училище правоведения. Тогда 13-14-летним подростком В.В. Стасов познакомился с произведениями В.Гюго, А.Дюма, В.Скотта, Шекспира, Гофмана, Жорж Санд, Шиллера, а также Белинского, Тургенева , Гоголя. Появление "Мертвых душ" летом 1842 года было для Стасова и его товарищей "событием необычайной важности". "В продолжение нескольких дней, - вспоминает Стасов, - мы читали и перечитывали это великое, неслыханно-оригинальное, несравненное, национальное и гениальное создание. Мы были все точно опьянелые от восторга и изумления". Еще в Училище Стасов увлекся музыкой и решил впервые попробовать свои силы на писательском поприще. В 1842 году он написал статью о Ф.Листе, приехавшем в Петербург, хотя и не напечатал ее нигде.

В 1843 году В.В. Стасов окончил Училище, начал службу помощником секретаря в Межевом департаменте Сената. С 1848 года он служил секретарем в Департаменте герольдии, а с 1850 года - помощником юрисконсульта в Департаменте юстиции. Свободно владел шестью языками. Но его не интересовала ни юриспруденция, ни служебная карьера. Отбыв свои служебные часы, он спешил в Эрмитаж или в Академию художеств.

Началом своей писательской биографии В.В. Стасов считал 1847 год, когда в "Отечественных записках" появились его первые статьи. В этом же году Стасов был приглашен издателем "Отечественных записок" Краевским в число сотрудников журнала по отделу иностранной литературы. Кроме работы в отделе Стасов получил право писать небольшие обозрения по вопросам живописи, скульптуры, архитектуры и музыки. За два года работы в "Отечественных записках" - 1847 и 1848 годы - он опубликовал около 20 статей. В 1848 году, однако, за связь с кружком петрашевцев, Стасов был отстранен от работы в журнале. Он был даже арестован и заключен в Петропавловскую крепость.

В 1851 году В.В. Стасов вышел в отставку и в качестве секретаря уральского промышленника и мецената А.Н. Демидова, очень богатого человека, поклонника искусств, уехал за границу. Поездкой за границу он стремился прежде всего пополнить свое художественное образование изучением сокровищ европейского искусства. Стасов побывал в Англии, Германии, Франции, Швейцарии, во многих городах Италии. Работал в крупнейших библиотеках и архивах. Был библиотекарем в имении Демидова в Сан-Донато близ Флоренции, часто посещал русских художников и архитекторов, проживавших в Италии - Александра Брюллова, Сергея Иванова, Воробьева и Айвазовского.

В мае 1854 года, в связи с Крымской войной, В.В. Стасов вернулся в Петербург, где сблизился с молодыми композиторами , М.П. Мусоргским, Н.А. Римским-Корсаковым, . При деятельном участии Стасова оформилось художественное объединение композиторов, ставшее известным под именем "Могучая кучка", придуманным Стасовым. В 1860-х годах Стасов поддерживал также знаменитое "Товарищество передвижных выставок", с которым тесно связана вся его деятельность. Стасов был одним из главных вдохновителей и историком "передвижников", принимал активное участие в подготовке первой и ряда последующих их выставок.

В конце 1856 года директор Публичной Библиотеки в Петербурге М.А. Корф предложил Стасову место своего помощника для собирания материалов по истории жизни и царствования . В 1856-1872 годах В.В. Стасов безвозмездно работал в Публичной Библиотеке, имея в Художественном отделении свой стол. По его инициативе организуется ряд выставок древнерусских рукописей. В ноябре 1872 года он был принят на штатную должность библиотекаря, до конца жизни заведовал ее Художественным отделом. На этом посту постоянно консультировал писателей, художников, композиторов, собирал рукописи русских деятелей искусства, в особенности композиторов (во многом благодаря Стасову Российская национальная библиотека располагает ныне самыми полными архивами композиторов петербургской школы).

В.В. Стасов публиковался в более чем 50 русских и иностранных периодических изданиях. В 1869 году за работу "Происхождение русских былин" получил Уваровскую премию. В 1900 году избран Почетным академиком Академии Наук по разряду изящной словесности как представитель художественной критики. Стасов - автор многочисленных монограмм и статей о музыке, живописи, скульптуре, русских композиторах и художниках; работ в области археологии, истории, филологии, фольклористики, этнографии.

В 1882 году Стасову предлагали пост вице-директора, а в 1899 году - директора Библиотеки. Но он отказался, хотя за время службы ему неоднократно приходилось замещать вице-директора и директора. Отказывался он и от награждения орденами. 27 ноября 1902 года Стасов получил диплом почетного члена Публичной библиотеки в связи с 30-летием деятельности в должности библиотекаря. За пятьдесят лет (с 1856 по 1906), которые служил В.В. Стасов в Санкт-Петербургской Публичной библиотеке, он многое сделал для открытия свободного доступа в библиотеку, настойчиво добивался отмены платного пользования ее книжными богатствами.

82-летний В.В. Стасов умер в Петербурге 10 (23) октября 1906 года. Он был похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры (Некрополь мастеров искусств). В 1908 году на его могиле (в конце Южной дорожки) соорудили монументальное надгробие, являющееся памятником федерального значения. На надгробии надпись - "Поборнику русского искусства".

Интересна история этого надгробия. Еще в 1889 году один из воспитанников В.В. Стасова молодой тогда скульптор И.Я. Гинцбург подарил ему небольшую статуэтку, где изобразил его в русском народном костюме. Эта работа настолько понравилась Стасову, что он писал дочери: "Если бы я был какой-то крупный исторический человек, я никогда бы не пожелал себе никакого другого монумента, кроме именно такого…" Когда после смерти Стасова было решено установить на его могиле памятник, средства на который собирались по подписке, то за основу была взята статуэтка Гинцбурга. На фоне монолитной скалы установлена статуя Стасова. По рисункам архитектора И.П. Ропета выполнена художественная чугунная ограда с медальонами из смальты, в которых помещены буквы "Ж", "З", "М", "В", означавшие Живопись, Зодчество, Музыку и Ваяние. На калитке ограды - шпора и зажигательное стекло, напоминавшие о таланте Стасова направлять и зажигать.

Неподалеку от могилы Стасова похоронены его родственники: отец, архитектор В.П. Стасов (1769-1848); брат Дмитрий (1828-1918), адвокат, общественный деятель; сестры Надежда (1822-1893) и София (1829-1858).

Русский музыкальный и художественный критик, историк искусства, библиотекарь, архивист.

Первые шаги

Родился в семье архитектора . С 1836 по 1843 г. получал образование в Императорском училище правоведения, после которого поступил на службу в Сенат: сначала в Межевой департамент, в 1848 г. в Департамент герольдии, а в 1850 г. в Департамент юстиции. Параллельно со службой начал публиковать литературно-критические статьи, с 1847 г. из-под его пера выходят первые работы в «Отечественных записках», посвященные живописи, музыке, скульптуре и архитектуре, вскоре он стал работать в отделе иностранной литературы журнала. В 1848 г. проходил по делу петрашевцев, был арестован и заключён в Петропавловскую крепость. В 1851 г. вышел в отставку с государственной службы. Стал личным секретарем уральского промышленника А.Н. Демидова, уехал за границу в его имение в Сан-Донато близ Флоренции для обустройства личной библиотеки мецената. Там сблизился с русскими художниками и архитекторами, находившимися на стажировке в Италии. Кроме Италии он посетил Великобританию, Францию, Швейцарию.

Литературный критик и деятель культуры

В мае 1854 г. в связи с вернулся в Россию, где принял самое деятельное участие в культурной жизни страны того времени: при его непосредственном участии появилось знаменитое объединение композиторов, т.н. . В 60-х гг. Стасов принимал активное участие в поддержке и популяризации деятельности художников, входивших в . В 1856 г. директор Императорской публичной библиотеки в Санкт-Петербурге барон М. А. Корф пригласил Стасова в комиссию для проведения работы по сбору документов по истории правления . Тот преуспел на этом поприще и написал на основе документов ряд исторических трудов, вошедших в личную коллекцию императора . В это же время стал редактором «Известий Русского археологического общества» и секретарем этнографического отдела Древнехристианского музея при . В ноябре 1872 г. получил штатную должность библиотекаря, заведовал Художественным отделом вплоть до своей смерти. По мнению Стасова, библиотека должна была служить просвещению народа, привлекать людей с помощью выставок и различных мероприятий, он активно боролся за предоставление бесплатного доступа всем читателям. При этом отказывался от возможного повышения: ему предлагали пост и вице-директора и директора библиотеки. Несмотря на увлеченность делами библиотеки, Стасов продолжал участвовать и в культурной жизни: оказывал различную помощь художникам и композиторам (в том числе подсказывал сюжеты и темы для произведений, принимал участие в оформлении костюмов для постановок и т.д.), сделал немало для сбора рукописного наследия русских и иностранных композиторов. Заслуженно считался одним из наиболее известных критиков, за что получил прозвища «Неистовый Стасов», «Труба Иерихонская» и т.д. Им было написано множество биографических работ, посвященных деятелям современной русской культуры. В тоже время Стасов был одним из первых в России, кто обратил внимание на фотодокументы и начал их собирать для нужд библиотеки.Одним из фундаментальных трудов В.В. Стасова стал альбом «Славянский и восточный орнамент» - результат его многолетних научных изысканий в области культуры Востока и ее влияния на русское искусство. В 1900 г. стал почётным членом Санкт-Петербургской Академии наук по разряду изящной словесности. Сыграл важную роль в решении о формировании этнографического отдела Русского музея императора и его концепции. В фонды должны были войти материалы не только по истории и культуре русского народа, но и всех народов Российской империи. Сам он сделал немало и для создания и пополнения будущей коллекции этнографического отдела.

В Риме в те дни находился еще мало кому известный молодой человек из России, служивший секретарем у А.Н.Демидова, сибирского богача, жившего во Флоренции. Этому человеку впоследствии было суждено сыграть большую роль в судьбах отечественного искусства. Звали его Владимиром Васильевичем Стасовым. ( )

Болезнь помешала Стасову присутствовать на похоронах Брюллова. Но едва будущий знаменитый критик стал на ноги, он тут же с присущей ему энергией и страстностью принялся за розыски творений художника, созданных им в последние годы жизни в Италии.

Письмо В. В, Стасова «Последние дни К. П. Брюллова и оставшиеся в Риме после него произведения», опубликованное в 1852 году в журнале «Отечественные записки», а также письма критика родным, частично увидевшие свет уже в наше время, и по сей день являются основным источником сведений о жизни и творчестве художника в 1850-1852 годах. Тем более что Стасов не ограничился описанием картин, а сделал также дагеротипы со всех важнейших произведений Брюллова и направил их в Россию.

В. В. Стасов писал свои заметки по свежим следам. Он справедливо думал о том, что последующие исследователи будут в менее выгодном по сравнению с ним положении и не смогут располагать той суммой и живых свидетельств, и собранных в одном месте последних работ художника, какие волею судьбы оказались предоставленными в его распоряжение в период пребывания в Риме летом 1852 года. Своим первейшим долгом перед соотечественниками Стасов поэтому считал подробное перечисление и скрупулезное описание оставшихся в Риме произведений Брюллова, полагая, что им вряд ли будет суждено когда-нибудь вернуться в Россию.

Что же касается жизни художника в Риме в 1850-1852 годах, то автор заметок в «Отечественных записках» сообщает лишь, что в последние годы К. П. Брюллов был очень дружен с итальянской семьей по фамилии Титтони.

Глава семьи, Анджело Титтони, писал Стасов, был «сельским негоциантом», то есть «оптовым торговцем всеми сельскими произведениями и всяким скотом».

«С этим человеком, - рассказывал будущий критик, - он сошелся необыкновенно близко с самого первого знакомства, привязал его к себе с той необыкновенной силой, которой всегда владел, когда хотел приобрести чью-нибудь привязанность; в то же время почувствовал над собой что-то вроде магнетической силы Титтони, которой и остался покорен до самого последнего своего дня».

Много более обстоятелен Стасов, когда переходит в своих римских заметках к художественному анализу последних творений Брюллова. «Как и вы, как и все, - предупреждал он, - не люблю я описаний картин и статуй, но на зтот раз я считаю необходимым рассказать вам про все, что осталось в Риме после Брюллова и что я видел, - по всей вероятности, все это никогда не будет в России».

Стасов оказался прав: почти все произведения Брюллова, которые он в 1852 году видел в Риме, остались в Италии. В статье Стасова содержится упоминание более чем о трех десятках крупных работ Брюллова - живописных полотнах, акварелях, рисунках. Из них только шесть картин, этюдов и эскизов маслом в настоящее время находятся в Советском Союзе, включая известный портрет археолога и востоковеда Микеланджело Ланчи.

О судьбе всех остальных работ Брюллова, упоминаемых Стасовым, до самого последнего времени не имелось почти никаких сведений. В частности, говоря о выполненных Брюлловым в 1850-1852 годах портретах членов семьи Титтони, исследователи творческого наследия художника должны были ограничиваться словами о том, что местонахождение их в настоящее время неизвестно. Представление об этих работах можно было получить лишь по фотографическим снимкам из собрания фототеки Третьяковской галереи - черно-белым, плохо сохранившимся отпечаткам, по которым трудно судить о мастерстве художника. О нем при известной доле развитого воображения можно только догадываться.

В цвете эти работы никогда у нас не воспроизводились, и всеми сведениями о них мы обязаны Стасову, а также скупым, отрывочным данным, которые находим в переписке и воспоминаниях других современников К.П. Брюллова, общавшихся с художником в последние годы его жизни в Риме.

Между тем портрет Ланчи, например, свидетельствует о том, что безнадежно больной художник до самых последних дней не утратил интереса к жизни, удивительной остроты и живости в восприятии людей, сохранил неувядаемым свое живописное дарование.

Очень высоко Стасов ценил и другие портреты, написанные Брюлловым на закате жизни в Риме, и особенно портретную галерею семьи Титтони.

Но наибольшее впечатление на Стасова произвел эскиз «Всеразрушающее время», картина, которая, по мысли художника, «должна была вместить всю пролетевшую историю мира». Вот что писал критик об этом эскизе: «Хотя Брюллов и чувствовал близкий конец свой, хотя и был убежден, что никогда не удастся ему исполнить самому картину эту, но все последнее время жизни своей он был занят мыслью картины, которой эскиз он сделал в величину более аршина, масляными красками, еще в 1851 году... Картина эта должна была быть огромных размеров, нечто вроде «Страшного Суда» Микеланджело... Когда взглянешь на этот эскиз, почувствуешь великую широкую мысль, какой никто не знал еще никогда у Брюллова, и невольно напоминающую глубокий исторический путь Микелaнджело...

Картина, которую хотел он сделать последним и полнейшим художественным своим произведением, была названа им «Всеразрушающее время».

«Я глубоко убежден, - заключал критик, - что если бы эта картина была исполнена, она была бы самой великой картиной нашего века». Одновременно Стасов подчеркивал, что эскиз поражал праздничным, «цветистым букетом красок», ничего общего не имеющим с его мрачным сюжетом.

Другие находки

Брюллов оставил в Италии немало своих работ: живописных полотен, акварелей, рисунков, разбросанных теперь по частным собраниям, а также хранящихся в музеях и картинных галереях.

Самое крупное и ценное собрание произведений художника, безусловно, принадлежит потомкам Анджело и Винченцо Титтони.

В доме Титтони находится и незаконченная большая картина «Надежда,питающая любовь» и очаровательная картина, описанная Стасовым как «Девочка в лесу».

Однако и у них сохранились не все работы, о которых, в частности, упоминал Стасов.

В коллекции Титтони в основном представлены работы Брюллова второго римского периода его жизни (1850 - 1852). Между тем не меньшего внимания заслуживают произведения, относящиеся к первому пребыванию художника в Италии и оставшиеся здесь либо в руках потомков их первоначальных владельцев, либо перекочевавшие в другие частные или государственные собрания. По переписке художника и свидетельствам его современников заведомо было известно о существовании таких работ, хотя многие из них никогда не воспроизводились в печати и об их местонахождении, как правило, имелись очень ротиворечивые сведения.

Особой сложности не представляют, конечно, разыскания картин Брюллова в государственных итальянских музеях и картинных галереях. Для этого достаточно лишь внимательно осматривать их экспозиции или знакомиться с каталогами хранений, чтобы обнаружить работы русского художника, ставшие достоянием итальянских общественных собраний.

В. В. СТАСОВ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ КАК ХУДОЖЕСТВЕННОГО КРИТИКА

Деятельность В. В. Стасова как художественного критика была неразрывно связана с развитием русского реалистического искусства и музыки во второй половине XIX века. Он был их страстным пропагандистом и защитником. Он был выдающимся представителем русской демократической реалистической художественной критики. Стасов в своей критике произведений искусства оценивал их с точки зрения верности художественного воспроизведения и трактовки действительности. Он старался сравнивать образы искусства с породившей их жизнью. Поэтому его критика произведений искусства зачастую расширялась до критики самих явлений жизни. Критика становилась утверждением прогрессивного и борьбой с реакционным, антинародным, отсталым и дурным в общественной жизни. Художественная критика была одновременно и публицистикой. В отличие от прежней художественной критики - узкоспециальной или рассчитанной лишь на специалистов-художников и ценителей, знатоков искусства,- новая, демократическая критика обращалась к широким кругам зрителей. Стасов считал, что критик является истолкователем общественного мнения; он должен выражать вкусы и запросы публики. Многолетняя критическая деятельность Стасова, проникнутая глубокой убежденностью, принципиальная и страстная, действительно получила общественное признание. Стасов не только пропагандировал реалистическое искусство передвижников, но и саму новую, демократическую, прогрессивную критику. Он создал ей авторитет, общественное значение.

Стасов был чрезвычайно разносторонне и глубоко образованным человеком. Он интересовался не только изобразительным искусством и музыкой, но и литературой. Он писал исследования, критические статьи и рецензии по археологии и по истории искусства, по архитектуре и музыке, по народному-декоративному искусству, очень много читал, владел большинством европейских языков, а также классическим греческим и латынью. Своей огромной эрудицией он был обязан непрерывному труду и своей неисчерпаемой любознательности. Эти его качества - разносторонность интересов, начитанность, высокую образованность, привычку к постоянному, систематическому умственному труду, как и любовь писать,- выработало в нем его воспитание и жизненное окружение.

Владимир Васильевич Стасов родился в 1824 году. Он был последним, пятым ребенком в большой семье выдающегося архитектора В. П. Стасова. Отец с детства прививал ему интерес к искусству и трудолюбие. Он приучил мальчика к систематическому чтению, к привычке излагать в литературной форме свои мысли и впечатления. Так еще с юности были заложены основы той любви к литературному труду, той охоты и легкости, с которой писал Стасов. Он оставил после себя огромное литературное наследство.

Окончив в 1843 году Училище правоведения, молодой Стасов служит в Сенате и одновременно самостоятельно изучает музыку и изобразительное искусство, которые особенно его влекли. В 1847 году появляется его первая статья - «Живые картины и другие художественные предметы Петербурга». Ею открывается критическая деятельность Стасова.

Большую пользу принесла Стасову работа секретарем у русского богача А. Н. Демидова в Италии, во владении его Сан-Донато, близ Флоренции. Живя там в 1851 - 1854 годах, Стасов усердно работает над своим художественным образованием.

Вскоре после возвращения домой, в Петербург, Стасов начинает работать в Публичной библиотеке. Он проработал здесь всю жизнь, возглавляя Художественный отдел. Собирание и изучение книг, рукописей, гравюр и т. п. развивает далее знания Стасова, становится источником его огромной эрудиции. Он помогает советами и консультацией художникам, музыкантам, режиссерам, добывая им необходимые сведения, разыскивая исторические источники для их работы над картинами, скульптурами, театральными постановками. Стасов вращается в широком кругу выдающихся деятелей культуры, писателей, художников, композиторов, артистов, общественных деятелей. Особо тесные связи завязываются у него с молодыми художниками и музыкантами реалистами, искавшими новых путей в искусстве. Он живо интересуется делами передвижников и музыкантов из группировки «Могучая кучка» (кстати, самое название это принадлежит Стасову), помогает им и в организационных и в идейных вопросах.

Широта интересов Стасова сказалась в том, что он органически сочетал работу историка искусства с деятельностью художественного критика. Живое, активное участие в современной художественной жизни, в борьбе демократического, передового искусства со старым, отсталым и реакционным помогало Стасову и в его работе по изучению прошлого. Лучшими, наиболее верными сторонами исторических и археологических изысканий своих, суждений о народном искусстве Стасов был обязан своей критической деятельности. Борьба за реализм и народность в современном искусстве помогала ему лучше разобраться в вопросах истории искусства.

Взгляд на искусство, художественные убеждения Стасова сложились в обстановке высокого демократического подъема конца 1850-х - начала 1860-х годов. Борьба революционных демократов с крепостничеством, с феодальным сословным строем, с самодержавно-полицейским режимом за новую Россию распространялась и на область литературы и искусства. Это была борьба против отсталых воззрений на искусство, царивших в господствующем классе и имевших официальное признание. Вырождавшаяся дворянская эстетика провозглашала «чистое искусство», «искусство для искусства». Возвышенная, холодная и отвлеченная красота или приторная условная внешняя красивость такого искусства противопоставлялись реальной окружающей действительности. Этим реакционным и омертвелым взглядам на искусство демократы противопоставляют связанные с жизнью, питающи-. еся ею реалистическое искусство и литературу. Н. Чернышевский в своей знаменитой диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» провозглашает, что «прекрасное есть жизнь», что область искусства - это «все, что есть интересного для человека в жизни». Искусство должно познавать мир и быть «учебником жизни». Кроме того, оно должно выносить свои суждения о жизни, иметь «значение приговора о явлениях жизни».

Эти воззрения революционных демократов легли в основу эстетики Стасова. Он стремился в своей критической деятельности исходить из них, хотя сам и не возвышался до революционности. Он считал Чернышевского, Добролюбова, Писарева «колонновожатыми нового искусства» («25 лет русского искусства»). Он был демократом и глубоко прогрессивным человеком, отстаивавшим идеи свободы, прогресса, искусство, связанное с жизнью и пропагандирующее передовые идеи.

Во имя такого искусства он и начинает свою борьбу с Академией художеств, с ее системой обучения и с ее искусством. Академия была ему враждебна и как реакционное правительственное учреждение, и устарелостью, оторванностью от жизни, педантизмом своих художественных позиций. В 1861 году Стасов публикует статью «По поводу выставки в Академии художеств». Ею он начинает свою борьбу с отжившим академическим искусством, в котором преобладали далекие от жизни мифологические и религиозные сюжеты, за новое, реалистическое искусство. Это было началом многолетней и страстной его критической борьбы. В том же году была написана его большая работа «О значении Брюллова и Иванова в русском искусстве». Стасов рассматривает противоречия в творчестве этих знаменитых художников как отражение переходного периода. Он вскрывает в их произведениях борьбу нового, реалистического начала со старым, традиционным и стремится доказать, что именно эти новые, реалистические черты и тенденции в их творчестве и обеспечили их роль в развитии русского искусства.

В 1863 году 14 художников отказались от выполнения заданной им дипломной темы, так называемой «программы», отстаивая свободу творчества и реалистическое отображение современности. Этот «бунт» воспитанников академии был отражением революционного подъема и пробуждения общественности в области искусства. Эти «протестанты», как их называли, основали «Артель художников». Из нее выросло затем мощное движение «Товарищества передвижных художественных выставок». Это были первые не правительственные и не вельможные, а демократические общественные организации художников, в которых они были сами себе хозяевами. Стасов горячо приветствовал создание сначала «Артели», а затем Товарищества передвижников ". Он справедливо видел в них начало нового искусства и всячески затем пропагандировал и защищал передвижников и их искусство. В нашем сборнике помещены некоторые наиболее интересные из статей Стасова, посвященные разбору передвижных выставок. Показательна своей защитой позиций передового, реалистического искусства и его выдающихся деятелей статья «Крамской и русские художники». В ней Стасов горячо и справедливо восстает против принижения значения замечательного художника, вождя и идеолога передвижничества - И. Н. Крамского. Интересным образчиком защиты произведений реалистического искусства от реакционной и либеральной критики является разбор Стасовым знаменитой картины И. Репина «Не ждали». В нем Стасов опровергает искажение ее общественного смысла. Читатель найдет это в статье «Наши художественные дела».

Стасов всегда искал в искусстве глубокого идейного содержания и жизненной правды и с этой точки зрения прежде всего оценивал произведения. Он утверждал: «Только то и искусство, великое, нужное и священное, которое не лжет и не фантазирует, которое не старинными игрушками тешится, а во все глаза смотрит на то, что везде вокруг нас совершается, и, позабыв прежнее барское деление сюжетов на высокие и низкие, пылающею грудью прижимается ко всему тому, где есть поэзия, мысль и жизнь» («Наши художественные дела»). Он даже склонен порою был считать тягу к выражению больших, волнующих общество идей одним из характерных национальных признаков русского искусства. В статье «25 лет русского искусства» Стасов вслед за Чернышевским требует от искусства быть критиком общественных явлений. Он защищает тенденциозность искусства, рассматривая ее как открытое выражение художником его эстетических и общественных воззрений и идеалов, как активное участие искусства в общественной жизни, в воспитании людей, в борьбе за передовые идеалы.

Стасов утверждал: «Искусство, не исходящее из корней народной жизни, если не всегда бесполезно и ничтожно, то уж по крайней мере всегда бессильно». Большой заслугой Стасова является то, что он приветствовал отражение народной жизни в картинах передвижников. Он всячески поощрял это в их творчестве. Он дал внимательный анализ и высокую оценку показу образов народа и народной жизни в картинах Репина «Бурлаки на Волге» и особенно «Крестный ход в Курской губернии». Он особенно выдвигал такие картины, в которых действующим лицом является масса, народ. Он называл их «хоровыми». За показ народа на войне он хвалит Верещагина, в обращении к народности искусства усматривает сходство в творчестве Репина и Мусоргского.

Стасов здесь действительно схватывал важнейшее и значительнейшее в творчестве передвижников: черты их народности. Показ народа не только в его угнетении и страдании, но и в его силе и величии, в красоте и богатстве типов и характеров; отстаивание интересов народа было важнейшей заслугой и жизненным подвигом художников-передвижников. Это был настоящий патриотизм и передвижников и их глашатая - критика Стасова.

Со всей страстностью своей натуры, со всем публицистическим жаром и талантом Стасов на протяжении своей жизни отстаивал мысль о самостоятельности и оригинальности развития русского искусства. Вместе с тем ему была чужда ложная идея якобы изолированности, или исключительности, развития русского искусства. Отстаивая его оригинальность и самобытность, Стасов понимал, что оно в целом подчиняется общим законам развития нового европейского искусства. Так, в статье «25 лет русского искусства», говоря о зарождении русского реалистического искусства в творчестве П. Федотова, он сопоставляет его с аналогичными явлениями в западноевропейском искусстве, устанавливая как общность развития, так и национальное его своеобразие. Идейность, реализм и национальность - эти основные черты Стасов отстаивал и пропагандировал в современном ему искусстве.

Широта интересов и большая разносторонняя образованность Стасова позволили ему рассматривать живопись не изолированно, а в связи с литературой и музыкой. Особенно интересно сопоставление живописи с музыкой. Оно характерно выражено в статье «Перов и Мусоргский».

Стасов боролся против теорий «чистого искусства», «искусства для искусства» во всех их проявлениях, будь то далекая от жизни тематика, будь то «охранение» искусства от «грубой повседневности», будь то стремление «освободить» живопись от литературы, будь то, наконец, противопоставление художественности произведений их практической полезности, утилитарности. В этом отношении интересно письмо «Вступительная лекция г. Прахова в Университете».

Расцвет критической деятельности Стасова относится к 1870 - 1880 годам. В это время написаны его лучшие работы, и в это время он пользовался наибольшим общественным признанием и влиянием. Стасов и в дальнейшем, до конца своей жизни, отстаивал общественное служение искусства, утверждал, что оно должно служить общественному прогрессу. Стасов всю жизнь боролся с противниками реализма на разных этапах развития русского искусства. Но, тесно связанный с передвижничеством 1870-1880 годов как критик, сложившийся на основе этого искусства и его принципов, Стасов не смог впоследствии пойти дальше. Он не смог по-настоящему воспринять и понять новые художественные явления в русском искусстве конца XIX - начала XX века. Будучи принципиально прав в борьбе с декадентскими, упадочническими явлениями, он зачастую несправедливо причислял к ним произведения художников, которые не были декадентами. Старевший критик в пылу полемики порою не разбирался в сложности и противоречивости новых явлений, не видел их положительных сторон, все сводя только к ошибочности или ограниченности. Такие устаревшие высказывания Стасова мы, естественно, в этом сборнике опускаем.

Но, разумеется, и в лучших работах критика не все верно и приемлемо для нас. Стасов был сыном своего времени, и в его взглядах и понятиях были наряду с весьма ценными и слабые и ограниченные стороны. Особенно значительны они были в его научных исторических исследованиях, где он порою отступал от своих же собственных позиций самостоятельности развития искусства народа, отождествлял понятия народности и национальности и т. д. И его критические статьи не свободны от ошибок и односторонностей. Так, например, в пылу борьбы с изживавшим себя старым искусством Стасов приходил к отрицанию достижений и ценности русского искусства XVIII - начала XIX века как якобы несамостоятельного и ненационального. Он в известной мере разделял здесь заблуждения тех современных ему историков, которые считали, что реформы Петра I оборвали якобы национальную традицию развития русской культуры. Так же точно в борьбе с реакционными позициями современной ему Академии художеств Стасов доходил до полного и абсолютного ее отрицания. В обоих случаях мы видим, как выдающийся критик утрачивал порою в пылу страстной полемики исторический подход к явлениям искусства. В самом близком и современном ему искусстве он порою недооценивал отдельных художников, как, например, Сурикова или Левитана. Наряду с глубоким и верным анализом одних картин Репина он неправильно понимал другие. Правильному и глубокому пониманию народности в живописи противостоит у Стасова внешнее понимание ее в современной ему архитектуре. Это было обусловлено слабым развитием самой архитектуры его времени, ее малой художественностью.

Можно было бы указать и на другие ошибочные или крайние, вызванные полемическим задором и обстоятельствами борьбы суждения Стасова. Но не эти ошибки или заблуждения замечательного критика, а его сильные стороны, верность его основных положений важны и ценны для нас. Он был силен и поистине велик как критик-демократ, придавший художественной критике большое общественное значение и вес. Он был прав в основном, главном и решающем: в общественном понимании искусства, в отстаивании реализма, в утверждении, что именно реалистический метод, связь искусства с жизнью, служение этой жизни обеспечивают расцвет, высоту и красоту искусства. Это утверждение реализма в искусстве составляет историческое значение, силу и достоинство Стасова. В этом непреходящее значение его критических работ, их ценность и поучительность для нас сегодня. Работы Стасова важны и для ознакомления с историческим развитием и достижениями русского реалистического искусства. Читатель найдет в сборнике общие очерки, такие как «25 лет русского искусства», а также и статьи об отдельных произведениях, например, о портрете Мусоргского или Л. Толстого работы Репина. Они являются примерами пристального, умелого рассмотрения отдельного выдающегося произведения.

Поучительны и ценны для нас в Стасове-критике не только его большая принципиальность, ясность и твердость его эстетических позиций, но и его страстность, темперамент, с которым он отстаивает свои убеждения. До конца своих дней (Стасов умер в 1906 г.) он оставался критиком-борцом. Замечательна его любовь к искусству и преданность тому, что он считал в нем подлинным и прекрасным. Эту его живую связь с искусством, ощущение его как своего собственного дела, практического и нужного, правильно охарактеризовал М. Горький в своих воспоминаниях о Стасове. Любовью к искусству продиктованы и его утверждения и его отрицания; в нем всегда «горело пламя великой любви к прекрасному».

В этом непосредственном переживании искусства, в страстной защите его жизненного значения и важности, в утверждении реалистического, нужного народу, служащего ему и в его жизни черпающего свои силы и вдохновение искусства, и заключается самое важное и поучительное, высоко ценимое и уважаемое нами в работах Стасова.

А. Федоров-Давыдов



Стасов, Владимир Васильевич

Сын Василия Петровича С., археолог и писатель по части изящных искусств, род. в 1824 г. Окончил курс в Императорском училище правоведения. Служил сначала в межевом департаменте правительствующего сената, потом в департаменте герольдии и на консультации при министерстве юстиции. Выйдя в 1851 г. в отставку, отправился в чужие края и до весны 1854 г. жил преимущественно во Флоренции и Риме. В 1856 г. поступил на службу в комиссию для собирания материалов о жизни и царствовании императора Николая I, состоявшую под управлением барона М. А. Корфа, и написал, на основании подлинных документов, несколько исторических трудов, в том числе исследования: "Молодые годы императора Николая I до вступления его в брак", "Обозрение истории цензуры в царствование императора Николая I", "Обзор деятельности III отделения собственной его величества канцелярии в продолжение царствования императора Николая I", "История императора Ивана Антоновича и его семейства", "История попыток к введению григорианского календаря в России и в некоторых славянских землях" (составленную на основании данных государственного архива и напечатанную, по Высочайшему повелению, лишь в небольшом количестве экземпляров, не назначенных для обращения в публике). Все эти исследования были написаны специально для императора Александра II и поступили в его личную библиотеку. С 1863 г. С. около 20 лет состоял членом общего присутствия II отделения Собственной Е. В. канцелярии. С 1856 по 1872 гг. он принимал участие во всех работах по художественному отделу Императорской Публичной Библиотеки, а с осени 1872 г. вступил в должность библиотекаря этого отдела. В начале 1860-х годов он был редактором "Известий" Императорского археологического общества, а также секретарем этнографического отделения Императорского географического музея, который он устроил в сотрудничестве с В. А. Прохоровым. По поручению академии наук им написаны разборы сочинений: Д. А. Ровинского "Об истории русской гравюры" (в 1858 и 1864 гг.), архимандрита Макария - о новгородских древностях (в 1861 г.), С. А. Давыдовой - об истории и технике русского кружева (в 1886 г.) и др.

С 1847 г. он помещал статьи более чем в пятидесяти русских и иностранных периодических изданиях и напечатал несколько сочинений отдельными книгами. Из этих статей и изданий важнейшие: а) по археологии и ucmopuи искусства - "Владимирский клад" (1866), "Русский народный орнамент" (1872), "Еврейское племя в созданиях европейского искусства" (1873), "Катакомба с фресками в Керчи" (1875), "Столицы Европы" (1876), "Дуга и пряничный конек" (1877), "Православные церкви западной России в XVI веке" (1880), "Заметки о древнерусской одежде и вооружении" (1882), "Двадцать пять лет русского искусства" (1882-83), "Тормоза русского искусства" (1885), "Коптская и эфиопская архитектура" (1885), "Картины и композиции, скрытые в заглавных буквах древних русских рукописей" (1884), "Трон хивинских ханов" (1886), "Армянские рукописи и их орнаментистика" (1886); сверх того, критические статьи о произведениях художников И. Репина, М. Антокольского и В. Верещагина и сочинениях Д. А. Ровинского; б) биографии художников и художественных деятелей - К. Брюллова, А. А. Иванова, Ал. и Ив. Горностаевых, В. Гартмана, И. Репина, В. Верещагина, В. Перова, И. Крамского, В. Шварца, В. Штернберга, Н. Богомолова, В. Прохорова, В. Васнецова, Е. Поленовой, а также ревнителя отечественного просвещения П. Д. Ларина; в) статьи по ucmopии литературы и по этнографии - "Происхождение русских былин" (1868), "Древнейшая повесть в мире" (1868), "Египетская сказка в Эрмитаже" (1882), "О Викторе Гюго и его значении для Франции" (1877), "О руссах Ибн-Фадлана" (1881).

В 1886 г., по Высочайшему повелению, на средства государственного казначейства, С. издал обширный сборник рисунков, под заглавием: "Славянский и восточный орнамент по рукописям от IV до XIX века" - результат тридцатилетних исследований в главных библиотеках и музеях всей Европы. В настоящее время он приготовляет к выпуску в свет сочинение об еврейском орнаменте, с приложением атласа хромолитографированных таблиц - труд, основанием для которого послужили рисунки хранящихся в Императорской Публичной Библиотеке еврейских рукописей Х-XIV столетий. Собрание сочинений С. вышло в трех томах (СПб., 1894). В своих многочисленных статьях о русском искусстве С., не касаясь вообще художественной техники исполнения, всегда ставил на первое место содержательность и национальность рассматриваемых им произведений искусства. Его убеждения, хотя бы и оспариваемые, всегда были искренними. В последнее время он особенно старался противодействовать своими статьями новым течениям живописи, получившим общее название декадентства.

В истории русской науки особенно крупную роль сыграла работа С. о происхождении былин. Появилась она в такое время, когда в изучении древнего русского эпоса царили народническая сентиментальность или мистические и аллегорические толкования. В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, С. доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока и дают лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования - скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа. Теория эта произвела большой шум в ученом мире, вызвала массу возражений (между прочим А. Веселовского в "Журнале Мин. Нар. Пр.", 1868, №11; Буслаева в "Отчете о 12-м присуждении Уваровских наград" (СПб., 1870); Гильфердинга в газете "Москва"; И. Некрасова в "Акте Новороссийского университета", 1869 г.; Всеволода Миллера в "Беседах общества любителей российской словесности" (вып. 3, M., 1871), Ореста Миллера и др.) и нападок, не останавливавшихся и перед заподозреванием любви автора к родному, русскому. Не принятая всецело наукой, теория С. оставила в ней, однако, глубокие и прочные следы. Прежде всего она умерила жар мифологов, способствовала устранению сентиментальных и аллегорических теорий и вообще вызвала пересмотр всех прежних толкований нашего древнего эпоса - пересмотр, и теперь не законченный. С другой стороны, она наметила новый плодотворный путь для историко-литературных изучений, путь, исходящий из факта общения народов в деле поэтического творчества. Некоторые частные выводы и указания С. (об отрывочности изложения, недостатке мотивировки в некоторых былинах, заимствованных из чужого источника; о невозможности считать исторически точными сословные характеристики разных богатырей былины и т. п.) подтверждены последующими исследователями. Наконец, и мысль о восточном происхождении некоторых наших былинных сюжетов вновь высказана Г. Н. Потаниным и систематически проводится, хотя и с совершенно иным аппаратом, В. Ф. Миллером. Враг всякого лжепатриотизма, С. в своих литературных произведениях выступает ярым бойцом за национальный элемент, в лучшем смысле этого слова, постоянно и настойчиво указывает, в чем русское искусство может найти русское содержание и передать его не в подражательной, чужой, а в самобытной национальной манере. Отсюда преобладание критических и полемических элементов в его работах.

Музыкально-критическая деятельность С., начавшаяся в 1847 г. ("Музыкальным обозрением" в "Отечественных Записках"), обнимает собой более полувека и является живым и ярким отражением истории нашей музыки за этот промежуток времени. Начавшись в глухую и печальную пору русской жизни вообще и русского искусства в частности, она продолжалась в эпоху пробуждения и замечательного подъема художественного творчества, образования молодой русской музыкальной школы, ее борьбы с рутиной и ее постепенного признания не только у нас в России, но и на Западе. В бесчисленных журнальных и газетных статьях [Статьи по 1886 г. изданы в "Собрании Сочинений" С. (т. III, "Музыка и театр", СПб., 1894); перечень статей, вышедших после (неполный и доходящий только до 1895 г.), см. в "Музыкальном Календаре-альманахе" на 1895 г., изд. "Русской Музыкальной Газеты" (СПб., 1895, стр. 73).] С. отзывался на каждое сколько-нибудь замечательное событие в жизни нашей новой музыкальной школы, горячо и убежденно истолковывая значение новых произведений, ожесточенно отражая нападения противников нового направления. Не будучи настоящим музыкантом-специалистом (композитором или теоретиком), но получив общее музыкальное образование, которое он расширил и углубил самостоятельными занятиями и знакомством с выдающимися произведениями западного искусства (не только нового, но и старого - старых итальянцев, Баха и т. д.), С. мало вдавался в специально технический анализ формальной стороны разбираемых музыкальных произведений, но с тем большим жаром отстаивал их эстетическое и историческое значение. Руководимый и пламенной любовью к родному искусству и к его лучшим деятелям, природным критическим чутьем, ясным сознанием исторической необходимости национального направления искусства и непоколебимой верой в его конечное торжество, С. мог иногда заходить слишком далеко в выражении своего восторженного увлечения, но сравнительно редко ошибался в общей оценке всего значительного, талантливого и самобытного. Этим он связал свое имя с историей нашей национальной музыки за вторую половину XIX столетия. По искренности убеждения, бескорыстному энтузиазму, горячности изложения и лихорадочной энергии С. стоит совсем особняком не только среди наших музыкальных критиков, но и европейских. В этом отношении он отчасти напоминает Белинского, оставляя, конечно, в стороне всякое сравнение их литературных дарований и значения. В большую заслугу С. перед русским искусством следует поставить его малозаметную работу в качестве друга и советника наших композиторов [Начиная с Серова, другом которого С. был в течение длинного ряда лет, и кончая представителями молодой русской школы - Мусоргским, Римским-Корсаковым, Кюи, Глазуновым и т. д.], обсуждавшего с ними их художественные намерения, подробности сценария и либретто, хлопотавшего по их личным делам и способствовавшего увековечению их памяти после их смерти (биография Глинки, долгое время единственная у нас, биографии Мусоргского и других наших композиторов, издание их писем, разных воспоминаний и биографических материалов и т. д.). Немало сделал С. и как историк музыки (русской и европейской). Европейскому искусству посвящены его статьи и брошюры: "L"abbé Santini et sa collection musicale à Rome" (Флоренция, 1854; русский перевод в "Библиотеке для Чтения", за 1852 г.), пространное описание автографов иностранных музыкантов, принадлежащих Императорской Публичной Библиотеке ("Отечественные Записки", 1856 г.), "Лист, Шуман и Берлиоз в России" ("Северный Вестник", 1889 г. №№ 7 и 8; извлечение отсюда "Лист в России" было напечатано с некоторыми добавлениями в "Русской Музыкальной Газете" 1896 г., №№ 8-9), "Письма великого человека" (Фр. Листа, "Северный Вестник", 1893 г.), "Новая биография Листа" ("Северный Вестник", 1894 г.) и др. Статьи по истории русской музыки: "Что такое прекрасное демественное пение" ("Известия Имп. Археологического Общ.", 1863, т. V), описание рукописей Глинки ("Отчет Имп. Публичной Библиотеки за 1857 г."), ряд статей в III томе его сочинений, в том числе: "Наша музыка за последние 25 лет" ("Вестник Европы", 1883, №10), "Тормоза русского искусства" (там же, 1885, №№ 5-6) и др.; биографический очерк "Н. А. Римский-Корсаков" ("Северный Вестник", 1899, №12), "Немецкие органы у русских любителей" ("Исторический Вестник", 1890, №11), "Памяти M. И. Глинки" ("Исторический Вестник", 1892, № 11 и отд.), "Руслан и Людмила" М. И. Глинки, к 50-летию оперы" ("Ежегодник Имп. Театров" 1891-92 и отд.), "Помощник Глинки" (барон Ф. А. Раль; "Русская Старина", 1893, №11; о нем же "Ежегодник Имп. Театров", 1892-93), биографический очерк Ц. А. Кюи ("Артист", 1894, № 2); биографический очерк М. А. Беляева ("Русская Музыкальная Газета", 1895, № 2), "Русские и иностранные оперы, исполнявшиеся на Императорских театрах в России в XVIII и XIX столетиях" ("Русская Музыкальная Газета", 1898, №№ 1, 2, 3 и отд.), "Сочинение, приписываемое Бортнянскому" (проект отпечатания крюкового пения; в "Русской Музыкальной Газете", 1900, № 47) и т. д. Важное значение имеют сделанные С. издания писем Глинки, Даргомыжского, Серова, Бородина, Мусоргского, князя Одоевского, Листа и др. Весьма ценно и собрание материалов для истории русского церковного пения, составленное С. в конце 50-х гг. и переданное им известному музыкальному археологу Д. В. Разумовскому, который воспользовался им для своего капитального труда о церковном пении в России. Много заботился С. об отделе музыкальных автографов Публичной Библиотеки, куда он передал множество всевозможных рукописей наших и иностранных композиторов.

См. "Русская Музыкальная Газета", 1895, №№9 и 10: Ф., "В. В. С. Очерк его жизни и деятельности, как музыкального писателя".

С. Булич.

{Брокгауз}

Стасов, Владимир Васильевич (дополнение к статье)

Известный писатель; умер в 1906 г.

{Брокгауз}

Стасов, Владимир Васильевич

(1824-1906; христианин). - Известный художественный критик, ученый и археолог. Глашатай реализма в искусстве, ярый враг ложноклассицизма и академизма, пламенный поборник национального искусства ("чем художник родился, какими впечатлениями он был постоянно окружен, к чему глубоко прильнули его глаза и душа, только то и способен он высказать с великим выражением и правдой"). С. был искренний друг и защитник евреев и еврейства, горячий поклонник еврейских талантов: "Еврейское племя так талантливо, что вы только снимите с этих людей путы, и они тотчас же несутся с неудержимой порывистой силой и вносят свежие, горячие элементы в массу европейского гения, знания и творчества". С. постоянно отмечал и первый приветствовал все явления еврейского творчества в России и на Западе: "Не будучи евреем, я считал интересным и важным рассмотреть права и обязанности еврейского художника и еврейского художества" и считал обязанностью художника-еврея творить в национальном духе: "Эти самые объевропеенные евреи, сколько они способны были бы представить миру оригинальных мелодий, самобытных ритмов и никем не тронутых нот душевных... - или еврейская национальность кажется им, по старым привычкам, все еще бедною, или тем у ней мало в ее старой и новой истории, или типов у нее нет и красоты тела и духа?" - С. описал и превознес известную коллекцию еврейских вещей Страуса, бывшей на всем. выставке 1879 г. в Париже. Вместе с бароном Д. Гинцбургом С. собрал и издал "Еврейский орнамент". С. первый отметил в печати талант М. М. Антокольского и остался всю свою жизнь его другом, защитником и горячим поклонником. Во время выставок раб. Антокольского (1881 и 1893) С. грудью отстаивал его от нападок антисемитских газет. После смерти Антокольского, С. собрал и издал его письма и написал его подробную биографию. С. принимал близкое участие в деле постройки синагоги в Петербурге (1871). С. состоял почетным членом Общ. распространения просвещения. С. был постоянно окружен молодыми талантливыми евреями, - он заботился о них и помогал им советом и добыванием для них средств (просил за них у известного филантропа бар. Горация Гинцбурга). Барон Давид Гинцбург в статье "Стасов и еврейское искусство" (Сборник воспоминаний о В. В. Стасове, "Прометей", 1907) говорит: "Его отношение к еврейскому искусству обусловлено было теми же особенностями его мощной природы, которые легли в основание его прочих деяний: беззаветная преданность истине, страстная любовь к человечеству - искание правды и искренности, - преклонение перед всем естественным, жизненным и действительным - увлечение добром и красотою - признание права всякого живого существа на полное развитие своей личности". С. сотрудничал в "Еврейской библиотеке" и "Рассвете". Его многочисленные статьи о евреях и еврействе вошли в его Собрание сочинений (I, II, III тома, 1847-1886, IV т., 1906): "Жидовство в Европе", "Новая русская статуя", "По поводу постройки синагоги в Петербурге", "Еврейское племя в созданиях европейского искусства", "По поводу перевода Натана Мудрого", "Памятник И. Г. Оршанскому", 1878, "Еврейский музей", "Ответ Л. Гордону". "По поводу Сары Бернар", "Венецианский купец" (1904, изд. Брокгауз-Ефрон); "Еврейский орнамент" (1905, изд. Calvary, Берлин); "Письма Антокольского" (1905 изд. "М. Вольф").

Илья Гинцбург.

{Евр. энц.}

Стасов, Владимир Васильевич

Известный художественный критик, род. 2 января 1824 в СПб. в выдающейся по интеллигентности семье архитектора В. П. С., строителя Измайловского собора. Художественное развитие С. началось с детства; в первоначальное домашнее воспитание его входила и музыка. В 1835 С. поступил в Училище Правоведения, оконченное им в 1843. Здесь он сделался учеником Гензельта по фп. и считался хорошим пианистом. Важным следствием школьной жизни было знакомство с Серовым, также правоведом, перешедшее в долголетнюю дружбу. Эта дружба повлияла на дальнейшую деятельность С., посвятившего музыке значительную часть своих художественных симпатий и в юности даже думавшего о композиторской деятельности. Огромная переписка Серова со С., длившаяся до начала 60-х годов 19 в., напечатанная в "Русской Старине", 1875-78, и "Рус. Муз. Газ.", 1899-1903, является прекрасным материалом для характеристики нашей тогдашней музык. жизни, а также для биографий обоих корреспондентов. В 1845 С. впервые, частным образом, стал заниматься в Публичной Библиотеке, в которую затем в 1857 поступил на службу; он служит здесь и поныне, в качестве заведующего художественным отделом библиотеки. В 1847 С. впервые выступил на поприще музыкальной критики ("Музыкальное обозрение", 1847, и "Отечественные Записки"), но до конца 50-х годов эта деятельность С. носила характер случайный и любительский. В 1851 С. отправился за границу в качестве секретаря князя Демидова; в Италии он изучил знаменитую музык. библиотеку аббата Сантини в Риме, снял копии с целого ряда редких памятников старинного музык. творчества, впоследствии принесенных им в дар Публичной библиотеке, и сделал подробное описание этой библиотеки ("L"Abbé Santini et sa collection musicale à Rome", Флоренция, 1854; по-русски напеч. в "Библиотеке для чтения", 1852). Все музык. статьи С. могут быть разбиты на 4 группы: статьи исторические, биографии и материалы, критика, полемика. Наибольшее значение имеют первые две группы, и среди них статьи: "Описание автографов музык. деятелей" ("Отечественные Записки", 1856); "Каталог рукописей Глинки" (Отчет Публичной Библиотеки, 1857; дополнения и поправки сделаны в "Каталоге рукописей Глинки" Н. Финдейзена); письмо к директору Публичной Библиотеки о древнегреческой рукописи "Святоградец"; исследование о демественном и троестрочном пении. Биографии русских композиторов (Глинки, Мусоргского Бородина, Кюи и Римского-Корсакова) являются вместе с тем и первоисточниками материалов для характеристики этих композиторов; кроме того, С. напечатал в "Русской Старине", "Ежегоднике Имп. театров" и др. большую коллекцию писем и автобиографии Глинки, Даргомыжского и Серова и издал отдельной книгой биографию, переписку и музык. статьи Бородина (СПб., 1889). Точно так же интересны материалы, собранные С. о пребывании в России Листа, Шумана и Берлиоза (СПб., 1896). Из музыкально-критических работ выдаются статьи: "Русская музыка за последние 25 лет" ("Вестник Европы", 1883), "Искусство" в приложении к журналу "Нива", 1901. Статьи полемического характера, иногда слишком увлекающегося и одностороннего характера, были направлены против музыкантов, не сочувствовавших деятельности новой русской школы: Серова, Лароша, Рубинштейна, Фаминцына и др. В этом отношении выделяется крупная статья "Тормазы нового русского искусства" ("Вестник Европы", 1885). Вообще, вся музыкально-литературная деятельность С. направлена главным образом в защиту тенденций Новой русской школы; вместе с Кюи С. был главным представителем последней в литературе. Статьи С., написанные необыкновенно горячо и искренне, мало затрагивают техническую сторону разбираемых композиций и касаются главным образом их общего эстетического и исторического значения. К празднованию семидесятилетия С. вышло в свет полное собрание его статей в 3-х компактных томах (1894, СПб). В 3-м томе этого собрания помещены музыкально-литературные работы С. по 1886; статьи, появившиеся после 1886, отдельно не изданы. В 1886-1903 С. печатал статьи по музыке в "Русской Старине" (1889-1893), "Северном Вестнике" (1889, 1893), "Историческом Вестнике" (1890, 92), "Артисте" (1894), "Ежегоднике Имп. театров", "Новостях" и "Русской Музык. Газете". Биографический очерк С. см. "Рус. Муз. Газ.", 1895, №№ 9-10.

(Ф. ).

Стасов, Владимир Васильевич

Историк искусства и литературы, музыкальный и художественный критик и археолог. Сын известного архитектора В. П. Стасова. Окончил курс в императорском училище правоведения.

Научная и критическая деятельность С. очень разнообразна (русская история, фольклор, история искусств). Основная историко-литературная работа С. - "Происхождение русских былин" - вызвала большую полемику в научных кругах. В ней С., опираясь на теорию Бенфея, развивал ту мысль, что русские былины не имеют в себе ничего действительно русского и являются перенесением на русскую почву восточных (индийских и др.) тем и мотивов через посредство тюркских и монгольских народов. Основная цель работы, как указал сам автор, - борьба со славянофильской трактовкой образов былинных героев как воплощений истинно-русской народной души. Работа вызвала ожесточенные нападки на автора (Гильфердинг, О. Миллер, Бессонов и др.). Но точка зрения С. нашла поддержку у В. Ф. Миллера и особенно у Г. Н. Потанина. С. действительно переоценил значение восточных мотивов в былинах, допуская часто поверхностные и схематические сближения русских произведений с восточными. Однако его работа сыграла в свое время большую роль в разрушении славянофильской трактовки русского фольклора, показав необходимость учета международных связей при изучении истории русской устной поэзии.

В многочисленных критических статьях, охватывающих область музыки, театра, живописи и литературы, С. всегда на первое место ставил идейность и правдивость произведения. Враг всяких внешних эффектов, С. считал основной задачей художника воссоздавать "те характеры, типы, события ежедневной жизни, которые первый научил видеть и создавать Гоголь". В соответствии с этим С. явился лит-ым выразителем художественной идеологии "новой русской музыкальной школы", прозванной им "могучей кучкой", творческая практика которой содержала в себе элементы народничества и реализма. В области живописи С. явился горячим защитником передвижничества. В литературе С. высоко ставил Толстого и жестоко критиковал раннего Тургенева за "тепленькую водичку кротости и смирения", хотя последующие его произведения, в частности "Новь", ошибочно ставил очень высоко.

Сторонник национальной самобытности русского искусства, С. хотя и был чужд реакционно-славянофильской трактовке самобытности, однако, одновременно враждебно относился к революционно-демократическому ее пониманию. Поэтому Стасов и не смог понять подлинную природу русской народной эпической поэзии.

Библиография: I. Собрание сочинений, т. I - IV, СПб, 1894-1901; Избранные сочинения в двух томах, изд. "Искусство", т. I, М. - Л., 1937.

II. Вл. Кapeнин, Владимир Стасов. Очерк его жизни и деятельности, ч. 1 и 2, изд. "Мысль", Л., 1927; Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878-1906. Ред. и примечания В. Д. Комаровой и Л. Б. Модзалевского, изд. "Прибой", Л., 1929.

{Лит. энц.}


Большая биографическая энциклопедия . 2009 .