Какие проблемы в произведении бунина антоновские яблоки. Сочинение Бунин И.А

В 1912г., вступив на литературную стезю, Маяковский оказался в кругу молодых ниспровергателей, отрицавших старое искусство, старую культуру и вообще все старое. Именовали они себя футуристами. Давид Бурлюк, лидер этого направления, так провозглашал его идеи: "Мы революционеры искусства. Мы всюду должны нести протест и клич "Сарынь на кичку!" Нашим наслаждением должно быть отныне эпатированье буржуазии... Больше издевательства над мещанской сволочью! Мы должны разрисовать свои лица, а в петлицы, вместо роз, вдеть крестьянские ложки. В таком виде мы пойдем гулять по Кузнецкому и станем читать стихи в толпе..." (31; 89).

Если судить по отзыву Д.Бурлюка, данному в письме В.Каменскому, по внутреннему состоянию и складу характера провозглашенным принципам футуризма наиболее соответствовал Маяковский: "Этот взбалмошный юноша - большой задира, но достаточно остроумен, а иногда сверх. Дитя природы, как ты и мы все. Находится Маяковский при мне постоянно и начинает писать хорошие стихи. Дикий самородок, горит самоуверенностью. Я внушил ему, что он - молодой Джек Лондон. Очень доволен. Приручил вполне, стал послушным: рвется на пьедестал борьбы" (17; 469).

О том, как юный поэт "рвался на пьедестал борьбы" и какие это приобретало порой формы выражения, дает некоторое представление воспоминание Б.Лифшица, повествующее о том, как они с Маяковским однажды посетили столовую для вегетарианцев:

"Цилиндр и полосатая кофта сами по себе врывались вопиющим диссонансом в сверхдиетическое благолепие этих стен, откуда даже робкие помыслы о горчице были изгнаны как нечто греховное. Когда же Маяковский встал наконец из-за стола и, обратясь лицом к огромному портрету Толстого, распростершего над жующей паствой свою миродержавную бороду, прочел во весь голос - не прочел, а рявкнул, как бы отрыгаясь от вегетарианской снеди, незадолго перед тем написанное восьмистишие:

В ушах обрывки теплого бала,

А с севера снега седей -

Туман, с кровожадным лицом каннибала,

Жевал невкусных людей.

Часы нависали как грубая брань,

За пятым навис шестой.

А с неба смотрела какая-то дрянь

Величественно, как Лев Толстой,-

мы оказались во взбудораженном осином гнезде.

Разъяренные пожиратели трав, забыв о заповеди непротивления злу, вскочили со своих мест и, угрожающе размахивая кулаками, обступали нас все более и более тесным кольцом.

Не дожидаясь естественного финала, Маяковский направился к выходу" (27а).

Впрочем, такое поведение было свойственно не одному Маяковскому, а всем футуристам. Их поэтические выступления, посещение кафе или даже простой выход в город нередко сопровождались скандалами, искусственным эпатажем публики. Вот один из подобных эпизодов, зафиксированный В.Шкловским:

"Выступали акмеисты, потом кто-то из футуристов сказал про Короленко, что он пишет серо.

Аудитория решила нас бить.

Маяковский прошел сквозь толпу, как раскаленный утюг сквозь снег. Крученых шел, взвизгивая и отбиваясь галошами (...).

Я шел, упираясь прямо в головы руками налево и направо, был сильным, - прошел" (52; 72).

Газетные публикации тех лет подтверждают, что эпатаж публики был одним из основных принципов футуристов. Одна из харьковских газет так описывала появление футуристов в городе: "Вчера на Сумской улице творилось нечто сверхъестественное: громадная толпа запрудила улицу. Что случилось? Пожар? Нет. Это среди гуляющей публики появились знаменитые вожди футуризма - Бурлюк, Каменский, Маяковский. Все трое в цилиндрах, из-под пальто видны желтые кофты, в петлицах воткнуты пучки редиски..." После первого выступления футуристов в Харькове газета отмечала: "... верзила Маяковский, в желтой кофте, размахивая кулаками, зычным голосом "гения" убеждал малолетнюю аудиторию, что он подстрижет под гребенку весь мир, и в доказательство читал свою поэзию: "Парикмахер, причешите мне уши". Очевидно, длинные уши ему мешают" (17; 478).

Эта же тенденция - вызывающее противопоставление себя толпе, публике, аудитории, посетителям кафе - найдет впоследствии наиболее сильное воплощение в стихотворениях "Нате!", "Вам!"

Таким образом, можно заметить, что истоки поэтической эстетики и эстетики поведения Маяковского восходили к программным принципам и установкам русских футуристов. Для них важно было не зависеть от стереотипов, от традиций; создавать новое искусство без оглядки на авторитеты и установившиеся законы, а если они мешают - сбросить весь этот "хлам" с парохода современности. Так они расчищали свой "пароход" от Пушкина, Толстого, Достоевского вплоть до Блока и Андрея Белого.

Такое безоглядное отрицание культуры прошлого ничего хорошего не предвещало, однако, не обошлось и без положительного результата. Свободное обращение со словом, ритмом, рифмой, образом дало неожиданный эффект: Маяковскому удалось обновить и обогатить русскую поэзию, дать ей сильнейший импульс для дальнейшего развития.

Раннее творчество. Образ лирического героя

Мы настолько привыкли, что стих Маяковского является нам "весомо, грубо, зримо", что даже представить себе не можем, что лирический герой поэта может быть добрым и нежным. Вспомним его "Послушайте!" (1914), стихотворение с каким-то расслабленным ритмом, в котором рифма почти не ощущается. И начинается оно по-ребячьи непосредственно, словно окликнули вас на улице и не стихами, а прозой:

Послушайте

Ведь если звезды зажигают -

значит - это кому-нибудь нужно?

Значит - кто-то хочет, чтобы они были?

Значит - кто-то называет эти плевочки

жемчужиной?..

И вот перед нами разворачивается незатейливая картина: идут двое - он и она. Он - тихий и робкий. И еще - добрый. Она... Она - пугливая. Ей боязно оттого, что кругом темно. И она идет, поеживаясь от страха, боясь даже оглянуться по сторонам: а вдруг там страшное что-то...

Впрочем, в стихотворении нет всего этого, в нем лишь брошен экономный штрих: герой говорит "кому-то". Кому? И здесь уже срабатывает фантазия читателя. Каждый по-своему дорисовывает в воображении представленную поэтом картину, придавая ей законченность либо любовного, либо чисто философского сюжета. После вступительных, звучащих риторически вопросов, говорится о действиях героя:

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к богу,

боится, что опоздал,

целует ему жилистую руку,

чтоб обязательно была звезда! -

клянется -

не перенесет эту беззвездную муку!..

Ну, как можно было не внять такой отчаянной просьбе, такой мольбе? И Бог придумал звезды, зажег и рассыпал по всему небу, чтобы там, на далекой земле, девочка не боялась темноты...

А юноша как будто и не осознает того, что он стал инициатором явления вселенского масштаба. Ему куда важней, что чувствует теперь девушка: "Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!"- робко допытывается он у нее. Это для нее он зажег звезды так же просто, как поднял бы уроненный ею платок. Сколько же неосознаваемой доброты в его сердце, запаса человечности, если из-за такой простой причины способен вскарабкаться на небо к самому богу?!.

Но лирический герой Маяковского бывал нахален и дерзок.

С детской наивностью мог он спросить у толпы: "А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?" Я, мол, могу! Вот сейчас возьму водосточную трубу и сыграю. А вы сможете?! А спустя некоторое время он играл уже на флейте собственного позвоночника, как из футляра, вынимая его из спины.

Он мог взобраться на эстраду и душевно признаться благочестивой публике:

А если сегодня мне, грубому гунну,

кривляться перед вами не захочется - и вот

я захохочу и радостно плюну,

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

где-то не докушанных, недоеденных щей;

вот вы, женщина, на вас белила густо,

вы смотрите устрицей из раковин вещей...

О себе же мог сообщить с расчетом на эффект:

Иду - красивый,

двадцатидвухлетний...

Впрочем, к себе он обращался не только с комплиментами. Вот другая часть его самохарактеристики:

"Милостивые государыни и милостивые государи!

Я - нахал, для которого высшее удовольствие ввалиться, напялив желтую кофту, в сборище людей, благородно берегущих под чинными сюртуками, фраками и пиджаками скромность и приличие.

Я - циник, от одного взгляда которого на платье у оглядываемых надолго остаются сальные пятна величиною приблизительно в десертную тарелку.

Я - извозчик..."

Герой Маяковского мог сшить себе черные штаны из бархата своего голоса, а из трех аршин заката - желтую кофту. Он мог спокойно выйти на площадь и надеть на голову целый квартал, словно рыжий парик; или же истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев покрыть" умную морду трамвая". Мог признаться, что он "равный кандидат и на царя вселенной, и на кандалы", и при этом, как бы между прочим, взять, надеть ошейник на Наполеона и повести его, как мопса.

землю саму

зови на вальс!-

мог крикнуть он жителю планеты. К самой же планете мог обратиться как к чему-то равному себе: "Земля!/ Дай исцелую твою лысеющую голову..." Вообще у него было ощущение соразмерности планетам, звездам, солнцам. Так, о луне он сообщал: "Идет луна -/ жена моя./ Моя любовница рыжеволосая".

Особой неприязнью пользовалось у него почему-то солнце. Он постоянно придирался к нему, бросал вызовы, предъявлял претензии. Вот и на этот раз: "Солнце!/ Чего расплескалось мантией?/ Думаешь - кардинал?". И, видимо, чтоб оно не зазнавалось слишком, брал его и моноклем вставлял в широко растопыренный глаз.

Столь же просто и "нахально" обращался он и к небесному своду.

«Антоновские яблоки» - это произведение Бунина, которое условно заканчивает ранний этап его творчества. В этой статье мы сделаем анализ рассказа «Антоновские яблоки» Ивана Бунина .

История создания рассказа «Антоновские яблоки»

Рассказ опубликован в журнале "Жизнь" в 1900 год. Под впечатлением посещения имения своего брата он и написал произведение. По словам Бунина, в саду пахло Антоновскими яблоками, которыми невозможно надышаться! Именно за них поэт и любит осень.

Перед тем как рассказ увидел свет, Бунин сокращал его содержание. Например, первая страница была убрана полностью. Также были и опущены некоторые описания дворянского быта.

Анализ композиции и проблематики рассказа «Антоновские яблоки»

Произведение относится к жанру рассказа в котором идет форма внутреннего монолога. Рассказ состоит из четырех глав, каждая из которых содержит описание нового мира. Но, соединив их вместе получается цельная картина мира, которую так мастерски создал Бунин.

Первая часть: удивительный сад, его единство с природой, всеобщее благоуханье.

Вторая часть: описана золотая осень, аромат яблок, деревенские хлопоты.

Третья часть: смена туманной осени на суровую зиму, вместе с которой угасает и дух помещиков, готовых покинуть свои родные места.

Четвертая часть: одиночество и тоска

Проводя анализ рассказа «Антоновские яблоки» Бунина отметит, что произведение наполнено звуками, как будто природа хочет что-то важное передать читателю. Звуки и шумы только усиливаются к окончанию рассказа. Неизменными остаются лишь антоновские яблоки. Присутствует эффект замкнутого пространства, кажется, что кроме усадьбы ничего нет на свете. В рассказе отсутствует привычный сюжет, есть только жизненный цикл, наполненный чувствами и эмоциями. Как сильно переживает человек, так переживает и природа. Ведь всё в жизни взаимосвязано.

Главной темой не только этого рассказа, но и всего творчества писателя является тема России. Бунина беспокоят разоренные дворянские усадьбы, поместья. Это лиричное и душевное произведение, как будто погружает в мир действительности и уходящей России. Бунин показывает, что с уходом запаха яблок, уходит и та былая Россия.

У героев данного рассказа нет имен. Такой прием используется, для того чтобы показать, что на месте персонажей может быть любой человек, нет определенного типажа. Однако, вместе и с последовательной сменой времён года, меняется и главный герой. Он растет из ребенка в юношу, из юноши во взрослого человека, а затем в старика.

Другие детали анализа рассказа «Антоновские яблоки»

Извечная тема Родины распространена в творчестве русских писателей. Это связано с их патриотизмом. Они понимают, что той эпохи, которая была, уже не вернешь. Бунин показывает себя настоящим мастером пера, вводя в рассказ символы. Они легко считываемы и дополняемы.

Как исчезает запах яблок из усадеб, так и исчезает Россия. Можно провести аналогию с Вишневым садом . Главная мысль обоих произведений - это существование человеческого рода, возможность передавать по наследству все ценное и дорогое для души. Картины природы наполнены тоской и грустью. Вместе с автором грустит и природа.

Лирическая тональность, основанная на патриархальной глубине национального сознания, характерна для прозы И. Бунина , всегда обращенной в прошлое. Как бы подхватывая тургеневскую эстафету, с несоизмеримой тоской говорит писатель о разорении, опустении дворянских гнезд , некогда бывших оплотом России, ее культурной составляющей.

Иногда нет слов, чтобы передать всю боль и радость, печаль и нежность - все чувства, связанные с воспоминаниями о том, былом, ускользающем по велению неукротимого времени, поэтому память цепляется за все аспекты восприятия (зрение, слух, осязание, обоняние). Именно такой мир, чувственный, вещественный, соткан в рассказе Бунина «Антоновские яблоки» , написанном между 1898 и 1900 годах.

Поэтической прозе Бунина подвластно все: и фиксация многообразия оттенков цвета (черно-лиловая понёва, сиво-железного цвета жеребец ), и игра светотени («чьи-то черные, точно вырезанные из дерева силуэты...меж тем, как гигантские тени ходят по яблоням» ), и синестические, основанные на соощущении метафоры (сарафаны, пахнущие краской, прозрачная, ледяная, тяжелая вода ).

Через это многообразие деталей и признаков показывается нам внутреннее богатство, интенсивность духовной жизни и глубина переживаний рассказчика. Сам герой будто скрыт от читателя, его история неизвестна, только то, что мужики зовут его барчук. Акцент делается только на его воспоминания и ассоциации, связанные с прошлым, с вкусом, запахом, видом антоновских яблок.

Начало рассказа построено на поэтическом приеме - градации , изобилующей повтором слова «помню» . Создается впечатление, будто герой боится, что хоть один оттенок чувства ускользнет из его воспоминаний.

В рассказе несколько частей. В первой части - воспоминания о деревне, мужиках, радости и беззаботности бытия, сопровождаемого хрустом антоновских яблок.

Часть вторая - осенняя пора, сопряженная с рассказом о древних старухах, чинно готовящих себе могильный камень и богато разукрашенный саван, и о богатых мужиках. Здесь же воспоминания героя переносятся в усадьбу к тетке, Анне Герасимовне, которая описывается с ностальгической тоской по легкому, просторному и голубому небу, ясной дали, укатанной дороге. Там, в мире утраченном, каждая мелочь проникнута поэзией и красотой, даже телеграфные столбы «как серебряные струны» , а сидящие на них кобчики - «черные значки на нотной бумаге» . Но самое дорогое, важное осеннее воспоминание - это запах антоновских яблок.

Третья часть - «угасающий дух помещиков» , сгущающиеся краски холодной осени, дохлой и тревожной, ожидающей первых лучей зимнего солнца, близость утраты. Тревожный ритм охоты, усадьба Арсения Семеновича, гостеприимство, нега молодости и дворянский быт, чтящий свои древние корни и русскую культуру.

Четвертая часть - горькая тоска, что нет больше запаха антоновских яблок, как нет ни стариков, ни помещиков.

Четыре части рассказа - это круг жизни, бег от молодости к зрелости для героя, от полной жизни к увяданию для дворянской России.

Уходящая, растворяющаяся в жестокости новой реальности, Россия запечатлелась в рассказе Бунина в запахе, вкусе, облике антоновских яблок. Первый снег, темные окна домов, нежные звуки гитары и последние строки рассказа... «Белым снегом путь-дорогу заметал» .

Анализ рассказа «Легкое дыхание»
«Темные аллеи», анализ рассказа Бунина
Краткое содержание произведения Бунина «Кавказ»

Анализ рассказа И.А.Бунина «Антоновские яблоки»

С прохладой резкою дышал

В лицо мне запах увяданья;

Но не весеннего убранства я искал,

А прошлых лет воспоминанья.

Е.А.Баратынский

И.А.Бунина часто называют последним русским классиком, представителем уходящей дворянской культуры. Его произведения проникнуты трагическим чувством обреченности старого мира, близкого и родного писателю, с которым тот был связан происхождением и воспитанием: «Дух этой среды, романтизированный моим воображением, казался мне тем прекраснее, что навеки исчезал на моих глазах». Через все творчество Бунина проходит элегический мотив тоски по прошлому.

В рассказе «Антоновские яблоки» писатель вспоминает старое, доброе время, когда дворянство находилось в идеальной поре своего существования. «Я помню большую, освещенную предосенним солнцем комнату…» - так начинается обстоятельное, медленное и неторопливое повествование. Лирическую прозу Бунина вообще невозможно быстро читать: нарушается постоянное взаимопроникновение из настоящего в прошлое. Это одна из основных проблем творчества писателя – необходимость связи времен и поколений, сохранение памяти об ушедшей культуре. Автор подчеркивает мысль об обреченности красоты в «железном» веке, вытеснении всего утраченного, эстетического грубой жаждой наживы. А от старого мира остается только тонкий запах антоновских яблок. Запах бесплотен, и поэтому от прежнего образа жизни не остается ничего.

В начале рассказа мы отмечаем прием анафоры, свойственный поэтическим произведениям: «Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок». Здесь обращает на себя внимание ряд существительных. За каждым из них – зримый образ, расцвеченный яркими эпитетами («свежее, тихое утро», «золотой сад» и др.) Это делает прозаическое произведение похожим на стихотворение. Здесь можно увидеть несомненное сходство со «Стихотворениями в прозе» И.С.Тургенева. Не только любовь к слову и красоте объединяла двух великих писателей – их сближала и страсть к охоте. Не случайно Тургенев назвал цикл своих рассказов «Записки охотника», а Бунин отмечал, что «за последние годы только одно поддерживало угасающий дух помещиков – охота». Охота – старинная и любимая забава русских дворян. Осеннюю пору Бунин называет «золотой». Большая сцена охоты дана на фоне начала октября – прощального праздника осени. Писатель делает нас как бы соучастниками этого радостного, азартного зрелища, отсюда повествование во 2-м лице: «Едешь на коне, чувствуешь «сладкую усталость», «не заметишь, как потонешь…в сладком здоровом сне…».

Пейзажная зарисовка 1-й части (экспозиция) сменяется зарисовками портретными. Бунин с любовью показывает старика – долгожителя, который обитал в Выселках, где «испокон веку» крестьяне «славились» возрастом – «богатством». Такое долголетие считалось признаком счастливой, благополучной жизни, автор детально описывает пол-

ные добра дворы, изображает размеренное, неторопливое существование зажиточных мужиков. Бунину важно сравнить этот привычный уклад с жизнью поместного дворянства на примере своей тетки Анны Герасимовны.

В основу рассказа легли впечатления автора от посещения имения брата. Перед нами на фоне открытой местности, «просторного и глубокого» неба (любимый образ прозы и поэзии Бунина) возникает усадьба тетушки. Описание усадьбы типично, подобное мы встречали и у Тургенева, и у Л.Толстого: белый барский двухэтажный дом с колоннами, запущенный сад с прудом, липовая аллея, скамейка. В повествование включается описание интерьера: старая мебель «красного дерева», «синие и лиловые стекла окон, сушеный липовый цвет» за рамами окон. Особое внимание мы обращаем на библиотеку – дедовские книги в толстых переплетах, которые так «славно пахнут». Это собрание книг подчеркивает интересы и увлечения дворян. Подчас выбор томов случаен: «сатирические и философские сочинения Вольтера», а рядом – любимые романтические произведения Жуковского и Пушкина. «И старинная, мечтательная жизнь встает перед тобой», и представляешь, как «аристократически красивые головки», печально и нежно глядящие с портретов в потускневших золоченых рамах, задумчиво застыли над раскрытыми страницами.

Многоточие, которым заканчивается 3-я глава, значительно. Это тоска по ушедшей жизни, символом которой для Бунина стал запах антоновских яблок: «Эти дни были так недавно, а меж тем кажется, что с тех пор прошло чуть ли не целое столетие», Поэтому следующая глава строится на контрасте: изысканно-аристократическая «жизнь отцов» и «нищенская мелкопоместная» «детей». Но и в этом Бунин умеет найти привлекательные черты. Отсюда – обилие восклицательных предложений: «Хороша и мелкопоместная жизнь!» (эти слова звучат рефреном), «Славный будет день охоты!» Привычный стук осенних работ сливается со звуками охотничьих рогов в полях. И хотя по-прежнему съезжаются мелкопоместные друг к другу, по целым дням пропадают в заснеженных полях, но теперь они «пьют на последние деньги», а их песня о буйном ветре полна безнадежной грусти:

Шире мои ворота растворял,

Белым снегом путь-дорогу заметал…

Концовка рассказа символична. Она перекликается с началом. Там – прохладная тишина утра, здесь – поздний вечер, когда «светятся в темноте зимней ночи окна флигеля». Это рассвет и закат дворянской жизни, И все чаще и чаще к концу рассказа появляются многоточия. Если началу произведения они придают характер воспоминаний, то теперь несут в себе недосказанность и печаль по ушедшей дворянской жизни, по исчезнувшей молодости.