Испытание судьбой.
Стихи Георгия Комарова

Каждому человеку, за отпущенный ему на земле временной путь, предопределено судьбой пройти через целый ряд испытаний. И от того, как он их проходит, так или иначе складывается его жизнь. По молодости особо не задумываешься над тем, почему один уверенно шагает по терниям, а другой сдаётся при первом же испытании. И лишь с возрастом начинаешь понимать значение заложенных в тебе качеств от рождения. Осознавать роль в твоей судьбе твоих предков, тех самых, о которых мы зачастую так мало знаем и которыми даже не всегда интересуемся.
Тимофей Зотов ежегодно, освободившись от всяких дел, обязательно уезжал на недельку другую в свои родные с детства края, в Псковскую область. Вот и сейчас, едва разложив вещи в старом родительском, уже несколько лет пустующем доме, торопливой походкой направился к своему любимому месту на обрывистом берегу реки Великой. Устроившись поудобней на старом высохшем пне, огляделся вокруг. – Красота какая!
Здесь деревенской, тихой ранью
На зорьке загалдят грачи
Здесь на глухой лесной поляне
Исходят током косачи
Здесь озорник, растрепа ветер
Березкам косы теребит
А ива, загрустив под вечер,
О чем - то с омутом молчит.
Душа его наполнилась чувством нежной любви к этой древней и славной своей историей, земле русской. На глазах навернулись непрошенные слезы. Он невольно задумался, всматриваясь туда, где за поворотом, вниз по течению, по обоим берегам реки расположился Псков. В средневековой Руси именно жители этого города, всегда верные Московскому государству, удерживали западные границы от жадной до чужих территорий Литвы и нашествий рыцарей Ливонского Ордена. Вот на этой земле трудились и защищали её от недругов его предки. Деды и прадеды во многих поколениях были искусными мастерами кузнечного дела, выковывая с одинаковым усердием и мечи и плуги. Даже ему по молодости пришлось постоять у горна, раздувая меха. В детстве, забегая к отцу в кузню, он подолгу заворожённым взглядом смотрел, как раскаленный кусок металла, полыхающий неистовым светом, под ударами молота постепенно приобретал знакомые формы. Но каждый раз после этого подолгу вглядывался в небо, в его голубую бездонную высь, невольно соизмеряя в душе тайну кузнечного искусства с тайной свободного полета.
Как ни хотел отец видеть в нём продолжателя семейной профессии, но пятый океан манил мальчишку с необъяснимой силой. Тем более, что до аэроклуба ДОСААФ было рукой подать. Для начала его приняли в отряд парашютистов. Первый прыжок, первый восторг от замирающего душу падения, от нахождения себя в огромном воздушном океане. Первые попытки управлять своим телом в свободном падении. При этих воспоминаниях Тимофей, сдвинув густые черные брови, даже головой покачал в осуждение своего юношеского порыва быстрее познать неизвестное. Небо испытывает смелых, но не всегда из этих испытаний они выходят победителями. Ему тогда удалось.
Незаметно затесавшись в группу парашютистов сборной ВДВ, он оказался на борту самолета АН-12. Выброска произошла на высоте 4000м. До этого он прыгал с гораздо меньшей высоты и в коротком свободном падении успевал лишь слегка ощутить на своем теле воздушный поток. А теперь можно было падать больше минуты и как опытные спортсмены покрутить виражи, спирали, сальто. Несколько неудачных попыток и он в штопоре. Воздушный поток вращал его тело с такой скоростью, что отдельные кучевые облака в синем небе превратились в сплошную белую массу. От ощущения смертельной опасности в груди повеяло ледяным холодом, сжимающим сердце. Но мысли не путались, память работала как никогда четко: - парашют раскрывать нельзя, стропы закрутятся в жгут. Чтобы остановить вращение нужно сгруппироваться и резко раскрыться, вытягивая руки и ноги. Одна попытка, другая. Вращение продолжается. Драгоценные секунды уходят, земля угрожающе приближается. Отчаяние прибавляет сил. Ещё раз!!! Вращение ослабевает. Вспыхивает радостная надежда, что он еще успеет, что самого ужасного не произойдет. Вот и долгожданная остановка. Он падает на спине лицом вверх, туда, где безмятежно продолжали плыть белоснежные облака. Быстро перевернувшись, рванул кольцо и, уже физически ощущая близость земли, ждал, с тоскливой болью в сердце, ждал как чуда, раскрытия парашюта. Он принял землю уже ослабевшими ногами, привычно кувыркнулся набок и долго лежал на траве не шевелясь, заново оценивая жизнь, как огромное счастье. С тех самых пор и дал себе зарок не идти на поводу необдуманных желаний.
Тимофей поднял голову и, вглядываясь в мелкую водную рябь от внезапно налетевшего ветерка, попытался освободиться от нахлынувших воспоминаний. Но мысли уже помимо его воли текли и текли сами собой, как воды реки Великой.
Судьба сложилась так, что путь свой в военную авиацию он прокладывал уже на берегах другой великой русской реки. И путь этот был не самым коротким. Сначала Учебный авиационный центр. Полеты на учебных поршневых, а затем и на реактивных самолетах. Инструктор, бывший летчик-истребитель, фронтовик, вручал ему ключи от неба, посылая в первый самостоятельный. Освоение лётного дела шло легко, с радостным ощущением того, что воздушные просторы – это его стихия. Небесная любовь окончательно поселилась в его сердце. Но не она одна. Его сердце готово было тогда впитать в себя всю радость жизни, романтический взгляд на которую он перенес и на Татьяну. Ему казалось, что именно она, веселая, задорная, может стать его подругой на том пути, который он выбрал. Но разве можно предугадать какая из молоденькой девушки получится в будущем женщина. Один господь Бог знает.
Чтобы значительно сократить время до получения желанного диплома летчика-инженера, решил экстерном закончить высшее военное лётное училище. Каких трудов это стоило! Но не зря же он из породы кузнецов. Ковать, не семечки щелкать, работа мужская. Вот и профессию себе выбрал, - не на печи лежать. Впереди боевой авиационный полк, служба по охране воздушных границ. Но, чтобы стать надежным щитом, еще предстояло научиться воевать. С этими мыслями и летал, упорно совершенствуя мастерство воздушного боя. Летная работа обязательно подбрасывает, и не раз и не два, особые случаи в воздухе. Кто выдерживает, тот продолжает идти вперед. «Повезло» и ему. Однажды сломалась основная стойка шасси. Посадил истребитель на оставшуюся, сохранив его целым. Когда попал на посадке в сильнейший снежный заряд, не растерялся, сумел сесть без приключений. Собрались было представить к ордену, да передумали, - молодой ещё, как бы не зазнался. Три-четыре года пролетели как один. Он летчик первого класса, командир звена, инструктор, уже учит молодых. Дорога к военной карьере открыта. Но не она занимает его мысли. Внутри давно тлело и чем дольше, тем больше разгоралось желание стать испытателем. Мозги требовали научной, творческой работы.
Окунувшись с головой в полеты, не сразу заметил изменение в поведении Татьяны. Жизнь в гарнизоне её явно не устраивала. Хотелось городских развлечений, новых впечатлений. Начались обиды, упреки, жалобы на пропавшую молодость. На его неоднократные предложения завести ребенка, отвечала категорическим отказом: - Чтобы он рос в таких диких условиях? Никогда! Его земная любовь не выдерживала испытаний, а он не находил сил расстаться с ней. Домашние ссоры начали сказываться на работе. В очередной раз не выспавшись, стал замечать, что в полете ему не хватает собранности, концентрации внимания, особенно при перехватах цели ночью в сложных метеоусловиях. Упускал показания некоторых приборов, поздно реагировал на изменения параметров полета. Внутри нарастало ощущение надвигающейся опасности и понимание того, что ходит по самому краю. Спасибо командиру, организовал перевод за границу. Узнав новость, Татьяна повеселела, превратившись в прежнюю веселую хохотушку. Гарнизон в Венгрии оказался довольно солидным, обухоженным и располагался недалеко от крупного города. Жизнь в семье наладилась и полеты пошли веселей. Только вот мечта стать испытателем не покидала его и толкала на принятие активных действий. Узнав, что для новой профессии требуется иметь серьезные инженерные знания в области самолетостроения, добился поступления в академию на заочное отделение.
С рождением сына земное счастье хлынуло свежим потоком неизвестных до этого чувств. Как он радовался малышу, его первым неуверенным шагам, впервые произнесенным словам, маленьким ручкам, крепко ухватившимся за шею отца. Казалось, небесная любовь в его душе соединилась и тесно переплелась с земною. Полеты, боевые дежурства в готовности №1, учеба в академии почти не оставляли времени для общения с сыном. Тем больше дорожил он каждой минутой, проведенной в кругу семьи.
Поиски путей к испытательной работе однажды увенчались успехом – он зачислен слушателем в Центр подготовки летчиков-испытателей. Год, другой напряженной учебы и он будет причислен к той небольшой группе летчиков экстра-класса, которые дают самолетам путевку в жизнь. Да, среди небесных дорог он выбрал самую трудную и, наверное, самую опасную, но зато впереди его ждет интересная, полная творческих поисков жизнь. Впереди его ждут неизвестные испытания.
В этом месте своих воспоминаний Тимофей неожиданно встал, спустился к реке, нагнулся и, нервно зачерпнув ладонями воду, несколько раз плеснул себе в лицо. Постоял, невидящим взглядом уставившись в противоположный берег, вытерся платком и нехотя поднялся к своему пню.
Впереди его действительно ждали испытания, но, как оказалось, не только в воздухе. Он предполагал, что Татьяна негативно отнесется к тому, что им предстоит в дальнейшем жить в тех же степях, где располагался испытательный полигон. Но чтобы так категорично! - Я за тобой в эту дыру не поеду, - заявила она, - выбирай, или мы, или твоя работа. Никакие доводы и просьбы не помогли. Так пришло к нему первое испытание. Сердце рвалось на части. Разве кто-нибудь знает, как можно выбирать между сыном и работой. Он не представлял себя в будущем и без того и без другого. – Господи! Ты сказал, что у человека всегда есть выбор. Но разве это выбор?!
Жена с сыном уехала к родителям, а он, собрав всю волю в кулак, остался. Жить без полетов он не мог. Но чтобы научиться испытывать в небе, ему нужно научиться владеть своими чувствами на земле. Это на несколько лет стало правилом его жизни.
Кто знает, как в дальнейшем сложилась бы его жизнь, если бы не один случай. Сейчас, пройдя через тяжкие испытания, которые и врагу не пожелаешь, он все равно благодарен судьбе за тот случай. Можно подумать, кто–то сверху решил компенсировать его потерю в семейной жизни.
Прилетев в командировку в один из крупных городов на Волге, он поздним зимним вечером добирался на электричке до завода, где рассчитывал поселиться в гостинице. Устав в дороге, задремал и проснулся, когда кто-то мягко толкнул его в плечо. Открыв глаза, увидел перед собой молодую миловидную женщину, сообщившей ему, что дальше поезд не идет и надо выходить. На платформе выяснилось, обратно электричка пойдет только утром. Незнакомка, увидев на его лице полную растерянность, вдруг засмеялась одними, на удивление добрыми глазами и предложила переждать до утра в её квартире. Так он познакомился с Наташей, два года назад потерявшей мужа в Афганистане и её маленьким сыном, уже лепетавшим что-то на своем языке. Не понадобилось много времени, чтобы понять, - она и есть его половинка, друг и жена, понимающая тебя с полуслова. Началась новая полоса жизни, даже не светлая, а вся искрящаяся счастьем. В небе испытания, минуты огромного напряжения нервов и сил. К примеру, если в полете к тебе в кабину вдруг начинает валить дым. Что делать? Сигнала о пожаре нет, но что-то ведь горит. Самолет просто так не бросишь. Вот и пришлось, кислородную маску на нос, кабину разгерметизировал и до самой посадки сидел как на углях, ожидая самого худшего. В другой раз за 500км. от аэродрома разрушается насос, отказывает одна гидросистема. Лечу потихоньку на резервной и думаю: - если и эта сдохнет? Катапультироваться? А под крылом бомбы висят. Однажды на опытном истребителе отказало автоматическое управление и самолет швырнуло на такую отрицательную перегрузку, что глаза кровью налились. Слава Богу, высоты хватило, успел выйти из крутого пикирования. И так каждый раз, - на нервах, на нервах. Зато какая радость, когда выходишь победителем и знаешь, что на земле тебя ждут с нетерпением товарищи, друзья и семья, где царит климат всеобщей любви. Не от этой ли любви у них с Наташей появился на свет ребенок, теперь уже общий сынок.
Годы шли. Один за другим подрастали сыновья. Оба выбрали путь в авиацию. И это была его вина, это он невольно передал им свою любовь к ней. Они выросли по его рассказам о той, непередаваемой никакими словами и красками, красоте, которая открывается человеку в небесных просторах. Если бы он только знал тогда, чем все это обернется в будущем. - Господи, за какие грехи ты так жестоко наказал нас? Я никогда не делал разницы между своим старшим и приемным сыном. Я всем сердцем любил их обоих. Но испытания, небесная любовь, требовали к себе слишком много внимания и времени, отнимая его у сыновей. А может быть это плата за ту гордость, которую носил в душе, когда они вступали на тот же путь, которым сам шел уже много лет? Вопросы, которые гложут и гложут внутри уже многие годы.
Тимофей горестно покачал головой, машинально вытер на щеке слезы и, в который уж раз, перед глазами возникла картина проводов старшего, Дмитрия. Пойти в летчики не получилось, зрение подвело, и он решил поступать в военное инженерное авиационное училище. Прощаясь на вокзале, весело воскликнул: - Отец, вот увидишь, я еще стану инженером-испытателем и напишу тебе своё первое полетное задание! Обязательно дождись. Дождались, его трагической гибели в этом училище. Следствие потихоньку замяли и они с Наташей до сих пор не знают подлинных обстоятельств, при которых Дима ушел от них навсегда. Да и не мудрено, в начале 90-х. Тогда вся огромная страна, которой он служил верой и правдой, не знала, что с ней будет дальше, а хищники в образе человеческом рвали её на куски и спешили прибрать к рукам её богатства. Никому и дела не было до какого то курсанта. Это только их безутешное горе, незаживающая в сердце рана. Что на душе – не выразишь словами
И чувства, словно голые кусты
И ночи, словно тени под глазами
А дни, как ночи, темны и пусты
Душа жива, но вся сочится болью
И уж не светит огонек вдали
И осенью, изящной, золотою
Не принесут надежду журавли.
Ох, не зря в народе говорят: - коль пришла беда – отворяй ворота. Второй, приёмный сын, собрался поступать в военное летное училище. Как они не отговаривали Игоря, он твердо заявил: - Отец, я хочу закончить тоже училище, что и ты. А когда стану опытным летчиком, пойду в испытатели, тебе на смену. Он бы добился своего, если бы не эта чертова война на Кавказе, смертельной преградой вставшая на его пути. Молодого неопытного летчика, только начавшего осваивать штурмовик, отправили участвовать в боевых действиях. Над Чечнёй и подбили самолет ракетой, у самой земли. Может и удалось бы Игорю удачно посадить штурмовик на брюхо, но впереди по курсу был аул. Очевидцы говорят, - летчик до конца отворачивал от него плохо управляемую машину. - Что же это за жизнь такая, - с недоумением размышлял Тимофей, - в которой счастье и горе идут рядом в обнимку.
Со стороны видней, но не больней
И только через резь сердечной боли
Мы понимаем, что такое горе
Как не хватает близких нам людей.
А горе, как лакмусовая бумажка, быстро проявляет, кто есть кто. Они с Наташей и устояли, потому что были как одно целое. Да и сынишку, Антона, надо было еще растить и растить. Но ничто не проходит бесследно. Земные испытания изменили его и внешне и внутри. Походка уже не прямая и бодрая, в глазах поселилась постоянная грусть.
Тогда он не знал, что судьба готовит ему новые испытания. После очередного полета на истребителе его из кабины вытаскивали техники. Боль в спине не позволяла двигаться. Через несколько дней отказали ноги. Затем операция на позвоночнике и год на то, чтобы заново научиться ходить. С небом пришлось распрощаться навсегда.
Впереди ждала пенсионная жизнь инвалида. Его отчаянию не было границ. После напряженной творческой летной работы в гражданской пенсионной жизни больше всего боялся потерять себя. Чтобы активно жить и работать, - твердил сам себе, - нужно инвалидность оставить в прошлом. Началось лечение и специальные упражнения не один год. Иногда опускались руки, терял надежду на успех. В такие минуты мысленно обращался в прошлое: - Не забывай, ты из породы кузнецов и будешь ковать, пока не получишь то, что задумал. И успех пришел. Теперь со стороны никто и не догадывался, каким он был не так давно. Со стороны понятно, но он то знал, что сердце не выдержало, работает с перебоями. Иногда надолго замирает, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. В такие моменты мозг пронзала одна и та же мысль: - Не успел! Не успел поставить сына на ноги. Жена уговорила идти на операцию. Одна…другая…третья. Слава Богу! Все обошлось. И сейчас вон, стучит потихоньку уже сколько лет. Сын отучился, психологом стал. Да и сам даром времени не терял. Новую профессию освоил. Задумчивое лицо Тимофея на крупной голове с сократовским лбом разгладилось от морщин, засветилось вдруг каким - то внутренним светом. Он смотрел на знакомый изгиб реки, на её берега, поросшие ивняком, на нежную зелень яровых, видневшихся вдали, и тепло любви к родным местам, давшим ему силы на все испытания, прихлынуло к сердцу.
Здесь можно тайно, со слезами, лицом уткнуться в лебеду
Так в детстве бегали мы к маме, чтоб лаской отвела беду
Без сожаленья кануть в Лету,но чтоб потом,в Кругу ином,
Ольхой подняться над рекою, увидеть снова отчий дом.
Тот сруб над безымянной речкой, где машет мне через века
России образок извечный – березы белая рука.
Тимофей чуть не задохнулся от полноты чувств. - Долго испытывала меня судьба на прочность, да видно успокоилась. В народе говорят, - чем больше борешься за жизнь, тем больше ею дорожишь. Так оно и есть. Внутри сейчас весенним ручейком снова звенит радость жизни. Радость к этому огромному и удивительному миру, в котором мы живем.
Пусть дожди, пусть снега, ветры злые
Мою память попробуй умерь
Ведь со мной в небесах над Россией
Радость взлетов и горечь потерь.
Тимофей Зотов поднялся, распрямил плечи и уверенной походкой направился к родительскому дому.

П.а. Действия происходят примерно в 50-е годы. Просьба не исправлять слова "мрякнул" и "папкины". Здесь имеется в виду именно "мрякнуть" (что-то среднее между "мяу" и мурлыканьем - похоже на "мр-ряу"). Именно "папКа", а не "папа". Испытание судьбой. *** - Ты видел его? - Кого? Друг нетерпеливо толкнул меня локтём в бок. Небольшое кафе заполнено народом, что неудивительно. За большим, слегка затемнённым, окном разыгралась настоящая метель. Наш столик оказался у этого самого окна. Снег плотными комьями набрасывался на стекло, словно злился из-за того, что его не пускают внутрь, словно хотел сломать его, подавить, покрыть собой от верхушки до основания за такую дерзость. О да, покрыть. Моё совершеннолетие встретило меня... как обычно. До следующего года ничего ждать не придётся. Снова. Почти у всех друзей уже в шестнадцать была пара, а я какой-то ущербный. - Ну, ходят слухи, что у нас появился новый альфа. Все боятся, что он с ума сошёл. - Серьёзно? Мне были не интересны слухи. Я хотел течку, хотел обрести свой запах, своего альфу. Поцеловаться в конце концов хоть разок! Меня уже достало одиночество и боль от знания своей неполноценности. Говорят: «Надежда умирает последней», моя уже сдохла, истлела, развеялась на мелкие атомы. - Да ты что! Его только в образе животного видели! - Так видели, или это пока только слухи? - я продолжал смотреть в окно, не видя чужих отражений, не замечая своего. Вот снова в стекло ударился комок снега, как будто кто-то снежок бросил. Он повисел немного белым пятном - затем медленно начал сползать, оставляя за собой слегка влажный след. Впрочем, от этого следа уже скоро ничего не останется. Через вентиляцию послышалось завывание. Многие вздрогнули, в том числе и мой друг. - А если это он? - почему-то шёпотом поинтересовался Тони. Всё же он ещё совсем ребенок. - Ветер. Всего лишь ветер, - пробормотал, потерев переносицу. Я устал от всего. Особенно от жалостливых взглядов родственников, от обвиняющих, непонимающих альф. Ну да, как многие говорят: «Симпатяга», но пустышка. Светлые русые волосы всегда заплетены в косу и почти достают до талии. Светло-зелёные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Курносый нос, губы не тонкие, но и не пухлые, так, середнячок. Слишком острый подбородок с ямочкой посередине. В каком-то смысле симпатичный, но не красивый, как Тони. Дружище может похвастаться длинной, роскошной копной огненных волос, изумрудными глазищами и милым, во всех смыслах, личиком, я бы даже сказал: кукольной мордашкой. В отличие от меня, Тони сложен пропорционально. Я же - нескладное чудовище с довольно широкими плечами. Духота помещения начала давить, хотелось на улицу, на свежий воздух. Но там метель, ничего не видно дальше носа. Если выйду, то только весной найдут под каким-нибудь сугробом, а может и не найдут вовсе. В нашем городке довольно много свободных альф, но никому из них я не пришёлся по душе. Без цвета, без запаха, обычный, совсем серый, неприметный, никому не нужный. Такого точно искать не захотят, а родные... Они тоже не сразу найдут... Чёрт бы побрал мою семейку. Хотя нельзя так говорить, но дурацкие мысли так просто из головы не вытравишь. Они бродят в черепушке, пробивая извилины, выедая остатки разума. Почему нельзя было выбрать другой город, где больше кошачьих, а не псовых? Почему? В стае кошачьих был бы минимальный шанс на то, что кто-то меня захочет, а здесь, если бы даже обрёл своего зверя - всё равно мою семью продолжали бы сторониться и дальше... Но хуже всего новенькому - медведю. Их даже поселили на окраине городка, на пустоши. Альфы с детства умеют обращаться, а мы - омеги - только после двенадцати, когда происходит созревание, тогда появляется запах, течка. Но меня это обошло стороной, как и в шестнадцать, и на прошлой неделе, в восемнадцать. Мне не повезло: я другой. Но зато теперь имею полное право покинуть семью и пойти учиться дальше, уехать в большой город. Я почти взрослый. Почти. Без долбанной течки и своего зверя. Каков мой ягуар? Как у отца альфы? Или омеги? Может, смесь обоих? Старший брат весь в отца: такой же ярко-пятнистый, что в глазах рябит, два младших в папу - чуть бледнее, а я? Я выродок среди семьи. Не могу выйти вместе с ними на охоту, не могу ощутить свист ветра в ушах. Хоть вой. Ветер вторил моим мыслям, снег продолжал бросаться на окно, друг что-то говорил, толпа то вздрагивала и замолкала, то снова начинала галдеть. Меня качало во всем этом, как на волнах. Жутко захотелось в тёплую постель, накрыться с головой, возможно, поплакать, потом забыться тяжёлым сном. Тоска разъедала не хуже кислоты. Ещё и погода способствовала развитию хандры до катастрофических размеров. Часа через полтора, стихия перестала буйствовать. Менее стеснительные оборотни оставили одежду управляющему и перекинулись, чтобы добраться до дома. Другие поплотнее натянули капюшоны и тоже покинули заведение. Я же с другом и с новеньким остались. Тони было страшно покидать уютное кафе: его альфа ещё не вернулся из поездки. Да и что может сделать лисёнок против бродящих в округе волков? Ничего. Я бы лучше переждал здесь, в тепле. Тем более управляющий не гонит, всем желающим предлагает место для ночлега. Рядом послышалось отборное ругательство: - Ты чего? - Течка внезапно началась. Теперь выругался и я. Со второго этажа спустился Коллинз, сын управляющего, альфа-волк. Задира. Он с шумом вздохнул и хищно оскалился. Насколько я знаю, у него шрамы на ребрах из-за постоянных драк. Самого управляющего видно не было. От меня тоже пользы, как от говна. А вот новенький поднялся во весь свой немаленький рост, даже не скажешь, что он омега. Коллинз неприятно сморщился, словно от вони. Бледнея, Тони вцепился в мою руку мертвой хваткой. Звонить и звать на помощь бесполезно: из-за бури связь оборвалась, не трещало даже привычное радио. Коллинз усмехнулся и скрылся на лестнице. Новенький снова сел, взъерошил свои медовые волосы. Он посмотрел на часы и тяжело вздохнул. Похоже, его свидание накрылось медным тазом. - Спасибо. - Тони пришёл в себя первым. - Я Энтони, а это мой друг, Мартин. А ты? - Лари, - немного нехотя отозвался парень, стрельнув в нас недоверчивым взглядом ореховых глаз. - Я лис, а он... он из кошачьих. - Давай говорить, как есть? Я без животного. - Всё равно в посёлке об этом знают все, рано или поздно узнает и медведь. - Я знаю, - буркнул Лари, открывая дверь. Мороз добрался до меня, кусая за нос, щёки. Я поспешил натянуть шубу. Тони тоже. - Идём, провожу. Мы несказанно обрадовались такому подарку. Мне даже не надо иметь звериный нюх, чтобы понять, что Коллинз так просто не отвяжется. Куда ему, когда учуял течного омегу, пусть и чужого! На улице было настолько темно, что мне пришлось вцепиться в руку Тони. Друг невесело усмехнулся. А мне стало тошно. Он всегда рассказывает о том, что раньше был словно слепой. Вот и я чувствую себя слепым и никому не нужным. Чем ближе мы подходили к торговой площади, тем становилось светлее. Похоже, кое-где уже успели починить линию, а может просто повезло и ветром провода не оборвало. Посыпались мягкие хлопья снега. Вот и конец затишью. Да уж. Мы ускорили шаг, чтобы побыстрее оказаться дома. Но так сложно переставлять ноги, когда снега почти по колено! Внезапно Лари остановился и начал стаскивать дублёнку. Он бросил её прямо мне в руки. Из-за угла забора появился огромный волк с белыми ушами - отличительная черта Коллинза. Он пригнулся, как для прыжка. С огромных зубов капала слюна. Времени испугаться просто не было. Я отчётливо понимал, что Лари не успеет перекинуться, поэтому набросил тяжёлую дублёнку на Энтони и повалил его в снег, прикрывая собой. Максимум, что мне сделает Коллинз, так, просто покусает, а вот Тони... Думать даже не хочу. Насколько смог вдавил друга в сугроб. А здесь довольно спокойно: нет такого пронизывающего, сбивающего с ног ветра. Своим плохим зрением замечаю, как что-то чёрное сбивает волка прямо в прыжке. Тяжело дыша, Лари продолжает обращаться. Ткань его брюк трещит по швам и лопается, заглушая треск костей. Слышится приглушённый волчий вой и кошачье шипенье. Как будто ягуар рычит. Нет, быть того не может! Точно знаю, что мелкие дома, а старший у своего омеги. Родители? Нет, у них немного другой голос. Других в этом городе не знаю: ни разу не пересекался. Друг зашевелился подо мной, как раз в тот момент, когда Лари завершил обращение. Никогда не думал, что медведи перекидываются так долго. По сути, я очень мало знаю об этом. Мои стараются лишний раз не травмировать мне психику своими разговорами. Собачий скулёж и победный кошачий рык разорвали тишину в последний раз. Медведь напрягся. Жаль, что я так плохо вижу в темноте. Тони поднял голову, немного стягивая куртку в сторону. - Это ведь он? - тихо спросил друг. - Кто? - глаза уже побаливали от напряжения. - Ну тот, сумасшедший. - Не думаю. На нас смотрели светящиеся в темноте глаза. Было немного жутко. Друг вздрогнул и снова спрятался, наверное понял, что спаситель всё услышал. А я не мог отвести от ярких точек своего взгляда. Лари глухо рыкнул, привлекая внимание. Он показал лапой, чтобы дрожащий Тони садился ему на спину. Верно, медвежий запах перебьет течного лисёнка. Я помог другу укутаться в чужую куртку. Не удержался и слегка провёл рукой по густому меху. Лари немного дёрнулся, но не оскалился. - Отвези его домой, я сам дойду. - Медведь посмотрел в сторону светящихся глаз, но их там уже не оказалось. - Иди. Энтони нужно скорее домой. Я не знаю, как скоро вернётся за ним Коллинз, может ещё и дружков приведёт. Лари неуверенно кивнул, посмотрел на порванную одежду и тяжело побежал по снегу. Я подобрал тканевые ошмётки, может папе удастся починить её. А вот Коллинзу я не завидую. Когда о случившемся узнают пятеро братьев Тони - на волке места живого не останется. Пусть они и лисы, но парни довольно крепкие и крупные. Когда на горизонте замаячило знакомое крыльцо, освещённое обычной керосинкой, мои волосы на затылке зашевелились. Неужели волк решил отомстить мне? Я начал нервно оглядываться по сторонам, но ничего толком не увидел. Но чувство, что за мной следят, не прошло. Почему я такой никчёмный, жалкий червяк? С опаской ступив шаг, замер. По спине прошёлся холодок, словно кто-то погладил. Сердце ёкнуло, ноги подогнулись. Обернуться? Броситься бежать? Крикнуть «помогите»? Родители выскочат из дома в ту же секунду, но я не хочу, чтобы они из-за меня пострадали. Глубоко вдохнул и резко обернулся. Тёмное пятно на белом снегу со знакомыми глазами. Хлопья снега таяли, не достигая его меха. Он подходил очень медленно, нижняя челюсть практически скользила по сугробам, такое чувство, будто он плывет. Зверь рыкнул, у меня внутри всё оборвалось. Я не двигался, у меня дух захватило от его красоты. Даже если бы захотел сбежать, то уже не смог бы. Он снова коротко мрякнул, словно приглашал к чему-то. - Я не понимаю. Он тряхнул чёрными ушами, сощурил бледно-зелёные глаза и раскрыл пасть. Огромные жёлтые клыки. Такие могут перекусить и не заметить. Ягуар толкнул мощной лапой меня в живот так, что я свалился в сугроб, роняя порванную одежду Лари. Мокрый шершавый язык прошёлся по лицу, опаляя несвежим дыханием и кровью. Такой запах часто бывает, когда мои приходят после охоты. Слегка влажный нос попытался забраться под ворот шубы, но у него не получалось. - Я без запаха, - тихо шепнул, расстёгивая одежду, чтобы дать ему понять. Крупные снежинки сыпались за ворот, но холодно мне не было. Тёплое шумное дыхание согревало кожу не хуже печки. Боялся ли я подставлять ему шею? Нисколько. - А ну отошёл! - с веранды раздался окрик папки. Ягуар медленно лизнул меня в шею, пригнул уши и в пару прыжков удалился в темноту. Я судорожно всхлипнул, понимая, что ничего мне не светит. Если бы у меня был запах! Если бы он только был! Если бы прошла течка - родители бы сейчас мне не помешали! Я бы услышал заигрывания ягуара. Если бы он мне понравился, то перекинулся бы, и мы бы вместе побегали. Но... Закрыв лицо ладонями, я тихо разрыдался. Почему же я такой ущербный? - Он ничего тебе не сделал? - тёплые папкины руки зашуршали по телу. Рядом приземлился отец в зверином обличье. - Нет. Коллинз хотел напасть на Энтони, а он нас спас, - пробормотал сквозь слёзы. Истерика подкатывала к горлу. Ещё чуть-чуть и я сорвусь. - Одежда чья? - Лари. Новенького в нашем классе. Он хотел проводить нас, а тут... - Ты не пострадал? - Нормально всё со мной! - зло отбросил папины руки и тяжело поднялся. Не хочу сейчас никого видеть. Даже не было дела до оставленной медвежьей одежды. На крыльце встретили мелкие. Оба сидели, как два изваяния, нервно подёргивая хвостами. Мне стало совсем плохо, и я кинулся в свою комнату. Сбросил только ботинки у входа, чтобы не пачкать полы. Обида разъедала душу изнутри. Хотелось рыдать в голос и бросаться на стены. Никому я не нужен. Никто меня такого не полюбит. Никто не заинтересуется бракованным омегой не способным понести. Рука инстинктивно коснулась шеи. Он лизнул меня. Теперь точно убедился, что я без запаха и не захочет больше приходить. Шуба упала на пол, туда же полетели и штаны с налипшим снегом и свитер. Кровать неприятно скрипнула и покачнулась, когда поднимался наверх. Мне бы ванну принять и согреться, но не хочу никого видеть. Они все такие счастливые, полноценные. Не могу. Накрылся подушкой, чтобы заглушить горькие рыдания. Может мне повезло, что я омега, а может нет, но, по крайней мере, братья-альфы занимали одну большую комнату, а мне досталась маленькая. Всего-то помещалась кровать двухъярусная, под ней - комод, а рядом с окном - стол. Вдоволь можно поплакать и никто не будет мешать, а если и будут - всегда можно перетащить стул под дверь и подпереть ручку. - Солнышко, тебе точно ничего не сделали? Почему ты плачешь? Папа поскрёбся в дверь, но заходить не стал. Мне в глаза словно песка насыпали, нос заложило от соплей, губа прокушена. - Ничего. Я хочу спать. - Мартин... - Пап, давай не сегодня, я устал. - Как скажешь. Тогда завтра поговорим. Вот только этого мне не хватало. Завтра будет очень стыдно, надо придумать, что сказать, но голова совсем не варит. Я нервно вздрогнул, когда в окно кто-то поскрёбся. Неужели Коллинз всё-таки решил мне отомстить? - Малыш? Дверь слегка приоткрылась. Светлый лучик разрезал темноту тонкой полоской. Теперь страшно мне не было. За окном оказался наш спаситель, но он быстро исчез. - Отец! Нормально всё, устал просто. Снег слишком глубокий, тяжело было идти. Завтра поговорим! Не хватало, чтобы мелкие ещё зашли! К счастью, родители сказали им не трогать меня. Когда под дверями перестали вышагивать, я медленно спустился с кровати и выглянул в окно. На улице слишком темно, чтобы что-то рассмотреть. Мне не верилось, что он мог вернуться. Так хотелось его увидеть, что, наплевав на безопасность, стащил со стола учебники. Руки слегка подрагивали, когда прятал их в верхний ящик комода. Чтобы открыть окно, пришлось залезть на стол. Летом обычно я его убираю, но при этом всегда создаётся много шума. Мне ведь не нужно, чтобы родители снова прибежали? Крупные хлопья снега опустились на подоконник, превращаясь в небольшие лужицы. Кожа покрылась мурашками. Я совсем забыл, что расхаживаю в одном белье. Опять кинулся к комоду, чтобы натянуть хотя бы свитер. Когда обернулся, на подоконник опустилась чёрная мощная лапа. Он нерешительно замер, словно спрашивая разрешения. Я кивнул, опуская свитер, чтобы прикрыть бедра. Стало почему-то стыдно за свой внешний вид - за худые ноги, за некрасивое тело. Зверь легко скользнул внутрь и мягко приземлился на пол. Места в комнате совсем не осталось, и я ощущал голыми ногами его тёплое дыхание. Кошак посмотрел на окно и дёрнул хвостом. Чтобы пройти, надо было переступить через него. Но зверюга упёрся передней лапой в комод и встал на задние лапы, становясь выше меня почти на голову. Я всё же дотронулся до него, когда закрывал окно. Он такой горячий, мягкий. Когда-то давно, ещё до моего взросления, я часто игрался с котятами. Я даже не подозревал, как сильно мне этого не хватало. Хотелось обнять его сильное тело и зарыться носом в тёплый густой мех. Понятное дело, родители не хотели меня огорчать, поэтому всё реже обращались при мне. Но, может было бы легче, если бы отношение ко мне не изменилось? Сейчас-то уже поздно об этом думать – прошлого не воротишь. - Не перекинешься? Я скорее почувствовал, чем увидел, как он отрицательно мотнул головой. И что мне теперь делать? Разговаривать в пустоту? Странно, что родители ещё не пришли на чужой запах. Потоптавшись немного у стола, всё же решил залезть на кровать. Вряд ли он позволит себя потискать. Но прежде чем я улёгся, постель предательски скрипнула. На секунду мне показалось, что мы сейчас свалимся, но обошлось. Я распластался на боку у стенки, чтобы зверь тоже мог удобно устроиться. Голыми ногами чувствовал его тёплый мех и до зуда в пальцах хотелось обнять пушистое горячее тело. Мокрый нос ткнулся мне в лицо. Язык прошёлся по скуле, медленно опускаясь на шею. Кровать снова дрогнула и жалобно заскрипела, когда он повернулся на бок и положил на меня мощную лапу. Я нерешительно дотронулся до широкой грудной клетки. Тело вывернулось ещё больше, подставляя живот. Такой мягкий, шелковистый, бархатный. Мне так этого не хватало! Медленно перебирая густой мех, незаметно для себя уснул. Проснулся от дикого холода. Даже одеяло не спасало. Естественно рядом никого не оказалось. Зато вот окно настежь открыто. Наверное, порывом ветра. Не думаю, что он мог бы оставить меня замерзать. В принципе, в этом не уверен. Я ведь ничего о нём не знаю. Интересно, когда он ушёл? В дверь поскреблись. - Солнышко? Ты там не замёрз? - Нормально. Только вот зуб на зуб не попадал, пальцы не слушались, а ног вообще не чувствовал. - Можно войти? - Да, пап. Я спрятался под одеялом и шумно вдохнул, принюхиваясь. Нет, ничего не чувствовал, кроме порошка. А жаль. - Я починил одежду твоего друга, - сказал папа, подбирая с пола брошенные мною накануне шмотки. Он проворно закрыл окно и повернулся ко мне. - Знаешь, никогда не думал, что медведи могут так вонять. - Спасибо. Теперь понятно, почему они вчера не прибежали с вилами наперевес. - Тони приходил, устроил переполох и убежал. - А сколько сейчас? - Уже время обедать. Будешь? - Было бы неплохо. Тони вечно переполошит всех, даром, что шестнадцать. Мы как-то незаметно сдружились, когда младшие братья перешли в пятый класс. Да так и дружим до сих пор. Ну, раз прибежал, значит, нормально добрался. Надо бы Лари поблагодарить за это. Может быть, мы даже подружимся. Наверное. Он слишком необщительный. В принципе, кроме Тони, у меня тоже нет друзей, так, знакомые, которые при первой возможности нож в спину всадят. Живот от голода слипался. Неудивительно. Я ведь пропустил вчерашний ужин и завтрак. Мне было так холодно, что натянул сразу два свитера и двое штанов - про носки вообще молчу, нога, кажется, на размер больше стала. Папка удивился, но ничего не сказал, а я шмыгнул носом. Заболеть мне только не хватало! - Понял. Больше не буду так проветривать. Прости, я уснул после того как открыл окно. Он покачал головой и утащил с собой подобранную одежду. В кухню я ввалился, переваливаясь, как беременный. И тут же пожалел, что сразу решил поесть, а не умыться. Отец только хмыкнул, недоверчиво дёрнув бровью. Я немного отступил, когда он вдохнул глубже обычного. Сердце на минутку забилось в конвульсиях. Ещё чуть-чуть и я схлопочу приступ. - От тебя чужаком всё ещё несет. - Конечно, будет от него пахнуть! - вступился папка, приглашая за стол. - Он ведь вчера был слишком близко. Он тебе точно ничего не сделал? - Лизнул, - мои щёки запылали. Надо было это сказать, потому что никто не может настолько сильно пропитаться чужим запахом, всего лишь находясь рядом столь короткий промежуток времени. А вчера перед сном, ягуар основательно вылизал мне лицо и шею с руками. Надо было всё же сразу пойти умыться. Тарелка с грохотом разбилась. Бледный папка наклонился собрать осколки. Его руки дрожали. Я опустился рядом, чтобы помочь. - Ты должен выяснить кто он, - папка даже не смотрел на отца, говоря это. А мне стало обидно. Если бы я был нормальным, папка бы не вёл себя так... так... слишком заботливо, словно мне всего два года. - Хорошо. - Отец почти всегда соглашался с ним. В кухню кубарем влетели мелкие. От них пахло морозом. Глаза возбуждённо блестели, щёки красные. - Мы сейчас такое видели! - Мойте руки и садитесь обедать, - строго сказал папа, выбрасывая тарелку. Братья одновременно насупились. Я взглянул на отца. Его губы дрожали в едва сдерживаемой улыбке, он даже газету отложил в сторону. Всегда так. Стоит только всем собраться, как он меняется. Когда мы все пообедали, близнецы не сдержались. - Того дикаря поймали! - Он Коллинза утром загрыз! - Они его на площади загнали! - Пытаются ошейник набросить! Они говорили, перебивая друг друга, а у меня перед глазами мелькали разноцветные круги. Как поймали? Как загрыз? Да быть этого не может! Я бросился из дома, едва успев прихватить куртку и обуться. Психанул, когда не сразу понял, почему не могу влезть в сапоги. Пришлось наспех снимать носки. Отец утром успел дорожку прочистить, бежать было легко. Добрался до площади весь взмыленный. Куртка нараспашку, по спине ручьем пот тек. Лицо горело от мороза и ветра. Глаза слезились. Пальцы дрожали. Чтобы пробиться к центру, пришлось толкаться. От шума и криков закладывает уши. Никогда не думал, что попаду в такую давку. Откуда у нас столько людей в посёлке? Красивый чёрный ягуар с тёмно-коричневыми, почти незаметными, пятнами, пригнувшись, скалился на подходящих людей. Он был зажат в два кольца из волков. Рядом что-то лежало. Даже если бы кошак захотел перепрыгнуть, то не смог бы. Управляющий пытался набросить ему на шею петлю. У меня в груди всё сжалось. Не от того, что увидел застывшее тело Коллинза, нет. А из-за того, как повёл себя ягуар, когда наши взгляды встретились. Он как-то жалобно мрякнул и обречённо опустил голову, позволяя надеть на шею удавку. - Нет! Вы что творите! Я бросился на управляющего, отталкивая его от моего ягуара. Мужчина не ожидал, что ему могут помешать. По инерции он отступил на шаг и упал на колено. Я же сбросил удавку с шеи ягуара и сам на него повесился. Волки угрожающе зарычали, но набрасываться пока не стали. Родители растолкали толпу. В папкиных глазах читался священный ужас. Отец начал скидывать куртку. - Нет! Не позволю! - я сильнее вцепился в мощную шею. Беглый взгляд по толпе показал, что единомышленников у меня нет. Все хотели расправы и крови. Кто-то из родственников Коллинза выступил вперёд. Ягуар начал скалиться, выставляя вперед лапу, загораживая, тем самым, меня. - Солнышко, отойди от него. Папкин голос дрожал, но я упрямо покачал головой. Не отдам. Моё. Пусть я ни разу не видел его человеком, пусть у меня нет запаха, но он единственный, кто заметил меня, тот, кто помог. Не могу я его бросить. Папка чуть в обморок не грохнулся, когда ягуар лизнул меня в щеку, высушивая непрошеные слёзы. Голова соображать отказывалась. Сердце от волнения и страха так колотилось, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Он снова лизнул меня, и я понял, что было не так. От него не воняло кровью. Вот ни капли, совсем. Не мог он загрызть его утром. Просто не мог! - Это не он! Тело в моих руках дрогнуло. По толпе прошёл небольшой рокот. Волк замер в нескольких шагах от нас. - Солнышко, отойди, а? - Пап, ну не он это сделал! - я посмотрел на тело Коллинза. Меня затошнило. Ягуар довольно быстро вытянул шею, чтобы перекрыть мне обзор. - Ты же не так кусаешь и отец не так! Вы же не так убиваете! Папка всхлипнул, пряча лицо в ладонях. Отец недовольно нахмурился. Он перестал обнимать супруга и сделал шаг в нашу сторону. Надо отдать должное: ягуар даже не думал скалиться в его сторону. Я спрятал лицо в его густом мехе. Надеюсь, пока я тут сижу, на него никто не набросится. Мне вот интересно. При такой чувствительности к крови, как папка ведёт себя на охоте? В жизни не поверю, что он боится прокусить шкурку загнанного зайца. Я бы, конечно, предпочёл не знать, какие следы потом остаются, но всё же прочитал уйму книг. Когда-нибудь и мне придётся выйти на охоту. Надеюсь. Лисы - самые мелкие оборотни, максимум, что могли сделать братья Тони, так это отлупить Коллинза. Даже, если Лари решил бы отомстить, то он бы просто разорвал бы его на две части. Но убивать? Нет. Здесь что-то другое. - Да, верно. Это не кошачий след зубов. - Я выглянул из-за уха чёрного ягуара. - Покажи. Даже для меня это унизительно. Мой кот снова напрягся, но оскалился. Если вчера зубы были слегка желтоватыми (может, из-за освещения?), то сейчас почти такие же белые, как снег. И от него совсем не пахло. Отец настороженно продвигался к нам, принюхиваясь. Он остановился где-то в метре от нас. До меня вдруг дошло, что отец спокойно может перекинуться и прыгнуть в нашу сторону, сбивая меня с ног. Волки тогда набросятся на ягуара, и они точно порвут его на мелкие сувениры. И от куртки отец давно избавился. Одежду в любом случае папка починит или новую сошьёт. Я оказался прав. Вот только сижу на снегу и обнимаю чёрного, как после мягкого толчка уже лежу, придавленный к земле мощным телом. Я начал брыкаться, пинаться. Но толку от меня, как от блохи. Отец даже не сдвинулся с места, только тихо рыкнул. По-видимому, приказывая успокоиться, но я всё равно его не понимал! И не хотел успокаиваться! Тогда отец в наказание прикусил плечо у основания шеи, вызывая у меня изумлённый болезненный вздох, и в следующую секунду ощутил, как тяжесть с тела пропала. Два клубка - чёрный и пятнистый - с шипеньем качались по снегу. Я не могу поверить. Собственный отец меня укусил! Укусил! Пусть у меня и два свитера, но все равно зубы достали до тела. Зачем он меня укусил? Зачем? - Хватит! Рёв папки заставляет замереть на поляне абсолютно всех. Оба ягуара тяжело дышали, под обоими алел снег. Волки замерли, переставая приближаться к дерущимся. Отец перекинулся обратно в человека, и папка поспешил прикрыть его курткой. - Вот. Следы совсем другие. - Отец ткнул себя в грудь, затем повернулся спиной, показывая совершенно другой отпечаток зубов. Из моих глаз снова брызнули слезы. Абсолютно теперь уже мой ягуар понуро опустил голову. Прихрамывая на переднюю лапу, он попытался уйти. Пара волков перегородила ему дорогу. Тонкая полоска крови слишком ярко выделялась на белом полотне снега. - Куда ты? Он недоверчиво замер, напрягся. Ушки уже не прижаты к голове. Хвост неуверенно дёрнулся. Какой же он всё-таки красивый. Ягуар повернул голову и с какой-то надеждой посмотрел на меня. А может мне просто показалось? - Куда ты? - совсем тихо спрашиваю, вытирая слезы свитером. Ни черта не вижу. - Не уходи. - «Я покусал твоего отца» . Теперь у меня точно истерика: катался по снегу и ржал, подкидывая белую массу вверх. Папка оставил заботу об отце и бросился ко мне, сковывая. Только вот у меня получилось вырваться из его слишком заботливых рук. - Я слышу! Слышу! - Солнышко, что ты слышишь? Зайчик мой, ну перестань, заболеешь. Папа снова попытался обнять меня, но у него не получилось. Я вертелся, как уж на сковородке и счастливо хохотал. Точно! Надо успеть, пока он не ушёл. Ноги не с первого раза хотели слушаться, но когда это случилось, я набросился на спину ягуара, повалив того на вытоптанный окровавленный снег. - Тебя слышу. Тебя! - удобно устроился у него на груди, мощные лапы несмело меня обняли. Теперь в полной мере могу затискать его, и никто слова не скажет, в том числе и он. Влажный язык скользнул по лицу, губам, и я отчетливо понял, что хочу его и никто больше мне не нужен. - Как тебя зовут? - «Джеймс». - А я Мартин, приятно познакомиться. Так хорошо на нём лежать, тепло, уютно. - Солнышко, давай в дом вернёмся, простудишься. И вам, молодой человек, стоило бы перекинуться. Чаю что ли давайте попьем, познакомимся. - Папка вмешался совсем некстати. Так хотелось ещё понежиться в «меховых» объятиях. - «Не могу» . - Что не можешь? Джеймс отвернул морду, я поднялся. - «В человека перекинуться» . Меня снова разобрало, но уже от нервного смеха. От идиотизма ситуации я упал на колени и в новом приступе истерики прихлопывал без того утоптанный снег. - Мы точно с тобой одна пара, - выдохнул, когда немного пришёл в себя. Джеймс снова лизнул меня в лицо. После нашего ухода, толпа даже не думала расходиться. Это мне сообщил Тони поздно вечером. Сейчас Джеймс перевязанный отсыпался на моей кровати. Отец тоже в бинтах спокойно наслаждался чаем. Я украдкой косился на него. Когда наши взгляды пересекались, он улыбался, а я краснел. Чувствовал за собой вину, мне было стыдно за своё поведение. Ведь он специально сделал так, чтобы Джеймс его покусал, чтобы доказать невиновность. - Так кто тогда его загрыз? - Не знаю, но нам же лучше. Приставать больше не будет. Тони насупился. Поздно ночью отпускать его никто не собирался, поэтому папа постелил нам диван в гостиной. Я так и не извинился перед отцом. А надо бы еще и поблагодарить. Когда папка позвал завтракать, мы застали картину «маслом»: оба альфы пялились друг на друга. - Отец, спасибо тебе. - Да чего уж там. - И прости. - Да чего уж там. Ты же его выбрал. Родственники как-никак. Я покраснел из-за того, с каким намёком он это сказал. Джеймс может даже не думал об этом, а тут отец... Да ещё этот взгляд «попробуй только сбеги, найду и закопаю». - «Не волнуйся. Твой отец прав» . - О чём ты? - я удивлённо уставился на зверя. Мягкие, такие привлекательные, ушки дёрнулись. - «О родственных связях» . - Только не говори, что ты мой давно утерянный дядя. Чей он брат? - немного зло уставился на родителей. Ещё чего! Моё, не отдам. Ягуар мягко фыркнул, подошёл ко мне и лизнул в руку. - «Наивный, даже не надейся. Муж ты мой, в скором времени. Согласен?» - Он делает ему предложение? - Патрик, старший из близнецов, нетерпеливо дёрнул папку за руку. - Похоже на то, - почему-то шёпотом отозвался родитель. - «Так как?» - Ага. Даже не верится, что меня берут в мужья. Меня! Тони рядом захлопал в ладоши. - Это так мило. А он не укусит? - Только если ему на хвост не сядешь, - предупредил друга. Глаза лисёнка удивлённо расширились. И вообще, я вчера не спросил, но чего он разгуливал в течку? Джеймс обтёрся об мои ноги всем телом и изящной походкой покинул кухню. - Так как? Сделал? - Ага. - Я как пьяный уселся на стул и уставился на отца. - Прости. - Уже забыл. И зажило всё. Я, наверное, действительно пьян, но не от вина - от счастья. У меня есть альфа! Мой собственный ягуар. Мой зверь. *** Эпилог. Птички издавали ленивый щебет высоко в кроне дерева. Это даже щебетом не назовешь, скорее предсмертные крики прибитой вороны. Духота стояла такая, что хоть ныряй в ледник. Даже обычно изумрудная трава выглядела пожухлой и вялой. Жаль, что управляющий хорошо охраняет свою территорию. В это лето он неплохо заработает на продаже льда. Ему его привозит брат откуда-то издалека. В принципе, неплохо остудиться помогает и озеро. Вода в нём настолько прозрачна, что дно кажется обманчиво близко. Если умеешь нырять, то можно попытать счастье и поймать рыбину. Но я не настолько хороший пловец и предпочитаю далеко от берега не отходить. Странно, что народа нет, только мы вдвоём. Хотя, наверное, мы одни дураки, наверняка все прячутся по подвалам, в прохладе. Поглаживая влажный от воды живот Джеймса, вспоминал Тони. Оказывается, тогда Коллинз всё же пострадал из-за него, пусть и косвенно, но всё же. Волк собрал компанию, и они почти пришли к дому Тони, но, из-за нежелания делиться течным омегой, Коллинз подрался со своими же. Джеймс по чистой случайности нашёл тело и притащил в посёлок. Тут-то его и поймали. Тони не доучился, не смог этого пережить и со своим альфой уехал в деревню, подальше от нашего посёлка. Лари с семьей тоже уехали, как только закончился учебный год. Мы сдружились и сейчас шлём друг другу довольно длинные письма. Пару свою он пока не встретил. Мне хоть и не пишет, что переживает по этому поводу, но я то знаю, как это бывает. Джеймс так и не обернулся человеком, а у меня так и не случилось течки. Пока он в зверином образе, поженить нас не могут, но мы всё равно вместе. Старший брат благополучно женился и свалил со своим омегой в подаренный родителями дом. Для нас тоже строился домик, только в родных местах Джеймса. Когда его родители узнали, что с сыном всё хорошо, они приехали к нам и гостили почти месяц. Бедняга прятался по всем углам, чтобы не быть затисканным. Оказывается, что ему двадцать пять, и такой он после смерти брата-омеги. Мальчишка не пережил первую течку: кучка отморозков поймала его, когда он возвращался домой из библиотеки. Более подробно расспрашивать мне не хотелось, уж слишком болезненные воспоминания для моего кота. - Даже не верится, что уже полтора года прошло. - «Погладь пониже» . - Там у тебя... - «Знаю, погладишь?» До секса дело у нас не дошло. Не то, что мне не хотелось, просто я не мог себя пересилить и переступить черту. Вдруг это только испортит всё? Щенячьи бледно-зелёные глаза добили, и я несмело начал опускать руку чуть ниже. Полуденное солнце и так палило нещадно, а тут ещё кровь прилила к щекам. Я зажмурился от стыда. На мне можно уже яичницу жарить. В озеро, что ли нырнуть? Но сбежать мне не дало ощущение гладкой кожи под пальцами. Я удивленно уставился на красивого мужчину. Если бы не узнал знакомые глаза - заорал бы. - Как я тебе? - после затянувшегося молчания, немного хрипло спросил Джеймс. - Красивый. Брюнет со слегка выгоревшими на солнце волосами, немного бледный. Чёрные брови вразлет, прямой нос, пухлые губы, волевой подбородок. Длинная шея, в которую так и хочется вцепиться несуществующим клыками и пометить как свое; широкие плечи, довольно узкая талия. Немного худой, жилистый. Прелесть просто. Моя мечта. Ниже кубиков пресса смотреть постеснялся. Поваляется пару деньков на солнышке и отбоя от местных красавчиков не будет. Я убрал руку с его живота. Зачем я ему теперь? - Ты чего? Не нравлюсь? - немного обеспокоенно поинтересовался Джеймс. - Нравишься, очень. Дальнейший разговор не сложился из-за резкой боли внизу живота. Этот коварный змей вместо помощи моей персоне, только улыбнулся, поглаживая по ноге. - Ты не хочешь больше меня? - вкрадчиво поинтересовался Джеймс, пробираясь под шорты. Его руки обжигали. Я никогда не думал, что может быть настолько горячо. Ни единого порыва ветра, никак нельзя охладиться, а тут он. Кровь буквально закипала от его прикосновений. - Мне что-то плохо... - Я знаю, - мурлыкнул соблазнитель у самого уха. Меня обдало жаром иного рода. Неужели? - Я ещё месяц назад почувствовал. - Специально привёл сюда? - я всхлипнул, когда его пальцы пробежались по моему животу. - В воде легче будет перекинуться, не так больно. Проверено. - Джеймс подмигнул. - Я ведь стар для этого... - немного испуганно произнёс. Боль в животе нарастала, уже ног практически не чувствовал. - Ты не старый. Коварный соблазнитель. Нельзя же говорить такое подобным тоном! Когда он перекинулся в первый раз? Почему не сказал мне? Но спрашивать такое сейчас - отдалить момент превращения. Плечо обожгло несущественной болью. Моя метка. Неужели всё происходит на самом деле? Десны зачесались, и я прижал ладонь к губам. Что это? - Давай, котёнок, всё будет хорошо. Джеймс чуть отклонил голову в сторону. Меня тряхнуло от его запаха: мускусный, с лёгкой кислинкой. Я не сдержался и глубоко впился удлинившимися клыками в основание его шеи. Один раз. Такое может произойти один раз, и я постарался сделать так, чтобы все видели, кому он принадлежит. Кровь Джеймса ещё больше обжигала, но в тоже время охлаждала разгорячённое тело. Одежда пала под натиском умелых рук. Я вцепился в него ногами, чтобы не посмел сбежать и продолжал насыщаться слегка солоноватой кровью. - «Сейчас не до нежностей, котёнок, чем быстрее сделаю тебя своим, тем легче тебе будет перекинуться». «Хорошо». Хотя я толком не понимал, какая в этом связь. Наверное, больше отвлекающий маневр. Короткая вспышка боли, затем другая, а после я утонул в мареве наслаждения, даже отпустил такую вкусную шею. Я не выдержал и излился между нашими телами, только после этого Джеймс потащил меня в воду. Мой ягуар придерживал меня за голову, чтобы я не утонул. Было не просто больно: адское пламя заставляло изворачиваться и кричать, биться в истерике. Я уже не хотел своего зверя. Не хотел этой боли. Как будто выворачивали наизнанку, потрошили, потом наспех запихивали всё обратно и неправильно зашивали. Ближе к вечеру Джеймс вытащил меня на берег. Мы оба тяжело дышали. Но у него ещё остались силы разжечь костёр и поставить палатку. Я вздрогнул, когда под лапами что-то зашуршало, рядом что-то пролетело, оглушая. Опять новая волна боли. Зажать бы уши, чтобы ничего не слышать. - Полежи минутку, я тебе всё расскажу. - «На кого похож?» - На отца, такой же яркий, только намного лучше. Джеймс широко улыбнулся и поцеловал меня в нос, погладил между ушами. А это приятно, когда тебя гладят, перебирают мех. Мой альфа тихо что-то рассказывал, я постепенно успокаивался. Звуки уже волновали не так сильно, как его запах. Но усталость брала своё. Я положил голову Джеймсу на колени, дурея от исходившего от него аромата, но сил ни на что не осталось. Не хочется думать, что обратное превращение принесёт столько же боли. Но со временем, я думаю, всё нормализуется. Сегодня отосплюсь, а вот завтра... Завтра пусть прячется по всем углам: затискаю до потери пульса.

Испытание или карма

Исходя из вышеприведенных примеров, можно заключить, что не все трудности, происшествия, аварии, тяжелые или легкие заболевания являются следствием кармических наказаний и отработки прошлых долгов. Многое дается человеку как испытание, как поучение чему-то, как осмысление чего-то.

Человек привык считать: «Раз у его знакомого случилась какая-то неприятность (он тяжело заболел, или попал в аварию), значит, его наказали», а раз наказали, значит, этот человек плохой, порочный. Но этот вывод не всегда верен. Плохой человек может проявить себя в любой мелочи, действии, слове, желании и для этого не требуется его особо жестоко наказывать, чтобы другие прозрели и увидели, как он плох. Важнее увидеть его суть по еле заметным штрихам, чем по яркому проявлению.

Ситуации, выглядящие как наказание, часто даются и хорошим людям. Но для положительного человека эти ситуации явятся не наказанием за какие-то грехи, а испытанием.

Наказание в виде кармы исправляет прошлые огрехи, то есть это – возврат в прошлое; а испытание позволяет человеку продвинуться вперед в будущее, подняться на следующую ступень развития. В этом их разница.

Поэтому надо учиться отличать испытания от наказания. Например, хороший человек тяжело заболевает, попадает в больницу, долго лечится, преодолевает много трудностей. Но он не отчаивается, привлекает свою силу воли, терпение, чтобы бороться с болезнью, начинает изучать свой организм и те изменения, которые в нем происходят под влиянием болезни. Он анализирует всю систему медицинского обслуживания, начиная от поликлиники и кончая больничной палатой; выявляет в ней положительные стороны и недочеты. То есть, заболев, думающий человек может многое осмыслить не только в себе, но и в окружающей обстановке.

Такая болезнь дана ему для анализа себя, местной системы здравоохранения, сравнения течения болезни в себе и других. Мысленно анализируя все, с чем он соприкасается, человек приобретает новый опыт, учится бороться за себя. Такое испытание также способствует приобретению его душой новых качеств: сочувствия, сострадания к другим, укрепления силы воли, противостояния неприятностям и прочему.

Или возьмем другой пример. У хорошего человека внезапно в аварии погибает сын. И у жадного и нечестного предпринимателя тоже погибает сын. Получается, что хорошего и плохого человека наказали одинаково. Но на самом деле это не так.

Какой урок извлечет каждый из них из случившегося?

Хорошему дано испытание – потеря любимого человека. Это – страшное горе. Оно ломает слабую душу. Если человек не обладает достаточной силой духа, чтобы справиться с горем, он опускается, начинает пить, теряет интерес к жизни. Все это говорит, что человек не прошел испытания, не наработал устойчивого качества противостояния ударам Судьбы. Но каждый индивид по мере развития должен прорабатывать эти качества (силы духа, противостояния невзгодам) и укреплять их все больше и больше. Поэтому при недоработках указанных качеств у индивида в будущем удары Судьбы могут повторяться до тех пор, пока он или полностью не саморазрушит себя, деградируя, либо ни поднимется над своим горем, найдет новый смысл жизни, перестанет зацикливаться на трагедии, а уважая и чтя погибшего до конца своих дней, продолжит прогрессировать, заботиться о других. В последнем случае повторений подобных ударов судьбы у этой души в качестве испытаний больше не будет.

Что касается предпринимателя, то гибель сына вызвана другими причинами. Он присвоил себе много денег, не принадлежащих ему, не соответствующих затратам его труда. То есть деятельность человека должна соответствовать получаемым доходам. Если он берет больше (обычно во много раз) произведенной деятельности, то нарабатывает карму, за которую расплачивается в этой же жизни самым дорогим (своей жизнью или жизнью родных), или будет в последствии (если не осмыслит гибель и не изменит отношение к получению и распределению средств) передан под руководство отрицательного Иерарха.

В обоих случаях ситуация была одинакова – гибель родного человека. Но причины, породившие эту ситуацию, у двух разных людей были разными. У одного причиной послужила проверка качеств противостояния, силы воли, наработка качеств сочувствия и сострадания к другим. А у второго причиной послужило погоня за деньгами, неправильное распределение средств между его работниками, то есть вступление на негативный путь. И его ситуация – это была попытка Высших вернуть его к Богу. Из одной и той же ситуации люди могут выносить разные уроки жизни.

Часто случается, что люди не обращают внимания на знаки Сверху, не переосмысливают свое поведение, а наоборот еще больше устремляются к благам и бесчестной жизни, в результате чего попадают под руководство отрицательного Иерарха.

А мы знаем, что Тот покровительствует таким, которые гребут к себе неограниченно. Темный Иерарх берет их под свою защиту и у них долгое время все идет прекрасно. Он продолжает их развращать вином, женщинами, интригами, подлостями, безнаказанностью, покрывая их грехи. У них, как говорится, все сходит с рук. Но это длится до определенного времени.

Положительная Система старается бороться с такими элементами, дурно влияющими на молодые души Бога, подающими им плохой пример, разлагающими их. Поэтому она будет требовать определенного наказания такому предпринимателю, а так как она стоит выше отрицательной Системы, то та будет вынуждена считаться с этими требованиями и, в итоге, преуспевающий бизнесмен получит заслуженное наказание.

Но имеется еще много начинающих бизнесменов, которые пока не попали под власть тьмы. Не понимая, что ведет к Богу, а что к тьме, они изо всех сил стремятся разбогатеть. Богатство становится модным, как и чрезмерные блага. Подражая успешным предпринимателям, которые, как говорится, купаются в благах и золоте, начинающие бизнесмены пытаются идти их путями. Но положительная Система не желает отдавать их тьме и начинает бороться за них, посылая им всяческие неудачи и происшествия. То у них машина ломается часто, то сам бизнесмен ногу ломает, то его на крупную сумму обманет партнер, и т. д. Если что-то у человека постоянно случается по мелочам, на это стоит обратить внимание и пересмотреть свою деятельность, постараться выяснить, где он делает что-то не так. Если он не поймет, что это положительная Система посылает ему какие-то знаки, то могут последовать более серьезные наказания.

В итоге такой предприниматель уже под натиском положительной Системы может попасть в тюрьму, аварию, стать инвалидом или изгнанником родины, а может однажды потерять все в стихийном бедствии. В результате крупных неприятностей он пересматривает свою жизнь и становится другим человеком. В этом случае бизнесмен пересмотрел свою жизнь и вернулся к Богу. То есть такие наказания не относятся к кармическим. Такими способами положительная Система старается вернуть человека к себе.

Как видим, моменты всевозможных негативных случаев в жизни человека несут в себе функции наказания, испытания или предупреждения.

Бизнесмен, например, может получать наказания за присвоение себе чужих денег, но это явится предупреждением, что он отклонился от Бога. Если он не понимает знаков Судьбы и выбирает отрицательный путь развития, не осмыслив свою деятельность, не изменив образ существования, то в итоге попадает под руководство отрицательной Системы. Наказание не помогло ему измениться в лучшую строну. Однако это и есть право человека – выбирать, в какую сторону двигаться в развитии: идти через трудности и лишения к Богу, или через удовольствия и чрезмерные материальные блага от Бога.

Но при этом надо помнить, что каждым своим действием человек строит свою душу. Поэтому, когда он постоянно находится в погоне за деньгами и материальными благами, он набирает в матрицу души такие типы энергий, которые становятся несовместимы с энергиями Бога. По этим причинам киллер, выбравший добровольно своей профессией убийство других, не может чисто физически попасть в мир Бога и там существовать.

Или приведем другой пример разного подхода людей к понятию «наказание». Вспомним прошлый XX век, комсомольские стройки. Добровольцы поднимали целину в Сибири, Казахстане. Молодые люди тысячами по доброй воле отправлялись в Сибирь навстречу трудностям жизни с песнями и огромным душевным подъемом. А ранее, в XIX веке, туда отправляли людей в ссылку в качестве наказания.

Молодежь вручную строила гидроэлектростанции, прокладывала железные дороги в тайге через непроходимые леса. Многое делалось вручную, с надрывом и могло бы сойти за каторжный труд, если бы не было другого отношения к происходящему: все делалось с воодушевлением и радостью в сердце. То, что одни души в свое время принимали как грубое наказание (имеем в виду только греховные низкие души, а не декабристов и политических), другие души восприняли как воодушевленный труд.

То есть к одному и тому же у разных душ может быть противоположный подход. Одни эти трудности воспринимают с радостью и вдохновением, а другие – с отвращением и страхом. Сама работа для них воспринимается как непосильная каторга.

Здесь тоже в одной и той же ситуации одна группа людей проходила испытания, причем на них они вызвались добровольно; а другая группа проходила наказание. Первые нарабатывали в свои матрицы положительные качества и прогрессировали, а вторые переделывали минусы на плюсы, возвращаясь к старому. Через одинаковые ситуации первые души устремлялись в будущее, а вторые возвращали кармические долги.

Таким образом, одна и та же ситуация может даваться и для успешно развивающихся, и для деградирующих, или пытающихся отклониться в темную сторону.

Но тогда возникает вопрос: как же отличить наказание от испытания?

Чтобы понять, карма это или испытание, надо знать хотя бы элементарные нормы поведения и морали, требуемой Высшими от людей, хотя бы – те же десять заповедей, данных Богом. А также необходимо разбираться в типах характера людей. Совокупность этих знаний позволит выявить сначала: положительный это человек или отрицательный, низкий Уровень или высокий. А далее необходимо проанализировать все предшествующее поведение индивида до случившегося с ним.

Если он всегда старался поступать правильно, не обманывал других, был честен в деловых отношениях и т. д., то есть это тип положительного человека или стремящегося к праведному образу жизни, то все удары Судьбы являются для него испытанием, проверкой наработки каких-то качеств или продолжения их построения через негативные события жизни. У такого человека случающие трагедии, неприятности в жизни, удары Судьбы являются его испытанием.

Например, хорошей женщине дается часто пьяница-муж, при том драчливый, не потому, что она себя когда-то так вела, а потому, что она должна научиться противостоять злу, научиться защищать себя и детей от него. Не всегда в жизни требуется терпение, иногда нужно принять жесткое решение – развестись с пьяницей, не желающим вставать на путь исправления и дурно влияющим на детей, и самой взять на себя ответственность за сохранение своей семьи, научиться самостоятельно опекать ее и снабжать всем необходимым. У нее таким образом проходят испытания.

Хотя низкой женщине тоже могут дать такого же мужа, так как они соответствуют друг другу по Уровню и должны в борьбе друг с другом стремиться к праведному образу жизни. И здесь у них возможны два варианта: или они оба будут деградировать, спившись, или хотя бы один из них будет стремиться к нормальному человеческому существованию. У них подобное будет идти и как наказание, и как испытание, так как это молодые души, у которых мало наработано качеств.

Если же это средний по развитию человек, и из анализа его поведения видно, что он склонен ко лжи, лицемерию, предательству, недобросовестному исполнению своих обязанностей, то этот человек тесно связан с кармой. И с помощью ударов Судьбы его пытаются направить на путь, ведущий к Богу. Поэтому его жизнь будет строиться не на испытаниях, а на кармических проработках.

Наказание может быть у разных душ одно, но подходят к нему с разных сторон, и результаты отсюда души получают разные.

При испытаниях они или укрепляют свои качества, продолжая их доводить до автоматизма, или деградируют, разрушая имеющиеся качества. (Но в этом случае они нарабатывают карму.)

При карме, как наказании, идет жесткая отработка появившихся долгов.

Испытание и уроки В продолжение темы о том, что написано и что лежит за рамками написанных сценариев.Когда мы живем и творим свое бытие, делаем шаги и наблюдаем результаты нашего выбора, нам всегда хочется верить в то, что все, что происходит, – результат нашего выбора. В